Сергей Николаевич Огольцов
Степанакерт-Сага
В Степанакерте есть два цеха по производству мороженого: один на госмолзаводе, а другой частный, в пригороде Мялы-Бялы.
Начинается жара – открывается сезон и цехам требуются работницы: заполнять, снимать, заливать, фасовать, чтоб назавтра было чем наслаждаться прохожим на улицах столицы.
Про молзавод данными не располагаю, а в Мялы-Бялы работа в две смены и 90% рабочей силы – преподавательницы из городских школ.
Хозяину выгода двойная: новым работницам процесс производства недолго приходится объяснять – все с высшим образованием, на лету схватывают; а во-вторых, у преподавателей язык хорошо подвешен, так что в городе теперь, на средне-образовательном уровне, только и разговоров, что про виды да сорта, да про высококачественность мороженого из этого цеха.
За производство одной порции мороженого работнице полагается один драм, а рекламу они производят бесплатно.
Тёща моя сперва категорически была против, ещё бы! – вековые устои Востока в тартарары.
Вторая смена кончается заполночь: час ночи, два часа, три часа ночи, а женщина не дома. Потом придёт расскажет про заминку на производственной линии или как забарахлила машина у водителя развозящего вторую смену по домам. Да и не под дверь же подвозит.
Женщина. Одна. В ночном городе. Без надлежащей охраны и должного надзора.
Вот куда завели эти рыночные отношения!
Мало того, что ты от денег отказался и от мяса, и от спиртного – теперь ещё и жену отдай, а сам, проснувшись в час, в два ночи—один в пустой кровати—крутись одиноко да отпихивай из головы всяческую белиберду, что нагло подсовывает эта сволочь – оборзелое воображение.
Не каждый муж такое выдержит. Некоторые запрещают женам заниматься этой подённой, то есть, понощной сезонщиной.
И такая несознательность, между прочим, создает иногда проблемы в процессе производства услаждений для дневных прохожих.
А я так вот скажу, мужики (хоть это касается и до прочих сословий), ежели усомняешься в своей жене, стало быть, ты в себе не уверен, в своих, значит, силах, а при такой неуверенности того и гляди, что и впрямь перестанешь справляться и тогда ей действительно один остается исход – на сторону. А уж такого добра могут найти и поближе, чем в Мялы-Бялы.
К сожалению, у меня нет под рукой точных статистических данных по затронутому вопросу, но, полагаю, элементарный житейский опыт не сочтёт слишком смелым предположение, что процент мужей-рогоносцев окажется одинаковым как среди супругов "домашних" женщин, так и женщин занятых в сфере производства, обслуживания или любой другой "вне-домашней" экономической деятельностью.
Где есть спрос, есть и предложение. Иными словами – чьюры чампа кыгытни5.
Помните, с чего начинаются сказки "Тысячи и одной ночи"?
Там один, понимаешь, джин, посадил женщину в сундук, на сундук замок навесил и даже дома не оставлял, а повсюду при себе таскал, чтоб, значит, была гарантия, что женщина эта только его и что ни-ни… Ну так что из этого вышло?
Да что я вам – сказки тут нанялся рассказывать? Вы ж не дети малые. Возьмите да перечитайте сами.
А у меня дела поважней найдутся. Вот сейчас выйти надо – засветить лампочку во дворе.
Потом приду и лягу в пустую супружескую постель и засну, если повезет, а к часу—или там к двум—проснусь: дожидаться как затопочут от калитки к двери туфли Сатэник; пленительной, обворожительной, неописуемо прекрасной Сатэник.
Да нет, не моей, конечно же, а просто – женщины, но зато какой женщины!
(1) Гении Живящей Чистоты
Едва лишь в предутренней мгле прочертились волнистые контуры гор окружающих Степанакерт, едва лишь Эос—древняя богиня утренней зари—протянула розовые свои пальчики: потрогать в каком состоянии оставила уходящая ночь небо над городом: cовсем чистым, или же в пушинках облачков? – а супруги Драванц Ашот Вартазарович и Асмик Арзумановна уже на ногах.
