Сергей Самаров
Возраст гнева

© Самаров С., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Пролог

Походка у него была, как у молодого и сильного человека, хотя он давно уже пребывал в зрелом возрасте. Обычно люди «после тридцати», которые прекратили систематические тренировки, так уже не ходят. Равиль Эмильевич сохранил свой широкий упругий шаг даже к сорока годам, когда вышел на пенсию. Выслуги лет ему хватало. Повышения по службе не предвиделось. Должность соответствовала званию, и переход на более высокую должность ему «не светил». А усталость за годы службы накопилась такая, что не каждый самосвал поместил бы ее в своем кузове. Потому, как говорил сам бывалый офицер, он и оставил службу. Да и с новым, недавно назначенным начальником штаба, человеком приезжим, имеющим свои привычки и пристрастия, отношения не сложились. А продвижение по службе зависело именно от него. «Не сложились, и ладно», – решил Равиль Эмильевич. Это только ускорило принятие решения о выходе на пенсию.

Высокий, широкоплечий, с сильным торсом, он даже в бесформенной камуфлированной одежде производил впечатление крепкого атлета. Да, по сути, он им и был. И не каким-нибудь цирковым, который, подбрасывая пустотелые гири, демонстрирует публике свои раздутые «химией» телеса, а настоящим, хорошо подготовленным бойцом, сильным не только телом, но и характером. Равиль Эмильевич привык прямо и жестко, не мигая, смотреть людям в глаза. Слабохарактерного человека такой взгляд всегда приводил в трепет.

На улице стремительно темнело. Зажглись фонари. Но на дорожке, идущей вдоль дома, освещения не было, свет сюда падал из окон выгнутой дугой девятиэтажки. Да еще над входами в подъезды горели обычные тусклые лампочки, вставленные в матовые плафоны. Но они освещали только входные ступени.

До дома оставалось совсем немного, когда Равиль Эмильевич увидел, как из его подъезда вышли четверо мужчин в такой же, как у него, камуфлированной форме. Спустились с крыльца и хотели было двинуться дальше, как вдруг заметили Равиля Эмильевича. Он махнул им рукой, они остановились в ожидании.

Обменялись рукопожатиями, перекинулись несколькими словами, после чего Равиль Эмильевич сделал приглашающий жест и первым вошел в подъезд. Четверо гостей последовали за ним.

* * *

Тревогу утром подняла пожилая соседка по этажу, вышедшая с переполненным ведром к мусоропроводу, расположенному на лестничный пролет ниже. До мусоропровода она не дошла – заметила, что дверь в квартиру соседа-офицера приоткрыта. Любопытство толкнуло пожилую женщину заглянуть в образовавшуюся щель. На полу в прихожей лежал ее сосед. Опираясь на слабеющие руки, он пытался доползти к выходу.

Поначалу ничего страшного женщина не заметила. Ее покойный муж тоже время от времени, чаще всего в аванс и получку, передвигался по квартире ползком. Это было еще на старой квартире, где они жили вместе. В новый дом она въехала уже одна. И уже успела отвыкнуть от подобного зрелища. Да и сосед-офицер казался человеком непьющим. А по своим наблюдениям женщина знала, что непьющие люди, приняв даже совсем немного, пьянеют очень быстро.

Соседка была женщиной сердобольной, ей захотелось помочь несчастному. Поставила ведро, приоткрыла дверь шире. И только тогда разглядела, что сосед пытается выползти из… лужи крови. Прямо на ее глазах силы покидали раненого: он тяжело опустился на пол, руки беспомощно вытянулись, ослабленные пальцы растопырились.

Женщина очень боялась вида крови. Она вскрикнула и кинулась к своей квартире. Но тут же сообразила, что у нее нет ни домашнего, ни мобильного телефона и стала стучать в двери соседям по лестничной площадке. На шум высунулся заспанный молодой мужчина в трусах и майке. Женщина принялась сбивчиво объяснять, что нужно вызвать полицию и «Скорую помощь». В испуге она забыла, что заспанный сам был врачом. Наконец, с трудом поняв, о чем просит соседка, он, как был в трусах и майке, поспешил в квартиру офицера. Но пробыл там недолго. Очень скоро вернулся и, обращаясь к прибежавшей на крик жене, произнес:

– Вызывай полицию. Там, похоже, убийство.

