Сергей Высоцкий
Третий дубль

– Что случилось? – удивился младший лейтенант.

– Прокол?

– Хотел бы я знать, на чем приехал артист Ленконцерта на дачу?

– Наверное, на электричке. Машин рядом с дачей не было видно.

– А следы протекторов на песке заметны. И трава примята.

– Значит, раньше ездил на машине, а сегодня на электричке. У тебя что, машина не ломается?

– Во-первых, он приехал не сегодня, а два дня тому назад. А до этого был на гастролях.

– Да ведь сегодня с раннего утра такой дождина хлестал. Чего ты озаботился его машиной? Идея есть?

– Надо бы посмотреть, что за машина? Какая модель, какого цвета? Я любопытный.

– Я тебе завтра доложу, – успокоил Никитин, но капитан, пропустив огромный югославский трейлер, круто развернулся и помчался в обратную сторону. Никитин только присвистнул, но ничего не спросил.

Когда надо было сворачивать с шоссе к даче Бабкина, Панин остановил машину и сказал:

– Подожди меня здесь, я быстро.

Он поднялся в горку по мощенной булыжником старой дороге, живо представив себе, как ранним утром бежит по ней Бабкин купаться на залив, как возвращается взбодренный и веселый в предвкушении чашки крепкого кофе на залитой солнцем веранде. Что-то похожее на зависть шевельнулось в груди. «Не отказался бы и я тут недельку покейфовать!» – подумал Панин. Он уже просунул руку над забором, чтобы открыть калитку, как увидел за деревьями, рядом с дачей, красные «жигули». Сорок минут назад на участке их не было!

Прячась за кустами, капитан прошел вдоль забора поближе к даче. В одном месте он задел за пустую консервную банку и несколько минут пережидал, спрятавшись за толстую сосну. Рядом с забором Владимир Алексеевич устроил грандиозную свалку из пустых банок, битых бутылок, старых чайников. Даже ржавая стиральная машина валялась среди гниющего утиля. «Тоже мне экологи! – зло прошептал капитан, вспомнив чуть ли не ежедневные выступления по телевидению поборников нетронутой природы. – Походишь вокруг дач, сразу убедишься, что борцы за экологию свои личные помойки в расчет не берут!»

У Бабкина было тихо, и Панин двинулся дальше, до тех пор пока не смог разглядеть «жигули» получше. «Где же он прятал свою машину? – подумал капитан. – И главное, зачем? А может быть, к нему гости пожаловали?»

Капитан углубился в лес и метров через сто вышел к одной даче – неказистому, похожему на сарай сооружению, выкрашенному в песочный цвет. Утешева сидела в шезлонге и вязала. Панин подошел к забору и негромко окликнул ее.

Матильда Викторовна подняла голову и прислушалась.

– Можно вас на минутку? – попросил капитан.

– Да что же вы за забором стоите? – крикнула она, но Панин приложил палец к губам, и Матильда Викторовна, закивав головой, пошла ему навстречу.

– Может быть, зайдете чайку попить? – спросила она шепотом. – А то соседушка вас ничем не попотчевал. Виданное ли дело, столько времени на него потратили!

– Спасибо, Матильда Викторовна. Хочу у вас поинтересоваться, где Владимир Алексеевич свои «жигули» держит?

– Машину где держит? – в глазах женщины промелькнула хитрая искорка. – Около дачи обычно. А вчера попросил поставить к нам. – Она показала на кусты, за которыми виднелся железный гараж. – Он в гости уходил, беспокоился – сейчас стекла, что ли, вынимают? Колеса откручивают. Наши ребята в отпуск уехали, гараж свободный. Что-нибудь еще спросить хотите?

Панин улыбнулся.

– Если позволите. Несколько дней назад на дачу к Владимиру Алексеевичу привезли аппаратуру… Ту, что мы сегодня осматривали. Вы не видели – кто?

– Не видела. Смотрите, какой у нас лес, – разве углядишь? Да и не услышишь – ветерок с залива все время балуется.

Панин поблагодарил женщину и спросил, как ближе добраться к шоссе. Ему не хотелось идти мимо дачи Бабкина.

– Через сто метров калитка. Там санаторий Ди Витторио. Направо шоссе. Рукой подать.

