Сергей Викторович Мусиенко
Один день из жизни экспедиции

Понедельник, день тяжёлый

– «Зонтик один», ответь «Зонтику девять»! – Услышал сквозь сон, оператор связи Иванчук, выругался про себя и поднялся с дивана, где кемарил.

На часах было восемь утра и надо принимать утренние сводки. Позёвывая и протирая глаза, Николай уселся за пульт селекторной связи, включил настольную лампу, открыл толстую тетрадь для сводок и вышел в эфир.

– Работает радиостанция «Зонтик один». Кто на связи, ответьте.

– «Зонтик один», ответь «Зонтику девять»! – Раздался голос немолодого уже мастера Шерстнёва Николая Борисовича, бурившего Гавриковскую Р55, – докладываю, всё идёт по плану. Прими заказы.

– Дядя Коля, ты, как всегда, с конца начинаешь. Сводку давай! – Весело заорал оператор. С Шерстнёвым общаться в эфире было интересно: его неторопливые рассуждения, округлые фразы и голос уверенного в себя человека, прерывали строчащие фразы оператора. Добрую треть времени, выделенного экспедиции на связь они использовали вдвоём, но только в утреннее время, когда на радиостанции никого не было.

И в жизни эти два радиодруга (как о них шутили в эфире) были полной противоположностью друг другу. Иванчук, который недавно демобилизовался и ещё сохранил военную вправку, был высокого роста и зимой постоянно ходил в полушубке нараспашку и в сдвинутой на затылок шапке, из-под которой торчал чёрный вихрь чуба. При виде Шерстнёва он ехидно улыбался и подчёркнуто серьёзно спрашивал: «Дядя Коля, а почему в сводке опять передали не шестнадцать, а пятнадцать с Шерстнёвым?». Николай Борисович в свои пятьдесят выглядел этаким стареньким мальчиком: небольшого росточка (« В нём же метр с кепкой» – говорили в бригаде), большеголовый, с большими, свисающими усами и оттопыренными ушами. Разговаривая с собеседником, выглядел сосредоточенным и отпускал фразы «в час по полной ложке» ( так утверждал Иванчук). Однако, разговаривая с «этим раздолбаем» ( а иначе он тёзку своего не называл) мастер буквально изменялся, по крайней мере, мастера и прорабы, работающие на других буровых, с нетерпением ждали очередной серии радиоконцерта.

– Ты, Николай, никак понять не можешь, что если я в двадцать четыре ноль-ноль передал «подъём инструмента», то на восемь утра, естественно, будет «спуск инструмента». ( При бурении скважины, для разрушения горной породы, используют долото. Его спускают и поднимают на специальных бурильных трубах. Эти операции в сводке так и называют: спуск и подъём инструмента.)

– Дядя Коля, это у других бывает спуск после подъёма, но у тебя, как говорит твой шеф: «Если не понос, то золотуха». Понял, да? Сводку давай!

– Хорошо, запиши «спуск инструмента». Заказы пиши.

– На сию что у тебя?

– Николай, у тебя отец вроде умный, да и соседи в высоких чинах, у кого ты такой уродился? Или это всё твои разные кун-фу или хун-фу тебя таким придурком сделали?

– Ты, дядя Коля, лучше меня знаешь, какими отец и соседи, дружки твои, были в молодости. Сам то, небось, ещё и сейчас левака косишь, старый хрыч?. Диктуй свои заказы.

– Генератор на электростанции передвижной сгорел, пусть срочно высылают.

– Записал. – Николай принял сводки от других мастеров и, сладко зевая, откинулся на стул.

Начинался обычный рабочий день, с единственным отличием от других рабочих дней, а именно – он следовал за воскресеньем. Многие начальники цехов и служб просыпались с глубокого похмелья, кляня, на чём свет стоит, этот неудачный день. И сегодня в помещении радиостанции не было ни единой души, хотя в другие дни здесь было очень шумно и оживлённо.

