Сергей Булыга
Правило правой руки (сборник)

Да, спохватился Колян, собаки! Это же такие звери, подкрадутся – не заметишь, как! Раньше их было мало, а ещё раньше, при прежней жизни, их не было совсем. Колян не верил, говорил, чем же тогда люди кормились, когда здесь собак не было?! Так, говорил Байщик, при прежней жизни было просто: пришёл на склад, дал фант, тебе за него дали продуктов. А фанты откуда, спрашивал Колян. С работы, их на работе выдавали, отвечал Байщик. Э, говорил насмешливо Колян, тогда чего хорошего в той вашей прежней жизни, если тогда была работа? Так она и сейчас у тебя есть, говорил Байщик. Нет, говорил Колян, я не работаю, я делаю, и для себя. А работать – это для кого-то, это быть чьим-то рабом, поэтому чем так работать, лучше подорваться. Байщик на такие слова только руками отмахивался.

А Генерал говорил, что Байщик гонит, раньше никто не работал, все служили. А после была война. Профукали войну! С кем война, спрашивал Колян. Ну, с этими, уклончиво отвечал Генерал, с вероятным противником. С Америкой, что ли, спрашивал Колян. Да нет, отвечал Генерал, мы вместе с Америкой профукали. И с остальными всеми: с китайцами и прочей шабулдой-мулдой. Все вместе в козий пух! Навалились на нас эти роберты! И санитары с комиссарами, язви их душу, и теперь мы ведём против них народно-освободительную войну, имеющую ярко выраженный партизанский характер. Понял? Повтори! А то дам заточкой! Колян повторял. Вот какой этот Генерал – сумасшедший, но справедливый. Если вдруг что, Колян ходил только к нему, как и сейчас идёт. Подумав так, Колян осмотрелся. Кругом был густой лес и никаких нигде следов. Только кое-где были видны (если, конечно, знать, куда смотреть) заломы. Чужой не заметит! Раньше, рассказывал Байщик, при прежней жизни, такой глухомани здесь не было. Везде был город. Ну, или полугород. Тропки везде, столбы со светом, ящики со жратвой и бухлом. Ага! Подошёл, сунул в дырку жетон – тебе котлета вывалилась. Сунул другой жетон – стаканчик бухла. Жетоны в городе давали. Каждое утро приходишь на одно место, тебе выдают.

А после прилетели эти гады, и всё пропало. Но, говорил Байщик, даже уже при них, при робертах, первое время кое-что в глухих местах ещё работало. По их недосмотру, конечно. Вот как сейчас там, возле подорванного моста на Микулинской ветке, прямо из каменной стены течёт горячая вода. А раньше там был сладкий чай. И дорожки были, жёлтым песочком посыпанные, и столбы со светом, и самокрутки фабричные, их так и называли: фабрички. А после санитары начали летать на вертихвостах и сверху какой-то гадостью опрыскивать – и стало всё пропадать, разваливаться, скукоживаться, ржаветь, и за одно лето развалилось. А после ещё прошла зима, а когда после неё снег стаял, трава сразу взялась как сумасшедшая, кусты скопом везде полезли. А эти опять на вертихвосты, и давай поливать, но уже другой гадостью, и заросло всё к едреней матери, как будто ничего здесь никогда и не было. Так говорят. Потому что сам Колян уже ничего такого из прежней жизни не видел, по крайней мере не помнит. Только помнит, как мать ему давным-давно рассказывала, что она его в глубоком каменном колодце родила, на стекловате, а после, когда колодец развалили, она переселилась в тёплую кирпичную трубу, тоже подземную, и там они ту его первую в жизни зиму перезимовали. А после, сразу же весной, опять пришли роберты и уже всё то, где что по их недосмотру оставалось, они из ручных переносных пырскалок начисто дочистили. Или дезактивировали, как Байщик выражается. Вот! Нигде теперь ничего не увидишь. Ну, только кое-где железки из земли торчат или что-нибудь ещё, но это очень редко. А остальное кругом лес. Очень густой! Ну, и через лес, в точно выверенных направлениях, по директирисам (это уже Генерал говорит), или попросту, по рельсам, дрезины ездят, смотрят за порядком, а сверху вертихвосты смотрят за дрезинами. Ну, и за нами тоже, это они обязательно, очень сердито подумал Колян, эх, зря не взял фугаску! Может, как раз сегодня был бы подходящий случай. Ему же давно уже хотелось приманить на себя вертихвост, и когда он опустится пониже, запулить ему в форточку фугаску и посмотреть, как рванёт. А что! Генерал говорил, что уже были подобные случаи. А Колян чем хуже? Да вот забыл фугаску! Какая досада, блин!

