Сергей Вячеславович Соловьев
Блюз Клима Рощина

Клим глубоко вдохнул крепкий дым сигареты, стоя на балконе второго этажа хрущевки. Он наслаждался летним утренним солнышком, которое приятно согревало своим теплом. Дул едва заметный свежий ветерок, обдавая прохладой утро, пели птицы, и настроение полностью гармонировало наступившему солнечному дню. Это был 95-й год… Сзади тихонько подошла бабушка, обняла и крепко прижалась к внуку, вкладывая в этот жест всю свою любовь и материнскую заботу.

– Ба, ну хватит, ведь все уже позади. Я дома, жив-здоров, слава Богу, все хорошо!!! – внук поцеловал старушку, вытирая ей слезу и благодарно улыбаясь.

– Пойдем, мой сладкий, выкидывай свою соску…, – так она всегда называла сигареты, – пошли есть твои любимые блины, пока они не остыли.

Клим обожал бабушкины блины, их вкус, пышность, сочность, маслянистость, запах. Они ели блинчики с малиновым вареньем, запивая ароматным горячим чаем. «Прямо как в детстве смакую вкус блинов с вареньем», – вспоминал он свои детские радости, с благодарностью поглядывая на старушку.

– Ты Климушка, постарайся забыть все, что произошло. Не вспоминай, где ты был, не было ничего. Ты меня понял?

Внук с любовью посмотрел на старушку и утвердительно кивнул. Всего несколько дней назад он освободился из мест не столь отдаленных и сейчас впитывал в себя как губка каждый миг свободы. Просидел он три года за собственную глупость и наивность, как впрочем, и многие мальчишки его лет, которых «воспитала» улица. А самое

печальное, это то, что это уже была

другая страна,

другие люди,

другой мир.

Даже деньги

уже были другие, а не те что были когда его арестовали,

дензнаки с Ленином.

Детство…

Клим рос отзывчивым, добрым мальчиком. Подвижный, впечатлительный и наивный он любил сказки, книги про войну, кино о рыцарях и мушкетерах, где добро неизменно побеждает зло.и как и все восхищался индийским кино.и не совсем мог понять почему в Индии есть богатые и ведные, тогда как у нас всё по другому. В пять лет бабушка отдала Клима в секцию спортивной гимнастики, поскольку почти весь день она проводила на работе. Он влюбился в этот спорт и все, что с ним связано всем сердцем. Батут, вольные программы, турник, конь, брусья и кольца, но особенно ему нравились турник и кольца.новые друзья, новые знакомства и всё вокпуг для спорта, успеха, побед. Его тренеры, супруги Нелли Федоровна и Егор Анатольевич, видели в мальчике перспективного спортсмена с хорошим будущим и свою гордость. Именно поэтому его не жалели на тренировках. Здесь было все: слезы и боль, усталость, вывихи, растяжения и ушибы, успех, радость, медали и миг счастья от вкуса победы, от одной мысли, что ты лучший!

В пятом классе на очередных соревнованиях Клим сорвался с колец, пролетел мимо матов и со всей силы шлепнулся на голый пол. В результате неудачного падения он получил обширные травмы рук, челюсти и десен.

Больше года мальчик провел в больницах, левую руку неоднократно ломали заново, из-за того, что кости в локтевом суставе неправильно срастались. Когда он вернулся в гимнастический зал, оба тренера искренне улыбались и приветствовали его, хлопая по плечу и обнимая как родного. К моменту его возвращения все ребята из сборной уже далеко продвинулись вперед, кто-то получил кандидата, а некоторые даже стали мастерами спорта. Видя все это, Клим с сожалением в сердце ощутил, что этот спорт теперь для него закрыт, но по детской наивности не мог и не хотел это признавать.

Оба тренера как могли, утешали мальчика, высказывая слова сожаления и сопереживания, советуя попробовать себя в других видах спорта. Егор Анатольевич бил себя в грудь, что похлопочет за Клима перед тренером по легкой атлетике, чтобы тот без проблем взял его в сборную, так как у мальчика для этого есть все предпосылки. Но однажды к Климу подошел соперник, чернявый паренек Вася Тарасов: « Ну что, чемпион, сломался? Теперь я лучший!» – сказал он, гордо сделал сальто назад и помчался в раздевалку.

