Сергей Зотов
История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный

Можно однозначно утверждать, что религиозные и натурфилософские представления древних египтян включали в себя протоалхимические знания. Египтяне считали, что материя была создана Осирисом и Исидой, а также небесными светилами. Исследователи часто усматривают существование древнеегипетской концепции четырех стихий, независимую от древнегреческой: свет, земля, бриз и вода упоминаются в молитве Осирису. В Египте использовали для лечения металлы, подделывали драгоценные камни, а также намеренно называли секретные ингредиенты фальшивыми именами – все это было свойственно и для позднейшей алхимической традиции. Вера в древнеегипетских богов, в добрые и злые магические силы, пронизывающие весь мир вокруг, передалась, как мы увидим дальше, алхимикам нового, эллинистического Египта.

Магический огонь: древнегреческое влияние

На александрийскую алхимию не могла не оказать влияние древнегреческая культура, в особенности – философия. Алхимия, распространившаяся из эллинизированного Египта по всей Европе, зародилась в результате смешения нескольких философских теорий: Эмпедокла о четырех элементах, Гераклита о центральной роли огня в преобразовании материи, и многочисленных достижений других философов, в особенности – Пифагора, Платона и Аристотеля. Все они вступили во взаимодействие с развитыми древнеегипетскими лабораторными практиками.

Древнегреческий философ Фалес из Милета, основавший милетскую школу, положил начало учению о стихиях: он рассматривал воду как основу всего сущего, первоматерию. Вслед за ним свое понимание стихий развивали Анаксимен, отдававший первенство среди стихий воздуху, и Гераклит, считавший огонь главным из четырех элементов. Для его концепции все они, впрочем, были одинаково важны: «смерть земли стать водою, смерть воды стать воздухом, воздуха – огнем, и обратно».

Кульминацией учений о стихиях стала философия Эмпедокла. В V в. до н. э. этот философ создал теорию о четырех первоэлементах. Огонь, вода, земля и воздух, согласно философу – четыре раздельных стихии, каждая из которых не может превратиться в другую. Все земные металлы были созданы из проявлений четырех элементов в различных комбинациях – следовательно, трансмутация металла была возможна при изменении пропорции стихий. Эмпедокл связывал свои четыре элемента с богами – Нестидой (сицилийская богиня воды), Аидом (подземным богом), Зевсом (верховным огненным богом) и его супругой Герой (повелительницей воздуха). Стихий было именно четыре, так как на теорию Эмпедокла повлияло пифагорейское понятие тетрактиса, мистической четверицы, обозначающей всю полноту мира (1+2+3+4=10).

Пифагор оказал решающее влияние на возникновение алхимии. Его прямое воздействие на златоделов Александрии можно увидеть, например, в одном анонимном трактате, где четыре элемента, необходимых для составления «мистического яйца» (т. е. философского камня) сравниваются с четырьмя тонами тетрахорда – базового звукоряда из четырех нот. Так как существует только шесть тетрахордов, вся музыка состоит из 24 базовых тонов. То же свойственно и для первоматерии, комбинаций которой ограниченное количество. Как тетрахорды можно сочетать так, чтобы они звучали гармонично, так и вещества можно привести к состоянию философского камня. Для составителя этого трактата, вероятно, неопифагорейца, музыка была лишь отправной точкой для разговора об алхимии. Само священное искусство, в свою очередь, являлось методом преодоления бренного существования и способом достижения гармонии тела и души (по своей сути близкой к музыкальной). Похожая мысль появится позднее и в алхимическом трактате Стефана Александрийского.

Алхимия так часто обращалась к музыкальной теории, поскольку обеими науками часто занимались именно последователи Пифагора. Музыкальная алхимия и даже музыкальная магия были среди них достаточно распространены. Так, в ряде греческих магических папирусов или на папирусных амулетах ученые находят заклинания, содержащие группы букв, обозначающие семь греческих гласных: α, ε, η, ι, ο, υ, ω (a, э, е, и, о, у, о). Иногда они образуют практически невыговариваемые палиндромы: ιαωαωιωιααιωιωαωαι (иаоаоиоиааиоиоаоаи). Что же значили эти таинственные заклинания?