– Женя, кто такой Ди Витторио? – спросил капитан у Никитина, садясь в машину.

– Какой-то итальянец знаменитый.

– Сильно знаменитый?

– Не знаю. На шоссе, ближе к Зеленогорску, памятник – девушка на рельсах платочком машет. Говорят, тоже итальянка, Раймонда Дьен. У себя в отделении спрашивал, кто такая, – никто толком не знает. – Никитин помолчал немного. Потом сказал, потянувшись с удовольствием:

– Поспать бы минут пятнадцать! Вот пойду в отпуск – первую неделю буду спать без просыпа.

Когда они свернули с Приморского проспекта на Ушаковский мост и впереди, над зеленью Каменного острова, замаячила телебашня, Панин подумал о том, что заказанные им вчера фотографии должны быть уже готовы.

– Пятиминутная остановка у кузницы новостей! – сказал он, но младший лейтенант не ответил. Запрокинув голову назад, он крепко спал.

Из бюро пропусков Папка позвонил Максимову, но его телефон молчал. Тогда он набрал номер монтажной. Трубку подняла Светлана Яковлевна. Папин представился.

– А я вам звонила, – сказала монтажница. – Картинки ваши готовы. Можете приезжать.

– Уже приехал. Звоню из бюро пропусков.

Через десять минут Светлана Яковлевна вышла из подъезда телецентра с большим конвертом в руках. Была она такая бледная и сосредоточенная, как вчера на просмотре, не улыбнулась в ответ на улыбку Александра. Вручила конверт, сказав:

– Если понадобится что-то еще – звоните.

Евгений все еще спал. Время от времени у него вздрагивала то рука, то нога и он издавал легкий жалобный стон. Было такое впечатление, что он и во сне кого-то преследует.

Панин положил конверт себе на колени и одну за другой начал вынимать фотографии. Ему не терпелось увидеть, что же получилось.

На первой фотографии была поливалка, бьющая тугими серебристыми струями по асфальту Дворцовой площади. Номер машины вышел прекрасно. А вот номер красного «жигуленка», ехавшего в сторону улицы Халтурина, разобрать было невозможно, так как в кадре он получился «в профиль».

Прекрасно получились молодые ребята, пришедшие посмотреть на съемку: красивая, но сердитая девушка и какой-то осоловелый, а может быть, просто пьяный парень. Наконец Панин вытащил из конверта две фотографии пожилого мужчины, о котором рассказывали Максимов и Мартынов. Эти кадры особенно заинтересовали капитана. На одной карточке мужчина с портфелем только-только вышел из-за угла – его лица не было видно, только затылок. Что-то привлекло внимание мужчины, и, появившись на площади, он оглядывался назад.

Во втором кадре мужчина уже смотрел прямо в объектив. Лицо сосредоточенное, но ни тревоги, и испуга на его лице Панин не разглядел. Значит, то, что привлекло внимание мужчины за углом, на улице Халтурина, не носило драматического характера. Или нервы у него были очень крепкие?

– Это кто? Пуговкин? – спросил хрипловатым голосом проснувшийся Никитин.

– Может, и Пуговкин. Вам, товарищ младший лейтенант, мы и поручим выяснить.

– Пожалуйста! – легко согласился Евгений. – Я, как посплю, на многое способен.

– Сейчас размножим этот портрет, – сказал Панин. – И в путь. На Миллионную. Сначала покажешь в ближайших от площади дэзах. Если не опознают, придется обходить квартиры.

Он вспомнил, что видел на улице Халтурина вывеску гостиницы.

– В гостиницу Академии наук заглянешь в первую очередь.

«Только почему этот человек сказал Максимову, что никого не видел за углом? – подумал Панин. – Один велосипед. Может быть, он на велосипед и оглядывался? Удивился, что тот лежит на пустой улице?» Это были праздные вопросы. Ответить на них мог только этот чем-то похожий на актера Пуговкина мужчина.

– Не очень-то хорошее изображение, – заметил Никитин. – Резкость маловата. Оригинал бы раздобыть.

Как только они приехали на Литейный, капитан позвонил Максимову. Спросил, нельзя ли получить кусок пленки «с Пуговкиным».