Первую горечь разочарования, которую вкусил Клим во всех ее проявлениях, была вызвана неспособностью тренеров его понять. Он так любил этих людей, которые хвалили его за упорство и терпение, ценили в нем жажду победы, гордились как собственным творением, а теперь так просто и легко отвернулись от него. Клим принес им не одну медаль, он был лучшим из лучших, а теперь чувствовал себя чужим и ненужным.

Все, что его окружало, стало теперь таким далеким. Придя домой, Клим залился жгучими слезами, обжигающими душу и сердце, обида как тяжелый ком давила на него. Уткнувшись в подушку, он лишь мечтал, чтобы скорее пришла с работы бабушка, она приголубит, пожалеет и обязательно поймет.

Так как ритм жизни Клима был плотно связан с разъездами, спортивными сборами, поездками и соревнованиями, то теперь у него появилась уйма свободного времени, и непонимание, куда себя деть. Окончательно оправившись после травм, он начал искать себя в других видах спорта, занимался легкой атлетикой, посещал секцию футбола, самбо, но нигде он не испытывал такого удовлетворения и радости, как в гимнастике.в 80-х было много возможностей у молодого поколения в поисках себя… Все секции были бесплатные и доступные, всё что требовалось это лишь желание и осознание, твоё ли это. Так было в спорте, так было и в творчестве. В дальнейшем все, что было связано со спортом, растворилось в бурной пучине наступающей новой жизни.

Начало 90-х…

От души нахлебавшись лагерной тоски, Клим еще в колонии зарекся, что не сделает больше ничего, за что его могли снова упечь в это болото под названием тюрьма. Клим застал все штормы перемен того времени не только,

Как в личной но и историческом смысле, где когда то даже обычный чай был предметом запрета, за что сажали в карцер, где когда то знаменитые кресты, были настолько переполнены, что в камере 3 на 4- е, находилось по 18-21 человек. Где убийц, не смотря на переплненность, можно было сосчитать по пальцам, где ещё действовал мараторий на смертную казнь, и где его уже отменили. Клим вспомнил Фадея парня 21-года, красивого, образованного но уже седого от ожиданий когда приговор приведут в исполнение. Человек который со смертью уже был на одной ноге в обнимку, сейчас улыбался, шутил, словно этого и не было, это люди вызывали у Клима восхищение, пережитым периодом, где они не слетели с катушек, а самое бесценное остались Людьми. Первым шагом к нормальной жизни было освоение профессии. Он сделал выбор. А пока решил хотя бы на время найти какую-нибудь работу. Но сделать это оказалось не так просто. Просыпаясь рано утром, Клим каждый день ходил от одного производственного управления к другому. Однако городок, в котором он проживал, был глубоко провинциальным, это была Ленинградская область, г. Сланцы, когда то шахтёрский городок с хорошей инфраструктурой… Но это было когда то а сейчас все мало-мальски достойные рабочие места были в большом дефиците, вследствие чего парень везде получал отказ. Потихоньку его боевой дух разбился о стену безысходности. «Надо отсюда валить…и как можно быстрее, пока я не превратился в пьяного аборигена», – твердо решил он. От тоски и внезапно появившейся в душе обиды становилось трудно дышать, хотелось тупо нажраться и забыться. Становилось страшно, а в глазах туманилось от безнадеги.

К реальности его вернул хлопок по плечу. Он обернулся и увидел широкую жизнерадостную улыбку под знакомой картофелиной носа. Это был Семен.

– Ну и почему ты не дал о себе знать, когда вышел?

Клим смущенно улыбнулся в ответ и пожал плечами, отводя взгляд в сторону.

–Да вот только вышел и сразу думаю, где же мой друг Семен, а на ловца и зверь бежит.

Семен понимающе ухмыльнулся, отдавая дань шутке, едкостью которых Клим славился всегда.