И только он так подумал, как сверху раздался мощный рокот. Это летел дежурный ветрихвост, у них у всех такие рокоты. Колян сразу шуганул с тропы и затаился под ёлкой. Вертихвост рокотал прямо сверху. Значит, почуял, сердито подумал Колян. У них же, у гадов, рассказывал Байщик, есть такие специальные лампы, они ими лес сверху просвечивают, и если есть где что живое, ещё тёплое, лампа это сразу чует и начинает гудеть. А через ёлку эти их хитроумные лампы почему-то просветить не могут. Тогда вертихвосты спускаются ниже, чтобы лучше просветить. А ты им тут фугаску в форточку бэмц! Но, правда, они очень редко спускаются. Генерал говорил, что это у них по должностной инструкции запрещено спускаться ниже пятидесяти метров, а на пятьдесят метров фугаску запулить проблемно, Колян пробовал. На тридцать пять запросто, на сорок ещё кое-как, а на пятьдесят кишка тонка. Но, говорил Генерал, если бежишь по полю и упал в канаву, они тогда спускаются и ниже, потому что тебя видно хорошо и как бы нет скрытой опасности. Но могут и из пулемёта косануть на упреждение, а уже только после спуститься, и это хреновый вариант, Милка с ума сойдёт.

Вдруг рокот начал удаляться. Колян осторожно выглянул из-под ёлки и ничего, конечно, не увидел. Ещё бы! В такой чаще! Если бы была фугаска, подумал Колян, можно было бы попробовать залезть на ёлку, но не на самый её верх, конечно, и подождать, вдруг вертихвост решит вернуться. А так чего лезть? Да и вертихвост ушёл, рокот уже почти совсем затих. Колян вернулся на тропу и двинулся дальше. Двинулся, а не пошёл, вот это правильно, вот какая там была чащоба, что никакой ходьбы, а только двиганье. А раньше, Байщик говорил, и Генерал с ним не спорил, тут летом вдоль дорожек стояли железные лавочки, все жёлтой краской крашеные, и на них сидели бабы, все как на подбор молодые, ядрёные, и, нога за ногу закинувши, курили фабрички. А мужики…

Опять раздался рокот. Совсем близко! Да что они, гады, издеваются?! Колян кинулся в кусты. И очень даже вовремя, потому что рокот рокотал уже прямо над самой его головой. Это вертихвост над ним завис, а он же теперь не под ёлкой! Очень хреновая примета, между прочим, это они его, наверное, засекли, пробили лампой через кусты, сволочи, и сейчас сбросят верёвку, по верёвке слезут санитары с автоматами и начнут прочёсывать местность. От них, гадов, очень трудно скрыться, они же все в специальных очках и у них нюх как у собак, нет, даже ещё круче. И, что ещё хуже, если у них сейчас приказ не брать живым, тогда они будут стрелять сразу на полное поражение, в голову.

Р-р-р! Рокот просто обалденный! Даже не слышишь, о чём думаешь! Ну, и фиг с ним! Что будет, то будет! Колян кинулся бежать. Лес там был очень густой, конечно, и опять еловый, но всё равно же небо было видно. Значит, думал Колян на бегу, так же и им с неба видно, правда, не везде, земля. И его шапка видна тоже! Дурацкая, с красным помпоном, Милка пришила, дура, для красы. Колян сбросил шапку и прибавил бегу, хотя какой там бег в таких кустах?! А вертихвосту что! Ему в воздухе просторно, и он летел себе следом. Даже, правильней, висел точно над Коляном, Колян бежал, выбивался из сил, а санитары, падла, сверху, небось, потешались, покуривали фабрички и через зубы сплёвывали.