– Нет проблем! – ответил Максимов. – Конечно, можно. Светлана настрижет вам этих кадров сколько нужно.

Но полчаса спустя раздался телефонный звонок, и Лев Андреевич смущенно сообщил капитану, что кадры с запечатленным «мужчиной с портфелем» пропали.

– Этот кусок пленки, всего полметра, оператор отснял на новой бобине. Он вам рассказывал… Кадры бросовые. Сделали для вас отпечатки, и пленку Светлана выбросила.

– Куда выбросила?

– У себя в монтажной. Там есть корзина… Когда мы занимаемся монтажом, то бракованные обрезки в нее бросаем. – Предвидя вопрос капитана, Максимов добавил:

– Я все осмотрел. Как назло, пленки нет.

– Не беспокойтесь, Лев Андреевич, – сказал Панин.

– Мы распечатаем фото с тех копий, которые у нас есть.

– Значит, это не очень страшно? – повеселевшим голосом отозвался режиссер. – А то неловко как-то, пообещал – и опростоволосился!

– А если в вашей монтажной поискать как следует?..

– Дело в том, что искать негде, корзина пуста.

– А я так понял, что в ней должны быть горы обрезков.

– Теоретически. В том случае, когда идет монтаж. В последние дни монтажная пустовала. Сегодня Светлана специально пришла пораньше, отобрала для вас кадры, отнесла в фотолабораторию. Там отпечатали. Когда пленку вернули, кусок с мужиком она бросила в корзину. За ненадобностью.

Разговор с Максимовым оставил у капитана чувство неудовлетворенности. Его насторожила пропажа пленки. Конечно, на такой «фабрике», где снимаются и монтируются десятки фильмов, это могло быть делом обыденным. Смущали обстоятельства пропажи: по словам Льва Андреевича, монтажница бросила кинопленку в пустую корзину – монтажная в последние дни пустовала. Может быть, у них есть любители коллекционировать кадры из будущих фильмов. Какой-нибудь фанат или фанатка Орешникова? Но для того чтобы попасть в монтажную, нужно иметь ключ!

15

На розыски незнакомца, случайно оказавшегося на Дворцовой площади во время злополучных съемок, Панин, как и собирался, послал Никитина. Начальство на удивление легко согласилось оставить его в распоряжении капитана. Выйдя из кабинета Семеновского, Александр сообразил, что, попроси он себе в помощь кроме Никитина еще пару сотрудников, полковник теперь бы не отказал, – происшествие с Орешниковым взволновало весь город.

Передавая фотографию «мужчины с портфелем» младшему лейтенанту, Панин подумал о том, что хорошо бы отправить на улицу Халтурина кого-нибудь другого. Человек все-таки после ночного дежурства и весь день на ногах. Но Кузнецова в управлении уже не было, а медлить не хотелось. Так вяло начавшийся розыск закрутился в тугую пружину. Теперь уже никому и в голову не приходило отпускать шуточки по поводу сумасбродных выходок и эксцентричности Орешникова.

Уговаривать Никитина не пришлось. Скептически посмотрев на фотографии и спрятав их в карман, младший лейтенант сказал:

– Подбросил бы какой-нибудь добрый человек меня по назначению. Поставлю я там «под ружье» участкового да пару дружинников, начнем с богом. Если найдем Леню – он мне должен будет вечную контрамарку выдать на все свои концерты.

Отправив Никитина на оперативной машине, капитан с сожалением подумал, что зря не договорился с ним о контрольном звонке в управление. Если младшему лейтенанту не удастся сегодня напасть на след мужчины с портфелем, он будет звонить Панину домой только в двенадцать. Несколько часов неизвестности! Капитану они казались невыносимыми.

Чем больше Папин думал о пропаже куска пленки в монтажной, тем беспокойнее было у него на душе. «А вдруг те люди, что похитили певца, тоже вспомнили о свидетеле, и пропажа пленки совсем не случайна? Фантазия? Да разве вся история с исчезновением певца не выглядит фантастично? Предположим самое плохое – пленку похитили. Не выбросили, не потеряли, не взяли на память, а похитили, чтобы найти случайного свидетеля? Кто?»