– Пойдем в «Три пескаря», отметим встречу, – предложил Семен, – по чуть-чуть.

– Пойдем, – с нездоровой готовностью откликнулся Клим. Семен отметил про себя, что парень не в порядке.

Они вошли в небольшую кафешку в несколько столов с чисто провинциальным претенциозным названием «Три пескаря». Дух в ней стоял тяжелый и как везде здесь разливали технический спирт под видом казенной водки, из-за чего местное население медленно, но верно сходило с ума. Из обшарпанного магнитофона, в котором работала только одна колонка, доносился популярный мотив Агаты Кристи.

– Эх, жизнь, – вскользь подумал Клим, – действительно, на тебе как на войне.

Семен тем временем отошел от стойки с двумя стаканами, удерживая в зубах пластиковую тарелочку с бутербродами. Дамочка за стойкой тоскливо проводила его взглядом. Он поставил посуду с закуской на стол, принял картинную позу и с пафосом произнес:

– Акт первый! Встреча на Эльбе! Всем внимание, дамы и господа, недавно освободившийся и выучивший, наконец, эту жизнь не по учебникам, мой друг Клим Рощин!

Публика в кафе отсутствовала, и поэтому оценить красноречие Семена смогла только тетка за стойкой, которая паталогически страдала от недостатка мужского внимания. Семен ей криво улыбнулся и она глупо заулыбалась. Семен присел. – Ну что, за встречу! Водка приятным теплом разлилась по всему телу.

– Повторим, – суетливо предложил Семен и не дожидаясь ответа налил по второй. По всему было видно, что его уже коснулась рука провинциального алкогольного разложения, с горечью отметил Клим, прикурив сигарету.

Спиртное не расслабляло, разговор не вязался, и поэтому они решили принять ударную дозу в сто пятьдесят грамм, после чего все как-то резко изменилось, оставляя позади нахлынувшие проблемы и невзгоды.

–Теперь поговорим, – закуривая очередную сигарету, деловито произнес Семен.

Они были знакомы еще с детства, но редко пересекались в одной компании, поскольку у Семена были строгие родители, которых он побаивался и не решался ослушаться. За это в кругу друзей за глаза его прозвали «домашний окурок». В дальнейшем никаких особенностей и навыков он не приобрел, поэтому сказать о нем было нечего.

– Че думаешь делать? Чем займешься? – выпуская дым через нос, спросил Семен, изрядно разомлев под парами спиртного.

– Пока встал на биржу по безработице, целыми днями бегаю в поисках работы, но все без толку, – как-то отчаянно-грустно ответил Клим, наливая еще по пятьдесят. Семен понимающе кивнул и улыбнулся.

– Это Клим, стал мертвый город, в котором остались одни барыги-спекулянты, да алкаши с наркотами. Валить отсюда надо, работы нет, особых развлечений тоже, короче одна тоска, которую пытаешься залить вином, – Семен весь раскраснелся, и во всей его речи чувствовалась безнадега и обреченность, – здесь один конец, либо спиться, либо сколоться, либо тюрьма, последний вариант слишком плачевный – кладбище!

– Очень оптимистически,– заключил Клим, наливая по новой, признав в душе, что и его самого не раз посещали подобные мысли.

– Ты на бирже объявление читал, по поводу набора на учебу?

Клим покачал головой.

– Адмиралтейские верфи набирают на учебу. На время учебы предоставляется общежитие, временная прописка, бесплатный проезд, трехразовое питание, вообщем, сказка для провинциала. Что скажешь? – с лицом умника, решившего сложную задачу, спросил Семен.

– А на кого учат?

– А-аа, готовят судовых сварщиков, – забыв о самом главном, вставил он. Энтузиазм и перспективный настрой на лучшее передался Климу, который загорелся желанием его воплощения.

– Здорово Сема, на днях едим оформляться и спасибо тебе, что именно ты мне это предложил, – протянул руку Клим в знак благодарности.

