Сергей Минаков
Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии

Рейтарский полковник Змеёв в сражении под Конотопом

К весне 1659 г. рейтарский полк В.А. Змеёва во главе со своим командиром был переброшен на Украину и включен в состав русских войск под командованием князя А.Н. Трубецкого. Он насчитывал 1272 человека и включал рейтар и драгун, очевидно в процентном соотношении мало отличавшимся от состояния на июнь 1657 г.

28–29 июня 1659 г. полковник Змеёв во главе своего рейтарского полка отличился в сражении под Конотопом, в котором он сам и его рейтарский полк, проявив высокий профессионализм и боевую подготовку в обороне русских позиций, предотвратили полный разгром русского войска, что было особо отмечено царем и царскими наградами. В соответствующем царском указе от 23 февраля 1660 г. о награждении Змеёва и других отличившихся при Конотопе командиров было сказано буквально следующее:

«…Полковник рейтарской Веденихт Змеёв, полковники и головы стрелецкие! Великий г. ц. и в. к. Алексей Михайлович в. в. и м. и б. Р. с. велел вам сказать: были вы на нашей великого государя службе, и нам, великому государю служили, и в шанцах сидели, и промысл всякой помышляли, и в приход Крымского хана и изменника Ивашка Выговского билися, не щадя голов своих. А как боярин и воеводы князь Алексей Никитич со всеми ратными людми отошел от Крымского хана и изменника Ивашка Выговского обороною редкою, и вы потому же за милостиею Божиею стояли мужественно и крепко, и обозу разорвать не дали, и билися, не щадя голов своих, и отошли от хана Крымского и от изменника Ивашка Выговского совсем вцеле… Великий государь… велел вам сказать», что «жалует вас за вашу службу полковнику рейтарскому и полковникам же и головам стрелецким: Веденихту Змеёву, Семену Полтеву, Артемону Матвееву по ковшу, по 40 соболей, по 800 ефимков…»¹⁰³

Некоторые дополнения к описанию этого события вносят записи в «Дворцовых разрядах». «Того же дни (т. е. 23 февраля 1660 г.), – записано в них, – был у Государя стол по золотой палате… Да у стола ж пожаловал Государь велел быть полку боярина и воеводы князь Алексея Никитича Трубецкаго головам сотенным, и дворяном, и сотенным людя, да полковником рейтарским Веденихту Андрееву сыну Змеёву, Ивану Федорову сыну Елчанинову, и их полков началным людям, да полковникам и головам стрелецким Семену Федорову сыну Полтеву, Артемону Сергееву сыну Матвееву…»¹⁰⁴ Далее, после описания всего этого торжественного царского застолья, были указаны награды отличившимся. В частности, «полковнику рейтарскому Веденихту Змеёву ковш серебрен, да отлас да сорок соболей, да придачи помостного окладу 100 четьи, денег 15 рублев да на вотчину 700 ефимков»¹⁰⁵. Те же награды были даны С. Полтеву и А. Матвееву¹⁰⁶. Указанные «поместные придачи» отмечены также в «Боярской книге»¹⁰⁷. Таким образом, особо отличились на оборонительной стадии Конотопского сражения, кроме В.А. Змеёва, также рейтарский полковник И.Ф. Ельчанинов и стрелецкие полковники С.Ф. Полтев и А.С. Матвеев.

Не ставя перед собой цель описывать и анализировать ход и обстоятельства сражения при Конотопе, полагаю необходимым обратить внимание главным образом на нижеследующее.

В феврале 1659 г., Иван Беспалый, назначенный из Москвы гетманом той части Украины, которая сохранила верность русскому царю, сообщил в Москву об активизации отрядов Выговского под Лохвицей. Сам же Выговский подошел 4 февраля к Миргороду, рассылая «прелестные письма». После измены миргородского полковника Степана Довгаля миргородцы вынуждены были сдаться.

