Сергей Кремлев
Русская Америка. Слава и боль русской истории
Да, её нельзя подтвердить документально, но её нельзя документально и опровергнуть! Зато логический анализ вполне наталкивает, кроме «английского», ещё и на «американский» след в антипавловском заговоре. Возможности у янки для этого в России уже имелись, и, скорее всего, немалые, о чём в своём месте и будет сказано.
НАЧАТЬ, впрочем, придётся с предварительного общего обзора ситуации, сложившейся в политическом мире конца XVIII века. И хотя этот экскурс будет по необходимости не очень кратким, в сторону от темы Русской Америки он нас не уведёт. Напротив, не зная кое о чём в истории образования и развития США, мы не поймём некоторых существенных моментов в истории Русской Америки.
Итак, после начала войны североамериканских английских колоний за независимость 1775–1783 годов будущие «отцы-основатели» США развили немалую внешнеполитическую активность в Европе, а после провозглашения независимости тринадцати Соединённых Штатов в 1776 году эта активность тем более возросла. К тому же королевская Франция поддержала проект самостоятельных Штатов даже, пожалуй, более горячо и заинтересованно, чем сами жители колоний.
Екатерина II отнеслась к вновь образовавшемуся государству достаточно лояльно. Осенью 1775 года король Англии Георг III обратился к императрице с просьбой прислать 20 тысяч русских солдат для подавления «мятежа», а в июле 1777 года английский главнокомандующий в Америке писал: «Корпус из 10 тысяч боеспособных русских солдат мог бы гарантировать Великобритании военный успех в предшествующей кампании». Однако Екатерина отвечала, что посылка российских войск в Америку «выходит за пределы возможного». (В конце концов Англия обеспечила себе наёмников в количестве 30 тысяч солдат из шести германских княжеств.)
В дополнение сообщу, что с января 1778 года по ноябрь 1779 года Лондон через своего посла Гарриса семь раз делал Петербургу предложение о наступательном и оборонительном союзе против Франции, США и Турции на любых условиях! Последний раз такое предложение было сделано 26 ноября 1779 года. Гаррис ждал ответа три месяца, а затем получил отказ.
Хотя Екатерина и предвидела «отпадение» Америки от Европы, она и мятежные Соединённые Штаты официально признавать не собиралась – до тех пор, пока их независимость не будет признана Англией Георга III. В противном случае русско-английские отношения резко обострились бы, а это грозило самыми опасными последствиями для русской политики на Юге, где Россия, успешно завершив Русско-турецкую войну 1768–1774 годов, начинала осваиваться в Новороссии, завела флот на Чёрном море, готовилась окончательно присоединить Крым…
Зато в 1780 году в связи с насильственными действиями английского флота по отношению к нейтральной торговле с североамериканскими колониями екатерининская Россия выдвинула принцип «вооружённого нейтралитета», что уже было для США немалой поддержкой.
Правительство Георга III предпринимало жёсткую морскую блокаду североамериканских колоний, провозгласивших себя независимыми Соединёнными Штатами, и 28 февраля (10 марта) 1780 года английскому, французскому и испанскому дворам была направлена декларация Екатерины о принципах морской торговли. Декларация провозглашала право судов нейтральных стран свободно плавать из порта в порт у берегов стран, находящихся в войне, и перевозить товары, принадлежащие подданным стран, находящихся в войне, за исключением военной контрабанды.
Для защиты свободы торговли императрица приказала направить одну из русских эскадр в Северное море и предложила шведскому и датскому двору присоединиться к этим мерам.
Сам принцип свободы морей был выдвинут дипломатией Соединённых Штатов уже при провозглашении Декларации независимости – в 1776 году, но только декларация Екатерины и военно-морская демонстрация, предпринятая Россией, сделала этот принцип реально работающим.
России тогда удалось объединить против намерения Англии безраздельно и произвольно царить на морях всю тогдашнюю Европу! Франция и Испания признали принцип вооружённого нейтралитета де-юре. В 1780–1783 годах с учётом этого принципа образовалась система союзных договоров России с Данией, Швецией, Голландией, Пруссией, Австрией, Португалией и Королевством обеих Сицилий. Даже Англия вынуждена была согласиться с русской инициативой де-факто.