– И «Скорую», и «Скорую»… – напомнила соседка.

– «Скорую» не надо, – резюмировал врач. – Он уже мертв.

Старушка ойкнула и в испуге закрыла лицо руками…

* * *

Дверь в квартиру у меня металлическая, и открывается она, как все нормальные двери, наружу. Это только на Крайнем Севере принято строить дома с дверями, открывающимися внутрь. Но это обусловлено тамошним климатом. За ночь может нанести столько снега, что наружу дверь просто не откроется.

На всей же остальной территории нашей страны двери обычно открываются наружу. Но – с недавнего времени. До этого, слышал я, как и на Севере, советские двери тоже открывались внутрь квартиры. Эту конструкцию применяли по личному приказу товарища Берии во времена господства пресловутого НКВД. Оперативные сотрудники постоянно жаловались на то, что отбивают себе ноги, выламывая двери, которые им не хотят открывать «враги народа». Возразить наркому в те времена никто не решился. Всем строительным организациям был дан категоричный приказ: строить дома с дверями, открывающимися внутрь квартиры.

И только после Перестройки люди стали ставить себе сначала двери, открывающиеся наружу, а потом и металлические двери, которые невозможно выбить ударом ноги. Я, кстати, себе такую не ставил – я получил квартиру с уже готовой металлической дверью и с комплектом тяжелых (карманы рвать!) ключей от дорогого замка.

Я услышал звонок и поспешил открыть, даже не прикладываясь к «глазку» и не спрашивая, кто пожаловал ко мне в такое позднее время – часовая и минутная стрелки сошлись друг с другом в районе одиннадцати (в моем случае – двадцати трех).

Я еще держался за дверную ручку, когда увидел руку с ножом, вонзившимся в щель между дверью и металлическим косяком. Я не думал. Думать в такой момент – верная гибель. Я действовал автоматически, на отработанных рефлексах. Сначала просто среагировал и, изогнувшись, убрал в сторону свои кишки; одновременно свободной рукой захватывая руку нападавшего, сжимающую нож.

Продолжая держать дверную ручку, я слегка прикрыл дверь, после чего резко дернул руку с ножом, так, чтобы «гость» ударился головой об острую кромку дверного косяка. Раздался короткий вопль, рука с ножом судорожно дернулась, пытаясь освободиться. Но у меня тренированные цепкие пальцы. Я повторил рывок и еще раз приложил неизвестного о косяк.

И только после этого я распахнул дверь и дополнил работу косяка своим кулаком. Потом еще раз – коленом. Низкорослый человек с бритой головой и коротко стриженной бородой так убедительно подставил свою челюсть, что моя протезная коленная чашечка из высоколегированной стали не могла отказать себе в удовольствии нанести удар. Мне оставалось только слегка подпрыгнуть. Одновременно я вывернул руку противника, нож упал на пол прихожей. Нападавший мешком осел на бетонный пол лестничной площадки, перекрыв доступ к моей двери двум другим уродам.

Внешне эти уроды напоминали своего главаря – такие же бритые головы и короткие бороды. Только ростом выше и не такие массивные, как он. Да и возрастом значительно младше.

В руках одного из них был остро отточенный кусок арматуры, которым можно было и колоть, и бить, как металлической дубинкой. Место, за которое нападавший держал арматурину, было обмотано синей изолентой. Для удобства хватки и чтобы круглая железяка не скользила в руке – значит, понял я, специально готовился. Чем был вооружен другой, я пока не видел.

Эти двое не нападали, чего-то дожидались.

– Какие проблемы? – скороговоркой спросил я, уже успев восстановить дыхание после схватки с главарем.

