Сергей Алексеев
Живая вода
СЫРОМЯТНЫЙ. Есть, товарищ лейтенант!
ПРОНСКИЙ. Только кляп ему вставь.
СЫРОМЯТНЫЙ. В сей момент! Ну-ка, барон, открывай хайло! (Показывает затычку.) Это для порядка. А то ты больно уж говорливый.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Русский солдат, отвечай мне ещё один раз: Томас жив?
СЫРОМЯТНЫЙ. А ты что, не веришь голосу Девы Марии? Ты же слышал голос?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да, верю! Господь спас!
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну вот. Чего же я могу сказать? После Девы Марии?.. Разинул пасть, быстро! Иначе ножом разожму! Шнель, шнель! Антворте! Мы по-хорошему отпустили сынка, ты послушно топай с нами.
В это время в проёме двери возникает несуразная тень, затем появляется ТОМАС. Смотрит. Его пока никто не замечает.
ПРОНСКИЙ. Выруби его, на хрен и не уговаривай! Только не сильно бей.
Сыромятный снимает автомат, Пронский наклоняется, чтобы взять лодку. Томаса видят все одновременно. Немая сцена. Долгая пауза.
Картина вторая
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Томас… (По-немецки.) Я рад, Дева Мария не отвернулась от нас, от нашего рода. Но почему ты вернулся?
СЫРОМЯТНЫЙ. Мать моя женщина… Воскрес!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нам повезло, Томас. Мы попали в плен к благородным людям, посланным от Господа. Я не удивлюсь, если узнаю, что это были Архангелы Гавриил и Михаил (показывает на разведчиков). Гавриил, Михаил – архангелы, божьи воины. Они спасли тебя, но зачем ты вернулся?
Томас приближается к отцу. Пронский подломился. Сел.
ТОМАС (по-немецки). Мой отец. Я не могу оставить тебя. Хочу разделить участь.
Томас встал на колени, обнимает отца. Пауза.
СЫРОМЯТНЫЙ. Прямо, как на картине…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-русски). Архангел тоже имеет… количество терпения. (По-немецки.) Нельзя испытывать терпение небесных воинов, Томас.
СЫРОМЯТНЫЙ. Сплошная мистика: должен лежать под кучей листьев, а стоит здесь. Чудеса, как тут не поверить в Бога? И слышит наши… молитвы? Эй, лейтенант, чего молчишь?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты поступал… против воли Господа, Томас. Архангел Гавриил и Михаил отпустить тебя с мир, а ты пришёль назад. Чей это воля, Томас?
СЫРОМЯТНЫЙ. Покойники встают? Из мёртвых воскресают? Ну-ну… Скажи что-нибудь, лейтенант. Как говорят, разъясни ситуацию.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Тебе не следовало возвращаться. Война скоро кончится, осталось совсем немного. Я дам показания русским, и они не убьют меня. Когда-нибудь вернусь назад, в Германию, и отыщу тебя.
СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, может, ты язык съел?.. Ты почему отпустил его? Я же вижу – отпустил, руки развязаны. Ты соображаешь, что ты сделал? Хорошо этот полудурошный поросёнок не попал к своим, а сюда припёрся. А если бы попал?.. Не отмолчишься, лейтенант. Ох, не зря смершовец за тобой наблюдает. Вот оно, предательство, вылезло наружу…
ПРОНСКИЙ. Ты можешь меня выслушать… как будто мы просто люди и войны нет. Сидим мы с тобой и говорим.
СЫРОМЯТНЫЙ. Лясы точить нет времени, да и я представить не могу, что войны нет… Но всё равно давай, валяй. Только по ускоренному, как офицерские курсы.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-русски). Будь я проклят! Дважды слышал голос – Томас спасён. И дважды не имел веры, а имел сомнений. Русский поклон, князь!
СЫРОМЯТНЫЙ. Давай, давай, рожай что-нибудь. Или комплименты выслушиваешь? Поклоны принимаешь?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Есть аристократ – есть народ. Нет аристократ – подонки, быдло, море кровь. Россия есть аристократ. Ленин стрелял, Сталин стрелял – не убил дух, честь.