Лишь посол России в Лондоне Семён Воронцов был против, заявляя, что принцип «вооружённого нейтралитета» якобы невыгоден для России. Впрочем, граф был и против так называемых «разделов Польши», по которым в состав России вернулись белорусские земли и все те украинские земли, которые ещё удерживали за собой польские паны. Воронцов утверждал, что это «противно идеям справедливости» и поэтому «возмущает общественное мнение Запада». Увы, эти песни мы слышим в России и сегодня – от уже современных ренегатов, подобных Воронцову.
В действительности принцип «вооружённого нейтралитета» оказался эффективной и убедительной внешнеполитической инициативой екатерининской России. И надо ли много говорить, как помогло это США? В октябре 1780 года президент Континентального конгресса – фактически, первого правительства США – Сэмюэль Хантингтон через французского поверенного в Петербурге маркиза де Верака направил российскому правительству послание, где сообщалось о действиях США в духе декларации о вооружённом нейтралитете. В заключение Хантингтон писал: «Конгресс желает, чтобы чувства и мероприятия… затрагивающие этот важный сюжет, были бы доведены до сведения нашей великой и доброй союзницы возможно скорее, как только это окажется возможным».
Хантингтон здесь, конечно, выдавал желаемое за действительное – великая Россия не являлась для Америки «доброй союзницей». При всём при том знать оценку Хантингтона нам не мешает, как и мнение члена Континентального конгресса Артура Ли. В письме Хантингтону от 7 декабря 1780 года Ли подчёркивал, что «большая сила Российской империи, мудрость и широта взглядов её министров и уважение, которым пользуется её императрица, придают этому двору наибольший вес в конфедерации нейтральных государств».
Официальных дипломатических отношений между Россией и США установлено по-прежнему не было, но в 1781 году Россия совместно с Австрией предложила воюющим державам, то есть Англии, с одной стороны, и США с Францией и Испанией, с другой стороны, посредничество в целях заключения скорейшего мира.
Георг III настолько желал согласия с Екатериной, что был готов отдать России остров Менорка (Минорка), если та, приняв посредничество, будет действовать в интересах Англии.
С 1802 года испанский остров Менорка из группы Балеарских островов в западной части Средиземного моря не раз переходил из рук в руки, в том числе – и Англии, которая владела им с 1708 по 1756, с 1763 по 1782 и с 1798 по 1802 год. Иными словами, предлагавшийся Лондоном подарок был сомнительного свойства, и Екатерина от сего «данайского дара» отказалась, но не отказалась от посредничества. Впрочем, реально оно не понадобилось – антирусским силам в Лондоне, Париже и Мадриде только усиления европейского влияния России не хватало. Поэтому Франция с Испанией, а также и США предпочли обойтись без России и вступили в прямые переговоры с Англией, пошедшей им навстречу.
К ТОМУ времени в возникающей самостоятельной истории США был создан крайне любопытный «русский» прецедент. Ещё в 1780 году Континентальный конгресс принял решение направить в Россию своего дипломатического представителя. На этот пост был назначен потомственный юрист из Массачусетса Фрэнсис Дейна (Дана) (1743–1811), член Континентального конгресса в 1777–1778 годах, а с 1780 года секретарь Джона Адамса – крупнейшего политика первоначальных США, в будущем – 2-го президента США. В 1780 году Адамс состоял дипломатическим представителем США во Франции Людовика XVI, союзного Америке.
По установившемуся дипломатическому протоколу перед направлением своего дипломатического представителя даже в страну, с которой уже имеются дипломатические отношения, положено предварительно запросить агреман, то есть соответствующее согласие на приём у правительства принимающего государства. «Отцы…» же «…основатели» США направили Дейну из Парижа в Петербург без запроса в ситуации, когда США не были признаны Россией. Нахальство удивительное, особенно с учётом того, что Дейне поручалось в Петербурге подписать конвенцию о присоединении США (вообще-то – воюющей державы!) к вооружённому нейтралитету и согласовать статьи предполагаемого договора о дружбе и торговле.