На помощь гетману Беспалому из Москвы с небывалым доселе по численности 150-тысячным войском 15 января 1659 г. выступил воевода, боярин, князь А.Н. Трубецкой. 30 января он был уже в Севске, 10 марта прибыл в Путивль, из которого в направлении Константинова он выступил 26 марта. 10 апреля 1659 г. воевода А.Н. Трубецкой с войском двинулся из Константинова к Конотопу, в котором заперся полковник Гуляницкий. 19 апреля Трубецкой подошел к Конотопу и 20 апреля начал осадные работы¹⁰⁸.

Трубецкой не планировал длительной осады Конотопа, а решил взять его штурмом, который был им назначен на 29 апреля. Однако штурм Конотопа русскими войсками окончился неудачей¹⁰⁹, после чего воевода, князь Трубецкой, вынужден был приступить к правильной осаде крепости Конотоп.

Из цитированного выше текста царского указа (о награждении полковника Змеёва) не следует, что полковник В.А. Змеёв и его рейтарский полк принимали участие в штурме Конотопа 29 апреля 1659 г. Там говорится, во-первых, о том, что они «в шанцах сидели и промысл всякий помышляли», т. е. участвовали в последующей осаде Конотопа. Однако в сведениях о потерях русской армии при неудачном штурме Конотопа драгуны полка В.А. Змеёва потеряли убитыми 7 человек рядовых и ранеными 3 офицера и 44 рядовых¹¹⁰. Очевидно, в штурме 29 апреля принимали только драгуны этого полка. Сам же Змеёв и основная часть полка участия в штурме не принимала. И это вполне естественно: рейтарскую (большую, собственно кавалерийскую) часть полка было нецелесообразно использовать в штурме, для которого нужны были солдаты и драгуны (так называемая «ездящая пехота»).

После неудачного штурма воевода, князь Трубецкой, вынужден был приступить к правильной осаде крепости Конотоп, во время которой полковник В.А. Змеёв и его рейтарский полк как раз «в шанцах сидели и промысл всякий помышляли» с конца апреля до конца июня 1659 г.

Затем в царском указе говорится о том, что полковник В.А. Змеёв и его рейтарский полк «билися, не щадя голов своих» «в приход Крымского хана и изменника Ивашка Выговского». Эта часть «подвига» В.А. Змеёва и его полка относится уже к событиям, которые начались с конца июня 1659 г., когда к Конотопу подошла крымская орда во главе с крымским ханом и главные силы мятежных казаков вместе и Иваном Выговским.

В официальном донесении на имя царя Алексея Михайловича воевода, боярин и князь А.Н. Трубецкой так сообщает о сражении:

«И июня же в 28 день, в другом часу дни, к той же деревне Сосновке пришли изменники Черкассы и Татаровя, а многие ли люди и царь ли или царевичи или мурзы и изменник Ивашко Выговской с ними ль, и про то подлинно было неведомо. И боярин и воеводы князь Алексей Никитич Трубецкой с товарыщи с государевыми ратными людми вышли за обозы, и от обозов товарыщи боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого и столника князя Федора Куракина околничие с государевыми ратными людми своих полков ходили против тех изменников Черкасс и Татар к деревне Сосновек к переправе. И боярин и воевода князь Алексей Никитич Трубецкой и стольник и воевода князь Федор Куракин послали к ним своих полков голов с сотнями и рейтарских и драгунских полковников с рейтары и с драгуны. И был бой до вечерень, а о вечернях Татаровя многие люди и Черкассы обошли государевых ратных людей спорным Гребнем и от деревни Поповки, и учали побивать и в полон имать, и в обозы вбили, и окольничих, князя Семена Романовича Пожарского и князя Семена Петровича Львова, взяли живых. А взятые языки Татаровя в роспросе сказали: пришли-де Крымский хан, а с ним царевичи и мурзы и Татаровя Крымские и Белгородцкие и Нагайские многие люди, и изменник Ивашко Выговской с Черкассы, с Лхи и с Немцы и с Сербы и с Волохи и с Мунтяны со многими же людми и снарядом; и хотят-де приходить на обозы боярина и воевод князя Алексея Никитича с товарыщи всеми силами; и не учиняя-де промыслу над обозы прочь нейти.

