Сергей Магид
О состояниях сознания. Опыт историософии русской жизни

2]. Человек

Вопрос «Что есть Человек?» надо, очевидно, ставить иначе: Что есть Человек в своем потенциале, в своей предназначенной возможности? Тогда сквозь увеличительное стекло Истории мы увидим, что Человек в своем потенциале есть деятель Эволюции.

Более того, человек есть не столько участник какого-то этноса, не столько житель какой-то страны, не столько гражданин какого-то государства, но ПРЕЖДЕ ВСЕГО – потенциальный деятель Эволюции, в первую очередь, Эволюции Сознания. А не только преходящая мортмасса.

Путь вида homo sapiens есть путь вида, который ЭВОЛЮЦИОНИРУЕТ. Этот путь проходит через неизбежные промежуточные этапы.

Этап 1.

Уменьшение прямой зависимости от среды обитания, – благодаря творчески перспективному гуманному социальному конструированию и созданию культуры.

Этап 2.

Ослабление естественного отбора и борьбы за существование (как борьбы всех против всех), – благодаря этическим открытиям и – не всегда – параллельным им техническим инновациям.

Этап 3.

Приоритетное сохранение (а не выбраковка) меньшинств – мировоззренческих, религиозных, национальных, гендерных, сексуальных и т. п.

Этап 4.

Общее прогрессирующее повышение статуса, ценности и значимости отдельного индивида и его жизни (в противовес виду, популяции, коллективу).

Этап 5.

Метаморфоза человека этнического (этноантропа) в человека Цивилизации (homo civitatis), человека Цивилизации в человека духовного (homo spiritualis), человека духовного в «Богочеловека».

* * *

Поскольку цель Эволюции состоит в изменении человеческого вида через изменение его сознания, путь Эволюции жизни на Земле неизбежно вел к появлению разумного существа.

Важнейшее отличие человека от животных состоит в способности к рефлексии, к познанию самого себя.

Только человек способен «взглянуть на себя со стороны». Из этой способности вырастает гуманизм – способность «взглянуть» на другого как на себя, «увидеть» его.

Способность человека «видеть» другого проходит долгий и тяжелый эволюционный путь. Одним из величайших достижений человека на этом пути является обнаружение Абсолютного Другого, т. е. Личного Бога-Отца, Сына и Духа в качестве образца «другого», который познаётся прежде всего как партнер в постоянном диалоге.

* * *

Эволюция есть неустанное и неостановимое движение от случайных и одиночных проявлений индивидуального гуманизма к закономерному и естественному гуманизму, как характерному свойству человечества в целом.

Современный биолог сказал: «Ничто в биологии не имеет смысл, кроме как в свете эволюции». То же самое можно сказать и об истории: ничто в истории не имеет смысл, кроме как в свете эволюции человека, эволюции его сознания.

Если подвержено эволюции все живое, в том числе и человек, то, стало быть, и этнос подвержен эволюции, ведь этнос – это люди.

* * *

Эволюция это путь и закон существования живого вещества планеты. Причину возникновения Эволюции мы не знаем. Эволюция дана и мы должны это принять, так же как мы принимаем данность рождения и данность умирания.

Эволюция дана, а природой ли, Богом или инопланетянами, – ответ на эти вопросы зависит уже от личного вкуса. Кроме того, любой ответ ничего не меняет ни в ходе Эволюции, ни в ее целях.

3]. Антропогенез

В «живом шаре» биосферы идет развитие человека – антропогенез. Антропогенез также есть часть Эволюции жизни и сознания и подвержен ее законам.

Долгое время считалось, что эволюция человека была более-менее линейной: одна форма сменяла другую, и каждая новая была прогрессивнее, ближе к современному человеку, чем предыдущая. Сейчас ясно, что все было гораздо сложнее. Эволюционное древо гоминид, т. е. предков человекообразных и человека, оказалось весьма разветвленным.

Временны́е интервалы существования многих эволюционных видов сильно перекрывались. Разные виды гоминид, находящихся на разных «уровнях» близости к человеку, существовали одновременно.

Еще в сравнительно недавнем прошлом – всего-навсего 50 тысяч лет назад – на Земле существовало одновременно, как минимум, целых 4 вида гоминид: Homo Erectus, Homo Floresiensis, Homo neandertalensis и Homo sapiens.