В принципе, Дейна мог бы предпринять предварительный зондаж через русского посланника в Гааге Д.А. Голицына, как это ему советовал французский министр Верженн, но предпочёл следовать указанию Адамса и отправился в Петербург в качестве «частного лица, путешествующего с целью ознакомления со страной».
С «частного лица» спрос невелик, но в США исходили ведь из того, что Дейна будет принят в итоге при дворе Екатерины как лицо официальное. Поэтому говорить здесь надо не только о нахальстве, а и о провокации, поскольку акция Континентального конгресса явно была рассчитана на рассоривание России с Англией. Петербургский успех миссии Дейны-Даны оказался бы вольной или невольной «миной» под российские перспективы на черноморском Юге.
16(27) августа 1781 года Дейна прибыл из Амстердама в екатерининский Санкт-Петербург в сопровождении секретаря – юного Джона Куинси Адамса, сына Джона Адамса. Разместившись в гостинице, Дейна через несколько дней встретился с послом Франции маркизом де Вераком. Верак выразил сомнение в том, что российское правительство согласится принять представителя государства, политически в глазах России не существующего. Екатерина Дейну действительно не приняла, и он осел в русской столице надолго, имея, впрочем, свободный доступ к высшим чиновникам Коллегии иностранных дел.
В течение оставшихся месяцев 1781 года, весь 1782 год и до лета 1783 года Дейна настойчиво пытался добиться приёма у императрицы для вручения верительных грамот, но – тщетно. Время шло, 30 октября 1782 года уехал обратно в США для продолжения образования Джон Куинси Адамс. Он увозил с собой массу новой для себя информации, которая ему оказалась более чем полезной тогда, когда он в 1809 году вновь приехал в Россию как первый в истории двусторонних отношений посланник США (Адамс занимал этот пост до 1814 года).
Естественно, и сам Дейна набирался российских впечатлений и обрастал немалыми, надо полагать, знакомствами. Академик-американист Н.Н. Болховитинов, описывая «питерское сидение» Дейна, утверждает, правда, что тот якобы «жил в С.-Петербурге почти в полной изоляции не только от царского правительства, но и от русского общества в целом», но этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Из писем отцу и матери, которые писал юный Адамс из России, следует, что он в четырёх стенах гостиницы не сидел. А представить себе, что букой-домоседом оказался прожжённый сорокалетний янки-юрист, что он два года из гостиницы нос не казал?
Позвольте не поверить!
К тому же Дейне Континентальным конгрессом прямо было предписано закладывать в России «основу для взаимопонимания и дружественных связей». Конечно, заокеанских республиканских «смутьянов» в аристократических монархических кругах русской столицы не очень-то жаловали, но ведь в Петербурге свет клином на высшем свете не сошёлся. Джон Куинси Адамс писал в своих записках, например: «Я встретил человека, который заплатил помещику за свою свободу и свободу своих детей 45 000 рублей». Ясно, что имелся в виду или купец, или промышленник, выкупившийся из крепостных. А такие знакомства во многих отношениях стоили, пожалуй, знакомства с десятком бездельников-князей…
Тем временем события за океаном развивались… 5 сентября 1781 года французская экспедиционная эскадра из 28 кораблей под флагом адмирала де Грасса одержала победу над английским флотом в Чесапикском заливе, и английские силы под Йорктауном оказались блокированы и с суши, и с моря. В результате 19 октября 1781 года 8-тысячное (по другим данным – 9-тысячное) английское войско капитулировало перед 17-тысячным (по другим данным – 20-тысячным) соединённым франко-американским войском, где французский экспедиционный корпус составлял половину наличных сил.
После этого военные действия в США прекратились и в Париже начались длительные переговоры.
На этом фоне 3(14) июня 1783 года Дейна получил, наконец, официальный ответ из российской Коллегии иностранных дел, где сообщалось, что, хотя Екатерина «с чувством удовлетворения» восприняла известие о посылке дипломатического представителя США в Россию, она может признать его только после подписания окончательного мирного договора. Вместе с тем указывалось, что те соотечественники Дейна, которые приедут в Россию «по торговым и другим делам», встретят «самый благожелательный приём и защиту в соответствии с международным правом». Иными словами, Екатерина признавала США пока де-факто.