На самом деле Семен был рад этому не меньше. Он уже давно подыскивал напарника на учебу, так как ехать одному было страшновато, поскольку он редко дрался на улицах, а если и дрался, то в основном по пьяни, да и то в компании. Оставшись один на один с какой-то проблемой, Семен тут же терялся, либо убегал. Ему был необходим сильный духом человек и эту встречу с Климом послал бог.

– Ты о Катьке что-нибудь слышал? – опустив голову, навеянную нелегкими воспоминаниями, как-то робко спросил Клим.

Семен с удивлением посмотрел на него и поморщив лоб окунулся в неприятные воспоминания, как Клим бил ему морду за то, что он однажды проводил Катю до дому, кстати, по ее же просьбе.

– Я думал ты уже перегорел, забыл, сколько дерьма она принесла в твою жизнь, да и сколько времени прошло.

Клим перебил его, охладив взглядом дальнейшие неуместные нравоучения: «Мне до нее по барабану, просто любопытно, что с ней стало, и все, а ты начинаешь тут психотерапевта из себя строить».

Семен уловил нотки злости в интонации приятеля и поэтому глупо заулыбался, стараясь отыскать в голове какую-нибудь шутку, чтобы остудить пыл Клима. Но из-за выражения его лица шутить перехотелось.

– У Катьки в жизни тоже не все в порядке, вышла замуж, родила сына, назвала Костей, но вскоре муж ее бросил. Она снова вышла замуж, а там опять что-то не заладилось. Сейчас она частенько бухает и от той Кати, которую ты знал, уже почти ничего не осталось. Дешевая шлюха, которую можно трахнуть за стакан «сэма». Извини за прямолинейность.

Клим молча налил себе еще сто грамм и залпом опрокинул, словно пытаясь утопить терзающие воспоминания из прошлого.

В школе Клим учился без особого рвения. Из-за наград и успехов в спорте многие учителя закрывали глаза на его двойки. Классный руководитель, Галина Павловна очень любила Клима за его доброту, отзывчивость, веселый нрав и шутовство, которое постоянно заставляло сотрясаться хохотом весь класс, приводя ее в бешенство. В учительской другие учителя постоянно жаловались ей за сорванный урок, поэтому ей частенько приходилось оставлять мальчика после уроков для проведения профилактических бесед.

В такие моменты он становился каким-то другим, неожиданно серьезным, не по годам понимающим, с которым было любо-дорого беседовать. Галина Павловна жалела Клима как могла, ведь его воспитывала одна бабушка, на которой оставила свой отпечаток война, голод и разруха. Отца у него не было, мать бросила сына, уехав в другой город, где создала новую семью. Сколько раз сердце Галины Павловны щемило жалостью, когда на первое сентября все дети приходили нарядные и красивые, и только Клим всегда был один с букетом полевых цветов, с завистью взирая на счастливых одноклассников, которых холили и лелеяли родители. Из-за этого Галина Павловна часто заступалась за Клима перед другими учителями и директором школы, пытаясь доказать, что он не такой плохой и постоянно хлопоча о переводе его из класса в класс.

В школьные годы у Клима раскрылись организаторские способности, компенсировавшие неудачную учебу. Он организовывал и проводил классные огоньки, школьные вечеринки, балы и викторины. Клим здорово танцевал брейк, заставляя на зависть приятелям пищать от восторга девчонок, а также слыл продвинутым диджеем, прозвав себя Хоха.

На одной из таких вечеринок Клим встретил Катю. Он и раньше ее встречал, но как то обращал на нее особого внимания, поскольку ей интересовались ребята постарше.

Катя училась в другой школе и была вхожа на все вечеринки местных школ, стараясь не пропустить ни одного вечера. Танцевала она хорошо, словно ритм был создан для нее, грациозна, пластична, гибка и стройна. Она не раз заставляла своих кавалеров, доказывать кровью свое право проводить ее до дому и потискать в подъезде.