И того же дни боярин и воеводы князь Алексей Никитич Трубецкой товарыщу своему столнику и воеводе князю Федру Куракину с товарыщи с их полки велел идти к себе в обоз, и из шанец от города велел всем пешим людем отступить в обоз же.

И июня же в 29 день изменники Черкассы учали по обозу и в обоз стрелять из пушек и повели к обозу шанцы. И июня же 30 день в ночи к обозу приступали, и великого государя ратные люди от обозу их отбили, и из шанец выбили»¹¹¹.

Итак, спровоцированный, в общем-то, нехитрой уловкой мятежных запорожцев, притворно обратившихся в бегство, заманивая своего противника, – воевода, князь Трубецкой, бросил в погоню за ними большую часть своей конницы, включая рейтарские полки В.А. Змеёва, Г. Фан-Стробеля, В. Джонстона и В. Фан-Галена. Вскоре русская кавалерия нарвалась на превосходящие силы противника, преимущественно крымско-татарские, и была окружена ими.

В этом бою в окружении 28 июня 1659 г. сам полковник В.А. Змеёв и его рейтарский полк «билися, не щадя голов своих» и показали наилучшую профессиональную и боевую подготовку среди всех регулярных (рейтарских) кавалерийских полков русской армии, оказавшихся в окружении. Косвенным подтверждением тому могут служить сведения о потерях личного состава в перечисленных выше рейтарских полках. Так, рейтарский полк В.А. Змеёва потерял убитыми и пленными всего 21 человека и ранеными 92 человека. В то же время рейтарский полк Г. Фан-Стробеля потерял убитыми и пленными 1070 человек и ранеными 52 человека; рейтарский полк В. Джонстона – убитыми (включая самого полковника Джонстона) и пленными 239 человека и ранеными 39 человек; рейтарский полк В. Фан-Галена – убитыми (включая полковника Фан-Галена) и пленными 244 человека, число раненых осталось неизвестным¹¹². Н. Смирнов объясняет малые потери в рейтарском полку В.А. Змеёва тем, что его полк «принимал участие» в бою «в неполном составе». Именно поэтому, по мнению указанного автора, «полк или роты полка Змеёва смогли почти все отступить в осадный лагерь»¹¹³. Странно, однако, почему указанный автор не привлек к исследованию сражения при Конотопе и цитированный нами документ, в котором, как приходилось выше уже неоднократно цитировать, «билися, не щадя голов своих». Замечу, что первым и персонально из всех кавалерийских командиров в царской «сказке» о награждении был назван, отмечен и выделен именно рейтарский полковник В.А. Змеёв. Так что сравнительно небольшие потери личного состава в его полку объясняются, пожалуй, не тем, что он лишь частично принял участие в бою, а, скорее всего, лучшей профессиональной выучкой и боевой подготовкой рейтар полковника Змеёва, даже если его положение в бою оказалось более предпочтительным, чем положение других рейтарских полков.

Наконец, самый главный подвиг полковника В.А. Змеёва и его рейтарского полка в сражении при Конотопе выразился в стойкой и умелой обороне отступающего и расстроенного русского войска в вагенбурге. Следует обратить внимание на некоторые обороты в царской «сказке»: «А как боярин и воеводы князь Алексей Никитич со всеми ратными людми отошел от Крымского хана и изменника Ивашка Выговского обороною редкою, и вы потому же …стояли мужественно и крепко, и обозу разорвать не дали, и билися, не щадя голов своих», как записано в царском указе, и при этом почти без потерь «и отошли… совсем вцеле». Словосочетание «обороною редкою» указывает на состояние отступавших войск князя Трубецкого – они полностью потеряли строй и, по существу, беспорядочно отступали, бежали. Именно в этой ситуации рейтарский полк полковника Змеёва и сам командир оказались одной из немногих частей, сохранивших дисциплину и боеспособность, что позволило им прикрыть отступление основных русских сил.