Семь греческих букв, обозначающие гласные, были связаны с мистико-религиозной пифагорейской теорией о гармонии сфер, несущих на себе планеты. Буквы символизировали семь нот, которые издавали при круговращении по небосводу семь планет. Однако человеку не было дано услышать небесную гармонию, составленную из планетарных нот (хотя, пифагорейцы считали, что их учитель был на это способен, а Кеплер в XVII в. утверждал, что гармонию сфер человек может услышать после смерти).

Буквы и их последовательности служили символами небесной музыки: каждая планета соответствовала определенной ноте, а та, в свою очередь – одной из семи гласных древнегреческого языка. Соблазнительно трактовать найденные заклинания как имитацию божественной музыки: известно, что в восточных мистериях ряды гласных могли произносить, чтобы усиливать заклинания. Впрочем, гностики так не делали: в других текстах они определенно указывают, что гласные нужно было произносить мысленно, да и современные исследования показывают, что никакой мелодии из этих сочетаний нот не получилось бы. Разгадка состоит в том, что в древней Греции не было цифр, вместо них использовались буквы, поэтому каждая гласная – это еще и число. Гласные не были земным отражением небесных звуков, они были числами, через мысленное созерцание которых суть божества являлась жрецам. Для Пифагора эта идея была особенно важна: по легенде, именно он понял, что даже сами ноты представляют собой численные отношения: квинту, кварту, октаву и т. д.

Учения древнегреческих философов послужили теоретической основой для алхимиков Александрии, но в их текстах мы не находим никаких свидетельств о существовании алхимии в самой древней Греции. Тем не менее, в некоторых трудах все же можно обнаружить некоторые протоалхимические идеи. К примеру, Аристотель впервые сравнивает происходящее в человеческом организме с химической операцией: «Переваривание пищи в теле подобно кипячению, ибо и оно происходит во влажном и теплом благодаря теплоте самого тела, в то время как некоторые виды несварения подобны недовариванию». Он же впервые среди греков упоминает ртуть и сравнивает ее с душой: «Некоторые утверждают, что душа движет тело, в котором она находится, потому что она сама движется. Таково мнение Демокрита, сходное с высказыванием постановщика комедий Филиппа о том, что Дедал сообщил движение деревянному изваянию Афродиты, влив в него ртуть». Кратин, основатель древней аттической комедии и предшественник Аристофана, живший в V в. до н. э., упоминает в одной из своих комедий следующее: «Что в городе кажется золотом, снова станет свинцом за его пределами». Но намек ли это на то, что греки слышали о превращении свинца в золото?

Несмотря на нехватку источников, мы знаем о некоторых химических практиках в древней Греции. Как и в Египте, они были связаны с религией. Например, получение спирта при помощи дистилляции вина (таким образом сегодня производят бренди) не упоминается вплоть до Средневековья. Однако ряд исследователей полагает, что этот процесс был хорошо знаком древним грекам, а именно – последователям тайного мистериального культа Диониса. Получаемый дистиллят не употреблялся внутрь, а служил источником ритуального огня. В отличие от более известного «греческого огня» он не поджигал предметы вокруг, а потому горел даже на одежде и волосах, безболезненно для человека. Возможно, что этот «магический огонь» рассматривался участниками мистерий как нисхождение на землю самого бога Диониса.

В древнегреческих источниках не осталось никаких прямых указаний на дистилляцию вина: не в последнюю очередь это объясняется тем, что разглашать происходившее на мистериях запрещалось под страхом смерти. Но мы находим крупицы сведений в пересказах более поздних писателей. Будучи язычником, Нонн Панополитанский в V в. написал поэму «Дионисиака», которую часто называют последним эпосом античности. Позднее, уже став христианином, он пересказал Евангелие от Иоанна языком Гомера. Нонн собрал в своем дионисийском эпосе огромное количество мифов об этом боге, позаимствовав их из античных произведений, в т. ч. сегодня утраченных. Один из них повествует о том, откуда произошло само слово «мистерия»: все дело в имени Мистиды – няни маленького Диониса. Она ухаживала за ним ночами напролет, не смыкая глаз (отсылка к тому, что мистерии проводились ночью), играла с ним погремушкой (в ритуалах применялись похожие инструменты – кимвалы), развлекала танцами при свете огней, плела венки из винограда, в общем – была прототипом вакханки (девушки, практикующей культ Диониса). Среди занятий первой вакханки встречается что-то не совсем ясное: «Мистида подвязала к груди обнаженной фиалы медные».