Наследием и естественным продолжением этого условия сосуществования различных эволюционных видов гоминид, можно полагать и последующее сосуществование – одновременно и на одном пространстве, т. е. рядом, бок о бок, – людей, находящихся на совершенно разных этапах эволюционного развития сознания. Скажем, сосед с преобладающей ментальностью человека каменного века (не символически, а в самом буквальном смысле) живет в одной коммунальной квартире с соседом, ментальность которого в основном принадлежит постиндустриальной эпохе эры информатики. Взаимопонимания нет. Полиция бессильна решить этот вопрос.

* * *

Известные нам ископаемые гоминиды – лишь малая часть их подлинного разнообразия. В последние годы открытия новых родов и видов гоминид резко участились.

Это явление «эволюционной подстраховки», необходимой для выживания как можно большего количества самых разнообразных форм данного вида, объясняет и последующий факт многочисленности и бесконечного многообразия человеческих этнических сообществ.

* * *

Первые представители вида Homo (человек разумный, неоантроп) появляются около 2 млн лет назад, в эпоху нижнего палеолита.

Около 200 тыс. лет назад появляются анатомически современные люди, замедляется биологическая эволюция и активно начинает развиваться эволюция сознания.

* * *

Homo habilis (человек умелый). 2,4–1,5 млн лет назад, восточная Африка. Древнейший представитель вида Homo. Изготавливал примитивные каменные орудия (отсюда и название – «человек умелый»). Анализ внутренней поверхности черепа выявил зачаточный выступ в поле Брока^[5], неразрывно связанный с речью у современного человека (у обезьян этот отдел мозга отвечает за мимику – тоже средство коммуникации!).

Homo erectus (человек выпрямленный, человек прямоходящий). 1,5 млн лет назад, о. Ява. От шеи и ниже Homo erectus походил на современных людей. Считалось, что Homo erectus вымер, однако недавно было доказано, что Homo erectus просуществовал очень долго и был современником человека разумного (Homo sapiens). Homo erectus умел пользоваться огнем и пожирал себе подобных.

Homo antecessor (человек-предшественник). 800 тыс. лет назад. Предок – африканский Homo erectus, эволюционировавший в новый вид. Мигрировал на север, в Европу. В пещерах северной Испании найдены останки людей-предшественников. Были умелыми охотниками на крупных зверей и каннибалами. Одни из самых древних людей в Европе. Возможно, это была первая попытка колонизации Европы, закончившаяся неудачно.

Homo heidelbergensis (человек гейдельбергский). 800–200 тыс. лет назад. Успешно колонизировал Европу. Гейдельбержец был непосредственным предком неандертальца. Изобрел метательное оружие и хорошо владел им.

Homo neanderthalensis (неандерталец). 200–28 тыс. лет назад. Неандертальцы населяли Европу и Западную Азию (от Испании до Узбекистана). Неандертальцы НЕ являются прямыми предками современных людей.

Линии эволюции, ведущие к неандертальцу и современному человеку, разошлись 500–600 тыс. лет назад. Тем не менее объем мозга – как у современных людей или даже больше. Умели разводить огонь. Питались почти исключительно мясом (охота), каннибализм был очень распространен. Появились первые мистические/религиозные верования: хоронили своих мертвецов и украшали могилы цветами. Культура неандертальцев (т. н. «мустьерская», или, что то же самое, среднепалеолитическая культура) дает деревянные копья для ближнего боя с каменными наконечниками. В более позднее время, уже во время контактов с сапиенсами у неандертальцев появляются зачатки искусства (ожерелье из медвежьих когтей).

Homo floresiensis (человек флоресский, флоресиец). 38–18 тыс. лет назад. Найден на о-ве Флорес (Индонезия). Карликовый вид, рост около метра. Владел огнем. Местные легенды полны упоминаний о «маленьких людях», живших в этом районе вплоть до появления там европейцев в начале 1500-х годов. Не отсюда ли берет начало Лилипутия в сказаниях о Гулливере Джонатана Свифта (1667–1745)?

И, наконец, Homo sapiens (человек разумный). Объем мозга в среднем 1300 куб. см. Древнейшие находки в Африке – 195 тыс. лет назад.