Льва Максимова капитан сразу же вынес за черту подозреваемых. Оператора Николая Мартынова – тоже. Монтажница Светлана Яковлевна? Казалось бы, самый очевидный кандидат в похитители. Украсть пленку ей было легче всех. Но если преступники попросили ее раздобыть фотографию мужчины с портфелем, она могла отдать им одну из тех, что напечатали для Панина. И не ставить себя под удар, передавая всю пленку.

Телефон Максимова не отвечал, и волей-неволей выяснение всех вопросов приходилось откладывать на завтра.

Кроме Светланы Яковлевны потенциальным похитителем мог быть любой сотрудник телецентра: уборщица, пожарник, имеющий ключи от всех комнат на студии, работники охраны… Но всеми этими людьми можно было заняться только завтра. Завтра. А сегодня преступники, возможно, уже ходят по тем же адресам, что и Никитин, выспрашивают людей, показывая такую же фотографию. Вопрос только в том, кто идет впереди? Если преступники – все может закончиться трагедией.

«Поеду-ка я тоже на улицу Халтурина!» – решил Панин и, приняв такое решение, сразу успокоился.

Несмотря на позднее время, на набережной Невы и на улицах было много гуляющих, но бывшая Миллионная словно вымерла. Один-два редких прохожих встретились капитану, когда он, поставив машину на замощенной брусчаткой набережной Зимней канавки, отправился на поиски Никитина. Да еще столкнулся он с неожиданно вывернувшей из переулка странной процессией: девять мужчин под развернутым черным флагом молча шагали в сторону Марсова поля. Одеты они были не слишком опрятно, половина – с бородами. У идущего впереди здоровенного парня Панин заметил в руках ржавую цепь. Ни лозунгов, ни эмблем – одно черное знамя. Куда они двигались так целеустремленно, какие взгляды исповедовали? В другое время капитан попробовал бы удовлетворить свое любопытство, но сейчас ему было не до молчаливых демонстрантов.

…Младшего лейтенанта Панин встретил выходящим из мрачноватого здания гостиницы Академии наук. Вид у Евгения был не самый свежий: небритый, под глазами обозначились синеватые круги.

– Что-нибудь новенькое? – спросил он с надеждой.

– Пирожков тебе принес, – Панин похлопал по кейсу.

– Да я только что перекусил. В гостинице так кофе пахло, что не утерпел; набрел по запаху на буфет. Прекрасный кофе, а пирожок завалящий. Как камень. Даже не понял с чем.

– А у меня с мясом. Горячие были. – Покупал их Панин и вправду горячими, но с тех пор прошло уже часов пять.

– Спасибо. Не хочу. У вас на Литейном все так заботятся о молодых кадрах?

– Через одного, – усмехнулся Панин. – А где участковый?

– В отпуске. Опорный пункт на замке. Все в лучших традициях перестройки.

– Вот я и приехал тебе в помощь. Пару часиков походим? Ноги еще держат?

– Ноги держат, но кто нас на ночь глядя в квартиры пустит?

– Ночи ведь белые, – пошутил Панин. Он совсем выпустил из виду, что ночи хоть и белые, но все-таки ночи. А люди ночью, как правило, спят.

– Давай несколько домов обойдем, а завтра тебе в помощь попросим ребят из райотдела. – Уходить несолоно хлебавши ему не хотелось.

Они остановились у подъезда старого особняка, выкрашенного в густой вишневый цвет. В одной из квартир первого этажа горела люстра и был виден редкой красоты деревянный резной потолок.

– Вот повезло людям, – с завистью сказал младший лейтенант. – В такой квартире живут! – И, словно отсекая все постороннее, без перехода спросил Паника: – Ты мне так и не сказал, чего приехал? Не пирожками же меля кормить? Решил проконтролировать?

– У меня только и забот тебя контролировать! Торопиться нам надо, вот и приехал. Давай, ты в этот дом двигай. Потолки получше разглядишь. А я загляну в следующий.

Следующий особняк был такой же красивый. В подъезде стоял едва уловимый запах хороших сигарет. Панин подумал, что неплохо было бы во всех этих штучных особняках устроить уютные гостиницы с крошечными ресторанами. И чтобы в ресторанах этих никогда не стояли очереди и кормили в них недорого и вкусно. Тогда не надо было бы носить в кейсе пирожки, которые и есть-то можно только тогда, когда они очень горячие.