Последняя же фраза – «и отошли совсем вцеле» – лишний раз подтверждает высказанное выше мнение о высоком уровне профессиональной и боевой подготовки рейтар Змеёва. Именно это обстоятельство также и специально ставится в заслугу и полковнику Змеёву, и его полку – малые потери личного состава при ожесточенном бое. Н. Смирнов поясняет свое мнение лишь предположением, что «полк В. Змеёва находился в арьергарде, потому не только не понес больших потерь убитыми и ранеными, но и смог прикрыть отступление своих раненых». В сущности, того же мнения придерживается и другой автор, специально исследовавший обстоятельства сражения при Конотопе, И.П. Бабулин¹¹⁴. Рейтарский полк Змеёва и в самом деле оказался в арьергарде, но тогда, когда потерпевшее поражение войско Трубецкого начало отступать, т. е. на первой линии обороны. И именно высокое боевое профессиональное мастерство полковника, личного состава его полка и избавило русскую армию от полного разгрома.

Следует также обратить внимание на то, что оборонительный бой, очевидно, имел место уже 29 июня 1659 г. «Да июня же в 29 день, – сообщал в своей отписке путивльский воевода на основании сведений, полученных от своих разведчиков, – …изменника Ивашка Выговскаго черкасы и татары стоят в деревне Бочках, от Путивля в 20 верстах, и боярина князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи таборы осадили и все дороги отняли»¹¹⁵.

Однако прорваться к Трубецкому и оказать ему помощь из Путивля не было никакой возможности, «потому что, – как сообщали посланные путивльским воеводой капитан Д. Бороноволоков и поручик рейтарского полка Змеёва М.Ф. Нарышкин, – им от изменников от черкас и от татар до полков боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи проехать не можно»¹¹⁶. Оборонительное сражение продолжалось и в последующие дни. Согласно следующей «отписке» путивльского воеводы, на основе свидетельств приехавших в Путивль крестьян, и 4 июля «слышали они от Конотопа на дороге к Путивлю в верстах 15 стрельбу большую из пушек и из мелкого ружья, и они-де и в то место, где стрельбу почаяли, местами ж шли и видели, что твои ратные люди идут подле крепостей обозом к Путивлю, а крымский-де царь с татарами и изменник Ивашко Выговский к обозу приступают и чинят бои большие беспрестанно»¹¹⁷. Путивльский воевода, князь Григорий Долгорукий, после получения этого известия отправился было с войсками своими на помощь к князю Трубецкому, однако к этому времени оборонительное сражение закончилось уже успешно для отступавших русских войск. Как сообщал в своей «отписке» от 11 июля путивльский воевода, «и того же числа (имеется в виду 4-е июля) Гаврило Вощинин приехал ко мне в дороге (т. е. когда воевода вел войска на помощь Трубецкому), а сказал, что боярин и воевода, князь Алексей Никитич с товарищи с твоими ратными людьми пришел в Путивльский уезд и стал у реки Семи на Белых берегах, от Путивля в 10 верстах, а ко мне-де приказал с ними сказать, чтоб я к нему на помощь не ходил, а жил в Путивле с великим береженьем и учинил по реке Семи на перевозах и по сторожам в причинных местах крепкие караулы и отъезжие сторожи»¹¹⁸.

Лишь 4 июля 1659 г. войска Трубецкого наконец прорвали блокаду окруживших их крымских татар и мятежных украинских казаков И. Выговского, сумели отбиться и отступить к Путивлю¹¹⁹. Таким образом, сражение в окружении продолжалось с 29 июня по 4 июля. Решающую роль в спасении всей армии воеводы Трубецкого от полного разгрома сыграли два выдающихся русских военачальника – рейтарский полковник (позднее первый русский генерал) В.А. Змеёв и полковник (позднее также генерал) Н. Бауман (Бовман или Бодман в русских документах) со своим «солдатско-артиллерийским» полком, фактически командовавший арьергардом отступавшего русского войска.