– Ты, падла, мусульман на Кавказе убивал… – процедил сквозь зубы тип с арматуриной и, вместо того чтобы воспользоваться своим орудием, нервно ударил ногой в мою дверь. Дверь захлопнулась, отгородив меня от лысой троицы, и я получил возможность подготовиться к завершающей схватке. Много времени мне не требовалось. Я был в своей камуфлированной куртке, поясная кобура с пистолетом висела у меня за спиной. Одной рукой я достал оружие, другой открыл дверь.

Но уроды, похоже, не умели учитывать даже собственные ошибки. Нельзя дважды повторять один и тот же маневр, тем более что для одного из нападавших он закончился глубочайшим нокаутом и гарантированным переломом челюсти.

Тем не менее второй лысый пожелал повторить подвиг первого и, едва я приоткрыл дверь, просунул в щель свою заточенную арматурину. Может, это и не было повторением «подвига», просто таким образом бандит хотел не дать двери захлопнуться. Так или иначе, движение он не рассчитал и просунул руку дальше, чем нужно.

Я был начеку. Убрал живот и развернул корпус на девяносто градусов, так, чтобы оказаться параллельно траектории удара. Правая рука у меня была занята пистолетом, и потому действовал я одной левой. Как только острие железки прошло рядом с моим животом, я выпрямился и свободной рукой прижал к себе запястье противника. Он в это время рывком распахнул дверь, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, в надежде, что достал меня своей «заточкой». Я выпятил живот, прижался к заточке мышцами пресса, одновременно с силой надавил на запястье нападавшего. Заточка сыграла роль рычага, который начал выворачивать противнику кисть. В результате арматурина выпала и в следующий момент оказалась в моей руке. Правда, ухватился я не за замотанную изолентой рукоятку, а за середину железки. Но она от этого только стала более управляемой. Это было сделано умышленно. Вы же представляете разницу между тем, как резать хлеб ножом и как – саблей. Короткое лезвие всегда практичнее.

Таким образом я обезоружил противника и вооружился сам.

Он понял это, хотя и не оценил моей щедрости. Я имел возможность сразу же нанести ему ответный удар той же заточкой. При этом с установившейся дистанции он не только не сумел бы защититься, но даже не заметил бы моего движения.

Вообще от колющих ударов с короткой дистанции защититься очень трудно, даже опытному бойцу-рукопашнику. Здесь существует два варианта действий. Первый – нанести удар на опережение. Причем бьющий должен быть на сто процентов уверен в своем ударе, в его нокаутирующей силе и точности, потому что невозможно нокаутировать человека, стукнув его, например, кулаком в плечо. Второй вариант – резко отскочить в сторону или назад, чтобы видеть оружие и иметь возможность защититься от нападения любым возможным способом. Второй вариант предпочтительнее, однако для использования этого варианта надо уметь думать и контролировать не только свои действия, но и действия противника.

Здесь же ни о каком контроле речи не шло. Судя по самоуверенности нападавших, которые рассчитывали убить меня до начала разговора, мне следовало ждать нового удара. И я ждал, готовый использовать свой трофей – отобранную у бандитов пику.

Но противник неожиданно выбрал второй вариант. Отскочить вбок в тесноте лестничной площадки у нападавшего возможности не было. И даже если бы он отскочил, я просто ударил бы урода тяжелой металлической дверью и постарался бы сделать это как можно резче и сильнее. Но он отскочил назад и сбил с ног своего подельника – третьего бандита, как я теперь увидел, тоже вооруженного заточкой из арматуры, но не успевшего ее использовать. Третий урод все это время топтался на месте, делая вид, что тоже участвует в деле.

При столкновении упали оба. И очень неловко – падать не умеют. Умное падение должно производиться так, чтобы упавший не травмировался. После падения нужно перекатиться и встать в боевое положение, конечно, если в планы бойца не входит атаковать из положения лежа. Так тренируются навыки, которые называются «нижней акробатикой».