Он начал с первого этажа. Собственно, это был бельэтаж. В цокольном этаже располагалась какая-то мастерская, сейчас закрытая на большой амбарный замок. Панин взял себе на заметку, что надо выяснить, когда эта мастерская открывается.

В первой квартире на звонок никто не откликнулся. Капитан позвонил в следующую. В это время послышались быстрые, энергичные шаги: по лестнице спускался крупный молодой человек в модной куртке нараспашку и майке с американским гербом. Отвислые светлые усы и изрядное брюшко придавали парню какой-то домашний, «уютный» вид. Панин подумал о том, что надо бы расспросить усатого, и сказал:

– Молодой человек, вы живете в этом доме?

Но в это время из-за дверей квартиры, в которую он позвонил, раздался сердитый женский голос:

– Кого надо?

– Марию Васильевну, – на всякий случай назвал капитан первое пришедшее на ум имя. «Поговорю с парнем, потом все объясню тетке», – решил он и, увидев, что усатый никак не среагировал на его вопрос, крикнул: – Молодой человек, подождите секунду!

Но парень проявил вдруг такую прыть и, перепрыгивая через ступеньки, стремительно исчез за дверью парадной.

Когда Панин выскочил на улицу, от дома напротив с оглушительным треском сорвался мощный мотоцикл. Черная «Ява» последнего выпуска. Пока капитан бежал к своим «жигулям» и открывал дверцу, мотоциклист уже скрылся из виду, свернув в переулок, ведущий в сторону Конюшенной площади. А там сразу несколько дорог в разные стороны: на Невский, на Мойку, на канал Грибоедова…

– Подонок! – выругался капитан и с силой захлопнул дверцу.

Без всякой надежды на успех Панин позвонил с автомата дежурному ГАИ. Сообщил приметы мотоциклиста. Успел он разглядеть и номерной знак, но, если у парня есть серьезные причины скрыться, сменить его в ближайшем глухом дворе минутное дело.

Как ни разозлился капитан на то, что упустил мотоциклиста, он вдруг почувствовал облегчение. Не скачут же люди как зайцы, услышав самый обычный вопрос, если на это нет каких-то особых причин! А какая «особая» причина могла быть у этого усатика? Панин понял, что знает эту причину.

Он снова стоял перед темной массивной дверью, предчувствуя, какой поток брани вызовет на свою голову. Минут пять ему пришлось нажимать на кнопку звонка. Наконец раздался тот же сердитый женский голос:

– Кого тут черт носит? Сейчас вызову участкового!

– Я из милиции, – сказал Александр. – Извините, очень срочное дело.

– У меня срочных дел не бывает. Приходи завтра.

– Я вас очень прошу… Буквально два слова.

Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. В прихожей было темно, и разглядеть, кто притаился за дверью, Панин не мог.

– Говори свои два слова. – Судя по голосу, женщина была старой.

– Я бы хотел показать вам фотографию…

– Кажи!

– Да ведь темно! – разозлился капитан. – Вы не увидите!

– Ты не покрикивай! Не дома, – сказала женщина и сняла с двери цепочку. Задев за что-то железное, гремучее, она зажгла свет в прихожей. Боже! Что за зрелище предстало перед глазами капитана! Грязные обои свисали со стен полосами, паркет был такой черный, словно на нем жгли костер. Вдоль стен стояли ломаные этажерки, колченогие стулья. На них лежало тряпье, авоська со сморщившейся от старости картошкой и проросшим луком.

– Ну, крикун, чего казать хочешь? – примирительным тоном спросила женщина. Она действительно оказалась не старой – расплывшаяся нечесаная баба в ярком халате. Легкий запах перегара и жареных котлет витал вокруг нее.

Капитан показал фотографию.

– Тьфу! Я думала, кого приличного предъявишь! – презрительно сказала женщина. Панин догадался, что она когда-то имела дело с законом. Словечко «предъявишь» прозвучало вполне профессионально.

– Знаете его?