Колян сильно запыхался. Старый он стал, что ли, со злостью подумал Колян, совсем как холёный стал, как городской, городские все холёные, резать их надо всех подряд, планету продали за пайку и за три затяжки, как говорит Генерал. Он никогда пленных не брал и, говорит, брать не будет. И слово держит – не берёт, а если кто к нему и попадается сдуру, он всегда только одно приказывает: «К сосне!». И подводят к сосне. У неё же, не то что у ёлки, ствол снизу чистенький, без веток. Вот к этому стволу поставят, Генерал всегда сам выйдет (другим это никогда не поручает) и выстрелит. Сволочи, конечно, городские, да и деревенские не лучше, но, говорил Колян, зачем расстреливать, лучше бы он их перевербовывал. Глядишь, какая-то польза от них бы была. А так только обувка и одежда. И то не все это брали. Генерал тогда кричал:

– Знаю, падла, все вы моей смерти ждёте! А вот не дождётесь! Застрелю!

Но не застреливал. А потом, как успокоится, объяснял сердитым голосом, что не стрелял потому, что экономит патроны, нет лишних, даже на врагов их не хватает, не то что на своих. Вот какой у нас бардак и вот какое тупое наше высшее начальство в генеральном штабе, прибавлял он очень злобно и уходил к себе.

Что такое генеральный штаб, никто не знал, а у Генерала спрашивать боялись.

Колян остановился. Сердце прыгало уже почти между зубами, вот как Колян тогда выбился и теперь стоял, разинув рот, и никак не мог отдышаться.

А вертихвост продолжал рокотать – сперва прямо над его головой, а после начал понемногу сдвигаться в сторону. Колян сел на землю. Дышалось очень тяжело. Куда это он забежал, незнакомые какие-то места, только бы не под лесничество. У егерей у всех лицензии, им разрешён любой отстрел, это совсем хреново. Зато хорошо то, что вертихвост рокочет всё дальше и дальше. А вот и совсем улетел! Колян встал и, утираясь, подумал, что с вертихвоста его, может, и не видели, а просто делали плановый облёт, а он случайно с ним совпал.

А вот теперь они распались! Подумав так, Колян повеселел и опять стал осматриваться. Ага, вскоре подумал он, не так уже и сильно он отбежал в сторону. Теперь надо просто забирать левей, и через пару кэмэ он выйдет на свою тропу. Колян пошёл лесом, по тропке. Он эту тропку знал не очень, это тропка была Байщикова. Да и лес вокруг был Байщиков, правда, он его наполовину задолжал Петровичу. Но, может, ещё выкупит обратно, время ещё есть, да и Байщик мужик ловкий, языкастый, значит, выкупит. Думая подобным образом, Колян прошёл ещё немного, выбрался из чащи на поляну, поляна, оказалась немалая, заросшая высокой и густой травой…

И вдруг впереди, в траве, что-то мелькнуло! И исчезло! Колян замер, даже задержал дыхание…

И, шагах в полусотне, не меньше, увидел спину и затылок Байщика. Потом Байщик опять исчез. Чего это он там, с удивлением подумал Колян, грибы, что ли, собирает? Или, как Милка, цветы? Колян усмехнулся. А Байщик опять показался из травы и осмотрелся. Но он осматривался в другую сторону, да и Колян вовремя присел, поэтому Байщик пока ничего не заметил и опять пригнулся. И там, рядом с ним, что-то звякнуло. Ого, подумал Колян и потянулся к поясу, к заточке. А Байщик из травы пока что не показывался. Трава была высокая, по грудь, и очень густая. Такой травы, все говорили, при прежней жизни не росло, тогда трава была низкая и это считалось очень хорошо, а если где вырастала высокая, её сразу выдёргивали или обстригали специальными косилками. Байщик сам рассказывал, что у него была такая, подключишь её к проводам, она наберётся току, замигает красной лампочкой – и после только успевай косить. А здесь что Байщик делает? Не косит ведь! Колян пригнулся и пошёл вперёд, осторожно раздвигая перед собой траву. Трава чуть слышно шуршала. Колян старался не дышать, потому что если с непривычки надышишься травного духа, то потом начинаются всякие глюки: чудится разная дрянь, хуже чем после бухла. Вот какая здесь трава! А отцветёт – и нормальная, можно даже в суп бросать для запаха, Милка так и делает, бросает.

Впереди вдруг опять что-то брякнуло. Колян застыл, не двигался.

– Мать твою! – сердито сказал Байщик где-то совсем рядом.

Колян резко шагнул вперёд. Байщик отскочил в сторону. Колян кинулся к нему. Байщик опять отскочил, но рук перед собой не выставил, чтобы прикрыться, а наоборот прижимал их к себе, к животу.