Упавшие бандиты попытались одновременно и по возможности быстро вскочить на ноги, но только помешали один другому. Глядя на них, я вспомнил, как специально занимался, отрабатывая быстроту реакции, доводя каждое движение до автоматизма.

Улучив момент, я буквально выпрыгнул из дверного проема. Но выпрыгнул не просто так, а целенаправленно, точно приземлившись двумя ногами на лицо второму бандиту. Похоже, я и ему сломал челюсть. И не только челюсть – одна его надбровная дуга уже через секунду налилась синей гематомой величиной с детский кулак.

Бандит взвыл, ощупывая рукой гематому. Полученная травма вызвала в нем усиленное матовыделение, совмещенное с вонючим пото- и слюновыделением. Пришлось прервать выразительность нецензурной речи еще одним ударом кулака по затылку – сверху вниз, как молотком. После этого рука бандита бессильно упала на бетонный пол лестничной клетки. Он отключился.

Третьему я тоже не позволил встать на ноги. Он только успел подняться на четвереньки. Но так мне было удобнее бить. Прицелившись, я скользящим ударом подошвы сбоку надорвал ему основание носа. Это вызвало сильнейший болевой шок и обильное кровотечение. Дело в том, что под основанием носа у человека собираются в пучок нервные окончания. И такой удар является, по сути дела, ударом по обнаженным нервам. Представьте, что у вас обнажен зубной нерв, а вы пытаетесь этим местом грызть орехи. Ощущения примерно одинаковые. К слову сказать, в системе рукопашного боя стиля «ядовитая рука» удар в это место под определенным углом считается смертельным. Но я бил аккуратно, не имея намерения убить бедолагу.

Долго загибаться лысому уроду я не позволил. Приставив к его затылку пистолет, я, ухватив бандита за шиворот, отвел его в квартиру, где заставил взять моток веревки и связать руки своим подельникам. И не как получится, а так, как я скажу. В завершение я связал руки ему самому. Связывал я, как и полагается, спереди, и так, чтобы прочно соединить друг с другом тыльные стороны ладоней. У двух первых руки были связаны точно так же. Это вообще самый надежный способ фиксации.

Управившись с нападавшими, я сначала позвонил в полицию, вызвал наряд, а затем обыскал непрошеных гостей. У всех троих были с собой документы. Двое оказались владельцами таджикских паспортов, третий был гражданином России, постоянно проживающим в Дагестане. Это как-то оправдывало то, что я услышал от них в начале встречи – «Ты, падла, мусульман на Кавказе убивал»…

Признавать себя падлой я не желал, а в остальном сказанное было правдой, и по большому счету им было за что мне мстить. Хотя я лично про подобные случаи мести не знаю. Обычно месть бывает адресной и конкретной. Я же конкретики из их уст не услышал. И вообще, на Северном Кавказе воевало так много людей, что вряд ли хватит бандитов, чтобы отомстить всем побывавшим там. Но этот выпад хоть как-то объяснял суть претензий ко мне. Это я признавал, а с остальным пусть разбирается полиция…

Глава первая

Свой маленький «Джимни» я уже привык ставить прямо под окнами своей квартиры. Там располагались два колодезных люка – один канализационный, другой телефонный. Пространство вокруг них было основательно забетонировано. Таким образом, на этом участке земли не имело смысла ничего сажать, поскольку на бетоне даже сорняки, как правило, не приживаются. И я этим успешно пользовался, не вызывая раздражения соседских бабушек-цветоводов, заботливо следивших за газонами.

Я заезжал на бетон, оставляя колодезные люки между колес. Благо внедорожный клиренс был для этого подходящий. Никто из соседей, живущих надо мной (с некоторыми из них я только начал здороваться, но еще не знакомился), против моих действий не возражал. Поэтому я пока обходился без гаража и не пользовался платной стоянкой, хотя стоянки в нашем городе не такие дорогие, как, скажем, в Москве.