И в этот рассветный час, когда в городе мирно спят ещё и стар и млад, не одна только эта супружеская пара вкушают уже ранний завтрак при свете приборов искусственного освещения и покидают свои жилища, выходя на улицы нетронутые (пока что) лучами дневного светила.
В гулкую пустынность утренних улиц спящего города выходят также и Арега Хачиковна Акопян, и Элина Асцатуровна Карапетян, и Бягун Герасимовна Арзангулян, и многие другие из 147 гениев по саночистке, значащихся в списках штатного расписания степанакертского Госпредприятия Коммунального Хозяйства.
Но да не вздумается никому усмотреть легкомысленное словоблудие либо иронию (никак тут неуместную) в приложении определения "гений" к вышеперечисленным лицам, а также коллегам их.
Шутки в сторону! Речь идет о материях слишком серьёзных и потому термин "гении" употреблен нами не в вульгарно-банальном смысле—странный тип со всклоченной прической и шизоидным блеском глаз—нет! В данном случае слово взято в его изначальном значении: "гений – охранитель рода".
Именно на это—сохранение жизни рода человеческого в городе Степанакерт—направлены усилия гениев чистоты, когда они, своими насаженными на держаки мётлами, проводят саночистку 4 тыс. квадратных метров “делянки” выделенной для каждого из них.
Много или мало: 4 тыс. квадратных метров?
Когда вы прошагаете от Шушва Угла вниз до железной калитки Роддома, знайте: проезжая часть улицы и тротуары по обе стороны этого отрезка как раз и составляют искомую площадь делянки на одного гения чистоты.
Для тех, кто это расстояние промелькивает на автотранспортном средстве, скажем, что своими размерами делянка совпадает со стандартным футбольным полем.
Ну а теперь (заимев количественное представление) – идём дальше.
Сказано: "своими мётлами". Но позвольте, разве Госпредприятие им метел не выдаёт?
Да выдаёт – бывает, что раз в неделю; бывает, что раз в две. Так что особо добросовестным гениям приходится проводить самозаготовку из пышно разрастающейся в летний сезон полыни.
А что ещё выдает им Госпредприятие?
Единожды в год – халат и две пары рабочих рукавиц на зимний период. А ещё, конечно, зарплату. Шесть с половиной тыс. ежемесячных драм каждому гению, говорит Директор Госпредприятия Коммунального Хозяйста, Балаян Аркадий Айрапетович.
– Шесть тыс. 203 драма,– упорно утверждает одна из гениев.
Ну а мы, придерживаясь принципа невмешательства во внутренние дела суверенного Госпредприятия, не станем доискиваться чья цифра точнее. В конце концов, цифры тоже ведь вещь относительная. К примеру, из 147 числящихся в штате саночистителей, по мнению Директора Балаяна, работают, где-то, 120 (при большой текучести кадров трудно говорить определённее).
В чем причина их текучести?
А взвесьте сами трудности данной профессии: не всякий выдержит ранние подъемы, обусловленные жесткими временными рамками – рабoту на своей делянке ты должен завершить к 7:30 утра, чтоб пешеходам не пришлось глотать саночистительную пыль.
Так что, несмотря на высокую зарплату (час работы подметальщика ценится на тридцать драмов дороже часа работы школьного учителя), на данный момент в Госпредприятии имеются 60 вакансий для желающих стать гением чистоты.
Даже и гениям не обойтись без специализации и разделения труда: если одни из них очищают выделенные им участки, то другие вывозят результаты их труда.
Транспортировка – это уже дело Хозрасчетного Автохозяйства при Госпредприятии, которым руководит Багирян Борис Вартанович – худощавый, подтянутый чёрным поясом мужчина, в усах и трехдневной щетине на лице, в стиле деловых людей Закавказья среднего звена.
И дел хватает, когда для 8 разношерстных автомашин и 2 ветеранов тракторного племени надо раздобыть столь дорогие нынче запчасти и не менее кусачее горючее.
Хочешь жить – умей вертеться, особенно если у тебя хозрасчетное хозяйство. Хорошо ещё хоть зарплата рабочим идет от Госпредприятия, которому из городского бюджета выделяется 38,7 млн драм и которое из этих денег направляет на саночистку 23,8 млн драм, вкладывая остальные миллионы в озеленение улиц столицы.