На крыльце кто-то затопал и, с клубами морозного воздуха, вошёл начальник экспедиции, немолодой уже мужчина, отдавшей геологии без малого тридцать лет. Отличительной чертой представителей этого поколения была какая-то абсурдная работоспособность и крепкое здоровье, не реагировавшее на воскресное поведение своего хозяина.

Петров сводки не смотрел, он их прочитывал по заказам, а также держал в памяти предыдущие. И сейчас он одной рукой надевал наушники, а другой тянулся к тетради заказов, при этом монотонно говоря в микрофон: «Зонтик девять, Зонтик девять. Ответь Зонтику один».

Николаю стало скучно, ибо он знал, что Шерстнёв будет минут пять объяснять, что ему надо и ещё минуты три уйдут на объяснение почему ему это надо.

Но сегодня Шерстнёву поговорить не удалось, прораб Гавриковской Р-41 занял весь эфир расспросами, касающимися смены вахт. Его голос выдавал своего хозяина и, когда, он начал диктовать заказы, в списке которых на первом месте были сахар и дрожжи, Петров бросил наушники. К ним сразу же потянулись несколько рук, поскольку эфирного времени было мало, и каждый торопился решать свои вопросы.

Николай ушёл в боковую комнату, часов до десяти можно было подремать. На радиостанции хозяйничало начальство: отвечали на телефонные звонки, общались в эфире, вели селекторную связь. Так было, так есть и так будет, решил для себя Николай и закрыл глаза.

Заканчивался март, а с ним подходил к концу и зимний завоз, когда за короткий промежуток состояния намороженных дорог надо было завезти на буровые десятки тысяч тонн дизельного топлива, бурильных и обсадных труб, цемента и глины. Напряжение в экспедиции потихоньку спадало, и в здании радиостанции всё больше было разговоров о предстоящей летней рыбалке, нежели о работе.

Экспедиция считалась по праву старейшей в Новосибирском производственном геологическом объединение «Новосибирскгеология». И по армейскому праву «стариков» потихоньку отлынивала от обязательных работ. Такими работами, в том числе считалась рекультивация скважин. Её обычно проводили в летнее время, совмещая со сбором сезонной ягоды, грибов, кедровой шишки и, конечно, рыбалкой.

А тайга с васюганскими болотами к геологам благоволили и кормили вволюшку своими дарами. Однако отдачи от геологической гусеничной техники типа ГТТ и ГАЗ-71 ждать не приходилось. Частенько, пролетая на вертолёте, можно было увидеть рваные следы от техники на болотистом теле Сибири.

Время сеанса связи, наконец, подошло к концу, и здание радиостанции опустело. Николай надел шлёпанцы и побрёл к своему рабочему месту

Бригада завтракала. Разговоры о скудости выбора продуктов давно уже стали «притчей во языцех». Буровики обвиняли начальство, начальство обвиняло буровиков, а старший повар вместе с остальными поварами благоденствовали.

Их главной задачей было стопроцентное снабжение бригад сахаром и дрожжами. Остальные же продукты делились на три части в произвольной пропорции. Редко когда часть бригады превышала 70%. Хотя в последнее время контроль со стороны зама за отпуском продуктов со склада и отчетом поваров ужесточился.

Тайна сия вскоре стала достоянием всех бригад, и уже тут поварам приходилось выкручиваться изо всех сил.

Бурильщик Нефёдов, тридцатилетний крепыш с чёрной, окладистой бородой, ковырял ложкой в лапше и ворчал:

– Что главный диспетчер – мямля, что наш буровой мастер – тюха, не могут заставить старшего повара.

Разговоры эти были не впервой, и Шерстнёв, по привычке огрызаясь, допивал свой горячий чай. Ему предстоял утренний обход буровой. Уже в дверях он услышал заковыристую брань бурильщика, который выскочил из-за стола.

На его небольшую лысину с потолка звонко закапала тоненькая струйка подтаявшего снега. Вся столовая так и покатилась со смеху.