За свои выдающиеся отличия в ранее указанном сражении под Конотопом царь Алексей Михайлович в конце 1660 г. пожаловал Н. Баумана из полковников прямо в генерал-поручики, минуя чин генерал-майора. Выписка из Иноземного приказа достаточно красноречиво объясняет, за какие отличия в сражении под Конотопом полковнику был пожалован чин генерал-поручика. «В прошлом же в 168 г. (7168, т. е. 1660), – указывается в ней, – по твоему великого государя указу, полковник Николай (Бауман) пожалован за службу в генералы поручики, что, будучи он на твоей великого государя службе в полку боярина и воевод князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи, под Конотопом с неприятели с Татары и с Черкассы бился, не щадя головы своей; и как твои великого государя ратные люди шли от Конотопа к Путивлю, и в то время он, Николай, на отходном бою своим вымыслом многих неприятелей Татар и Черкас побивал и всякие промыслы чинил, и твоих великого государя ратных людей от неприятеля оберег»¹²⁰.

Судя по всему, именно рейтарский полк Змеёва и был самой лучшей и боеспособной воинской частью, а также рейтарский полк Ельчанинова и два стрелецких приказа – полковников Матвеева и Полтева.

Обращают на себя внимание следующие важные особенности в цитированной выше «государевой сказке»: персонально были выделены первоначально лишь два человека – «главнокомандующий» боярин и воевода, князь А.Н. Трубецкой, и лишь один командир: «Полковник рейтарской Веденихт Змеёв, полковники и головы стрелецкие! Записано в указе»¹²¹. Остальные, как мы видим, были названы «безымянно». Персонально некоторые из них были названы уже при повторном разъяснении их заслуг.

Следует обратить внимание и на еще одну примечательную особенность этой «государевой сказки». При вторичном именовании всех отличившихся вместе со Змеёвым были поименованы также полковники и головы стрелецкие А.С. Матвеев и С.Ф. Полтев, но и на этот раз Змеёв был поставлен на первое место, С.Ф. Полтев – на второе, а близкий друг и любимец царя А.С. Матвеев – на третье.

Как видим, несмотря на различную степень личной близости к названным трем отличившимся командирам, царь Алексей Михайлович не мог не признать, что рейтарский полковник В.А. Змеёв оказался самым выдающимся среди командиров русского войска в сражении при Конотопе. Для царя Алексея Михайловича рейтарский полковник В.А. Змеёв, таким образом, в военном отношении предстал фигурой более значимой, чем близкий и давний царский друг и любимец, его будущий «ближний боярин» А.С. Матвеев.

Пожалуй, именно после «конотопского подвига» В.А. Змеёв занял первое место среди военных специалистов и военачальников «регулярных частей» русского войска. Именно после 1659 г. царь Алексей Михайлович особо выделял В.А. Змеёва в качестве наиболее авторитетного военного специалиста по подготовке русских «регулярных войск».

Возвратившийся после «малороссийской кампании» 1659 г. в Москву со своим полком (в котором к 10 августа с учетом потерь, понесенных в Конотопском сражении, было 1190 человек¹²²), рейтарский полковник В.А. Змеёв оставался в столице и нес там царскую службу до июля 1660 г. 9 июля 1660 г. он «был у государя у руки»¹²³, а 11 июля того же года «во 12-м часу дни шли на государеву службу рейтарские полковники Венедихт Змеёв да Рычерт Палмер с своими полки; а великий государь тех полков смотрел с переходов»¹²⁴. Оба рейтарских полка отправились воевать в Белоруссию.

Бои под Губарями

В пределах 40 верст от Могилева с 24 по 28 сентября 1660 г. рейтарский полковник В.А. Змеёв во главе своего полка в составе русских войск, возглавлявшихся воеводой, князем Ю.А. Долгоруковым, отличился в боях под Губарями против польско-литовских войск гетманов П. Сапеги и Чернецкого.