Данные государственные средства уходят, как уже говорилось, в основном, на зарплату рабочим саночистки и 9 служащим аппарата управления Госпредприятия Коммунального Хозяйства.
А рабочие рабочим рознь. Если работать метлой и совком могут представители любого пола и неопределенного состояния здоровья, то уже для забрасывания собранного мусора лопатами в кузов самосвала нужна мужская сила и сноровка.
И обладатели этой силы не желают продавать её задешево. Пришлось Директору приложить к положенной им от государства зарплате еще по 5 тыс. драм ежемесячно и сейчас их заработок сравнялся с заработком преподавателя государственного университета – 15 тыс. драм.
Однако, эти добавочные 5 тыс. драм—не предусмотренные госбюджетом—приходится покрывать из других статей и источников. В таких сложных условиях не обойтись без опытного и умелого бухгалтера, каковой и является Роза Бахшиевна Даниелян, Главбух Госпредприятия.
– Так откуда ж хозрасчетные доходы, госпожа Даниелян?
Основных источников два: во-первых, всякой душе, дышашей и проживающей в прекрасном городе Степанакерт, полагается вносить ежемесячную плату в размере 50 драм за удовольствие передвигаться по чистым тротуарам.
– Да, возможно ли такое?– воскликнет знакомый с местными условиями читатель.– Если даже Энергосбыт, с его подразделениями натренированных контролёров и таким мощным рычагом, как угроза отрезать свет, едва справляется, то где уж…
– От населения в этом году получено 1344 тыс. драм на саночистку.
– Да неужели?!. Как?!.
– Есть у нас способы,– интригующе хмыкнула Роза Бахшиевна, но карт не стала раскрывать, а сообщила далее, что от кооперативов и прочих "ЧП", которые платят по 222 драма за очистку каждого прилегающего к ним квадратного метра, получено, за тот же период, 1212 тыс. драм. Итого выходит около 2,5 млн драм.
– За полгода,– поясняет Директор Балаян,– а нам ежемесячно только на горючее нужно тратить 1,7 млн драм.
Так вот где собака зарыта! Теперь нам малость яснее, почему добросовестным саночистителям приходится применять собственноручно изготовленные мётлы.
И еще одно пожелание от Аркадия Айрапетовича.
Когда у Вас, дорогой читатель, не хватит уже нервов терпеть и дальше разнузданное поведение обнаглевших мух внутри и вокруг мусорных ящиков вашего двора, или Вас оскорбит унизительная для человеческого достоинства вонь от навалянной кем-то с краю тротуара кучи хлама, не спешите хвататься за телефон и звонить в Госпредприятие Коммунального Хозяйства с требование немедленно прекратить возмутившее Вас безобразие.
Прежде чем позвонить, задайте сами себе два вопроса:
1. А ты внес плату за саночистку?
2. А где автохозяйству Бориса Вартановича взять горючее, чтоб среагировать на срочный вызов?
Размышление над данными вопросами приведет Вас к неизбежному выводу: без дотации Госпредприятию не выдюжить.
И если в прошлом году таковая дотация была получена в размере 12 млн драм, то в текущем, из-за бурных всплесков в местной политической жизни, вопрос о дотации откладывается и перекладывается с даты на дату и Ваше содействие в его решении (если имеете подходящие рычаги) даст больше пользы, чем телефонный звонок с целью выкричаться в трубку для отвода души.
Уже давно и неопровержимо подмечено, что всякий населённый пункт—а уж тем более город—это живой организм. И вряд ли кто найдет чем возразить на следующее заявление: здоровый образ жизни возможен лишь в чистом организме.
Недаром в любую из религий непременной составной частью входят наставления по гигиене: будь то обтирание тела песком из бархана, или втягивание воды одной ноздрей и выпускание её же через другую, или вечернее обмывание ног друг другу; цель у них одна и та же – втолковать необходимость содержания организма в чистоте, чтоб от больного тела душа не захворала.
Ведь от душевнобольного проку нет ни самому ему, ни окружающим его религиям.
Если город это организм, то люди, его населяющие – душа его, и наше здоровье напрямую зависит от чистоты на улицах нашего города.