Скорее всего эти туманные строки являются результатом неправильного понимания исходного текста. Видимо, в оригинале имелось в виду, что вакханка носила фиалы (в руках, а не на себе – в греческом глагол «носить», как и в русском, имеет два значения), а именно – мастарионы. Греки называли колпаки для перегонного куба мастарионами (от др. – греч. «мастос» – «женская грудь») из-за их формы. Несведущий в химии и форме сосудов Нонн мог понять фразу «Мистида несла в руке медные, похожие на груди, фиалы» как «Мистида надела себе на грудь медные фиалы». Это одно из многочисленных косвенных свидетельств того, что последователи культа Диониса практиковали лабораторные эксперименты по дистилляции.

В другом случае мы встречаем прямое упоминание «магического огня». В пьесе Еврипида «Вакханки» (V в. до н. э.) он описывает девушек, творящих злодеяния, в то время как огонь полыхает на их волосах, не причиняя им вреда:

 
Все, что хотели, на руки они
Могли поднять: ни меди, ни железа
Им тяжесть не противилась; на кудрях
У них огонь горел – и их не жег.
 

Перевод Иннокентия Анненского.

Видимо, Еврипид был достаточно буквален: он жил в Македонии, где, согласно историческим свидетельствам, действительно обитало достаточно много последовательниц культа Диониса. Вполне возможно, что стихи о горящих кудрях – не метафора гнева, а фиксация ритуала, подсмотренного кем-то из непосвященных в мистерии, если не самим Еврипидом. Исторические источники о жизни афинских солдат сообщают, что примерно в то же время македонские вакханки проводили ритуалы «кипячения» (т. е. дистилляции) для духовного перерождения посвящаемого. Если всем этим разрозненным источникам можно верить, древние греки обладали полным арсеналом для производства винного дистиллята как минимум уже в V в. до н. э.

Дионисийские культы быстро распространились за пределами Греции, в конце концов оказавшись в Египте, Риме и даже Индии. О передаче знания об особом огне от греков в другие регионы свидетельствует текст одного христианского автора, пересказывающий рецепт из утерянной книги Анаксилая Фессалийского (I в. до н. э). Христианин называет его «фокусом гностиков и магов», т. к. получаемый дистиллят, смешанный с солью, смолой и серой, якобы использовался теми, чтобы без вреда поджигать посвящаемых: должно быть, этот ритуал сильно впечатлял их суеверных последователей. Со временем «магический огонь» стал необходимой частью инициации во многих религиозных культах – благодаря свидетельствам таких христианских авторов как Тертуллиан и Августин, мы знаем, что позднее огненная инициация практиковалась во многих гностических сектах. Иногда огненное крещение существовало наряду с водным. Голову инициируемого поливали дистиллятом и ненадолго поджигали: это означало символическое очищение от грехов. В еретическом учении Симона Мага люди погружались во время крещения в купель, в которой вода смешивалась со спиртом и поджигалась. В гностической книге Иеу подобный ритуал обстоятельно описывается. Его проводит сам Спаситель: «И продолжил Иисус речь свою к ученикам своим: «Принесите же мне лозы винограда, дабы вы могли получить огненное крещение».

Культура древней Греции повлияла на становление алхимии в ее классическом, европейском виде, пожалуй, еще больше, чем древнеегипетская. А дионисийские лабораторные эксперименты продолжили свою эволюцию в Александрии и развивались наравне с древнегреческими религиями, языком, литературой и философией.

Рождение александрийской алхимии

Благодаря политике, провозглашенной еще Александром Македонским, его главное детище, Александрия Египетская, в эпоху римского владычества стала плавильным котлом приносимых со всего света религий и учений: неоплатонизма, греческой философии, гностицизма, герметизма, культов древнеегипетских, азиатских и римских богов, иудаизма и христианства различных изводов. С момента основания в 331 г. до н. э. этот город замышлялся как главный культурный центр. В него стекались интеллектуалы со всего античного мира, именно в нем хранилось бесценное собрание Александрийской библиотеки, части универсального научно-образовательного комплекса – Мусейона.