– А то?! Он мне тут каждый день глаза мозолит. Жилец наш, Вобликов Константин Демьяныч.

– Он сейчас дома?

– Через две недели явится. Отпускник. В свой солнечный скобаристан укатил. На Псковщину, – добавила она, посчитав, что посетитель может и не знать, что это за скобаристан такой.

– К вам передо мной никто не заходил? Не показывал такую же фотографию?

– Звонился какой-то охламон, Марию Васильевну спрашивал.

У капитана отлегло от сердца. Он даже не обратил внимания на нелестный эпитет, которым наградила его женщина.

– А вас как зовут?

Женщина посмотрела на него подозрительно:

– Вера Степановна Хомякова.

– Вера Степановна, – с трудом удерживаясь от улыбки, сказал капитан, – вы не знаете точно адреса, куда ваш Вобликов уехал?

– Вот чего придумал – ваш! Да мне этот Вобликов со всей его новой обстановкой впридачу ни на черта не нужен!

Похоже, в отношениях между Верой Степановной и Вобликовым существовала одним им известная тайна, но не это интересовало в данный момент капитана, и он переспросил:

– Ну так как, знаете?

– Адрес-то?

– Адрес.

– Невельский район, деревня Опухлики.

– Спасибо. А где он работает?

– Вобликов? – спросила она, как будто разговор шел о нескольких людях сразу. – Этот в шестнадцатом стройтресте прорабом работает. Все получками хвастается. А мне его получки без интереса.

Панин не помнил точно, когда уходит поезд на Псков, но был уверен, что не так рано, как вышел Вобликов в то утро из дома. И потому спросил:

– Почему Константин Демьянович так рано на поезд ушел? И с одним портфелем?

– Да не на поезд. У них с треста грузовик катил в Великие Луки. Вот он – сговорился. Вещи с вечера на проходной оставил. А портфельчик с собой. Водку нынче и родному брату не доверишь.

Вот, оказывается, что нес прораб в портфеле через Дворцовую площадь!

– Я вас, Вера Степановна, хочу предупредить: кто бы ни пришел к вам расспрашивать про Вобликова, никому ни слева не говорите. Я вам телефон дам – звоните мне. – Он вырвал листок из записной книжки, написал свою фамилию, номер телефона. – Даже если в милицейской форме придут, ни слова! В крайнем случае попросите подождать и звоните мне. Поняли? Могут быть опасные люди.

– А то? Нынче все люда опасные. Все так и сделаю, как говоришь. – Похоже, что она совсем не испугалась. – Только ты, парень, наговорил мне с три короба, а документ не предъявил.

– Извините. Вы так долго меня не впускали, что я забыл про документ. – Панин достал удостоверение и показал женщине. Вера Степановна все прочитала и сверила фамилию с тем, что было написано на листе бумаги.

– Теперь ажур! – сказал она, возвращая документ.

– У вас в квартире телефон есть?

– Считай что нет. Воблик у себя в комнате держит.

– А на работе?

– Я женщина свободная. Не работаю. – Скорее всего, она была пенсионерка, но Панин не стал уточнять. Никогда не знаешь, как отреагирует женщина на такой вопрос.

Капитану не терпелось узнать, где успел побывать усатый парень. Раз он не заглянул к Вере Степановне, значит, начал с верхних квартир.

Дом был трехэтажный. По широкой мраморной лестнице с расколотыми ступенями и выбитыми балясинами чугунных перил капитан поднялся наверх. Ни в одной из четырех квартир последнего этажа на звонки Панина не откликнулись. Судя по тому, что у каждой двери прилепилось по нескольку звонков, квартиры были коммунальные. Капитан нажимал на все кнопки подряд. Даже стучал в двери, не очень-то доверяя звонкам. Никто не отозвался. «Пятница, все разъехались по дачам?» – подумал капитан. Но жильцы коммунальных квартир не так уж часто бывают владельцами дач. У Панина не шла из головы неряшливая Вера Степановна, ее пришедшая в запустение квартира… Такие хоромы погибают! И никому нет дела!

На втором этаже на звонки Панина откликнулись обитатели двух квартир. Заспанный лохматый мужчина в красивом махровом халате сказал, что какой-то парень недавно показывал фотографию человека с портфелем, интересовался, не проживает ли тот в этом доме.