В Степанакерте, до сих пор, не отмечались случаи эпидемий. Слава Богу! Однако, не только Ему, но также и Госпредприятию Коммунального Хозяйства.
И когда вы будете тамадой застолья—неважно какого (день рожденья, свадьба, крестины)—то, прежде чем выпить за прекрасных дам вообще, не премините поднять тост за гениев столь нужной чистоты.
За тех, кто помянут в данной статье, и за тех, кто нет.
За рядовых метельщиков, которые ни свет, ни заря уже на своих постах, уже охраняют нашу жизнь и здоровье; и за зорких их бригадиров:
– Шахназарян Анжелу Георгиевну,
– Акопяна Паргева Петросовича,
– Андраняна Самвела Галустовича;
– и за начальника участка саночистки – Юрия Шагеновича Айрапетяна.
И за того, пока ещё нераскрытого, мыслителя, в чью светлую голову пришла гениально простая идея: нарезать из широких азбесто-цементных труб уличные урны под мусор.
Вы их, наверное, замечали – именно они, при всей своей карцерогенности, придают тротуарным пейзажам цивилизованный оттенок.
Не все, правда, умеют ими пользоваться, но это не беда: авось, учителя да и научат как оно делается…
Ну а пока просто порадуемся что в Степанакерте есть и действует Госпредприятие Коммунального Хозяйства.
Ваше здоровье, спасители наши!
(2) Праздник Длиною в Пять Недель
Если судьба ваша сложится так, что в без скольких-то минут восемь утра вы окажетесь на “Пятачке” и не слишком при этом будете поглощены созерцанием своего внутреннего духовного мира или многодрамными арифметическими вычислениями, или погружениями разной глубины в воспоминания о лично вами прожитой жизни, или составлением планов и проектов на жизнь будущую, то непременно приметите стайку разнокалиберной ребятни—лет от 9 до 12—в радужно-красочном оперении из пестреньких легких летний одёжек, которые чего-то дожидаются перед зданием госбанка, оно же и минфина.
Но вот из под деревьев “Пятачка” перебегает дорогу запыхавшийся дозорный, крича им: "Идет!" – и вскоре из улицы Ереванян выворачивает, поблескивая чистой вымытостью стекол и вишнёво-красного корпуса, угловатый ПАЗик последней модели.
В салоне автобуса, даже крутой рок рвущегося из динамиков хита "Я – ворона, я – ворона!" не в силах заглушить щебетанье унасестившейся на сиденьях детворы, покуда по ту сторону широчайших окон с белым колыханьем занавесок прокручивается улица Азатамартикнери до Кольцевой, сменяясь улицей Экимяна и спуском к Набережной и вверх по ней же – до полной остановки напротив настежь распахнутых ворот под вывеской "Лагерь Каркар организован с участием Армянской Американской Евангелической Церкви".
Дети выстраиваются в яркую колонну, берясь за руки попарно и потройно, под внимательным присмотром пары-другой высящихся над колонной взрослых. В таком порядке минуют они ворота, а автобус уходит во второй рейс – за остальными.
Крутой спуск за воротами низводит к широкой долине, где неудержимые струи говорливой Каркар отодвинули отвесную стену противоположного берега, чтобы тут—в широкой дуге речной излучины—привольно разместилось футбольное поле, окаймленное древними редкостоящими шелковицами, что раскинули свои зелёные своды над колоннами неохватных, узловато могучих стволов, а рядом, но чуть выше – одноэтажное строение нескончаемой длины, обращённое всеми дверями своей верандной стороны к полю и деревьям.
И в миг, когда распахивается перед тобой эта прибрежная долина, возникает ощущение радостной праздничной приподнятости, что не покидает тебя даже когда догадаешься, что весь фокус в полыханьи ярких гирлянд из разноцветных треугольных флажков, натянутых между строением и деревьями и просто от дерева к дереву, и они то трепещут под ветерком, то упокоенно зависают—желтые, зелёные, синие, красные—штандарты со шпилей сказочных замков детства, слетевшиеся вдруг все сюда: в королевство неумолчной непоседливой малышни с редкими вкраплениями воспитателей-Гулливеров.