Комментируя этот ответ, Дейна 9(20) июня 1783 года сообщал в Гаагу американскому агенту в Голландии – швейцарцу Шарлю В.Ф. Дюма, что порты Российской империи «открыты для граждан Соединённых Штатов и их независимость получила полное признание, хотя из-за посредничества (России. – С.К.) было сочтено целесообразным отложить аудиенцию до заключения окончательного договора».
А 23 августа (3 сентября) 1783 года в Версале был подписан Парижский (Версальский) мирный договор между США и Англией, по которому Англия официально признавала независимость США. Показательно, что договор был выработан втайне от союзников США (Франции, Испании и Нидерландов) и лишь подписан при их участии. Одновременно в Версале были подписаны англо-французский и англо-испанский договоры. По последнему договору Британия уступала Испании Флориду, впоследствии доставшуюся США, а также… остров Менорку.
Казалось бы, то препятствие, на которое ссылался российский кабинет, объясняя невозможность аккредитирования Дейна до признания независимости США «законным монархом» Георгом III, было Парижским договором устранено. Тем не менее Америка, так настойчиво добивавшаяся российской дружбы, вдруг сама же от неё… отказалась. Континентальный конгресс принял решение об отзыве Дейна, посчитав нецелесообразным иметь дипломатического представителя в России. 26 февраля 1783 года крупный политик США Роберт Ливингстон, проводивший переговоры с Англией в Париже, написал президенту Континентального конгресса, что не видит причин для дальнейшего пребывания Дейны в России и не считает целесообразным иметь дипломатического представителя США в Петербурге даже после заключения мирного договора.
В результате в начале августа 1783 года Дейна получил от конгресса «разрешение» вернуться в США. Сохраняя хотя бы лично своё лицо, он при посещении вице-канцлера И.А. Остермана объяснил свой отъезд расстроенным здоровьем и личными делами. 24 августа (4 сентября) 1783 года Дейна навсегда покинул Россию, за два года так и не встретившись с Екатериной и не вручив императрице верительных грамот.
Лишь в 1809 году Россия и США впервые взаимно назначили своих дипломатических представителей на уровне посланников: Джона Куинси Адамса от США и от России – графа Фёдора фон дер Палена, сына одного из убийц императора Павла.
Факт обрыва уже почти установившихся связей США с екатерининской Россией по инициативе самих США можно и нужно отнести к одной из загадок истории, особенно – на фоне того, что в инструкциях Континентального конгресса Дейне от декабря 1780 года указывалось: «Великая цель Вашей миссии заключается в том, чтобы заручиться расположением и поддержкой её и. в-ва в отношении суверенитета и независимости Соединённых Штатов и заложить основу для взаимопонимания и дружественных связей между подданными её и. в-ва и гражданами… Соединённых Штатов в целях взаимной выгоды обеих стран».
И вдруг как раз после того, как появилась реальная возможность заложить основу для взаимопонимания стандартным для всех государств способом – путём обмена дипломатическими представителями, Америка этой возможностью пренебрегла без видимых причин и без внятного обоснования отказа.
ПРИ ВСЕЙ необъяснимости подобной линии резонным вопросом – почему США поступили так, как они поступили? – отечественные историки не задавались как до, так и после 1917 года… В первом томе четырёхтомной «Истории США», изданном издательством «Наука» в 1983 году под редакцией Н.Н. Болховитинова и охватывающем период с 1607 по 1877 год, о миссии Дейны вообще не упоминается, хотя в последней «советской» болховитиновской монографии 1991 года «Россия открывает Америку. 1732–1799» миссии Ф. Дейны посвящена вся V глава.
Нет ничего о миссии Дейны и в «Советской исторической энциклопедии» 1960-х годов. И – что уж совсем странно – в ней нет статьи также о том любопытнейшем «Плане договоров» США, с которым мы чуть ниже познакомимся. Нет статьи о «Плане договоров» и в советском «Дипломатическом словаре» 1985 года.