– Но откуда же я могу знать? – сказал мужчина. – У нас не дом, а паноптикум. Я стараюсь ни с кем не общаться. Пришел, ушел.

Капитан спросил, как представился парень.

– Сказал, из Общества милосердия…

Посланцем Общества милосердия представился парень и в соседней квартире. Здесь собрались на вечеринку, и на звонок Панина выскочили сразу несколько юношей и девушек, разгоряченных вином и танцами. Похоже, они кого-то поджидали, потому что, увидев Панина, были явно разочарованы.

– Минут пятнадцать назад заходил молодой парень? – спросил капитан. – Здоровяк.

– Да! Возникал амбал! – проинформировал капитана блондин в белой майке с надписью «КГБ» и щитом с двумя мечами.

– Клевый усан, – восхищенно сказала девушка. – Брат милосердия! Ленка хотела его подкадрить, – она показала на тощую и загорелую до черноты подругу. – Только он на крючок не сел. – Девица рассмеялась хриплым смехом.

– Чего хотел усан?

– Вы тоже брат милосердия? – спросила загорелая и неумело состроила капитану глазки.

– Нет. Я его двоюродный дядя, – усмехнулся капитан и спросил требовательно: – Кто из вас живет в этой квартире?

– Все! – нестройным хором ответили молодые люди.

– Наверное, ты? – Спросил Панин блондина в экстравагантной майке. Ему еще ни разу не приходилось видеть, чтобы в таких майках разгуливали по улицам, да и держался парень по-хозяйски.

– Не-е-ет! – опять хором ответили ему.

– Ребята, у меня нет времени шутить! – начал сердито Панин.

– И у нас нет времени! – похоже, это забавляло подвыпивших молодых людей и могло продолжаться бесконечно. Панин решился на крайний шаг.

– Вы певца Леонида Орешникова знаете?

– Знаем!

– Мы его фанаты! – с гордостью сказала девица со злым лицом.

– Знаете, что он пропал?

– Слышали, – буркнул блондин. Хоровое исполнение кончилось.

– Вот я и занимаюсь его поисками. – Он произнес эту фразу и тут же подумал, что сейчас посыплются вопросы. Но ошибся. Лишь загорелая девица спросила:

– Так вы из милиции?

– Помолчи, Светка! – цыкнула на нее подруга.

– Да, я из милиции. – Панин показал удостоверение.

– Хозяин все-таки ты? – кивнул он блондину.

– И я тоже.

– Что же хотел усач?

– Фотку показывал, – не утерпела загорелая Светка.

– Правда, – подтвердил блондин. – Показывал фотографию, а на ней Демьяныч из второй квартиры. Идет по Дворцовой площади с портфелем.

– О чем еще спрашивал?

– Где Демьяныч работает, когда бывает дома… – продолжал блондин. – Ему какая-то помощь положена, а вручить не могут.

– Вручили бы нам, – сказала Света.

– Ты рассказал ему, где сейчас Демьяныч?

– Откуда я знаю? Я даже не знаю, где он работает и как его зовут. Слышал от отца – Демьяныч да Демьяныч! А кто, что – мне без интереса.

– А где отец?

– В Выборге. На похороны с матерью уехали. Там у матери сестра умерла.

– Понятно.

Блондин нахмурился.

«Не дают родители парню разгуляться, – подумал Панин. – Вот он и устроил гулянку в день теткиных похорон».

– Кто-нибудь из других жильцов сейчас дома?

– Светкина бабушка.

– Твою бабушку усач про Демьяныча не расспрашивал? – обратился Панин к девушке.

– Мы сказали, что, кроме нас, никого нет дома.

– В квартире есть телефон?

– Есть.

Капитан записал номер телефона и имя парня.

– А что с Ленчиком? – спросил хозяин. – Найдете?

– Стараемся. – Панин попрощался и быстро сбежал по лестнице. Младший лейтенант стоял рядом с парадной, внимательно читал список видеофильмов соседнего клуба. В списке из десяти фильмов только против названия одного не стояло слово «эротический». Это был фильм ужасов «Ад».