Впрочем, шум становится сдержанней, когда прибывает остальная часть детей и смена, в полном составе, усаживается завтракать за столами под синим тентом на левом фланге нескончаемого строения, перед дверью в отсек пищеблока.
Покушали – пожалуйте в зал, у которого стенами – дальний берег реки, а крышей – синяя высь неба, да резная листва старинных шелковиц.
Десять рядов-ступеней, с пригвождёнными квадратно-струганными брусьями сидений для зрителей-слушателей, сбегают к утоптанной сцене-площадке, которую замыкает высокая стройная фигура лотарингского креста из белых перекладин, к поперечным концам которого сходятся нити всё тех же флажковых гирлянд от деревьев.
Справа от сцены врыт железный стол, заваленный глянцевыми полотнищами бело-атласного картона с рукописными крупными строчками на армянском.
Позади стола—под ближайшей из шелковиц—лоснится коробка клавиатуры синтезатора.
Начинается урок закона Божьего. (Так обозначено в Режиме Дня, а на деле это больше напоминает эстрадно-песенный конкурс.)
Сестра Нарине обратилась к слушателям с недолгим словом, потом все зажмурились и склонили лица к молитвенно переплетённым пальцам рук: выговаривая заученные на память слова, и вот уже сестра Сильвена заиграла на синтезаторе безоблачно ритмичную мелодию и слушатели превратились в певцов-исполнителей мажорных песенок, текст которых написан на белых листах такой величины, что их приходится держать двум братьям-воспитателям.
И они не только держат, они тоже поют, как и все, и повторяют обращенные в небесную вышину жесты руководящей уроком сестры Нарине или подменяющей ее иногда сестры Анаит, а при этом умудряются показывать строку на полотнище, что поётся сейчас всем хором.
Потом проводится конкурс отдельных девочек-солисток и зрители, аплодисментами и непринуждённым визгом, выбирают лучших.
Конкурс чтецов цитат из Святого Писания снова сменяется хоровым пением и в 11:00 (минута в минуту по расписанию!) отряды расходятся, всяк под свою шелковицу, на разостланные там суконные одеяла – проводить урок ручного труда.
И в тебе уже зарождается вера в расписание Режима Дня.
Андриян Карен Павлович никак не согласен на титул начальника лагеря:
– Понимаете, коллега, у нас тут равноправие. Все вопросы решаем коллегиально.
Тем не менее, по всем вопросам, что в былые времена входили в компетенцию начальников бывших пионерских лагерей с "линейками" и горнами, равноправные коллеги обращаются именно к нему.
По чёткому и доходчивому изложению видно, что он владеет информацией:
– Лагерь действует третий год. Механизм такой: Армянская Американская Евангелическая Церковь (ААЕЦ) выделяeт финансы, восемь членов этой организации, но уже не из Америки, а из Ванадзора в Армении, приезжают сюда вести идеологическую работу.
Группа из восьми душ – три брата и пять сестер. Старшим у них брат Самвел, но он сейчас не здесь, а в Ванадзоре – встречает руководство из Америки. В его отсутствие главенствует его супруга – сестра Нарине. За детьми смотрят шестеро местных воспитателей-степанакертцев.
Работаем с 3-го июля по 10 августа сменами по 9 дней. В каждую смену принимаем по 150 детей.
Питание трёхразовое. В день на продукты для каждого ребенка расходуется 2,5 доллара, да плюс на автобус, на содержание медика и на приобретение самых лучших лекарств в аптечку.
Есть и ещё плюсы, но самый главный – наш повар: Арега Сергеевна Арутюнян. Представьте, коллега, если наши жены могут что-то вкусно приготовить на трёх-четырех, она сготовит так же—если не вкуснее!—хоть на 200 человек.
(Впоследствии мне была предоставлена возможность убедиться, что Карен Павлович ничуть не преувеличивал.)
Решением правительства НКР от 14 июня 1997 года, территория занимаемая лагерем: от ворот и до реки Каркар, была передана в вечную бесплатную аренду Армянской Американской Евангелической Церкви (ААЕЦ). Нынешний визит руководства ААЕЦ предпринят с целью рассмотрения местных условий для развертывания предполагаемого строительства. (Благая весть для местных строительных фирм! Если проект не перехватят подрядчики из Армении.)