* * *

45–40 тыс. лет назад сапиенсы вторглись в «исконные земли» неандертальцев – Европу.

В продолжении 12–15 тыс. лет сапиенсы и неандертальцы сосуществовали на одной территории (это было 40–28 тыс. лет назад, но, кажется, продолжается до сих пор).

Ныне установлено, что в генах современного человека может присутствовать до 4 % генов, восходящих к homo neanderthalensis.

Не избежав некоторого смешения с неандертальцами, сапиенсы постепенно вытеснили их на восток, хотя подробности этой борьбы нам до сих пор не известны.

* * *

У сапиенсов, хлынувших в Европу, в самом начале этой экспансии произошел качественный скачок в культурном развитии. В археологии этот момент соответствует переходу от среднего палеолита к верхнему палеолиту. К этому времени относятся, по-видимому, так называемые «революции среднего палеолита».

* * *

Европейских сапиенсов возрастом 40 тыс. лет традиционно называют кроманьонцами^[6]. У них впервые появилось настоящее искусство (наскальная живопись).

Только у кроманьонцев каменные орудия начинают совершенствоваться быстрее, чем строение тела (почему такой взрыв изобретательства? откуда такое количество новаторов? благодать Божия снизошла на кроманьонца?). Как бы то ни было, таким вот образом эволюция человека впервые выходит из рамок естественного отбора. А это самый важный признак начала развития Цивилизации – здесь начинается сознательное социальное конструирование, создание человеческого сообщества, – того, что природой изначально не дано.

Орудия же неандертальцев эволюционировали не быстрее, чем могли бы эволюционировать плотины бобров. «Техническое развитие» неандертальцев подчинялось скорее биологическим, а не социально-культурным законам. У неандертальцев в течение десятков тысяч лет наблюдается очевидная неспособность к созданию цивилизации.

Подобные явления мы находим и в современном человеческом обществе: скажем, русское крестьянство веками существовало, так же подчиняясь скорее «биологическим», чем социально-культурным законам; орудия труда не эволюционировали, любые новшества, приходящие извне (как правило, со стороны прагматически мыслящих помещиков) резко отвергались, вплоть до применения «красного петуха».

Эволюционное развитие русского крепостного крестьянства в его социально-хозяйственном аспекте шло, лишь ненамного превышая «уровень бобров».

Отсюда восприятие Чаадаевым России не как культуры, а как территории, находящейся вне исторического развития, представляющей собой «прочерк» в истории человечества. Отсюда вечная гоголевская «лужа посреди Миргорода». Отсюда же, из осознания отечественной культуры как проявления «застоя», и щедринский образ «города Глупова», этой воплощенной кульминации бессмыслицы и топтания на месте.

Что касается «проблемы неандертальцев» (то есть вопроса о том, кто они такие были?), то подход к ней постепенно меняется, – от категоричного утверждения – «это не люди!» (как полагал историк Борис Поршнев) до предположения – «люди, но совсем другие» (как считает современный антрополог Алексей Марков).

Кто бы они ни были, неандертальцы, человек разумный жил рядом с ними более десяти тысяч лет, и этот факт не мог не воздействовать на психику человека. Поэтому оппозиция – «это не люди!» или «люди, но совсем другие!» существует и активно работает до сих пор. Скажем, Запад, образно говоря, воспринимает Россию как кроманьонец неандертальца, Россия же воспринимает Запад как кроманьонца-пришельца, стремящегося вытеснить ее с ее исконных, обитаемых ею многие сотни тысяч лет «евразийских» пространств.

* * *

Ключевым событием, окончательно определившим превращение животных в людей, является возникновение речи.

Возникновение речи – это первый маркер зарождающегося этноса, это и первый шаг кроманьонского человека по направлению к многообразной этнической дифференциации.

Однако еще до появления связной, членораздельной и смысловой речи существовало, вероятно, бессознательное символическое мышление, построенное из зрительных образов с широким знаковым смыслом, связанных специфическими ассоциативными связями. Из этого, всегда локального, всегда привязанного к определенному ландшафту образно-символического знакового языка, из этой праречи, возникает «коллективность» мышления, возникает СО-ЗНАНИЕ, т. е. совместное знание данного коллектива, праэтноса, который в процессе эволюционного развития данного локального модуса мышления и его речи постепенно превращается в этнос.