Несмотря на возраст, фигура у Катьки была абсолютно сформировавшаяся, и при ее появлении каждый мальчишка тайно мечтал дотронуться до ее соблазнительных выпуклых форм, будораживших воображение. В компаниях она старалась вести себя так, словно была намного старше всех, курила, могла выпить вина, и считала всех, кто был хоть на пол-года младше ее, малолетками и мамкиными сынками, у которых молоко еще не обсохло на губах. Ее дерзость и плоские, а порой жесткие шутки заставляли парней относиться к ней с осторожностью, чтобы не выглядеть посмешищем в глазах других девченок.

Исполнив под свист, визг и хлопки брейк, Клим пошел менять кассету, как вдруг услышал за спиной приятный голос: «Здорово танцуешь, Хоха, где ты так научился?»

Он обернулся и застыл в изумлении, забыв обо всем на свете. Вся в ядовито-красном перед ним стояла Катя. Такая неожиданность застала его врасплох.

– Алло, гараж….ты че онемел, чувак? – заводилась она растерянностью Клима, улыбаясь чувственными, слега полными губами, и оголяя белоснежные ровные зубы. В реальность Клима вернул свист в зале, громкие реплики по поводу тишины и сна диджея.

– Секунду мадам, – и Клим пулей помчался ставить белый танец, объявив, что дамы приглашаю кавалеров.

– Потанцуем? – осмелев, склонил голову он. Катя кивнула. Впервые он видел ее вблизи, держал за тонкую талию и чувствовал, как в нем все клокочет и пульсирует. Она была действительно красива, черные как у цыганки, слегка развивающиеся волосы, большие темно-карие глаза, способные поглотить и растворить кого угодно. Смуглая кожа, лучезарная улыбка, ямочки на щечках оторвали его от реальности.

Катя наблюдала, как жадно он поглощает ее взглядом и это ее заводило. Она обвила руками шею Клима, плотно прижавшись к нему, и прошептала на ухо: «А ты умеешь целоваться?».

Клим почувствовал близость ее девичьего тела и вдохнул его запах. В нем все затрепетало, бешено заколотилось сердце, участилось дыхание, выступил пот и он весь залился краской.

– Д-д-да, то-есть нет, не знаю, – смущенно и растерянно произнес он.

Катя залилась смехом, слава богу, на этом мелодия закончилась. Воспользовавшись паузой, Клим выскочил из зала. Весь красный и мокрый он ворвался в туалет и стал обдавать себя холодной водой из школьного умывальника. Ночью Клим ворочался в постели обремененный мыслями о Кате. Сон куда-то улетучился, и он полностью погрузился в мальчишеские фантазии, многократно прокручивая в голове ее прикосновение, голос, смех. Он стал тайно мечтать о ней.

Однажды, возвращаясь со школы, он встретил ее возле своего дома.

– Привет, Хоха! Двойки домой прешь? – улыбнулась она, смерив его каким-то взрослым взглядом, своими безумно красивыми большими глазами, из-за которых он впадал в ступор. Клим кивнул головой, смутившись и неуверенно улыбнувшись.

– Кать, можно тебя проводить? – неожиданно для себя спросил он.

– О-о-о, Хоха, да ты никак в кавалеры напрашиваешься? А уроки? Ведь за двойки мамки и папки бьют. Не-е-е паря, лучше пойдем в подъезд, покурим, ты хоть куришь?

– Да, – соврал Клим, придавая себе вид взрослого мужчины.

– У тебя свои или дать закурить?

– Не, я в школе свои скурил, ты покури, а я просто постою с тобой.

– Да ладно тебе,– доставая красивую пачку, сказал она, протягивая сигарету, – не обеднею.

Клим неуверенно взял сигарету, лихорадочно вспоминая, как это выглядит в реальности. Катя щелкнула зажигалкой, прикурила и глубоко вдохнула в себя дым, закатив глаза, протянула ему зажигалку. Клим сделал также, но как только вдохнул в себя дым, кашель драконом вырвался наружу. В его голове воцарился туман и полное непонимание происходящего.

Катя выхватила у него сигарету, испуганно посмотрев на позеленевшего Клима.