Это сражение распалось на четыре отдельных боя. В первых трех боях 24–25 сентября верх одержали русские войска. Однако в бою 28 сентября, после первоначального успеха русских войск, польско-литовские войска Сапеги и Чернецкого обошли превосходящими силами и почти окружили войска Долгорукова. Часть русских войск не выдержала польско-литовского натиска. «Рейтарские 2 полка Рычерта Полмера да Томоса Шаля все побежали к обозом же, – сообщал в своей воеводской “отписке” Ю.А. Долгоруков, – и драгуны Христофорова полку Юкмана и солдаты Филипиусова полку Фанбуковена и Вилимова полку Брюса своровали ж, покиня полковников и начальных людей, с бою побежали, и увидя побег с бою многих людей, гетманы со всеми своими полки учали напускать на нас жестокими напуски»¹²⁵. Русский воевода утверждал, что «с Павлом Сапегою и с Чернетцким и с Пацом и с полубенским конных и пеших людей с 20 000» было¹²⁶. Потери русских войск убитыми составили 486 человек. В том числе в войсках воеводы князя Ю.А. Долгорукова потери убитыми составили 384 человека, а в войсках подчиненного ему воеводы стольника О.И. Сукина – 102 человека. Судя по числу потерь, сражение при Губарях не было слишком значительным и, конечно, оно не было сопоставимо со сражением при Конотопе.

Следует отметить, что поражение в этом бою русские войска понесли главным образом из-за бегства рейтар и солдат как раз из «полка» воеводы Сукина. Речь идет о тех «регулярных частях, которые выше уже упоминались в «отписке» Ю.А. Долгорукова: рейтарские полки Палмера, Шала, драгунский полк Юнкмана, солдатские полки Фанбуковена и Брюса. При этом полковник Х. Юнкман был убит, а полковник Ф.А. Фанбуковен попал в плен. От полного разгрома русские войска спасли «регулярные части» войск князя Ю.А. Долгорукова.

В рейтарском полку В.А. Змеёва потери составили: 58 человек убитыми (в том числе 2 офицера, 44 рейтара и 12 драгун), 75 ранеными (в том числе 1 офицер, 64 рейтара и 10 драгун) и 3 пропавших без вести (вероятно, попавших в плен). Таким образом, общие потери полка составили 136 человек.

В рейтарском полку Г.Ф. Тарбеева потери составили: 103 человека убитыми (в том числе 6 офицеров, 91 рейтар и 6 драгун), 54 ранеными (в том числе 8 офицеров, 40 рейтар и 6 драгун), 99 пропавших без вести (в том числе 1 офицер и 98 рейтар; вероятно, попавших в плен). Таким образом, общие потери в полку Тарбеева составили 256 человек.

В 1-м Московском выборном полку солдатского строя А.А. Шепелева потери составили: 38 человек убитыми (в том числе 3 офицера, 35 драгун), 55 ранеными (в том числе 2 офицера, 53 драгуна) и 3 драгуна пропали без вести (видимо, попали в плен). Общие потери составили 96 человек.

В солдатском полку генерал-майора В. Дромонта потери составили: 4 человека убитыми и 11 человек ранеными (в том числе 1 офицер). Полк потерял также 1 пушку полковую. Общие потери составили 15 человек.

В солдатском полку полковника А. Шнеевица потери составили: 18 человек убитыми (в том числе 1 офицер), 31 ранеными и 7 человека пропали без вести. Всего потери составили 56 человек.

Потери стрелецких полков, особенно убитыми, были сравнительно невелики: для каждого полка, кроме приказа Мещеринова, потерявшего убитыми 21 человека, они не превышали в среднем 3–4 человека.

Из 383 убитых 221 приходился на рейтарские, солдатские и драгунские части, т. е. почти 60 % погибших. Поскольку сражение было преимущественно кавалерийским, основные потери понесли рейтарские и драгунские части – ок. 200 человек убитыми.

Приведенные выше сведения о потерях в каждом из «регулярных полков» позволяют косвенным образом составить представления о профессионализме, боеспособности и степени боевого участия в сражении указанных выше полков.

Так, можно полагать, что солдатский полк В. Дромонта не проявил особой стойкости и упорства в обороне, на это косвенно указывают ничтожно малые потери (4 человека убитыми и 11 – ранеными) и при этом полк отдал противнику полковую пушку. Значительно более высокую стойкость проявил полк А. Шневинца (17 убитых, 31 раненый).