В это же время вахта бурильщика Симашина заканчивала спуск. Помбуры навернули квадрат ( квадратная ведущая буровая труба, соединяющая бурильную колонну с вертлюгом и служащая для передачи крутильного момента от ротора к колонне), вынули клинья ПКР и попробовали опустить клинья под квадрат.

Эта нехитрая операция молодым парням никак не давалась, и Симашин решил прибегнуть к помощи лёгости. Так называли вспомогательную лебёдку, с помощью которой поднимали с мостков трубы к ротору.

Шерстнёв прошёл в дизельную, спустился в насосную и не спеша осмотрел буровой насос.

– Ага, сальники штока поизносились, надо сказать, чтобы перед началом бурения заменили, – отметил про себя и прошёл по сходням циркуляционной системы к блоку очистки.

И здесь его буквально оглушил жуткий, полный боли, крик. У Николая Борисовича волосы на голове поднялись дыбом, и заныло сердце. Задыхаясь, он взлетел по лестнице на буровую и остолбенел: на роторе лежал, весь в крови, новичок. Мастер даже не успел записать его фамилию. Буквально вчера вертолётом довезли, так как вахта сменилась неполным составом.

Возле него на корточках сидел Вася Симашин и суетливо расстёгивал куртку на пострадавшем. Первый помбур уже бежал с медаптечкой к ним.

Шерстнёв присел, рядом и стал помогать снимать с новичка куртку.

– Этот дурачок, – задыхаясь от волнения, стал рассказывать бурильщик, – завёл крюк лёгости под клинья, я приподнял, а потом их опустил. И стал лёгость убирать на место, а он, то ли зазевался, то ли рукавицу зацепило, но крюк не отпустил, а вместе с лёгостью стал подниматься вверх. Потом упал метров так с шести и вот…

Новичок уже отошёл от шока, и растерянно смотрел на кровь, которая капала из рассечённого виска.

Вовремя подоспела медаптечка, и Симашин стал деловито бинтовать голову пострадавшего.

Все, включая новичка и самого Шерстнёва успокоились и наблюдали за действиями бурильщика. Затем, когда тот уже хотел отдать аптечку назад, Шерстнёв придержал его руку и наклонился над новичком:

– Где ещё болит?

Тот хотел приподняться, но сразу же застонал от боли.

Приглядевшись, мастер понял, что правая рука лежит не естественно, а ногами тот двигать не может.

– Так, пусть лежит здесь, не трогайте его, – приняв решение, деловито приказал Шерстнёв и собрался идти в свой вагончик, – буду вызывать вертолёт с бригадой скорой помощи. Под голову ему что ни будь, положите и дайте воды.

В кабинете начальника экспедиции планёрка была в полном разгаре. Петров вовсю распекал начальника вышкомонтажного цеха из-за инцидента на Гавриковской-41.

Петров примечал всё, более того, его кажущаяся невнимательность уже никого не вводила в заблуждение. Начальник ВМЦ Алексеенко, крупный, рослый мужчина лет сорока, как только услышал голос своего прораба, то сразу понял, что надо ждать взбучку.

К сожалению, в геологии трудился разный сброд со всего Союза, особенно среди вышкомонтажников. Работа у них и трудная и опасная, ведь за короткий промежуток времени нужно смонтировать десятка два буровых.

А дороги в экспедиции морозились плохо и долго. Вот и получалось у вышкарей, а так в экспедиции называли вышкомонтажников, времени в обрез. Приходилось парням месяцами не выезжать на отдых и работать с рассвета и до заката.

Конечно, они уставали и искали любой способ, чтобы расслабится. А здесь, наверное, раскрутили повариху на дрожжи с сахаром, поставили брагу, ну, а дальше всё понятно.

Алексеенко, прекрасно понимал своих подчинённых, ведь ещё совсем недавно он был бригадиром вышкомонтажников, и также на буровой с парнями брагой догонялись.