ПРОНСКИЙ (Сыромятному, вдруг). Должен признаться… Хотел убить и не смог. Несколько раз замахивался. А этот мальчишка обернётся ко мне и что-нибудь спросит. Будто кто-то его одёргивает в этот момент… И в глаза мне смотрит. Взгляд глупый, как у сумасшедшего или блаженного. Не хотел ему в глаза смотреть – он сам. И говорит глупости… То под яблоней убить просит, то на берег свести, но потом обязательно в листву зарыть. Чтобы тепло было.
СЫРОМЯТНЫЙ. А ты и раскис?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Гитлер не стрелял аристократ, эмиграция не имел место, а дух германской аристократ – капут.
СЫРОМЯТНЫЙ. Закрой рот! Я тебе кляп вставлю!
ПРОНСКИЙ. Мальчишку нельзя убивать, Сыромятный. Я это понял.
СЫРОМЯТНЫЙ. Спелись, князья-бароны, сговориться успели. Вот где проявилась твоя настоящая натура.
ПРОНСКИЙ. Мне нужно с тобой сговориться. Я не предатель, и Родину не продавал, наоборот… Мне важно, чтобы ты тоже понял. Не смог же ты убить его? Не смог. И врёшь, что мне это дело оставил. Конечно, можешь написать в бумагах, как я тебя уговаривал отпустить пленного и подвергал опасности операцию, но мне сейчас стало всё равно. Смерш, НКВД, трибунал… Нет, я жить хочу. Только у меня нет выбора, в любом случае мне теперь труба. Вся надежда на тебя, старшина. Согласишься ты отпустить мальчишку, спасёшь и себя и меня.
СЫРОМЯТНЫЙ. Предлагаешь мне разделить ответственность напополам? Повязать меня? Чтоб я жил и не дёргался?.. Лейтенант, а я привык жить честно и открыто. Думаешь, только у вас, князей, честь? У нас тоже есть чем гордиться… Самое главное, я не против – пускай пацан живёт. Другое дело, не уплыть нам отсюда, если его оставим. Он же чокнутый! Куда ты его денешь? Видал, назад вон прибежал. Хорошо, на патруль не напоролся, нас бы уж тут обложили и выкуривали…
ТОМАС (по-немецки). Отец, я тебя развяжу. Я освобожу тебе руки.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Не нужно этого делать, Томас. Теперь я готов жить и со связанными руками.
СЫРОМЯТНЫЙ. Не знаю, лейтенант, время вышло, и так больше часа канителимся, а на той стороне нас ждут.
ПРОНСКИЙ (вспомнил). Мы дошли до забора, пропустили патруль, а он вдруг говорит о вечерней жертве…
СЫРОМЯТНЫЙ. О чём?
ПРОНСКИЙ. О жертве вечерней.
СЫРОМЯТНЫЙ. Как это?..
ПРОНСКИЙ. Сегодня день такой… Ну, есть день в пасхальной неделе, когда Богородице воздаётся вечерняя жертва. Бескровная жертва…
СЫРОМЯТНЫЙ. Слушай, Серёга, у тебя на почве религии крыша едет. Ты дальше туда не ходи, нельзя. Был у нас один такой, по ночам втихушку молиться стал, а потом целый день ходил, улыбался и всем фиги показывал. Забрали и увезли.
ПРОНСКИЙ. А древние иудеи когда-то возносили своему богу кровавые жертвы. И Господь наслал на них Навуходоносора, чтобы покарать за кровь.
СЫРОМЯТНЫЙ. Серёга! Лейтенант?
ПРОНСКИЙ. Сегодня нельзя проливать кровь. Веришь ты в Бога или нет, но нельзя, понимаешь? Всё же происходит помимо нас, над нами. А мы слепые, не видим, не чувствуем, кажется, ничего особенного, война же… Только кровь-то имеет магическую силу, сакральную.
СЫРОМЯТНЫЙ. Не сходи с ума, лейтенант! Ты что, этого полудурочного генерала наслушался? Вместе с его придурком сыночком? Куда тебя потянуло-то?
ПРОНСКИЙ. Воздадим кровавую жертву, Господь и на Россию нашлёт Навуходоносора, как на иудеев.
СЫРОМЯТНЫЙ. Чего ты несёшь? Ты бы ещё потоп вспомнил!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (по-немецки). Тебя отпустили Томас, уходи. Обо мне не волнуйся, я выживу. Я под Перемышлем выжил.