1-й московский выборный полк солдатского строя А.А. Шепелева, как известно, не принимал участия в сражении в своем полном составе. Лишь 1 драгунская «шквадрона» численностью примерно в 500 человек была направлена из Москвы на фронт. Общие ее потери составили примерно 19 % от ее численности. Убитые составили примерно ок. 8 %. При этом всего 3 человека пропали без вести (примерно 1,8 %), т. е., скорее всего, попали в плен. Это может означать, что эта часть сохраняла боевой порядок, проявила боевое мастерство, на что косвенно может указывать также превышение количества раненых (55 человек) над количеством убитых (38 человек).

Общие потери рейтарского полка В.А. Змеёва составили 136 человек, т. е. примерно 11 % личного состава полка. При таком большом количестве участвовавших в бою рейтар, драгун и их командиров (если в полку было ок. 1200 человек, как и во время Конотопского сражения), это сравнительно невысокие потери. При этом количество убитых (58 человек) составило примерно ок. 5 % от личного состава полка, а раненых (75 человек) – примерно св. 6 %. Но наиболее красноречивый показатель – небольшое число пропавших без вести (попавших в плен?) – всего 3 человека, т. е. примерно 0,25 %. Из приведенных данных можно сделать вывод о самой высокой боевой и профессиональной подготовке личного состава рейтарского полка В.А. Змеёва. На протяжении всего сражения они сохраняли боевой порядок, позволивший потерять пропавшими без вести или пленными всего 3 человека. В то же время потери ранеными и убитыми достаточно большие в абсолютных цифрах, хотя сравнительно малые в цифрах относительных.

А вот рейтарский полк Г.Ф. Тарбеева, судя по общим потерям и их составу, оказался подготовленным не лучшим образом. Его общие потери (256 человек) составили примерно 23–24 % личного состава, т. е. почти четверть, в том числе убитыми (103 человека) – 9–10 %. Это было в два раза больше, чем в рейтарском полку В.А. Змеёва. Следует также отметить, что потери убитыми почти в два раза превысили потери ранеными, что можно рассматривать как косвенное указание на низкую профессиональную подготовку рейтар Тарбеева. Однако самое удручающее в этой статистике – очень большое количество пропавших без вести (99 человек), т. е. примерно 9–10 %, большинство которых без большого риска можно отнести к попавшим в плен. Почти столько же, сколько убитых. Впрочем, на низкий уровень профессиональной и боевой подготовки рейтарского полка указал и сам царь Алексей Михайлович в своем письме к воеводе, князю Ю.А. Долгорукому от 3 октября 1660 г. в ответ на его ранее указанную «отписку» о боях под Губарями.

Алексей Михайлович, в частности писал: «Да слух носитца, как скочили поляки на Григорьев полк Тарбеева, и они выпалили не блиско»¹²⁷. Иными словами, царь выразил недовольство тем, что во время атаки польских войск рейтары полковника Г. Тарбеева открыли стрельбу со слишком большого расстояния, что не могло нанести никакого ущерба противнику. «А впредь, – продолжал царь наставлять своего главного воеводу, – накрепко приказывай, рабе божий, полуполковникам и началным людем рейтарским и рейтаром, чтобы отнюдь никоторой началной, ни рейтар, прежде полковничья указу, и ево самово стрелбы карабинной и пистолной, нихто по неприятеле не палил, а полковники бы, за помощию Божиею, стояли смело, и то есть за помощию Его Святого, да им же, начальным, надобно крепко тое меру, в какову близость до себя и до полку своего неприятеля допустя, запалить, а не так что полковник или началные с своими ротами по неприятелю пропалят, а неприятели в них влипают, и то стояние и знатье худое и неприбылно…»¹²⁸

Из цитированного фрагмента видно, что царь разбирался в уставных требованиях, предъявляемых личному составу «регулярных» частей войска, – открывать огонь лишь по команде командира полка (полковника) и не издалека. В противном случае неприятельские части без урона для себя достигают строя русских войск и вклиниваются в их ряды.