Свободный дух Александрии делает возможным возникновение алхимии. Египетские техники подделки металлов и камней и представления о божественном происхождении материи сталкиваются с древнегреческой натурфилософией и мистическим платонизмом. Так в III в. появляются одни из самых ранних известных науке сборников алхимических рецептов: т. н. Лейденский и Стокгольмский папирусы, написанные на древнегреческом языке. Папирусы были обнаружены в гробнице в Фивах и переданы в Европу в XIX в.: это единственные свидетельства об алхимии александрийской эпохи, дошедшие до нас не в копии. В них содержится четыре раздела, которые встречаются почти во всех древнейших трактатах по алхимии эллинистического периода. Первый посвящен окраске неблагородных металлов в белый, а второй – в желтый (т. е. изготовление фальшивого серебра и золота). В третьем описывается окраска кварца (подделка драгоценных камней). Четвертый повествует об окраске шерсти искусственным красителем, дешевым суррогатом тирского пурпура. Инструкции о подделке шифруют названия растительных ингредиентов названиями в духе «сперма льва» или «кровь змеи»: эти секретные обозначения станут стандартом для арабской и европейской алхимий, а затем перекочуют в современную ботанику. К примеру, немцы до сих пор называют одуванчик «зубом дракона», англичане именуют ликогалу «волчьим молоком», а на русском красную смолу зовут «драконовой кровью».

Вероятно, многие из папирусных рецептов были заимствованы в сочинении одного из самых ранних александрийских алхимиков, псевдо-Демокрита «Природа и таинство» (ок. I в.) Сегодня этот труд известен только в фрагментах, содержащихся в средневековых византийских копиях. Тайны алхимии главный герой трактата якобы узнал у своего наставника, имя которого не раскрывается. Однако наставник давно умер, приняв яд, и чтобы вновь обратиться к нему за помощью, алхимик вызывает его душу из Аида. Призрак, с большим трудом преодолевая силу даймона, контролирующего его, подсказывает ученику, что необходимые для познания тайн природы книги спрятаны в храме в Мемфисе. Там, в разрушенной колонне, алхимик находит книгу с единственной фразой внутри: «Одна природа наслаждается другой природой, одна природа одолевает другую природу, одна природа управляет другой природой».

Составитель одного из первых изданий этого текста псевдо-Демокрита, историк Герман Дильс (1848–1922), истолковал слово «никто» во фразе «Никто (в оригинале – «ут ан тис») не знал о существовании этих книг» как имя «Останес». Так получилось, что некий Останес порекомендовал ученику искать книги в храме. Но эта догадка об авторстве не возникла в XIX в. Византийский алхимик Синезий считал Останеса учителем псевдо-Демокрита – ему же принадлежит идея о том, что Демокрит-алхимик и Демокрит-философ – одно лицо. Это имя он, видимо, достроил тем же способом, что и Дильс четырнадцать веков спустя. Алхимические тексты Останеса и правда существовали: их составили гностики-последователи Василида во II в., т. е. позже, чем была написана «Природа и таинство».

Выходит, что имя настоящего наставника псевдо-Демокрита в тексте не фигурирует. Но некоторые ученые считают, что упоминания о даймоне и смерти от яда намекают на то, что учителем был сам Сократ. Философ, выписанный в диалогах Платона, умер от ядовитого сока цикуты и тоже неоднократно говорил о сопутствующем ему на протяжении всей жизни добром даймоне – гении, подсказывающем правильные поступки. Тогда и главный герой трактата – не Демокрит, а философ Платон, которому также часто приписывали алхимические сочинения. Таким образом, фраза о «природе, одолевающей другую природу» может быть ссылкой на диалог Плана «Тимей», в котором философ, опираясь на догмат тетрактиса Пифагора (см. здесь), объясняет, что различные стихии, т. е. «природы», могут превращаться друг в друга, т. к. являются разными состояниями одной и той же первоматерии.