ПРОНСКИЙ. В этот день нельзя ни капли проливать… Всё будет воспринято, как кровавая жертва. Даже если случайно. Мне бабушка говорила, я вспомнил. Навуходоносор явится один в трёх лицах, так что его сразу и не узнаешь. Но есть приметы у каждого. Первый будет горбатый и с пятном, второй – беспалый, а третий – рыжий. Самая страшная ипостась – рыжая, дьявольская…
СЫРОМЯТНЫЙ. Всё, всё, лейтенант. Ты успокойся, главное, успокойся. Ничего же не случилось, пока всё в порядке. Никаких Наву… ход… Ново… В общем, никаких пока горбатых, беспалых и рыжих. Скоро войне конец. Там будет мир, домой поедем, и так заживём, лейтенант! В гости друг к другу приедем, и будем вспоминать, как сидели в костёле в тылу у фрицев и дурью маялись. Вот посмеёмся!.. Чего переживать?
ПРОНСКИЙ. Я отпущу мальчишку. А ты будешь молчать, как рыба, понял?
СЫРОМЯТНЫЙ. Да, я понял. Что я, злодей, что ли?.. Думаешь, мне охота? Надо чего-нибудь придумать и всё, а ты про всяких Ново…соров. Бабушкины байки, верно?
ПРОНСКИЙ. Верно.
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну вот, ты же не кликуха, а советский лейтенант, два ордена, медали «За отвагу». Приказывай, что делать. Отпускать – значит отпускать.
ПРОНСКИЙ. Просто так отпускать опасно…
СЫРОМЯТНЫЙ. И я говорю – опасно.
ПРОНСКИЙ. Останусь здесь, с ним. А вы сейчас же с генералом плывите к нашим. Я подстрахую.
СЫРОМЯТНЫЙ. Ты что, сбесился?
ПРОНСКИЙ. Понимаешь, у генерала тогда не будет сомнений, он даст показания. Слышал, что говорит? Если не отпустим сына, откусит язык. Ну, если и не откусит, то слова не добьёшься, это точно. Никакие уговоры и пытки не помогут. Надо, чтобы он верил.
СЫРОМЯТНЫЙ. Он и так поверит. (Косится на фон Вальдберга.) Ему только немного загнуть по поводу Богоматери и прочих святых…
ПРОНСКИЙ. Я остаюсь здесь.
СЫРОМЯТНЫЙ. А что я скажу командиру? И тому, из Смерша?.. Нет, лейтенант, так не пойдёт. Из-за какого-то сопляка, гниды, башку свою подставлять? Сначала здесь, а потом – там… На кой тебе ляд?
ПРОНСКИЙ. На день укроюсь где-нибудь. А ночью на бревне уплыву к своим.
СЫРОМЯТНЫЙ. В такой воде? На бревне?.. До середины не выгребешь.
ПРОНСКИЙ. Выгребу, с Божьей помощью.
СЫРОМЯТНЫЙ. Серёга?!. Утром хватятся генерала! Тут такое начнётся!..
ПРОНСКИЙ. И вам будет лучше в этой душегубке вдвоём. Если что – прикрою. Запасные диски и гранаты оставь…
СЫРОМЯТНЫЙ. Но что я скажу?!
ПРОНСКИЙ. А скажи – лодка течёт, спускает, ненадёжная. Потому пришлось разделиться. Про мальчишку молчи, ни звука.
Пауза. Сыромятный начинает молча метаться. Вдруг.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Прошу иметь внимание, Архангел Гавриил, Архангел Михаил. Я понял… мысль Господа. Он просит мой сын Томас, как жертва. Он послал вас дать мне разум, послал испытание веры… Томас не больной, Томас жертвенная овца. (По-немецки.) Агнец Божий, жертвенная овца. Поэтому он большой, жирный. (По-русски.) Господь давал испытание патриарх Авраам, Исаак, сын Авраам, взял хворост, отец взял нож и имел желание убить свой сын, жечь на огонь – давать жертва Господу. Доказать свой истинный преданность и вера.
СЫРОМЯТНЫЙ. Что он мелет? Что мелет?.. Совсем с ума сошёл?
ПРОНСКИЙ. Нет, старшина… Это библейская легенда об Аврааме.