После 1991 года о Дейне, о феномене столь странно длительного отсутствия официальных отношений между США и Россией забыли и подавно, и в коллективной почти 400-страничной монографии 1994 года «История внешней политики и дипломатии США. 1775–1877» под редакцией Болховитинова пикантнейший дипломатический казус почему-то не анализировался никак, а о Дейне упоминалось четырьмя строками! Впрочем, о введённом Россией в политическую практику принципе вооружённого нейтралитета не упоминалось вовсе…
Странное равнодушие отечественной исторической мысли к странному отвороту США на целую четверть века (!) от линии на установление «взаимопонимания и дружественных связей» с Россией тоже, вообще-то, необъяснимо. Правда, академик Болховитинов объяснял в 1991 году всё тем, что «в новых условиях, когда независимость Соединённых Штатов была фактически обеспечена» США якобы «уже не так остро нуждались в новых союзниках и даже опасались быть вовлечёнными в систему европейской политики»…
Однако речь-то – не о союзе, а о просто нормальных дипломатических отношениях, к которым стремилась вроде бы сама Америка и которые нужны были вроде бы Америке больше, чем России. Для Екатерины, занятой обустройством Новороссии и Крыма, отношения с получившими независимость «английскими в Америке селениями» были проблемой второго, если не третьего плана. Но для только-только выходящих в свет Соединённых Штатов устойчивые контакты с великой и достаточно лояльной к ним европейской державой были, казалось бы, полезны во всех отношениях. Почему же Америка от них – в официальном формате – так неожиданно отказалась?
Что же до утверждения Болховитинова насчёт того, что Америка так уж чуралась внешнеполитических отношений с Европой, то оно не только не выдерживает никакой критики даже с позиций логики, но и фактически неверно. Уже 17 апреля 1777 года Континентальный конгресс отдельной резолюцией переименовал свою Комиссию по секретной корреспонденции в Комиссию по иностранным делам, а 10 января 1781 года был образован департамент по иностранным делам во главе с Робертом Ливингстоном и с пока что небольшим аппартом из двух заместителей, переводчика с французского языка и клерка. После заключения Парижского мира 1783 года деятельность департамента по иностранным делам лишь расширялась, и 15 сентября 1789 года он был реорганизован, расширен и превращён в Государственный департамент. 22 марта 1790 года Томас Джефферсон, прослуживший четыре года посланником во Франции, вступил в должность первого в истории США государственного секретаря.
Автор монографии 1969 года «Заграничная служба США» У. Уэнделл Бланке, опытный карьерный дипломат, дослужившийся до ранга посла, пишет:
«Все президенты (имеются в виду первые семь президентов США. – С.К.), начиная от Джорджа Вашингтона и кончая Эндрю Джексоном, имели дипломатический опыт. Томас Джефферсон, Джеймс Монро, Джон Адамс и Джон Куинси Адамс служили в дипломатических представительствах за границей; кроме старшего Адамса, все они побывали на посту государственного секретаря…
Значение, придававшееся дипломатической деятельности первыми американскими руководителями, подчёркивается… и размерами денежных ассигнований, выделявшихся на эти цели. В 1790 году из первого иностранного фонда разрешалось израсходовать не более 40 тысяч долларов, но когда страна провозгласила нейтралитет в 1793 году, эта сумма была тут же пересмотрена и резко увеличена. В те времена весь федеральный бюджет составлял меньше 10 миллионов долларов, из них на покрытие расходов по сношениям Соединённых Штатов с иностранными государствами конгресс выделил один миллион (жирный курсив мой. – С.К.)».
Не очень-то это заявление карьерного американского дипломата Бланке согласуется с болховитиновскими заявлениями о якобы стремлении США к «изоляционизму». Последний тезис в США всегда был употребителен лишь для «электората», но – не для правящей имущей элиты.
Так что – даже опытнейший Джефферсон не понимал всей важности устойчивых официальных контактов с Россией? Не думаю, что дела обстояли так… К тому же, как мы это увидим, торговые связи развивались вполне успешно. А вот дипломатические представительства – США в Петербурге и России в Вашингтоне – почему-то не открывались.
Почему?
Любому необъяснённому историческому факту объяснение на самом деле имеется, и данная «загадка» – не исключение. Вот только отгадка здесь – как и во многих других «странностях» отношений России и США – отыскивается не в виде неких архивных открытий, а в виде догадки, а точнее – в виде логического вывода из массива вполне известных данных… Логика, а не документы, подсказывает нам, что подлинная задача миссии Дейна заключалась не в установлении дипломатических отношений с Россией, а в провокации разрыва России с Англией. Вот и здесь обратимся не к тайнам архивов, а к логике.