В Москву, похоже, даже простой хлеб доставляют самолетом откуда-нибудь из Нью-Йорка, а с покупателей потом взимают стоимость доставки. Если судить по вкусу московского хлеба, это именно так и происходит. Сколько моих знакомых побывало в США, и все возвращались голодными, сетуя на то, что в Америке невозможно вкусно поесть. И это несмотря на то, что на улицах американцы постоянно что-то жуют. Я же сам в Москве есть хлеб просто не могу, поскольку мой желудок не приспособлен для переваривания конкретно этого сорта резины.

Совершив утреннюю пробежку, я интенсивно отработал полчаса на боксерском мешке, основательно взбодрился, устав ровно настолько, чтобы усталость не мешала мне в течение дня. Когда тренировки регулярны, усталость никогда не держится дольше десяти минут. Именно столько времени уходит у меня на приготовление завтрака.

Позавтракав, я посмотрел на часы и отыскал в трубке номер капитана Сани.

– Товарищ капитан, я готов. Выходите. Сейчас буду у вашего подъезда.

– Попрошу у капитана частного сыска дополнительные десять минут, – ответила Радимова. – Как-никак, я от природы и по сущности своей женщина. А женщине, чтобы собраться, требуется больше времени, чем мужчине.

– Выходите через десять минут. Буду ждать в машине, – я проявил милость и согласился.

Я не люблю сидеть без дела. От безделья я обычно устаю больше, чем от самой интенсивной тренировки. И в машине чувствую себя намного лучше, чем в четырех стенах. Поэтому, доехав до соседнего дома, я стал ждать капитана Радимову, сидя за рулем своего автомобиля.

Женские «десять минут» намного больше общепринятых. Я посматривал на часы, прикидывая в голове, на каких участках пути от дома до городского управления внутренних дел мне можно будет прибавить скорость, чтобы компенсировать опоздание.

Наконец, она вышла, и я тут же забыл, что сетовал на ее медлительность. На полицейского она в этот момент мало походила. Как и всякая женщина, капитан Саня очень старалась понравиться (надеюсь, мне!). И понравилась.

– Рад встретить вас в таком, не побоюсь сказать, обворожительном виде, – сказал я. Судя по взгляду, она мой комплимент оценила.

– Спасибо, – у капитана от моих слов появился румянец. Мне вдруг захотелось представить, как она хмурится, допрашивая преступника.

– Вы специально готовились для встречи с полковником Свекольниковым? – мой вредный характер так и лез наружу. Капитан Саня слегка нахмурилась (этого я и добивался), села в машину. И тут же не осталась в долгу:

– Поехали… Кстати, полковник Свекольников и подполковник Лихачев просили меня срочно организовать им встречу с вами.

– Когда? Насколько срочно?

– Когда вы назначите.

– Зауважали… А ведь я их еще ни разу не бил! Что-то потом будет…

– Как я понимаю, кто-то через них желает нанять вас для поимки убийцы.

– Кто?

– А вот этого они мне не доложили. – Она продолжала сердиться на мои бестактные, но все-таки беззлобные слова. Если у меня с языка что-то временами и срывается, то это «что-то» не признак злобы или раздражения, а только проявление моего вредного характера.

– Пусть звонят. Встретимся.

– Можно дать ваш номер?

– Думаю, можно. Сейчас у них нет причин дружно давить на меня своим авторитетом. Если только они не продолжают обвинять подполковника Скоморохова. Теперь уже в убийстве майора Сарафутдинова. Не продолжают?

– Обвинять не пытаются, – вяло сообщила капитан Саня. – Но очень кисло о Скоморохове говорят. Он все же последний, кого посетил в тот вечер убитый. Может быть, кроме самого убийцы… А последний, кто видел убитого, всегда на подозрении – это классика жанра. Хотя правда в этом есть – нередко «последний» и бывает настоящим убийцей…

– Или убийцами… Один убийца – это маловероятно. Я еще вчера вечером посмотрел данные на Равиля Эмильевича. Офицер отдела боевой подготовки отдельного отряда спецназа внутренних войск «Росомаха», «краповый» берет… Одному человеку с таким бойцом справиться сложно. Рискованно даже пытаться. На дело, думаю, должны были идти как минимум двое, а то и трое. Например, подполковник Скоморохов, если его подозревают, просто обязан попасть под подозрение вместе с Аглаей Николаевной. Только вдвоем они и смогли бы справиться.