СЫРОМЯТНЫЙ. Так он, вроде, говорит – сына в жертву? Сам убить хочет?
ПРОНСКИЙ. Так сделал Авраам…
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну и фашист! Своего сына?.. Ни хрена себе…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Имею желание доказать любовь Господу и Дева Мария. Прошу дать нож. Прошу развязать рука и дать нож.
СЫРОМЯТНЫЙ (пятится). А ведь зарежет!.. Чую… Лейтенант, я же как зверь чую… Убьёт!
ПРОНСКИЙ. Господь не позволит приносить кровавую жертву. Авраам не убил Исаака, только занёс нож. Архангел остановил руку.
СЫРОМЯТНЫЙ. Может, тот Авраам и не убил. А этот… Ты посмотри в его глаза!
ПРОНСКИЙ. Это испытание любви и веры к Богу.
СЫРОМЯТНЫЙ. Да на хрен такие испытания! В библии мало ли чего не нагорожено, это не наша жизнь, и не война с фашистами. Он же нелюдь, гляди…
ПРОНСКИЙ. Давай развяжем и дадим нож. Кто сказал, что времена нынче – не библейские?
СЫРОМЯТНЫЙ. Не понимаю… Он же отец! Ладно там, генерал гитлеровский, фашист. Но отец ведь?
ПРОНСКИЙ. Говорю же, это испытания Бога!
СЫРОМЯТНЫЙ. Испытания… А если он вправду станет резать, замахнётся, а не убьёт? Если рука остановится?
ПРОНСКИЙ. Значит, придётся тебе поверить – Бог есть.
СЫРОМЯТНЫЙ. Одному мне поверить? А тебе?
ПРОНСКИЙ. А я уже… верю.
Пауза. Сыромятный отступает теперь от Пронского.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Архангелы! Михаил, Гавриил! Развяжите мой правый рука! Прошу дать нож!.. Томас, страх нет. Есть любовь, вера – нет сомнений и страх.
ПРОНСКИЙ. Я развяжу его и дам нож.
ТОМАС (по-немецки). Скоро наступит рассвет, отец. Я люблю, когда всходит солнце. Из моей амбразуры всегда видно восходящее солнце. Красное и очень большое. Пулемёт красный, руки красные…
СЫРОМЯТНЫЙ. Что говорит? Что он говорит?! Хочет, чтобы его отец зарезал?
ПРОНСКИЙ. Нет, он любит, когда всходит солнце. Ждёт утро.
СЫРОМЯТНЫЙ. В душу Христа!.. Вы меня с ума сведёте!
ПРОНСКИЙ. Я дам нож…
СЫРОМЯТНЫЙ. Нет!.. Никаких испытанй. Мои нервы вам полигон что ли? Всё, хватит, наслушался. (Хватает, трясёт Пронского.) Ты-то чего, ошалел? Ладно он от горя ум потерял, сын всё-таки. Но ты – от чего?!. Ещё и князем называешься! Князья-бояре! Народом правили! Посходили с ума и правили, потому и бардак начался, потому вас в семнадцатом и скинули к чёртовой матери. А не выдрючивались бы, не забивали бы себе головы всякой галиматьёй, философией, глядишь бы, и до сих пор сидели. И порядок бы в мире был, может такой войны не случилось. Нет, всё испытания вам нужны! Попробовать брата зарезать, сына зарезать… А вдруг, как в библии получится? Только хрен вот! Это для дураков написано. Получится, как в жизни!.. Не дам ему сына резать!
ПРОНСКИЙ. Тогда я вынужден остаться здесь, старшина.
СЫРОМЯТНЫЙ. И тебя не оставлю.
ПРОНСКИЙ. Если на бревне не приплыву – приедешь за мной на лодке. Потом, на следующую ночь.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Вы есть Архангелы? Прошу отвечайт, господа. Я старый, плохо имею зрение… Господин офицер? Господин солдат?
СЫРОМЯТНЫЙ. На войне так не бывает – взял и приплыл. Что завтра будет, что через час будет, через минуту – никто не знает, даже Дева Мария. Хватятся снятых часовых, потом генерала – крышка тебе будет! Ты это понимаешь? Ты тут больше часа не просидишь! И Бог не поможет… А если наши допросят и начнут артподготовку? Кто о тебе подумает? Да с землёй смешают и всё… Не оставлю.