А живот был оттопырен! Точнее, сама одёжка на нём оттопырена. Под одёжкой было явно что-то спрятано, напихано за пазуху. Байщик смотрел на Коляна, молчал. Байщик был очень насторожен. Старики, они почти что все сейчас такие, подумал Колян, глядя на Байщика, а Байщик, конечно, старик, ему уже давно под пятьдесят, не меньше, он ещё при прежней жизни был старше чем Колян сейчас. И дезертировал, говорил Генерал, когда сильно напивался, и кричал, что я тебя, Ванька, должен застрелить, ты присягу нарушил, скотина, товарищей предал, воткнул нам в спину нож. Байщик в ответ на такие слова только усмехался, потому что все же знали, что Байщик раньше служил шифровальщиком, допрашивал шпионов, и сам, если было нужно, ходил, куда пошлют, и там шпионил, рисковал головой. И никогда не дрейфил! И с шестнадцатого этажа от санитаров убегал, они по нему из пулемёта строчили, а он не дрейфил.

А тут вдруг, глядя на Коляна, Байщик дрейфил, это было сразу видно. Белый был, глазки выпучил, губы развесил и прижимал руки к запазухе. А что за пазухой? Колян так и спросил – по-простому:

– Что там у тебя?

– Банки, – ответил Байщик.

– Какие?

Байщик достал одну и показал в своих руках. Это была тушёнка. Говяжья, полкилошная. Во, бляха-муха!

– Где взял? – спросил Колян.

– В траве, – ответил Байщик.

– Как это в траве?

– А вот так, – просто ответил Байщик. – Искать надо уметь.

– Чё-то я ни разу не умел! – насмешливо сказал Колян.

– Твои проблемы, – сказал Байщик. – А я вон сколько наискал, – и похлопал себя по запазухе.

Там были банки. Может, до десятка. Колян невольно почесал затылок. Байщик усмехнулся и сказал:

– В траве они валяются. Надо хорошо искать.

Байщик отвернулся от Коляна, отступил немного в сторону и почти сразу сказал:

– О, и ещё одна!

И показал, где именно. Колян быстро ступил туда и в самом деле увидел валявшуюся на земле консерву. Колян схватил её, сунул за пазуху, осмотрелся, ступил дальше, раз отогнул траву, второй раз, третий – и нашёл ещё одну консерву. И её тоже сунул за пазуху, круто развернулся и стал смотреть уже в другой стороне, при этом думая: вот подфартило же, ух, Милка будет рада, говядина – это не зверь, а это вообще…

И осёкся. Обернулся на Байщика. Байщик смотрел на Коляна и улыбался. Колян сердито хмыкнул. Байщик ещё шире усмехнулся и спросил:

– Чего не ищешь?

– Я что, совсем отмороженный?! – сказал Колян. – Хочешь, чтобы я поверил, что консервы на земле растут?

– А где? – спросил Байщик.

– В городе! – сказал Колян очень сердитым голосом. – На фабрике! У меня один корифан там горбатился, после рассказывал, как их там делают. Привозят эту говядину прямо в дрезинах, в бочках, а они уже, на фабрике, раскладывают её по банкам. И запечатывают. Вот здесь, возле крышки, и сверху клеят наклейки, и на склад. Так или нет?

– Ну, примерно так, – сказал Байщик. – А что?

– А со склада как они сюда попали?

– Это ты у меня, что ли, спрашиваешь? – спросил Байщик.

– Нет! – злобно ответил Колян. – Это я у Генерала буду спрашивать! А он скажет, чтобы ты ответил!

– Э! – сказал Байщик. – А при чём здесь Генерал?

– А при чём здесь банки? – уже опять насмешливо спросил Колян.

– Ну, как при чём, – сказал Байщик. – При том, что они здесь валяются.

– А кто их сюда набросал? И откуда?

– А я почём знаю?!

– Вот так Генералу и ответишь!

Байщик помолчал, подумал, а после сказал:

– Ну и что дальше? Ну, поставит Генерал меня к сосне, и что? Какая тебе с этого польза?

– А тебе какая?!

– А я никакой пользы не ищу, – равнодушным голосом ответил Байщик. – Генерал будет спрашивать, а я скажу, что ничего не знаю. И он меня пристрелит. А ты, если такой правильный, чего банки за пазуху суёшь? Иди, отнеси их Генералу, пусть он устроит проверку, что там у них внутри и каковы они на вкус, и много ли в них калорий, и каких.