Давид Григорян, или "брат Давид"—как его называют 30 малолетних душ отряда Ляв Кац —житель Степанакерта.
Натренированным на службе в ПВО армии НКР взглядом, он зорко следит за перемещениями своих подопечных по отведённому его отряду сектору, время от времени кратким властным окликом восстанавливает должный порядок среди непоседливой ребятни, и попутно просвещает меня о выгодах такого отдыха с духовным уклоном:
– девять дней бесплатного, но полноценного питания;
– обучение манерам поведения (некоторые малыши, по ряду причин, не умели держать себя за столом);
– усвоение новых красивых слов: "вера", "любовь","сотворение" и другие станут приятным и ценным дополнением к имевшемуся запасу из "маршутка","чингачук6", "лакот7";
– тренировка в изящной жестикуляции – призывно указать пальцем ввысь, или плавно показать благожелательную открытость сердца.
Аккуратная татуировка креста на загорелом запястьи воспитателя замечательно вписывается в его рассуждения о небывалой духовности собственных детей брата Самвела и сестры Нарине, что тоже отдыхают здесь, при лагере.
Попросив кого-то из проходивших мимо братьев присмотреть за малышами, он проводит меня в комнату, где собраны детские поделки сотворённые на уроках ручного труда: макеты и рисунки колодца из Св. Писания, фигурки персонажей оттуда же, исполненные из толсто-ниточного волокна привезенного ванадзорской группой.
Упомянутая группа, в углу этой же комнаты, вполголоса репетируют очередную песенку, что Исус надежда и опора.
– Сестра Нарине, давно вы этим занимаетесь?
– Шесть лет. А сестра Анаит – три года. Сестра Сильвена (клавишные) – первый год.
– А после окончания лагерного сезона в Степанакерте?
– Работаю в евангелических воскресных школах Ванадзора и других мест в Армении.
Надо отдать должное – группа высокого профессионализма.
А праздник безудержно катится дальше в пульсирующем танцевальном темпе.
И были "Веселые старты" с непременным бегом в мешках и другими забавами. И обед из трёх блюд. И футбол, бадминтон, пинг-понг. И снова концерт, где пели все под четкий аккомпанемент и подсказки с белых полотнищ.
А в одном из номеров на сцену-площадку перед врытым крестом энергично ввернулся Карен Павлович с поблескивающим хвостиком антенны на трубке беспроволочного телефона.
Сестра Нарине, всё поняв с полуслова, продиктовала непиcанную строку и хор детских голосов стройно проскандировал к воздетой трубке беспроволочного телефона: "Барев, брат Самвел!", чтобы на том конце, в Ванадзоре, прибывшее из Америки руководство услыхало и умилилось бы безоблачному детству под ликующий перезвон синтезатора и шелест вдруг затрепетавших под ветром лиственных сводов шелковиц и неугасимых флажков-треугольников…
Когда праздник этого дня подошел к концу, чтоб снова начаться завтра, первая партия детей поднялись к воротам, за которыми их дожидался ещё раз вымытый автобус.
Они взошли в него, не примечая уже приевшийся сатанинский оскал волосатой звезды рок-ужасов с обложки долгоиграющего альбома Cradle of Filth, прилепленной за толстым стеклом-перегородкой между салоном и кабиной водителя, который беспрестанно требовал не трогать занавески и не раздвигать их, и ни в коем случае не открывать окна.
А какой-то пацан завёл бурную агитацию, чтоб, когда смена кончится, никто не вздумал бы сдавать обратно полученные в лагере значки—синие кружочки размером с пятак, перечёркнутые тонким лотарингским крестом, а по ободку наименование организации—ААЕЦ.
И возвращающаяся в город воспитательница из местных не стала его одёргивать, но даже ещё раскрыла свою сумку, достала оттуда и протянула—светловолосому пацану в линялых, заплатанных, жарких джинсах—лёгкие шорты нездешнего производства, сияющие безупречной незапятнанной белизной, белые-пребелые шорты, как на лагерных ангелочках – на дочурках брата Самвела и сестры Нарине.