16

Никитин добирался до Великих Лук самолетом, а в Опухлики его довезли на стареньком «москвиче» городского Управления внутренних дел.

Такого количества озер младший лейтенант не видел даже на Карельском перешейке. А стоя на берегу озера Большой Иван, он даже не нашел подходящих слов, чтобы высказать свое восхищение водителю «москвича». Только поцокал языком.

Густой настой распаленной полуденным солнцем сосны висел над поселком. Песок, сосны да чуть поскрипывающая лодка у деревянных мостков – таким запомнился Никитину чистенький поселок со странным, одновременно и ласковым и коварным названием Опухлики.

Константина Демьяновича Вобликова младший лейтенант застал в саду возле небольшого и очень уютного домика с резными замысловатыми наличниками и лучистым, выкрашенным в голубой цвет солнцем на фронтоне. Вобликов собирал с грядок клубнику.

Никитин сразу узнал его, хотя сейчас, когда на Константине Демьяновиче были надеты одни лишь ярко-красные трусы, он уже не имел даже отдаленного сходства с актером Пуговкиным. Среднего роста, мускулистый, загорелый, Вобликов выглядел в жизни значительно моложе, чем на фотографии. «Отдохнул недельку – и преобразился», – подумал Никитин, направляясь по узенькой, заросшей подорожником тропинке к прорабу-отпускнику. Заметив гостя, Вобликов выпрямился и внимательно разглядывал его. Миску с крупными, спелыми ягодами он держал, прижимая к загорелому животу.

– Бог в помощь! – весело сказал младший лейтенант, радуясь, что так быстро отыскал важного свидетеля. – Младший оперуполномоченный уголовного розыска Никитин! Из Ленинграда.

Если бы жаркое полуденное солнце не слепило Женю Никитина да был он чуть поопытнее и повнимательней, то заметил бы, как насторожился прораб, как закаменело его лицо.

– Что-то на стройке случилось? – спросил Вобликов.

– На стройке? – удивился Никитин и тут же сообразил, что прораб, наверное, забеспокоился о своей строительной площадке. – Нет, у меня к вам другое дело. – Он оглянулся, примериваясь, где бы удобно сесть, и заметил под яблоней стол и несколько красиво обработанных и покрытых лаком пней.

– Может быть, присядем? – предложил он Вобликову.

– Можем и присесть, – не слишком радушно согласился Константин Демьянович.

Они сели на лакированные пни. Миску с соблазнительной клубникой Вобликов поставил на стол. Отводя взгляд от ягод, Никитин спросил:

– Константин Демьянович, вы уезжали из Ленинграда шестнадцатого июня, рано утром?

Вобликов задумался, словно производя в уме какие-то сложные подсчеты. Младший лейтенант достал из своего «дипломата» бланк допроса и авторучку. Прораб все молчал.

– Может быть, я ошибаюсь? – сказал Никитин.

– Нет. Шестнадцатого, утром. Все правильно.

– Тогда вы должны нам помочь. Скажу по секрету: ну и побегали мы, разыскивая вас! – Никитин все время улыбался, пытаясь расположить к себе свидетеля, но лицо Константина Демьяновича оставалось настороженным.

– Я заполню сейчас бланк, и поговорим обо всем подробно.

– О чем говорить? Может, и бумага ваша будет ни к чему?

– Поговорим о том, что вы видели в то утро. – Никитин быстро начал заполнять бланк. – Значит, так: Вобликов Константин Демьянович, тысяча девятьсот…

– Тридцать девятого, русский, член КПСС, родился в Великих Луках, – машинально продиктовал прораб. – Не судился, не привлекался… Вы мне лучше скажите, зачем такую дорогу отмахали? За казенный счет.

– Константин Демьянович, шестнадцатого июня утром, выйдя из дома, вы пошли по улице Халтурина к Дворцовой площади? Так?

– Так.

– В каком месте вы перешли на противоположную сторону улицы?

– Ну разве такие мелочи запомнишь? Может быть, и вовсе не переходил!

– Ну как же не переходили? На Дворцовой площади вы появились из-за угла Морского архива. – Младший лейтенант достал из кармана фотографию, где Вобликов, только-только появившийся на площади, оглядывается назад.