Мышление есть изначально коллективное, и лишь потом индивидуальное явление. Поэтому таким тяжелым процессом является процесс становления личности – это всегда процесс выхода из-под контроля коллективного мышления, которое монолитом встроено в первобытный этнический менталитет.

Важнейшая функция коллективного мышления и его речи состоит в социальном сдерживании индивидуальных биологических (асоциальных) импульсов, в той или иной мере энтропийных для первобытного коллектива в целом, угрожающих его безопасности, способствующих его распаду, несущих в себе смуту и хаос.

Функция речи есть функция сугубо социальная, а не природная, – поскольку речь есть искусственный конструкт социума и в свою очередь конструктор социально значимых смыслов.

Как инструмент конструирующего воздействия общей для данного региона ментальной матрицы на частные умы, ее составляющие, речь коллективного со-знания становится одним из главных факторов этногенеза, обеспечивая его жизнеутверждающими смыслами.

Речь – это борьба со смертью. Речь – это изначально заговаривание (приручение) смерти, опасности, зла, просьба к мертвым не возвращаться.

* * *

Способность конструирующего реальность коллективного (социального) мышления своевременно гасить вспышки спонтанных биологических импульсов членов коллектива становится одним из главных достижений кроманьонца, сделавшим для него возможными вытеснение неандертальца и выход на путь Цивилизации.

Люди, участвующие в этносе, изначально воздействуют сами на себя через свое коллективное совместное знание и его речь – с единственной целью: выжить.

На ранних этапах своего развития, под давлением этого совместного знания, люди этноса удерживают зверя в себе от агрессии против своих же, поскольку опыт показывает им, что только в коллективе людей одной с тобой речи, а стало быть, и одного с тобой совместного знания (со-знания), можно выжить.

Таким образом, этнос как источник и носитель совместного знания (сознания), проявляющегося через речь, воздействует воспитывающим образом на своего человека, ориентируя и корректируя его поведение в нужном этносу направлении.

Этнос не является биологическим образованием, не является «кровью и почвой». Этнос есть историко-социальный процесс, создающий этнического человека (этноантропа) и его этническую культуру – как кокон, теплицу, школу и крепость, внутри которой люди этноса могут развиваться, проходя определенные этапы Эволюции сознания.

Человек отчасти биологичен, отчасти социален. Этнос же только социален и первая и главная его социальная роль состоит в очеловечивании, в «социализировании» сексуальных инстинктов. Если этнос с этой своей самой первичной задачей не справляется, значит данный этнос и его человек все еще находятся на одной из самых низших ступеней эволюционного развития.

[III]. Четыре революции каменного века

* * *

На протяжении 12–15 тысяч лет кроманьонец соседствовал с иными видами хомо: неандертальцем, эректусом, флоресийцем…

Все они были в той или иной степени каннибалами, включая и самого кроманьонца.

При этом, скажем, мозг неандертальца содержал такие доли, которые говорят о наличии у него сильнейших суггестивных способностей.

У кроманьонца, как и у современного человека, эти доли головного мозга развиты в несравненно меньшей степени.

Вполне вероятно, что неандерталец мог воздействовать на сознание кроманьонца.

Против психической суггестии, как и против чисто физического превосходства неандертальца и эректуса, данного им природой, кроманьонец должен был бороться методом конструирования таких защитных и вспомогательных средств, которые природой не были ему дарованы.

Поэтому кроманьонцу пришлось развивать новые технологии, создавать свои специфические ноу-хау, изобретать летальное оружие и всё новые и более эффективные способы сопротивления психическому воздействию.

Всё это способствовало развитию речи и неизбежно вело к конструированию социума.

Очевидно, именно в связи с необходимостью создания по-новому структурированного социума, в эпоху от конца среднего палеолита до начала неолита, кроманьонцу пришлось начать четыре великие революции.

В результате этих революций кроманьонцы и их ближайшие потомки окончательно сформировались в этнические группы.

* * *

На переломе среднего палеолита в верхний палеолит, т. е. приблизительно 30 тысяч лет назад появились первые шаманы, и ими были женщины.