– Да, скорее всего, вы правы, – не стала возражать капитан Радимова, никак не реагируя на мою шутку. – Сейчас приедем, я вам покажу предварительные материалы судебно-медицинской экспертизы. Медицинский эксперт – патологоанатом – утверждает, что Сарафутдинов перед смертью был основательно избит. У него многочисленные гематомы на голове и на теле. Причем гематомы расположены так, что легко предположить – преступников было несколько и били они с разной дистанции под разными углами. Эксперт считает, что преступники были разного роста. Очень разного. Хотя и в этом случае вопрос однозначно не решается. Вот вам пример из уголовной практики: по заключению экспертизы, человека били разные люди под разными углами. Потом оказалось, преступник был один и добивал жертву ногами из разных положений. Поэтому данный вопрос оставим открытым. Если бы, скажем, убивать Сарафутдинова пришел кто-то с такой подготовкой, как у вас или у подполковника Скоморохова…

– К счастью, спецназ ГРУ не воюет со спецназом внутренних войск. Я обязательно ознакомлюсь с выводами экспертизы. Еще что-то интересное есть?

Я как раз проезжал перекресток с напряженным движением, резко переключил скорость и «газанул». Наверное, потому капитан Саня и промолчала, дожидаясь, когда мое внимание вернется к нашему разговору. Скорее всего, это была ее ментовская привычка, но я против такой привычки ничего не имел.

Однажды я ехал в машине, за рулем которой сидел мой товарищ, а рядом с ним беспрестанно, как отбойный молоток, тарахтела его жена. Причем чем сложнее было на дороге, тем активнее работал «отбойный молоток». Не в моих привычках вмешиваться в чужие семейные отношения, но я поймал себя на мысли, что с огромным удовольствием в той обстановке въехал бы правой стороной в ближайший столб.

Это я потом высказал жене товарища. После этого я стал для нее злобным и никчемушным человеком, неспособным воспитать свою жену, но активно пытающимся воспитывать чужую. Ну, женщинам со стороны виднее. Лично я считаю, что мою жену перевоспитывать уже поздно – такой, какая она есть, ее много лет делали родители, да и сейчас продолжают делать. Хорошо еще, что капитан Саня не считает так же, как жена моего товарища.

Радимовой хватило ума не отвлекать меня в сложной обстановке серьезным разговором. Молчала она, и когда я на скорости проскочил перекресток, и когда, в нарушение правил, я совершил обгон на пешеходном переходе. Меня это насторожило, и я повторил вопрос:

– Есть еще что-то интересное?

– Есть. Есть свидетель, который видел из окна, как из подъезда вышли четыре человека в камуфлированных костюмах. Судя по внешности, военные. Сарафутдинов в этот момент приближался к дому. Видимо, они приходили к нему. Равиль Эмильевич при виде этих людей ускорил шаг и призывно поднял руку. Может быть, даже что-то крикнул. Его дождались, и все вместе вошли в подъезд. Как эти люди выходили, никто не видел.

– Да, Сарафутдинов говорил подполковнику Скоморохову, что к нему в тот вечер должны были зайти друзья по службе. Мне это Скоморохов сам вчера рассказал.

Капитан Саня кивнула.

– Скоморохов это же и полковнику Свекольникову сказал. Это есть в материалах дела. Полный протокол допроса. Если по прошлому делу, которое я не вела, мне было запрещено предоставлять вам материалы, то сейчас у меня такое право есть. И потому у вас будет полный доступ к документам. Есть для этого еще одна причина, но об этом позже.