Алексей Михайлович оспаривает тех, кто пытались оправдать поведение полковника Тарбеева и его рейтарского полка. «Федор Хрущев, – пишет он Долгорукому, – конечно, хвалит, что Григорей хорошо и блиско палил, а, поверняся, неприятеля хотели сечь. И мы ему в том не поверили, что блиско полудня, а неприятель, повернувся, хотел сечь, и та стрельба, конечно, худа и чаять, что добре не блиско палил…»¹²⁹ И царь далее объясняет причины своих сомнений. «Добро бы, за помощью Божиею, – пишет он, – после паления рейтарского или пешего строю неприятельские лошади побежали и поворачивались или сами неприятели без лошадей пешие, поворачиваяся, бегали, и ружья в паленье держали твердо и стреляли они же по людем и по лошадем, а не по аеру, и, пропаля бы первую стрельбу, ждали с другою стрельбою иных рот неприятельских, а не саблями рейтары, а пешие, бердышами отсекаяся, стояли от первых рот»¹³⁰. Царь таким образом упрекает полковника Тарбеева и его рейтар в том, что они, с дальнего расстояния произведя залп, не причинивший атакующей неприятельской коннице, вынуждены были отбиваться от атакующих уже не огнестрельным оружием с близкого расстояния, как требовалось, а холодным оружием. Алексей Михайлович далее прямо советует, чтобы уповали не только на «помощь Божию». Настоящие рейтары, гусары и солдаты «за помощию Божиею, в воинском деле промышляют и промысл свой всякой оказуют и устаивают против неприятеля крепче»¹³¹.

Обнаруживая хорошее знание положений «Устава ратного строения пехотных людей» 1647 г., царь требует, чтобы во время боя «из стройства не расходитца, и полковником и головам стрелецким надобно крепко знать тое меру, как велеть запалить, а что палят в двадцати саженях, и то самая худая, боязливая стрельба»¹³². И как хороший военный профессионал, знающий толк в тактике «регулярных полков», он дает настоятельные рекомендации стрелять «в десять сажень, а прямая мера в пяти и трех саженях, да стрелять надобно ниско, а не по аеру (т. е. не по воздуху)»¹³³.

Далее царь уже дает своему главному воеводе советы в области тактики ведения полевого сражения. «И тебе бы, рабу Божию, – рекомендует он Долгорукому, – о сем строе великое рассуждение и попечение иметь, и с ними, началными людми, поговоря, учинить строение и ополчение се доброе и крепко надобное против неприятеля»¹³⁴. Царь предостерегает воеводу от ложных неприятельских маневров. «Да берегися, рабе Божий, – напоминает он своему корреспонденту, – крепко, лестных обманов в зговоре, а в тое пору прутких напусков и в бою всяких обманов»¹³⁵.

Последующие советы Алексея Михайловича вновь доказывают очень хорошее знание им тактических приемов, предписываемых Уставом для «полков иноземного строя». «А для помычек твоего полку конных, – требует царь, – вели рейтаром и пешим промешки (промежутки) строить пространнее, а как личитца помчать конных, вели им бежать в промешки, а строю вели не ломать и стирать… прикажи, а будет помчать из далека конных на стройных людей (т. е. на «регулярные части») пеших или конных, на середние роты, а не в те промешки, которые на то устроены, вели разступатся строем, а буде на конечные роты, вели потому же разступатся строем, а буде на конечные роты, вели потому же разступатся или тем конечным ротам отдаваться и заходить за полк; в драгунских бы полках были надолбы с пиками, и к бою бы их носили, а не возили»¹³⁶.

Подводя итоги рассмотрению действий рейтарского пролковника В.А. Змеёва и его полка в боях под Губарями, особенно 28 сентября 1660 г., можно сказать, что именно этот полк и этот полковник показали самую высокую профессиональную и боевую выучку. За это-то царь и пожаловал В.А. Змеёву в 1661 г. большую прибавку к поместному окладу – 250 четей земли и 30 рублей¹³⁷.