– Много чего? – спросил Колян.

– Калорий, это значит, витаминов, – охотно ответил Байщик.

Колян задумался. И в самом деле, думал он, чего это он вдруг так разорался? Сперва надо разобраться, что к чему, а уже после орать и расстреливать, как учит Генерал. И Колян сказал уже не так сердито:

– Ладно! Закурить найдётся?

– Думаю, что да, – ответил Байщик и начал искать по карманам.

А Колян уже присел на землю, на бугор. Байщик достал кисет, сел рядом. Колян смотрел на руки Байщика. Руки достали два листа бумаги, оба чистые, без букв, и один протянули Коляну. Колян взял лист, согнул. Байщик насыпал на лист махры. Колян скрутил, а потом перегнул козью ногу. Байщик дал огня, Колян прикурил, затянулся и спросил:

– А что такое коза?

– Это корова, только маленькая, – ответил Байщик. – Из них ещё сыр делают.

– А, – сказал задумчиво Колян и глубоко затянулся. А после ещё спросил: – А вот ты тогда, когда с шестнадцатого этажа тикал, где ты столько простынёй набрал, чтобы их до самой земли хватило?

– Так я из кладовки тикал, там у них склад, у сестры-хозяйки, – не спеша объяснил Байщик. – И не с шестнадцатого я тикал, а только с шестого. Не знаю, кто такое вам наплёл, что будто шестнадцатый. Зачем с мне с такой верхотуры корячиться? Там ветер сильный, начал бы раскачивать, бил бы об стену. Зачем? С шестого намного удобней.

– А из пулемётов по тебе тогда стреляли?

– Каких пулемётов?! Нет у них никаких пулемётов. Ты ещё скажи: из пушек, с бронепоезда. Бластеры у них, из бластеров стреляли. Вот здесь локоть сильно обожгли. Месяц после заживало.

– А бронепоезд, это что?

– Это такая мощная дрезина, на десять вагонов, непробиваемых, и в каждом вагоне по десять окон, окна тоже все непробиваемые, и в каждом окне снайпер. Что такое снайпер, знаешь?

– Знаю, – ответил Колян, усмехаясь. – Не забыл ещё. – И вдруг спросил: – А почему мы им войну профукали? У нас что, снайперов не хватало? Или бронепоездов? Или ещё чего?

– Да всего вроде хватало, – сказал Байщик. – Я так думаю, ума у нас только не хватило, вот чего.

– Они что, разве умней нас?

– Да не умней! А мы дурнее, вот что! – уже досадливо ответил Байщик. – Нас же как всегда учили? Что пришельцы – это существа разумные, они и вести себя будут разумно, гуманно. Со смыслом! А они, оказывается, вон чего. – Байщик посмотрел на Коляна, усмехнулся и продолжил: – И ничего удивительного в этом нет. Не парадокс это, совсем не парадокс! Ведь мы же тоже для кого-то будем в своё время пришельцами, инопланетянами, а мы что, умные? Или добрые? Вот взять тебя, Колян. Ты добрый?

– Зато умный! – сердито ответил Колян. И сразу продолжил уже так: – Когда я сюда шёл, вертихвост пролетал. А после я смотрю: ты банки собираешь. Значит, это с вертихвоста тебе скинули. Значит, ты нас им сдал за эти банки. Значит, тебя надо убить!

– Тогда чего не убиваешь? – спросил Байщик.

Колян ещё раз затянулся, отбросил дымящийся окурок и сказал:

– Это не моя работа. Это Генерала спрашивай. А что?! – громко сказал Колян. – Разве не так? Разве банки не с вертихвоста здесь сбросили?

– Ну, с вертихвоста, – сказал Байщик.

– Вот! – радостно воскликнул Колян. – Как я и говорил! Ты нас ещё раз сдал! Как тогда, когда ещё война была.

– Ну, про тогда, когда была война, сейчас не будем говорить, – спокойным голосом ответил Байщик, – а про сейчас скажу: да, это банки с вертихвоста. Но я никого не сдавал.

– А как они тогда здесь оказались?

– А я вышел на середину поляны, руки поднял и начал махать. Они меня заметили, зависли, а после открыли снизу люк и стали сбрасывать мне банки.

