Сергей Алексеевич Минский
Пляшущие тени
Ветерок прошёл по листве густой…
Ветерок прошел по листве густой
Прошуршал, исчез, заиграл кустом,
И наметил рябь в берег кремневый:
Шелест времени, шелест времени.
Ввечеру восстал, разошелся в ночь –
Погонять волну, погудеть не прочь,
И волной в скалу так и врежется –
Рокот времени, грохот времени.
А с утра за труд – в крылья мельницы:
Все, что есть и нет, перемелется,
В крыльях день-деньской, словно в стремени –
Ритм времени, ритм времени.
А потом устал – скоро снова ночь,
Потянул в село, заглянул в окно,
Шевельнул слегка полог кремовый:
Шепот времени, шепот времени.
Застыдился вдруг, заспешил туда,
Где отходят в ночь с грустью поезда,
Где рукой вослед – скоро встретимся –
Горечь времени, горечь времени.
Отходит в вечность день…
Отходит в вечность день,
приходит ночь контрастом,
Фонарь рассеял свет
среди дорожных плит,
Шаги. И вот ты здесь.
Единственная, здравствуй.
Смотри, уходит день.
Смотри, звезда горит.
Любимые глаза –
космические дали.
Как в черную дыру
несется луч души.
Я ощущаю пульс.
Секунды жизни дарят
Презренные века,
где пыль и хлам лежит,
И прошлое вчера,
и будущее завтра,
Зеленые глаза,
и сердца громкий ритм,
Протуберанцы чувств…
Единственная, здравствуй.
Смотри, уходит день.
Смотри, звезда горит.
У рояля
Парят две руки, и пальцы бегут,
И зыбким становится разум…
Как можем мы думать о разном
В слиянии судеб и губ?
Две жизни – одна.
Два тела – одно.
Два мира – два мира огромных,
В которых два солнца не могут до дна
Прогреть всех глубинок укромных.
Но в матовом блеске расширенных глаз
Я всё вдруг увидел и обмер…
И так стало больно: я понял, у нас
Есть всё-таки третий мир – общий.
Между стёкол серость ваты…
Между стёкол серость ваты
Вся в дождинках мулине.
С чёрной крыши дождь покато
Льёт, сбивая грязь с камней.
Ветки голые черёмух
Поразбухли от воды,
Ветер с них поочерёдно
Капель смахивает дым.
Отсекаются мгновенья
Грустным тиканьем часов.
Это звенья. Сколько звеньев,
Для которых нет и слов.
Но из них по мановенью
Феи слёз, дождя и мглы
Чувство горечи мгновенной
Собралось укором злым.
И сердечко в старой хате,
С мулине на серой вате,
Разгоняя страх и мрак,
Громко тикает – тик-так.
Женщина
Ты караешь меня за что-то:
Ты с размаху меня – на камни,
На вскрышные породы навзничь,
Наслаждаясь разбитой плотью.
А потом погружаешь в море,
Чтоб утроить мои страданья,
Чтобы сердце зашлось от боли,
Чтобы вены на лбу взбухли.
А потом под палящее солнце
В раскаленный песок бросаешь,
Чтобы коркой покрылось тело,
Чтоб одежда присохла к ранам.
А в ночи ты костры разводишь
И колдуешь, готовя травы,
Призываешь всех тварей божьих,
Чтобы взять у них сил по капле.
И всю ночь напролёт ты лечишь,
И горячий мой лоб гладишь,
Заживают во мне раны,
Облегчение сном входит.
Но с рассветным лучом снова
Ты орлом обернёшься в небе,
Прилетишь мне клевать печень,
Чтобы сердце зашлось болью.