После мистического введения в книге начинается перечисление рецептов. Трактат псевдо-Демокрита поделен на четыре раздела и посвящен окрашиванию. Этот автор впервые предлагает классическую модель алхимии, просуществовавшую вплоть до XX в.: свинец превращается в золото с помощью философского камня. В ходе его изготовления содержимое лабораторного сосуда поочередно становится черным, белым, желтым и красным. В Средневековье эти стадии будут называть нигредо, альбедо, цитринитас и рубедо. Конечной целью алхимии псевдо-Демокрита является исцеление души, а не (только) обогащение: ведь изменяя «природы» металлов, человек практиковал ритуал и влиял, согласно принципу симпатии, и на свою душу. Эта идея была позаимствована из пифагорейского учения о метемпсихозе, т. е. переселении душ: считалось, что душа, умирая и перерождаясь, кочевала от растения к животному, от ребенка к женщине, от мужчины к истинному пифагорейцу. Пифагореец должен был улучшать свою душу посредством аскетической жизни и ритуалов, чтобы после смерти душа наконец-то освободилась от земных оков и жила среди небесного света. Теория об исцелении души посредством алхимии будет развиваться во всех последующих трактатах александрийских экспериментаторов.

В это же время своя протоалхимическая традиция была и в Риме. Римский историк I в. Плиний в своей «Естественной истории» описывает настоящий алхимический эксперимент: «Принцепс Гай, наиболее падкий до золота, заказал огромное множество аурипигмента, дабы приготовить из него драгоценный металл. Результатом стало настоящее золото, однако в малом количестве, и Гай страдал о своей потере». Видимо, описываемая Плинием процедура – купеляция, процесс экстракции золота.

Труды других древних полулегендарных алхимиков эллинистического Египта помещены в византийских сборниках рядом с фрагментами псевдо-Демокрита. Среди них выделяется несколько женщин – точнее, авторов неизвестного пола, выбиравших себе женские псевдонимы. Один из трактатов по златоделию был якобы написан Клеопатрой (3, 4). На самом деле древнеегипетская царица не была его автором: алхимики часто подписывали свои работы именами известных исторических персонажей, авторитетных ученых или даже богов. У Плутарха царица Клеопатра становится метафорой Александрии, демонстрирующей нам то, каким город видели греки и римляне: роскошным и экзотическим царством мудрости и похоти. У арабов же она становится целомудренной царицей-ученой (см. здесь), наследуя александрийскому образу царицы-алхимика. В своем трактате псевдо-Клеопатра описывает хризопею (златоделие) как череду химических операций над тетрасоматой – амальгамой из четырех базовых металлов (свинца, железа, меди и олова). Эта технология, восходящая к пифагоровой идее тетрактиса, также станет классической для алхимии Европы.

Другой «женщиной»-алхимиком александрийской традиции была Мария, писавшая примерно в I–III вв. Она имела множество прозвищ: Еврейка, Гречанка, Коптская, Египетская, Пророчица, и т. д. Выводы о ее этнической принадлежности делались безосновательно, она часто отождествлялась с другими знаменитыми Мариями – сестрой Моисея, Марией Магдалиной или египетской святой. Марию цитировали многие александрийские алхимики, так как она многое сделала для оперативной химии. Среди ее изобретений – керотакис, закрытый сосуд для нагревания материалов и сбора пара, трибикос – алембик с тремя приемниками для дистилляции влаги, и, самое известное и до сих пор широко используемое устройство – водяная баня или бенмари. Сегодня принцип бенмари используют в мультиварках, но прежде это изобретение применялось для алхимических нужд, например, чтобы медленно нагревать вещества.

Рис. 3. От всей египетской алхимической традиции до нас дошла лишь пара аллегорических изображений – они находятся на одном-единственном листе из произведения неизвестного египетского алхимика «Хризопея Клеопатры», скопированном в Средневековье византийскими алхимиками.