Вдруг хватает Томаса, отрывает от отца.
ПРОНСКИЙ. Что?.. Что ты хочешь делать?
СЫРОМЯТНЫЙ. Не твоё дело, лейтенант. Вы все – чокнутые!.. (Томасу.) Пошли! Вперёд, жертва неудачного аборта! Ком, ком, агнец божий, недоносок… Из-за тебя такой сыр-бор!..
Уводит, почти уволакивает из костёла. Пауза.
Картина третья
ПРОНСКИЙ. Не волнуйтесь за сына, генерал. Этот человек не сделает зла Томасу. Он очень благородный человек. И чистый.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, князь, имею полная истинная вера. Русский солдат благородный. Господь по эта причина любит и давал победа.
ПРОНСКИЙ. Когда наши войска возьмут Берлин, я позабочусь о судьбе Томаса. И о вашей судьбе, генерал. Я разыщу его.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Буду иметь обязанность, князь…
ПРОНСКИЙ. Этого мало, генерал!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Прошу не называть – генерал. Я нет генерал.
ПРОНСКИЙ. Да, помню… Чтобы я смог побыстрее отыскать вашего сына, следует закончить войну, и поскорее. Это значит – взять Берлин.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я понимайт ваш задач.
ПРОНСКИЙ. Дадите полные показания в штабе советского командования.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О, да. Полные показаний, слово барон фон Вальдберг.
ПРОНСКИЙ. Всё равно вы дали клятву служить Господу, а это выше, чем присяга подонкам.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господь выше. Господь выше всякий присяга. Он есть над голова и имеет хороший глаз, зрение.
ПРОНСКИЙ. Я испытал чувства… Будто и в самом деле стоят библейские времена. Как стоит погода, земля, туман на реке…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Катастроф, апокалипсис – да, да… Господин офицер, ваше званий есть лейтенант?
ПРОНСКИЙ. К чему теперь это?.. Трагедия, апокалипсис…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я тоже есть лейтенант. Германский лейтенант под Перемышль. Окоп, насекомый вошь, конский мясо и газ – иприт.
ПРОНСКИЙ. Да, я это помню… А я вот лейтенант под Берлином.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Лейтенант под Премышель – испытание, плохой, тяжёлый время. Но есть юность, молодой, и много есть счастья. Хочу, имею желание быть генерал. Генерал на война – лёгкая война, красивый война.
ПРОНСКИЙ. Это точно. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Так у нас говорят.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Хорошо говорят. Это есть истина.
ПРОНСКИЙ. Только мне уже не хочется быть генералом, барон. И в лейтенантах тошно… Я тоже бы хотел служить Богу. Пресвятой Богородице, российской заступнице.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Аристократ, князь имеет обязанность служить армия, земля отцов. Чёрный народ – быдло. Армия вся иметь чёрный народ – армия быдло, плохо. Много кровь. Аристократ в армия – хорошо, мало кровь.
ПРОНСКИЙ. Да… Приходится выбирать зло. И меньшему отдавать предпочтение.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь, мечтай быть генерал. Чёрный народ избрать чёрный аристократ, чёрный генерал. Тогда нет надежда, тогда земля отец будет чёрный.
ПРОНСКИЙ. Нет, одна надежда есть – наказание Господнее.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Господь – благо-ръёдный, Дева Мария – нет порока. Они не имеют знания наказаний. От них – есть добро, разум, благо…ръёдный дела.
ПРОНСКИЙ. А как же – Навуходоносор? Насланный на иудеев?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Навуходоносор – нет. Навуходоносор есть иудеям наказаний. Христиан – найн, нет.
ПРОНСКИЙ. Почему же моя бабушка говорила: придёт он в трёх лицах, но узнаваемый по приметам. Первый будет горбатый и с пятном, второй – беспалый, а третий – рыжий…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Князь есть идеалист. Фольклор, предания, апокриф – нет истин.
Входит Сыромятный, как тень, присаживается скромно на скамью, руки держит врастопырку, будто в грязи.
ПРОНСКИЙ. Отпустил?..
СЫРОМЯТНЫЙ (отвлечённо). Отпустил… (Тихо, скрывая от генерала.) Даже не чирикнул птенец…
Пронский вскакивает. Пауза. Генерал по-прежнему в благодушно-философском состоянии.