– Ты че, малолетка хренов, не мог сказать, что не куришь, дурак, – Катя бросила сигарету и выскочила из подъезда, оставив Клима наедине со своими проблемами. Уже дома, вспоминая эту встречу, Климу было ужасно стыдно за свое поведение, ведь он так оплошался перед этой необыкновенной девочкой.

Клим все чаще стал посещать дворовую компанию, научился курить, гулял допоздна и бредил первой близостью с девчонкой. Однажды в понедельник, на уроке географии, ему сунули записку, в которой сообщалось, что Катя будет ждать его в беседке детского садика ровно в 14.00. Сперва Клим подумал, что кто-то его разыгрывает, но мысли о Кате взяли верх.

Детский садик находился во дворе, где жил Клим. Здесь прошли его дошкольные годы. Все дворовые мальчишки и девчонки по вечерам собирались в беседках этого садика. Здесь часто дрались с соседскими, которые часто пытались посягнуть на территорию сада, ругались со сторожами, которых делили на хороших и плохих в зависимости от их угроз и криков.

Сомневаясь, Клим все-же, пришел в назначенное время. На скамейке в беседке сидела она.

– Привет, Катюша, – приветствовал ее Клим, лихорадочно соображая как вести себя с ней, чтобы снова не повторить ошибку. Он демонстративно достал из кармана пачку сигарет, прикурил и, выпустив клуб дыма посмотрел на Катю, которая улыбнулась и качая головой произнесла:

– Ну и придурок ты, Хоха, неужели это все из-за меня? – всматриваясь в его глаза, игриво спросила она.

С этого дня Клим каждый день стал встречаться после школы с Катей, разрываясь между тренировками по самбо и свиданиями. Сперва это были простые встречи, часика на два, но вскоре им стало этого не хватать и они стали проводить больше времени вместе. Все мысли, мечты, желания и стремления были только о ней. Впервые Клим открыл для себя новый, доселе неизвестный ему мир первой любви, который каждый понимает и переживает по-своему. Кому-то помогают советом родители, кому-то старшие братья и сестры, а кто-то подобно Климу окунается в него с головой, в мир переживаний и чувств, где над всем доминирует лишь слепая Любовь! Находясь рядом с Катей, он ощущал, как останавливается время, исчезают все проблемы и окружающие люди. Есть только они и их чувства, которые окрыляли, пленили и пьянили. Все остальное, школа, спорт, друзья уходили д на второй план. Он хотел совершать подвиги во имя любви, кричать на всю планету, что он влюблен, любит и счастлив от этого!

С Катей он познал свою первую близость, сорвав запретный плод, вкусив его прелесть и миг блаженного полета. Душевная и физическая близость объединились в одно мощное порабощающее чувство какого-то фанатизма и одержимости, где рассудок и здравый смысл запирается куда-то далеко, где они усмиряются и крепко засыпают.

Как только бабушка рано утром уходила на работу, тут же появлялась Катя. Бросив сумку с учебниками в прихожей, и раздевшись догола, она ныряла в теплую постель Клима, прильнув к нему губами в долгом и голодном поцелуе. Бодрое утро страсти, всепоглощающего желания, сопровождалось криками и стонами мелодии любви, плавно переходя в эйфорию забытья. Затем душ, быстрый завтрак и с опозданием в один, а то и целых два урока посещение школы, которая была уже больше для отметки, нежели ради знаний. На своих одноклассников Клим уже посматривал повзрослевшими глазами.

На перемене к нему подошел Сипула, друг Клима, учившийся в параллельном классе.

– Ну и куда же ты пропал? – с удивлением и нотками тревоги интересовался Сипуля.

– Да.., – махнул рукой Клим, – то у Катьки, то у меня тусим, – как бы без особого интереса ответил он.

– У-у-у…да тебя накрыло брат, медным тазиком.

– Прекращай Пула, все нормально.., – Клим стал было оправдываться, но тут прозвенел звонок на урок, за что искренне поблагодарил Господа Бога.

Вернувшись со школы, Клим нежно будил спящую Катю, которая бесстрашно прогуливала школу у Клима в кровати. После чего следовал безбашенный секс, душ и обед, после чего Катя возвращалась домой, якобы со школы.