– И не стреляли?

– Нет. Зачем? Я же от них не прятался. Я вышел и махал руками, значит, я не сумасшедший, я готов к контакту, они так это понимают. И бросают мне за это банки. Рефлекс во мне так вырабатывают.

– Что?

– Прикармливают как бы, вот что. Чтобы стал ручным. Ну, и я корчусь под ручного. Руками машу, зубы скалю. А они мне за это сверху банки. Паритет.

Что такое паритет, Колян спрашивать не стал, надоело спрашивать. Колян просто смотрел на Байщика и думал. После спросил:

– И часто они так тебя прикармливают?

– Ну, не очень, – сказал Байщик. – Эти ещё только в третий раз. Эти с этой машины. Раз в неделю они сюда прилетают, а я выхожу на поляну и машу руками. И они кидают банки.

– А дальше будет что?

– А дальше, на четвёртый раз, они попробуют выйти на близкий контакт. Это они полезут вниз ко мне, на верёвке. И если я начну тикать, они могут и пристрелить.

– А зачем ты им пристреленный?

– А зачем я им живой? Им только мой мозг нужен. Поэтому, если пристрелят, они меня сразу льдом обложат, чтобы не протух, и отвезут в больничку, отдадут в лабораторию и там проведут томографию мозга.

– Чего-чего? – не выдержал Колян.

– Мозг мой просветят, вот что! И посмотрят, есть ли в нём какие изменения от их консервов.

– А какие должны быть изменения?

– Мозг должен разжижиться, вот что, и тогда они смогут лепить его заново так, как им надо. Городского из меня будут лепить, вот что!

– Так эти банки с дурью, да? – опасливо спросил Колян.

– А ты как думал?!

– Зачем тогда их подбирать?

– А чтобы жрать! И лопухом закусывать.

– Зачем лопухом?

– Чтобы обезвредить ихнюю дрянь, и чтобы мозги не разжижались.

– И не разжижаются?

– А ты на меня посмотри. Я их с весны жру, уже четвёртый вертихвост, и ничего.

– И никому не говоришь?

– А кто поверит?

– Ну, в общем, да, – задумчиво сказал Колян. – Я и сейчас не верю. Кучеряво это как-то всё.

– Вот то-то же!

Колян ещё подумал и спросил:

– И что, так каждый вертихвост банки сбрасывает?

– Нет, конечно, – сказал Байщик, – не каждый, а только который с красной полосой. Этот называется санитарный. А ещё бывают с синей полосой, с зелёной. Самый хреновый это с синей, это у них патрульный. Эти могут сразу косануть, на поражение. Ну а с зелёной, это егеря, эти уже как когда – когда стреляют, а когда, если спешат куда-нибудь, тогда летят мимо и даже не смотрят.

– Откуда ты всё это знаешь? – недоверчиво спросил Колян.

– Читать надо уметь! – сердито сказал Байщик. – А вы всю бумагу скурили.

– Ладно тебе! – махнул рукой Колян. – Так я уши и развесил. Что, хочешь сказать, в бумажках так и пишется, к какому вертихвосту выходить, а к какому нет? Зачем они будут это чужим раскрывать?

– Это не они раскрывают, – сказал Байщик.

– А кто?

– Ну, мало ли.

– Темнишь ты, Байщик, ой, темнишь! – насмешливо сказал Колян.

– Какой я тебе Байщик?! – разозлился Байщик. – У меня имя есть! И отчество!

– Отчество! – насмешливо сказал Колян. – А звание?

– Младший сержант. Запаса.

– О, в это верю!

– Да, я всего младший сержант! – со злостью повторил Байщик. – Ну и что? А Генерал, когда ему надо что-нибудь толковое, приходит ко мне!

– Га! Это верно! – подхватил Колян. – Вот я ему про банки расскажу, и он опять к тебе придёт. С вопросами!

– А ты что, сейчас к Генералу собрался?

– Да нет! С чего ты это взял! – быстро сказал Колян.

– А куда тогда? – не унимался Байщик.

– Ну, по делам, – уклончиво сказал Колян. – А тебе какое дело?

– Простое, – сказал Байщик. – Если ты сейчас домой, то я тебе ещё консервов дам, чтобы ты Милке отнёс. А если к Генералу… То я не только ничего не дам, но и ещё бы посоветовал тебе свои консервы спрятать. А то Генерал, сам это знаешь, такой, что мало ли что ему может в голову втемяшиться. Вдруг он подумает, что ты ихний шпион? Или, ещё хуже, ихний провокатор?