ПРОНСКИЙ. Что ты сделал?
СЫРОМЯТНЫЙ. Улетел птенец… Глаза пустые, как стреляные гильзы.
ПРОНСКИЙ. Посмотрел…
СЫРОМЯТНЫЙ. И ничего, раз пустые…
ПРОНСКИЙ. Зачем ты это сделал?
СЫРОМЯТНЫЙ. А кто бы ещё это сделал? Ты? Или папашка?
Пауза, полное замешательство, одышка, головокружение.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Истина есть служба. Лейтенант – служба плохо, генерал – очень хорошо, красив. Генерал, аристократ – истина есть.
СЫРОМЯТНЫЙ. Смог бы ты?.. Не смог. Слабый ты, не из тех князей, кто своих врагов конями рвал. Кто не думал, как Богу молиться, а молился. Кто не драл горло за любовь к Отечеству, а просто любил…
ПРОНСКИЙ. Понял… Понял тебя, старшина. Ты страшный человек.
СЫРОМЯТНЫЙ (тихо). Лейтенант, что же ты так со мной… несправедливо? Это я – страшный? Князь вынудил холопа, а потом его испугался? Где же тут правда? Ты правдолюбец, лейтенант, что же теперь отступил? Возьми на себя часть груза. И пусть генерал возьмёт. Оба же хотели этого. Хотели и не смогли… Теперь я – злодей? А не ты ли хотел дать отцу нож? Не ты ли просил меня?..
Вдруг бежит к выходу, прячется, наблюдает, возвращается с оглядкой на дверь. Пронскому, настороженно.
СЫРОМЯТНЫЙ. Ты ничего не заметил? Нет?
ПРОНСКИЙ. Что я должен был заметить?
СЫРОМЯТНЫЙ (указывает). Там кто-то показался… Тень.
ПРОНСКИЙ. Нам пора, генерал.
Комкает лодку, готов идти.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему, князь, есть место издевательства? Я – барон фон Вальдберг!
ПРОНСКИЙ. Нет, я не издеваюсь, прошу прощения… Нам пора плыть, барон.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да, да… Пора плыть. Как далеко, князь? Какая сторона плыть?
ПРОНСКИЙ. На берег. На наш берег, через холодную весеннюю реку.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Какая есть нужда плыть? Почему плыть?
ПРОНСКИЙ. Барон… Вы – военнопленный. Вы дали слово фон Вальдберга – обязаны дать показания командованию. Система обороны вашего укрепрайона, оборона Берлина.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему – оборона Берлина? Не понимайт… Я вас не понимайт, князь.
ПРОНСКИЙ. А я вас, барон…
СЫРОМЯТНЫЙ. Кажется, я вас понял обоих… Сговорились, белая кость, голубая кровь?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Кто есть генерал? Барон фон Вальдберг – генерал? О, да! Сладкий сон, тайная мечта…
СЫРОМЯТНЫЙ. Да замолчите вы?.. Дайте же сказать холопу.
ПРОНСКИЙ. Что с вами, генерал? Вы же реально осознавали положение… И положение своего сына. Вы же намеревались… уподобиться библейскому Аврааму и убить Томаса.
СЫРОМЯТНЫЙ (к одному, к другому). Дайте сказать?.. Вы же хотели убить его? Хотели… Только не смогли, не хватило решимости, воли. Я же избавил вас!.. (Шарахается от входа.) Идёт! Он идёт, смотрите!
ПРОНСКИЙ. Кто идёт?
СЫРОМЯТНЫЙ. Этот пацан! Вон же, вон, не видите? Неужто не дорезал?..
Входит Томас, приближается к Сыромятному. Тот выставляет нож, наступает. Никто больше Томаса не видит. Это борьба с призраком.
ПРОНСКИЙ. Стой! Никого нет! Там никого нет!
СЫРОМЯТНЫЙ (вдруг). И правда… нет. А точно видел – ко мне шёл Томас. Сын вот этого фашиста, Томас.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (мечтательно). Когда имеешь мокрый окоп, мокрый шинель, русский снаряд и Перемышль, генерал – не видеть близко. Генерал – далеко, как звезда и Господь в небо.