Еще через полчаса, Клим уже звонил в дверь ее квартиры, и они шли бродить по городу, посещая кафе, кино, не забывая заглянуть в беседки детского сада. Остатки вечера влюбленные коротали в подъезде, где жила Катя.

С каждым днем чувства любви проникали в Клима все глубже и все чаще он задавал себе один и тот-же вопрос: «Почему окружающие его люди так мало и скудно любят друг друга, ведь это такое прекрасное состояние души, в котором царит праздник весны?» Клим не хотел расставаться с этим чувством. Он уже не мог представить и дня без Катерины, ведь все мысли были только о ней.

В свою очередь Катя решила охмурить Клима лишь с одной целью, чтобы без проблем проникать на все вечеринки школы. Она не питала к нему особых чувств, поскольку ее по-прежнему интересовали парни постарше. Она рано познала себе цену и искусно умела этим пользоваться. Клим был для нее всего лишь забавным и смешным парнем, который умел поднять настроение, и с которым было нескучно провести время.

В школе Катя училась без всякого интереса и в отличие от своих сверстниц не стремилась обрести в будущем какую-то профессию. Она жила одним днем, где весь интерес сводился к веселью души и тела. Ее старшие сестры работали в больнице медиками, благодаря им Катя неплохо разбирался в фармацевтике, понимая с чего можно было поймать кайф и расслабуху. У нее уже был опыт употребления барбитуры, а некоторые колеса ей даже очень нравились, например – этаминал натрия.

Однажды под колесами этаминала она пришла на свидание к Хохе, который долго не мог понять в каком состоянии она находится, вроде бы пьяна, а запаха алкоголя нет.

–Хочешь кайфануть? – шевеля ватным языком произнесла она, протягивая ему три маленькие белые таблеточки.

Сильный хлопок по ладошке слегка пробудил сознание Кати, таблетки разлетелись по лестничной площадке. Затем последовала звонкая обжигающая пощечина от которой звенело в ушах.

– Вот дура, ты че, совсем ****улась? – заорал Клим перепуганным голосом.

– Не смей меня бить никогда.. слышишь… никогда! – бубнила она, проваливаясь в забытье.

Клим позвонил в первую попавшуюся квартиру, и сходу выдумав целую историю отравления, уговорил принести ему теплой воды с марганцовкой, которую тотчас же влил в Катю, ругая ее, на чем свет стоит. Катю сильно рвало, она облевала весь подъезд, сильно пожалев, что предложила ему эти колеса.

В это время с работы возвращался ее отец. От увиденной картины он впал в ярость, обвинив Клима во всех бедах. Он сгреб Катерину в охапку и удалился домой, бросив на пороге зловещую фразу: «Еще раз тебя здесь увижу – ноги переломаю, сосунок!!!»

Клим брел домой в подавленном состоянии духа, переживая происходящее. В его голове царили одни вопросы: «Зачем она пьет эти таблетки, ведь им так хорошо вместе и я ее очень люблю?! Почему ее отец обвинил во всем его?!» Ну а родители Кати с этого момента были твердо убеждены в том, что во всех бедах их дочери виноват Клим, который так пагубно влияет на нее.

Периферийную молодежь всегда прельщают большие города, в которых, по их мнению их ждут, там все надежды и мечты, счастье и решение всех проблем, там выход из провинциальной скукоты, серости, рутины и безысходности. Но…

Предвкушая что-то новое, наполненное приключениями, Клим и Семен подходили к высокому зданию на Бухарестской улице, располагавшейся на окраине Купчино. Перекурив на крыльце общежития, они уверенно вошли внутрь. Первый, с кем они столкнулись в фойе, была бдительная старушка с очень цепким взглядом, в котором сквозила патологическая ненависть к студентам. Звали ее баба Лида. Несмотря на возраст, у нее была феноменальная память на лица, как будто в прошлом она была сотрудником ЦК.