Пытаясь понять, чем объясняется четвертьвековая дипломатическая пауза в отношениях Вашингтона с Петербургом, нельзя упустить из виду одно важнейшее обстоятельство! Сразу же после образования Соединённых Штатов – 17 сентября 1776 года Континентальный конгресс США одобрил так называемый «План договоров» («Plan of Treaties»). «План» представлял собой примерный образец типового проекта договора США с иностранными государствами «о дружбе и торговле», и в него была включена особая статья, объявляющая все территории североамериканского континента и близлежащие острова находящимися в «безраздельном и вечном владении» США. Партнёр по договору должен был принять обязательство «никогда не захватывать и ни под каким предлогом не пытаться овладеть» какими-либо частями Северной Америки.
Вообще-то, подобные – вселенские и безапелляционные, геополитические претензии США выглядели более чем странно. На каком основании эти претензии Штатами выдвигались? Лишь недавно возникшее государство Соединённых Штатов было тогда почти полностью земледельческим. Даже в 1840 году в США, по материалам ценза, в промышленности и ремёслах было занято 791 535 человек, в торговле – 117 575 человек, в горнодобывающей промышленности – 15 203 человека, а в сельском хозяйстве – 3 717 756 человек. В конце XVIII века значительная промышленность в США тем более отсутствовала – на первой прядильной машинной фабрике «отца американской промышленности» Сэмюэля Слейтера, открытой в 1790 году, было занято всего девять детей, работавших под руководством самого Слейтера. Тем более не было у Америки ни серьёзных вооружённых сил – независимость для США завоевали прежде всего французские экспедиционные войска, – ни, как уже сказано, военно-морского флота… Мощно развивался в США лишь торговый флот – его общий тоннаж возрос с 202 тысяч тонн в 1789 году до 1269 тысяч тонн в 1807 году, то есть – более чем в 6 раз менее чем за 20 лет.
При этом «независимые» 13 объединившихся штатов занимали тогда менее трети территории континента с его «атлантического» края, не имея в своём составе никаких значительных близлежащих островов. И вдруг – сразу же настолько непомерные, абсолютно не подкреплённые материальной силой претензии на всю Северную Америку со всеми островами!
Если мы посмотрим на карту, то убедимся, что со стороны Атлантического океана никаких особо «близлежащих» островов у берегов Северной Америки нет – кроме Ньюфаундленда и Новой Шотландии – тогда английских, а ныне канадских. Однако на атлантические острова янки замахиваться не могли и никогда не замахивались при всём их самомнении. Зато островов со стороны Тихого океана – множество, включая архипелаг Александра, аляскинскую группу, алеутскую группу… Конечно, к моменту появления «Плана договоров» сведения об островном обилии северной части Тихого океана в Европе и в США имелись ещё смутные. Скажем, начало третьего плавания Кука пришлось на тот самый 1776 год, когда «План договоров» был принят. Но точные сведения вполне заменялись слухами, и слухи эти наполняли тихоокеанскую зону Северной Америки соблазнительными богатствами. Причём всё это или входило в состав российских американских владений, или вот-вот должно было войти. Иными словами, особая статья американского «Плана договоров» была прямо и провокационно направлена прежде всего против образующейся Русской Америки.