ПРОНСКИЙ. Вы оба сошли с ума!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не есть генерал. Я есть лейтенант фон Вальдберг.
СЫРОМЯТНЫЙ. Это мне наказание?.. Ах вы, суки! Уплывёте и оставите? Лейтенант? Оставишь меня тут на поживу?!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Перемышль, окоп, насекомый вошь – кусочек шпик нет!
ПРОНСКИЙ. Генерал, война с Германией проиграна. Гитлер капут!.. Мы под Берлином, генерал.
СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант, не оставляй? Я же не хотел тебя бросать здесь, помнишь? Мы как-нибудь уместимся в одной лодке. Уместимся и переплывём!
ПРОНСКИЙ. Не уместимся. Нам нельзя в одной лодке. Не хочу, не могу с тобой плыть. Ты убил, ты принёс кровавую жертву.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я не имею желаний плыть. Я хочу сидеть свой окоп и мечтать о генерал!
ПРОНСКИЙ. Какого чёрта, барон? Ты генерал вермахта и дашь показания командованию! Ты поплывёшь на нашу сторону!
СЫРОМЯТНЫЙ. Не возьмёшь?.. Ладно, лейтенант, не бери. Думаешь, я погибну? Хрен тебе! Хрен вам всем! Я детдомовский, у меня такая живучесть…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Допрос – нет мысль. Лейтенант, пехота, окоп – нет показаний. Я не имею информация, знаю свой солдат – двадцать и три штык, один километр окоп, вошь, мясо, иприт…
ПРОНСКИЙ. Барон фон Вальдберг!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Да-да, я есть барон…
СЫРОМЯТНЫЙ. Сговорились, князья… Как же так? А меня – за борт?
ПРОНСКИЙ (уговаривает). Генерал, опомнись. Сейчас сорок пятый год. Нет Перемышля! Есть Берлин! Есть сын Томас!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (покорно). Есть Берлин – Томас нет. Есть Перемышль – нет генерал…
СЫРОМЯТНЫЙ. Ладно, пусть будет так. Только я не утону, я лёгкий, и если есть грех – не мой, ваш на себя взял. И камня за пазухой нет, ко дну не потянет.
ПРОНСКИЙ. Ну всё, генерал. Идите вперёд, всё равно поплывём. Ночь на исходе, скоро солнце взойдёт.
Уходят. Сыромятный остаётся один. На ходу.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Слушаюсь, господин офицер. Господь всюду имеет своя воля. Мечта – его воля, плавать на какой берег тоже есть мысль Бог, не человек.
Мимо них, незамеченый, проходит в костёл Томас- призрак. Направляется к Сыромятному.
СЫРОМЯТНЫЙ. Опять ты… Так со мной и будешь теперь?.. Видишь, они ушли и бросили меня. Ещё говорят, вера у них. Где она, вера, если меня предали?.. А ты же знаешь, я их спас! Разве лейтенанта не спас? Не принял его грех на себя, не пострадал за него?.. И отца твоего тоже спас. Что было бы с ним, возьми он и убей тебя? Своей рукой? И подумать страшно… (Пауза.) По секрету скажу, ещё одного человека спас, который в вашем фашистском логове работает. Только тихо!.. А сколько солдатских жизней? Кто их сочтёт? И знать-то не будут, отчего головы не сложили, а остались невредимыми… (Пауза, подходит близко). Да и тебя ведь тоже спас, от всех будущих грехов… Я – спаситель, а они взяли меня и бросили… Слепые, что ли? Или уж так заведено?
Пауза, безмолвие. Идёт к распятию – Томас тенью за ним. Сыромятный тихо смеётся.
СЫРОМЯТНЫЙ. Да ведь я же сам спасусь и воскресну. И ещё поглядим, кто доплывёт до того берега! Ну-ка, помоги мне? Нет? Не хочешь?.. Ладно, понесу один, если никто больше не хочет.
Поднимает распятие, взваливает на спину – распятый с другой стороны. Тяжело, горбится, несёт к выходу.
СЫРОМЯТНЫЙ. Ничего, что тяжёлый. Зато плыть надёжно. Эта лодка не опрокинется, не потечёт. Только бы донести, только бы донести…
Несёт, гнётся и следом – молчаливая тень жертвы.
Занавес