Мы как раз въехали во двор городского управления внутренних дел, и я с привычной наглостью припарковал свою машину на служебной стоянке посреди двора прямо под окнами кабинета капитана Радимовой. Она открыла дверцу и вышла. Я поставил машину на сигнализацию и догнал капитана уже на крыльце.

– Пропуск на вас я еще вечером заказала. Должен быть готов.

Мы прошли к стойке дежурного, который сразу же нашел мой пропуск. Я пошел следом за капитаном Саней, при этом специально немного отстал, чтобы полюбоваться ее фигурой. Сегодня она была в платье и выглядела очень женственной. Такой она мне нравилась куда больше, чем в привычном ментовском мундире.

Кабинет Радимова открыла своим ключом и сразу, не садясь за рабочий стол, включила чайник, чтобы побаловать гостя, то есть меня.

– Я сегодня без печенья, – признался я. – Вчера у Аглаи Николаевны Скомороховой съел, подозреваю, месячный запас, и потому она мне с собой ничего не выделила. В следующий раз напечет, даст мне, а я обязательно угощу вас.

Капитан Саня загадочно улыбнулась, порылась в своей сумке и выложила на стол сначала пистолет (она упорно не желала носить его в кобуре, хотя с платьем подмышечная или поясная кобура смотрелась бы действительно забавно), а потом и бумажный пакет с печеньем.

– Отравить не опасаюсь, сама пробовала, и до сих пор, как видите, жива. Кажется, слегка съедобно. Угощайтесь.

А она, оказывается, легко поддается перевоспитанию. Печенье я скромно попробовал и не забыл похвалить. При этом даже душой не покривил.

– Я вчера пыталась еще и пирожки испечь. С вареньем. Но не испекла, скорее – изгадила: у меня все варенье из пирожков вытекло и подгорело на противне. Я помню, как мама пекла. А у меня так не получается. Больше с пирожками никогда связываться не буду…

* * *

Несгораемые шкафы называются так по непонятной мне причине. Нет, я уверен, что сами они в случае пожара конечно, не сгорят, но их содержимое сгорит наверняка. Кроме того, несгораемые шкафы имеют одинаковый ворчливый характер. Независимо от того, стоит такой шкаф в полицейском участке или в штабе армии. И там, и там его упорно пытаются обозвать сейфом; и там, и там его дверцы открываются с жутким металлическим скрипом, от которого не спасает даже ежедневная смазка петель. Такой скрип нельзя не заметить, но к нему можно привыкнуть.

Капитан Радимова к этому скрежету, похоже, привыкла. А я от скрипа своего ротного несгораемого шкафа уже успел отвыкнуть. Но сделал вид, что уши мне скрипом не разрывает, все стоически вытерпел и дождался, когда она вытащит из стоящих на полке толстенных папок новый, относительно тонкий скоросшиватель и положит передо мной на стол.

– Следствие мы ведем параллельно с ФСБ. У них упор делается на противодействие вербовщикам ИГИЛ, а нам досталась уголовная составляющая. Если здесь ИГИЛ присутствует, то дело автоматически перейдет к следственному отделу управления ФСБ, и меня от расследования отстранят. Пока же приходится и мне этим заниматься.

– А что говорят улики? – поинтересовался я.

– Практически ничего… Я уже сказала, что свидетель видел четырех человек, которые пришли к потерпевшему в гости. Военные или нет, неизвестно. В сумерках невозможно было разобрать, есть ли на них погоны. Да и свидетель, который видел этих четверых из своего окна, особо к ним не присматривался. Он смотрел на дорогу, ожидал, когда к нему приедет брат. Тем не менее факт – четыре человека посещали убитого в день его смерти. Хотя небольшой процент ошибки показаний, вероятности того, что они приходили не к Сарафутдинову, и вообще у подъезда их встретил не он, существует.

Мы можем предположить бытовую ссору. Если, конечно, эти люди причастны к смерти Сарафутдинова. Тем более на кухне найдены четыре пустые бутылки из-под водки. Выпили они, судя по всему, крепко. Четыре бутылки на пятерых – с этого можно поссориться. Чаще всего бытовые ссоры происходят после употребления спиртного. Это не я утверждаю, это статистика говорит. Восемьдесят процентов случаев бытовых ссор с убийством или просто с дракой – после совместного пьянства.