К этому времени люди современного типа почти полностью вытеснили, уничтожили или ассимилировали неандертальцев, эректусов и прочие родственные виды, оказавшись в смысле биологической эволюции вне конкуренции и оставшись единственным видом рода Homo на всей планете.

Ощутимый социальный и технический прогресс, возникший в результате многотысячелетнего противостояния (или Нулевой мировой войны) кроманьонца с иными видами Homo, обусловил эволюционные преимущества сапиенса, который оказался гораздо более восприимчив к новаторству и адаптации.

Человек современный, неоантроп, родился из войны, в результате войны и благодаря войне.

Межвидовая война закончилась победой вида Homo sapiens, но вся дальнейшая история человека представляет собой войну внутри самого этого вида.

Эта война идет до сих пор.

Она имеет место, в том числе, и потому, что эволюционное развитие вида Homo sapiens, человека разумного, трагически связано с неравномерностью социального и технического прогресса в разных популяциях этого вида.

* * *

В отличие от предшествующего «человека неразумного» или «мало разумного», который создавал за всё время своего существования всего одну-две материальные культуры (что не свидетельствовало в пользу его высокой духовности), человек разумный создал таких культур великое и многоразличное множество.

Начиная с верхнего палеолита, количество материальных (и одухотворенных, судя по одновременному появлению искусства) культур человека разумного возрастает в геометрической прогрессии.

Можно предположить, что все эти культуры, обнаруживаемые ныне археологией, более или менее условно соответствуют разным этническим группам людей.

Уже в верхнем палеолите символические наскальные изображения животных могли служить знаками принадлежности именно к определённым этническим группам, которые тогда понимались как различные тотемные группы, т. е. группы, находящиеся под покровительством различных сакральных существ и сами представлявшие собой реальные воплощения этих существ (люди-леопарды, люди-попугаи, люди-волки, люди-медведи, люди-шакалы, люди-орлы и т. д. и т. п.).

В верхнем палеолите на смену первобытному стаду окончательно приходит родовая матриархальная община, родство ведётся по женской линии.

Появляются многочисленные изображение «Венер», в которых можно видеть символ первого божества, покровителя и тотема: Богини-Родительницы-Матери-Земли.

Приблизительно в эту же эпоху, где-то в промежутке между 35000-м и 7000-м г. до н. э., в обществах каменного века Европы постепенно, долго и незаметно свершается одна из важнейших эволюционных метаморфоз, состоящая из четыре революций.

Каждая из четырех революций каменного века к нынешнему 2017 г. н. э. теоретически уже давно должна была бы быть каждым цивилизованным этносом в целом завершена и пройдена.

Однако практика говорит нам об обратном – и даже прямо противоположном.

Еще и в наше просвещенное время некоторые, считающие себя европейскими, этносы не могут в своем сознании довести до конца эти «революции среднего палеолита», а значит, в каком-то – и, увы, совсем не символическом, а самом буквальном смысле, они все еще остаются ментально в каменном веке.

Революция 1: «табу на инцест»

Инцест (лат. incestus – нечистый) – сексуальные отношения с кровными родственниками.

Если вам начинают говорить об этносе как о народной общности «крови и генетического родства», значит вы имеете дело с тяжелой формой «ментального инцеста».

В первобытном обществе (эпоха костяного века, затем палеолит, мезолит, неолит, энеолит) инцест был сначала широко распространен, порой выступал и как доминирующая и общепринятая форма сексуальной жизни.

Однако очень рано человек заметил, что постоянный, из поколения в поколение инцест ведет к деградации рода.

Действительно, при инцесте значительно повышается вероятность встречи одних и тех же патологических генов.

Тогда как половое размножение задумано именно как доставка множеств иных генов, разнообразных и здоровых.

Поэтому, если при неродственных браках вероятность рождения ребёнка с серьёзным генетическим (врождённым) дефектом или умственной отсталостью порядка 3–4 %, то при инцесте она значительно возрастает.

В процессе развития этнических культур инцест был практически повсеместно запрещен и табуирован.

Существовал лишь в ряде традиционных форм династических браков (например, египетских фараонов).

Революция, установившая на переходе из среднего в верхний палеолит табу на инцест, стала одним из важнейших пусковых механизмов создания этнической культуры, в том числе и в первую очередь, этнической морали.