Этим фактом, как можно легко понять, и объясняется упорнейшая несклонность США к установлению официальных дипломатических отношений с Россией вначале Екатерины II (c 1783 по 1796 год), затем – с Россией Павла I (с 1796 по 1801 год) и даже с Россией Александра I с 1801 по 1809 год. К тому же здесь надо учитывать некий достаточно тонкий момент…
Дело в том, что США с самого начала своей политической истории стали выстраивать отношения со Старым Светом на новой по тем временам дипломатической основе. Штаты не желали вступать и не вступали ни с кем в политический союз, а договаривались, прежде всего, об условиях торговли. И европейские государства на это вполне соглашались. Так, уже 8 октября 1782 года Адамс заключил с Нидерландами договор о дружбе и торговле, договорившись при этом о займе в 5 миллионов гульденов. Достаточно скоро установились официальные отношения и с другими странами – даже с Англией. При этом Соединённые Штаты были уверены, что те или иные территориальные споры или проблемы с давно присутствующими на североамериканском континенте Англией, Францией и Испанией будут так или иначе улажены в пользу США, что впоследствии и произошло. Собственно, иначе и быть не могло – с учётом того, что Соединённые Штаты задумывались и образовывались как перспективное геополитическое детище могущественных наднациональных сил Старого Света в Англии, Франции, Голландии…
Иначе получалось с Россией. Вышло так, что полное официальное конституирование США в тогдашнем политическом мире по Парижскому договору 1783 года весьма точно совпало по времени с началом развития Русской Америки – Шелихов поставил первое постоянное русское поселение на американской земле на острове Кадьяк в 1784 году. Но уже и до этого русские достаточно прочно осваивали тихоокеанскую островную зону – вплоть до Курил, и американские промышленники, тоже промышлявшие в этих водах, об этом знали. Объявлять же какие-либо земли владением США до 1776 года не могли даже самые отъявленные авантюристы – до 1776 года такого государства даже в глазах его самого просто не существовало. К тому же до северо-западного побережья американского континента тогда не то что янки, но и англичане не очень-то добирались – в отличие от русских. (Бывали, конечно, и исключения вроде бизнесмена Роберта Морриса, о чём – несколько позже.)
Геополитическое будущее северо-западного края Тихого океана, его побережья и островной зоны зависело на рубеже XVIII и XIX века прежде всего от двух европейских держав – Британии и России. При этом у Британии был такой весомый аргумент, как могучий военно-морской флот, который подкреплялся могучим же потенциалом британского торгового флота. Зато в пользу России была достаточная географическая близость континентальной русской Азии к Северо-Западной Америке.
В то время – при сложности океанских коммуникаций – одно стоило другого! Морские возможности Англии были по сравнению с российскими велики, но хлебать тысячи вёрст киселя от Лондона до Аляски океанами было не так просто, да и долго. А русским до Америки – рукой подать через Берингов пролив. Да и по «камушкам» Алеутской островной гряды добраться до Америки русским было несложно.
Слабые же тогда в военно-политическом отношении Соединённые Штаты являлись геополитическим форпостом англосаксов и оказывались дополнительным аргументом в разворачивающейся эпопее борьбы англосаксов против геополитических и экономических интересов России на Тихом океане.
В результате завязывался непростой сюжет. С одной стороны, уже при своём образовании США публично заявили свои безраздельные права на весь американский континент и прилежащие к нему острова, но не имели возможностей внедряться в северо-западную зону значимым образом. С другой же стороны, Россия уверенно осваивалась в этой зоне и последовательно закрепляла за собой свои американские территориальные приобретения.
В случае установления Соединёнными Штатами дипломатических отношений с Россией между двумя государствами сразу же возникал бы острейший и перманентный дипломатический кризис, и – именно на почве Русской Америки.
К тому же тогда Россия могла бы предъявлять к США официальные претензии по поводу хищнических пиратских действий граждан США в российских американских владениях – как предъявляла она подобные претензии к Лондону.
Вот почему США торговлю с Россией развивали активно, а устанавливать с ней посольские связи не торопились. И лишь когда Русская Америка развилась и стала весьма мощным явлением, а положение – очень уж странным (а к тому же обострились отношения США с Англией и Францией), Соединённым Штатам пришлось ситуацию «расшивать». Американский посланник в Лондоне Джеймс Монро – будущий 5-й президент США и будущий автор «доктрины Монро», в беседе с российским уполномоченным в сентябре 1807 года сообщил о желании президента США Томаса Джефферсона, чтобы император Александр I назначил своего дипломатического представителя в США.
Но и тогда не всё вышло сразу – кандидатуру назначенного Джефферсоном Уильяма Шорта сенат отклонил уже после его назначения посланником, и первый посланник США Джон Куинси Адамс – будущий 6-й президент США – прибыл в Петербург лишь осенью 1809 года, а первый русский посланник Фёдор Пален вручил верительные грамоты даже позже – 14(26) июня 1810 года, уже президенту Джеймсу Мэдисону.