– А я скажу, что банки от тебя! – с вызовом сказал Колян.

– А я скажу, что я тебя сегодня и в глаза не видел! – с не меньшим вызовом ответил Байщик. – Ты на меня гонишь, я скажу! За картошку! За те два мешка, которые я присудил…

– И поклянёшься?! – перебил его Колян.

– Поклянусь! А как же! – сказал Байщик. – Вот прямо сейчас клянусь всей своей прежней жизнью, что никаких консервов я не видел, и вертихвоста тоже, а иду, скажу, смотрю, а ты в траве копаешься. И говоришь, что это санитары с вертихвоста тебе сбросили.

– А у тебя твои банки откуда?!

– Так ты же их кинул! Со страху! И побежал к Генералу на меня стучать. И вот Генерал, – продолжал, уже откровенно усмехаясь, Байщик, – и вот Генерал нас приведёт к себе в секретку, нас обоих, и начнёт допрашивать. Как думаешь, кому он больше веры даст, мне, своему боевому товарищу, или тебе?

Колян помолчал, подумал, а потом вполголоса и с расстановкой сказал:

– Ну и скотина же ты, Иван Данилович.

– О! – весело воскликнул Байщик. – Вот ты и отчество моё припомнил.

– Я тебе ещё не то припомню, – очень недобрым голосом пообещал Колян.

Но Байщик этого как будто не расслышал, а продолжал своё:

– А если бы ты шёл домой, Колян, я бы тебе ещё консервов дал. Милка будет рада. И не такая она дура, чтобы после на меня стучать. Унесёт на кухню, спрячет в шкафчик и будет молчать как могила героя. А ты дурак, круглый дурак, Колян! Смешно на тебя смотреть.

– Смешно, так смейся.

– Не могу. Я человек гуманный.

– Чего-чего?

– Ну, не такой гад, как некоторые.

Колян опять помолчал, ощупал банки у себя за пазухой и сказал задумчиво:

– А что, если Генералу рассказать, издалека, конечно, что будто есть, так люди говорят, вот такой способ с вертихвостом. Может, тогда Генерал…

– Га! Га-га-га! – громко засмеялся Байщик. – И ты что? Можешь всерьёз себе представить, как наш Генерал, боевой, между прочим, стратег, вдруг выскочит в поле и будет там перед кем-то руки вверх поднимать? Чтобы ему за это подачку скинули?! Да он лучше всю свою оставшуюся жизнь будет собственным дерьмом питаться, чем на такое пойдёт. Это только мы с тобой…

И тут Байщик замолчал, потому что Колян вдруг весь перекосился и быстро потянулся за заточкой.

– Ладно, ладно, – сказал Байщик примирительно. – Сумасшедшие вы все. Ни с кем нельзя нормально переговорить, сразу за ножи хватаетесь.

Сказав это, Байщик неспешно встал, поправил консервы за пазухой и как ни в чём не бывало закончил:

– Ну, всё, у меня дела. Да и ты же тоже, я так думаю, не просто так здесь прошвыривался. А теперь давай, до скорого!

Он развернулся и пошёл. И скрылся в кустах. Колян ещё немного посидел, а после тоже встал, тяжело вздохнул и пошёл дальше – к Генералу. Сначала он шёл просто, ни о чём не думая, а после не выдержал, остановился и подумал, что ведь Байщик прав, потому что и в самом деле чёрт его знает, что Генерал про банки скажет, лучше не рисковать. Колян вытащил банки из-за пазухи и уже даже примерился бросить их в кусты…

Но почти сразу передумал и, сойдя с тропки, неглубоко, но довольно надёжно закопал их в земле, в приметном месте, опять вышел на тропку, оставил условный знак, чтобы на обратном пути было легко искать, – и снова пошёл дальше, к Генералу, но уже без всяких, как подумалось, улик.