Кто эти люди, неизвестно. Только подполковник Скоморохов сказал, что к Сарафутдинову должны были прийти бывшие сослуживцы. Но само понятие «бывшие сослуживцы» тоже растяжимое. Это можно понимать так, что они остались служить, а он уволился. А можно понимать и так, что они еще раньше уволились и только по привычке носят камуфлированные костюмы и общаются друг с другом. Да кто такие костюмы сейчас не носит! Вот вас, например, я в другой одежде и не видела.

Но есть в показаниях свидетеля одна интересная деталь. Он заметил, что один из четверых был очень маленького роста. Помните заключение патологоанатома? Следы от ударов, нанесенных человеком маленького роста. Вот потому мы и рассматриваем версию бытовой ссоры с последующим убийством. Следовательно, это дело моего ведомства.

Кроме того, есть еще один факт, который, правда, идет вразрез с версией бытовой ссоры. После бытовой ссоры, как правило, не происходит ограбление. Убийцы просто пытаются побыстрее исчезнуть с места преступления. А в квартире Сарафутдинова все было перерыто. Там что-то искали. При осмотре не нашли ни денег, ни каких-либо других ценностей. Не найдены также личные документы и документы на машину. А, судя по машине, убитый был человеком состоятельным.

– Какая у него машина?

– «Ленд Крузер 200» белого цвета.

– Солидно. А где находится машина?

– Неизвестно. Бывшая жена Сарафутдинова говорит, что он от нее машину прячет, поскольку женщина претендует на разделение имущества. Там такая история… Обычно суд делит только совместно нажитое имущество. До свадьбы у Сарафутдинова была другая машина – «Ленд Крузер 100». Ее он как-то хитро поменял в салоне на новую. С доплатой, естественно. Какая-то там в автосалоне специальная система обмена существует. Но поменял, уже будучи женатым. Он считает, считал то есть, что в этом случае он остался владельцем, бывшая жена, напротив, считает, что они совместно нажили новую машину. Хотя она все годы их совместной жизни нигде не работала. Жили только на заработок мужа. Сам Сарафутдинов имеет на своем счету пять полугодовых командировок на Северный Кавказ. Дважды был ранен и имеет одну контузию. Есть правительственные награды. Они, кстати, тоже исчезли из дома вместе с наградными документами. А награды сейчас по цене золота. Для нас это лишний шанс. Мы уже с подобными вариантами сталкивались и знаем не только в своей области, но и в соседних практически всех коллекционеров, к которым могут попасть награды. Коллекционеры предупреждены. Это след…

– Может быть, и след. А если ограбление было совершено только с целью «замести следы» и направить следствие по ложному пути? – задал я естественный вопрос, который на протяжении всего разговора не давал мне покоя. – Выпили с сослуживцами, поссорились. Равиля Эмильевича убили. После этого опытные спецназовцы внутренних войск, чтобы сбить с толку капитана Саню и капитана частного сыска, инсценировали ограбление. Дабы следствие искало грабителей, а не товарищей по службе. А украденные вещи просто выбросят, чтобы не засыпаться на пустяке.

– Это еще один вариант. Мы его тоже просчитывали. Но все же надеемся на человеческую жадность. Просто так золотое кольцо никто не выбросит. А у него из шкафа украли – золотое обручальное кольцо. После развода у жены осталось ее кольцо, у Сарафутдинова – его. Но он его не надевал. Носил только небольшое серебряное колечко на мизинце левой руки. Это было у Равиля Эмильевича чем-то вроде талисмана. На удачу. Библейская надпись на кольце: «Все пройдет» – снаружи. Изнутри: «Пройдет и это». Все, как у царя Соломона. Так вот, даже серебряное кольцо с мизинца убийцы сняли.