Табу на инцест представляет собой акт социализации^[7] инстинкта, «приручения» инстинкта, «очеловечивания» его, это один из первых шагов человека в сторону Цивилизации.

Все наши инстинкты, конечно, «остались при нас».

Они, однако, как в своего рода «Прокрустово ложе», заключены в «стереотипы социального поведения», разработанные этносом в рамках этнических традиций и проявляются согласно законам функционирования этих стереотипов в каждом данном этносе.

Социализация инстинктов развивается в процессе эволюции этнической культуры, в границах этой культуры и благодаря ей.

* * *

Результатом «Революции 1» явилось прежде всего повсеместное развитие у кроманьонца явления эндогамии.

Эндогамия (от др. – греч. ἔνδον – внутри + γάμος – брак) это норма, предписывающая заключение брака в пределах только вполне определённой (эндогамной) группы, т. е. в пределах только одного племени.

Это, собственно, и есть один из механизмов создания этноса, который в данном случае можно определить как строго очерченный «брачный круг, брачный округ», в том числе и в буквальном пространственном плане.

Эндогамная группа родоплеменного общества, представлявшая собой возникающий этнос, еще более укрепляла свой «брачный круг», практикуя внутри себя экзогамию.

Экзогамия (др. – греч. εξω – вне, снаружи + γάμος – брак) это практика запрета брачных отношений между членами одного и того же рода или семьи, входящих в состав эндогамной группы, т. е. племени-этноса.

Эндогамия и экзогамия являются непосредственным практическим следствием революции «табу на инцест».

* * *

Можно предполагать, что в своем физиологическом аспекте революция «табу на инцест» почти (но только почти!) завершена русским этническим менталитетом.

Хотя и не так давно, лишь где-то к середине ХХ века. Еще ссыльные и спецпереселенцы сталинской эпохи сталкивались в отдаленных русских деревнях Восточной Сибири и Дальнего Востока с инцестом, как вполне общепринятой формой сексуальных отношений, особенно между отцами и дочерьми, и между свекрами и снохами (женами сыновей, так называемое «снохачество»).

Современной статистикой мы не располагаем (да думаем, что если такая статистика и есть, то принадлежит к разряду секретных), однако, есть основания полагать, что реликты эпохи каменного века в формах нетабуированного инцеста до сих пор воспринимается некоторой частью русского этноса как вполне допустимые.

Но не это важно; подобные эксцессы прорыва первобытных импульсов эпохи «дореволюционного» сознания имеют место по всему миру.

Важно другое: если революция среднего палеолита «табу на инцест» в чисто физиологическом плане русским этническим менталитетом еще не вполне закончена, то в плане духовном она лишь начинается.

Факт этой ментальной архаики не отрефлексирован русским сознанием.

На «низших социальных уровнях» русских городов и деревень (т. е. в слоях людей, достаточно люмпенизированных и криминализированных, а таких в России подавляющее большинство) среди молодежи еще сохраняется такой реликтовый результат незавершенной революции каменного века «табу на инцест», как «дуальная экзогамия».

«Дуальная экзогамия» является одной из классических и древнейших форм первобытной экзогамии^[8].

При ней «родное» племя внутри самого себя чётко делится на две половины, и каждый участник племени знает, к какой половине он принадлежит.

Между этими двумя половинами племени существует ритуальное противостояние, которое особенно ясно проявляется во время праздничных состязаний.

Подобное противостояние, по свидетельству современников, еще в ХIX в. было настоящим бичом русских деревень, на долгое время или навсегда выводя из строя недопустимо большое число сельских работников.

Эта реликтовая дуальная экзогамия жила в русской деревне совершенно официальной жизнью и состояла в передававшейся из поколения в поколение войне мужского населения (от самых юных подростков до глубоких старцев) разных деревенских концов (Верхний и Нижний, Поречье и Заречье и т. п.).

Русская первобытная деревня передала эту традицию русскому городу, где и до сих пор враждуют между собой отдельные городские районы или город и пригороды.

Апогеем такого противостояния являлись беспощадные кулачные бои (впрочем, в дело шли и оглобли, и колья из забора, да и вообще все, что подворачивалось под руку).

Это были знаменитые и не раз описанные в русской литературе «хождения стенка на стенку».