3

Идти до Генерала оставалось ещё порядочно, а время было уже далеко за полдень, часов, может, пять или шесть. В городе, тут же подумал Колян, всё строго по часам, даже по минутам расписано, а тут какие часы, тут совсем другие понятия: утро, день, вечер, ночь. Ну, или тепло, холодно. А там сразу: температура повышается! И сразу команда: включайте кондишен! А здесь ты просто говоришь: что-то стало парить, открой, Милка, дверь. А она: «Сам открой!». Городские, они все такие, потому что привыкли всяким скотам подчиняться, а зато уже здесь, как попадут на волю, отводят душу на таких как мы, Байщик в эту тему говорил…

О! И вдруг Колян подумал, что а почему это он не стал спрашивать у Байщика про робертов, почём попёрся к Генералу? Байщик же умный и знает больше, и сам Генерал, когда ему надо о чём-нибудь серьёзном подумать, всегда зовёт Байщика. Это когда думать не надо, когда просто ставь к сосне, тогда он Байщика не ищет, а зато как только начинает завариваться настоящее, серьёзное дело, тогда сразу дайте ему Байщика! Ну а тут, подумал Колян, разве у него не серьёзное дело? Серьёзное! И ещё какое: на двух робертов! Вот и рассказал бы Байщику, Байщик покумекал бы и, глядишь, чего-нибудь да подсказал. Но почему-то не стало ему говориться. Наверное, из-за того, что какой-то скользкий этот Байщик, всё время сам себе на уме, Генерал говорит, что он с Байщиком ни за что в разведку не пошёл бы. А с тобой, он сказал, с удовольствием пошёл, потому что ты кремень, Колян. Так и сказал, при всех!

И вот теперь Колян идёт к Генералу, потому что Генерал такого о нём мнения. Хотя, если честно, что такое его мнение? Да он… Да вот, например, если прямо сейчас вдруг всплывёт про консервы, то Генерал ему сразу…

А что сразу? А что консервы?! Колян что, их брал? Да он их в землю закопал! И это, опять же, Байщик их ему подсунул – провокатор! Байщик, он такой! Он с комиссарами снюхался, это как пить дать Генерал, Колян сам слышал, говорил про это. Может, добавлял при этом Генерал, Байщик вообще двойной агент. Но, тут же подумал Колян, чего тогда Генерал с ним совещаться не боится? Значит никакой Байщик не агент, а просто Генерал на него валит, чтобы тот не поднимался, не входил в силу, не расшатывал бы Генерала. Да только Байщику это сто лет не надо: сидит себе тихо, бумажки читает, или если пасть раскроет и пойдёт чесать, тогда сразу про всё забывает, к стакану за весь вечер не притронется. Петрович говорит…

О, и ещё Петрович, сердито подумал Колян, перепрыгивая через канаву, а ведь с Петровича всё началось, это же он его робертам сдал со всеми потрохами – и с тропкой, и с самострелами, и с ямой, гад! Заточку ему в бок за это!

Хотя, тут же подумал Колян, а как сдал? Сам по себе, что ли, за просто так? Зачем ему это? С какого-такого бодуна? Или они его, как это у них называется, принудили? Попросту, помучили и раскололи. А мучить они мастаки, эти роберты! Могут бить током, а могут по нужным местам, или просто ставят на растяжку и капают холодным кислородом. Или, Колян даже хмыкнул, или совсем наоборот, с ним так однажды было: садят за стол и давай угощать, наливать, совать фабрички в зубы, а то и девок приведут, а девки у них как все на подбор, ядрёные, а…

Да! Одним словом, очень трудно устоять. И, может, так и Петровича не устояли, и он не сдюжил, сдал Коляна. Ну а за ним и остальных – весь их Генеральский отряд! Так что то, что роберты пришли к Коляну, так Колян – это только их первая ласточка, а скоро и всех остальных загребут. Как в прошлом году накрыли весь так называемый Пошивочный отряд, то есть в один день и одну ночь всех тех, кто жил по ту сторону Горбатого карьера, похватали и забрали в город. После, когда всё затихло, Байщик и Шофёр ходили посмотреть, что там после пошивочников осталось, может, можно будет что-то подобрать, но не нашли ничего. Зато их самих высмотрели – и накинулись на них тамошние дикие собаки, ну, просто звери, и Байщик ничего, отбился, а Шофёру всю руку по локоть изгрызли, сволочи, Шофёр сильно заболел, рука стала гноиться, и Байщик ему сказал: тебе надо идти сдаваться, иначе подохнешь. Шофёр сомневался. Тогда Генерал сказал: иди! И Шофёр ушёл. Все думали, ушёл с концами.