– Здрасьте, бабусенька, – ласково улыбнулся Клим, протягивая направления из училища, свое и Семена. Бабусенька взяла бумажки, побежала по ним взглядом, что-то невнятно бубня себе под нос, и вскинув свой колкий взгляд, изучающе оглядела пацанов.

– Идите на второй этаж, там находится ваш комендант, зовут Елена Васильевна. Подайте эти бумаги ей, она объяснит, что делать дальше. А сейчас запомните, – голос бабы Лиды стал строже и жестче, – предупреждаю сразу, после 23.00 никого в общежитие не пущаю и не выпущаю.

Климу она почему-то напомнила дореволюционного дворника, который по поводу и без свистит в свисток при малейшей опасности.

– Ба, свисток у Вас есть? – с полной серьезностью спросил Клим, снижая голос до полушепота в слове «есть».

– Я тебе сейчас покажу свисток, умник хренов, – завизжала старуха, сотрясая воздух кулаками.

Переступив границу бабы Лиды, через три шага перед ними расположились два лифта, левее которых вела лестница в общежитие. Общага казалась огромной, высотой в двенадцать этажей, где проживали студенты различных учебных заведений, были здесь и простые лицеисты из детского дома. Из-за этого комендантов было двое, на каждого из которых приходилось по пять этажей. Оставшиеся два этажа занимал воспитательный комитет, куда входили мужчины и женщины, кому за тридцать, в основной массе такие же студенты-заочники из провинции, хотя были среди них и бабульки.

Каждый этаж общежития делился на три, а где и на четыре крыла. В каждом крыле, как правило, находилось по шесть плохо отремонтированных комнат на два-три человека, коридор с туалетом в два унитаза со сломанным сливом и в ужасном состоянии. Следом шла кухня с электрической плитой, у которой работали только две комфорки, да два зашарпанных стола, на которые было опасно что-либо ставить. Табуретки и стулья отсутствовали вообще, зато всюду нагло и бесстрашно расхаживали рыжие прусаки, именуемы в народе тараканами. Стены давно облупились и все напоминало о необходимости ремонта. В разных углах закопченного потолка висела паутина. Попасть во второе крыло этажа можно было через кухню, соединенную небольшим узким коридором. А вот в третьем и четвертом крыле можно было очутиться, пройдя через центральный коридор этажа, где находились лифт и лестница.

Комендант Елена Васильевна была женщиной бальзаковского возраста, миниатюрная и шустрая со светлыми волосами. Она обладала очень тонким голоском и быстрой речью, вылетавшей из нее как из пулемета, настолько быстрой, что после ее вопроса требовалось время на осмысление обрывков фраз, схваченных слухом.

Друзей поселили на девятом этаже в первом крыле. Комфорт и удобство этого этажа состоял в том, что в общем коридоре располагался спортзал, имевший пусть старенький, но стандартный инвентарь качалки.

Елена Васильевна открыла комнату № 199, по-хозяйски оглядев помещение, следом вошли Клим и Семен.

– Так ребята, вот ваши апартаменты. Убедительная просьба бережного относиться к имуществу общежития и ничего не ломать. Кстати, Вам повезло, здесь есть просторный балкон.

– Елена Васильевна, да у Вас ярко выраженный талант риелтора, – искренне восхищаясь сказал Клим, – Вас ждет блестящая карьера на поприще недвижимости. А Вы…, такая милая и здесь.

Однако Елена Васильевна пропустив комплимент мимо ушей бросила на стол ключи, произнеся: «Матрасы, шторы и два стула получите у меня после 16.00».

Клим оглядел комнату. Две больничных койки с растянутыми пружинами такого же состояния печали, повидавшие студенческий беспредел тумбочки и упирающийся в непослушные створки разваливающийся шкаф для одежды. В комнате витал тяжелый дух плесени, исходивший от сырости и затхлости.

«Ну и бунгало», – подумал Клим и распахнул большое окно, единственную деталь обстановки, которая радовала глаз. В назначенное время они спустились к коменданту, в ожидании которого толпились другие обитатели общаги, также ожидавшие получения необходимого казенного инвентаря.