На странице рукописи рядом с алхимическими аппаратами и астрологическими схемами дважды изображен уроборос (от древнегреческих слов «хвост» и «еда») – змей, пожирающий свой хвост. Внизу страницы он обрамляет афоризм «Эн то пан»: «Единое есть всё». Змей разделен на две половины, красную и белую, обозначающие две противоположности, из которых составлены все металлы. Изображение чуть выше аллегорически представляет уробороса в виде магической печати с хвостом, надпись на которой раскрывает смысл приведенного выше афоризма:

Единое [есть] всё, посредством себя самого и в самом себе; и если бы оно не включало бы в себя всё, то всё было бы ничем. Змей – един, и яд находится между двух его знаков.

Перевод Ирины Протопоповой.

С одной стороны, бесконечное движение уробороса по кругу подчеркивает единство противоположностей («двух знаков»), а ядовитые клыки змея обозначают границу между разнородными субстанциями. С другой, оно демонстрирует цикличность алхимических процессов: так же как в природе рождение сменяется смертью, в дистилляционном аппарате происходит повторение операций растворения и сгущения.

Рис. 4. Форма Уробороса была знакома жителям Александрии по древнеегипетским мифам: в виде змеи египтяне рисовали бога-защитника Мехена. Старейшее его изображение в виде уробороса находится на второй гробнице Тутанхамона: он защищает голову фараона, в то время как ноги правителя попирают змея хаоса Апопа (тоже изображенного как уроборос). Эта композиция символизировала начало и конец времен.

Позднейшие алхимики называли Марию ученицей упоминавшегося ранее персидского мага Останеса (его учеником, по легенде, был и Демокрит). Ее описания лабораторной посуды, а также алхимические метафоры, связанные с процессами коитуса и рождения, позволили исследователю Джеку Линдсею (1900–1990) сексистски и некритично установить по текстам гендерную принадлежность автора – якобы, раз текст о кухне и детях, то он обязательно принадлежит перу женщины. Вероятнее всего, ни трактаты подписанные именами Клеопатры и Марии, ни другие труды под женским именами, не были написаны женщинами. Так же, как и таинственные учителя из Египта или Персии, женщина-еврейка или царица казались таинственными, экзотическими источниками сакральной мудрости, подобно тому, как им в диалоге Платона «Пир» оказывается женщина по имени Диотима. Женщины-алхимики появятся позднее, уже в средневековой Европе – сегодня их наследию посвящены целые тома.

Был еще один трактат, подписанный женским именем – на этот раз самой богини Исиды. Текст, датируемый II–III вв. называется «Пророчество к сыну Гору». В нем алхимистка описывает, почти полностью заимствуя сюжет из ветхозаветной апокрифической книги Еноха, как получила алхимическое откровение от ангелов. Однажды с неба к ней спустился ангел, живший на первом небосводе. Он давно следил за Исидой и хотел с ней совокупиться. Однако женщина в обмен захотела научиться приготовлению золота и серебра. На следующий день ее встретил ангел Амнаэль. Он раскрыл Исиде тайны священного египетского искусства, т. е. секрет философского камня. После этого Исида описывает сами рецепты.

Другим божественным алхимиком считался Гермес – греческий бог, хорошо известный в Египте и отождествляемый с египетским Тотом. В I–IV вв. н. э. из различных трактатов мистического содержания сформировался т. н. Герметический корпус, ставший основой для такого философско-религиозного течения как герметизм. Эти тексты были связаны скорее с неоплатонизмом, чем с алхимическими идеями. Но Гермесу приписывали не только их, но и авторство многочисленных алхимических трактатов. Первым среди александрийских алхимиков Гермеса упоминает Зосима, а в одном трактате византийской традиции он становится мифическим основателем алхимии. Впрочем, самый известный сегодня его текст, «Изумрудная скрижаль», был написан не в эллинистическом Египте, но гораздо позднее арабскими алхимиками (см. здесь). В Египте Гермес считался не только богом и автором многочисленных трактатов, но и героем заклинаний магических папирусов, позволяющих приворожить человека, поймать вора или узнать будущее. Для последнего требовалось под знаком определенного созвездия слепить фигурку Гермеса в мантии из земли, муки, травы, листьев лавра, семян полыни и яйца ибиса. Фигурку оживляли, вкладывая в нее локон волос молящего, а также листок с молитвой и вопросом, на который божество должно было ответить. После сожжения благовоний, чтения заклинаний и других ритуалов Гермес являлся заклинателю с необходимым предсказанием.