Количество увечий и смертей оказывалось в результате этих «народных забав» настолько непропорционально большим, что русская администрация вынуждена была вводить в сельскую местность полицейские силы, которые должны были удерживать народ от традиционных игрищ.

В Ленинграде еще в середине 50-х гг. ХХ в. двор ходил на двор, улица на улицу.

«Охта» шла через Большеохтинский мост «бить центровых», а с другой стороны на центральные районы города ходила «Лиговка». Автор этих заметок порой принимал участие в некоторых подобных походах, одновременно в качестве обоза, госпиталя и зрительного зала.

* * *

Еще одним реликтом не-до-совершенной революции «табу на инцест» является «кровнородственное» отношение носителей русского этнического менталитета друг к другу, которое предельно ясно обнаруживает себя в манере обращения и самоидентификации.

На тех же «низших социальных уровнях», о которых уже шла речь, все друг другу «свои».

Там нет ни граждан, ни товарищей, ни тем более господ или каких-нибудь милостивых государей.

Там живут другие люди и все они родственники, даже если в глаза друг друга никогда не видели: сынки, сыночки, братки, брательники, сестренки, отцы, деды, бабуси, матери (но не мамы!), дяди и тети…

Целые корпорации людей, скажем, одной судьбы, определяются огромной частью русского этнического менталитета исключительно по первобытной специфике метафизической кровной родственности: в криминальном мире это братва, в мире спецназа это братаны, на флоте братишки и т. п.

Обычное обращение на улице к совершенно незнакомым людям (не в деревне, а в Ленинграде в 80-е гг. ХХ в.), в зависимости от возраста и с подчеркнутой вежливостью: браток, не подскажешь…; отец, а где здесь…; бабуся, как пройти…; сестренка, где купила апельсины…; мать, помоги, заблудился… и т. п.

* * *

Эта лексика подсознательной промискуитетной родственности первобытного племени (бытующая и в афро-американских и в «латинских» кварталах американских городов, а также в цыганских гетто Чехии и Словакии, где тоже все «братья» друг другу, где менталитету местных присущи архаические составляющие, – несмотря на окружающий «белый» мир постиндустриальной эпохи), эта лексика, свойственная догосударственному родовому сознанию, не воспринимающему абстракции единства и цельности так называемого «большого общества», эта лексика (и подсознательное восприятие вполне реального родства) переносится русским этническим менталитетом и вовне, в мир большой геополитики: давно существуют в русском, как народном, так и «официальном» подсознании, и никак не могут оттуда исчезнуть фантастические «братские народы».

Традиционно в русском этническом менталитете «братскими народами» считались (по языку и вере) украинцы и белорусы. При бо́льшем расширении понятия «братства» в число братских могли входить вообще все «славянские народы».

При еще большем геополитическом расширении в круг «братских народов» мог входить вообще кто угодно, независимо от языка, веры и даже расы; так братьями великого русского (советского) народа оказывались кубинцы, ангольцы, арабы, монголы, индийцы, афганцы… и несть им числа.

Примечательно, что к подобной идеологической практике собирания «братских народов» пришли, кроме русских, только нацисты Германии во время своей попытки построить чисто этническое государство геноцидальными методами каменного века.

Впрочем, иными методами чисто этническое государство и нельзя построить.

А где каменный век, там «кровь и почва», там родство по хромосомам, там непременное кровное «братство» и «братские могилы».

У рациональных немцев (хотя в данном случае и не без большой доли одновременно языческого и раннехристианского романтизма) эта практика «братства», прежде всего, по расе, приняла вполне конкретные формы и вылилась в создание эсэсовских частей из представителей нескольких «братских» по отношению к немцам народов, выполняющих ту же миссию борьбы с «азиатской русской ордой».

Так возникли все эти «Викинги», «Недерланды», «Данемарки» и «Валлонии», а в тяжелое для Рейха время и дивизии СС, состоящие из латышей, эстонцев и даже славян-украинцев, которые изначально «братскими» народами не считались, но в ходе борьбы ими стали.

Но у немцев эта история с «братскими» народами была временным эксцессом и патологией, тогда как у русских вера в «братские» народы вплоть до полного родственного проглатывания их, это историческая норма.