Сергей Александрович Варлашин
СК-88

Глава 1. 1-е задание

4 июня 1988.

Первое что мне бросилось в глаза, так это что день был довольно хмурый. Чего не сказать о моём настроении. Довольно приподнятом, но всё же более взволнованном, чем радостным. Старая европейская деревушка в которую меня забросили, совсем не походила на привычные мне деревни, однако и курортным городком она не была. Обычная жилая местность. Серые камни, настоящие черепичные крыши, цветущие зеленью сады и угодья. Даже скотина бродит смело, там где ей нравится. Одна такая мохнатая буйволоподобная туша, только что чуть не отдавила мне ноги и оставила впечатлительные лепёшки на каменной мостовой. Видно, что старой и оттого уже почти гладкой. Время даже камень не щадит.

Я пропустил всю процессию мохнатых скотин без пастуха и обходя зигзагом заминированные участки, перешёл на тенистую сторону улицы с обилием плодовых деревьев вдоль старых двух и трёхэтажных домов. Не смотря на отсутствие солнца, единственная открытая в такую духоту была хлебная лавка. В вытянутое вертикально окошко я сунул особую меченую купюру с запиской. Сухой загорелой рукой, забрав деньги и записку, тут же лавочник исчез из поля зрения. Я уже подумал, что он не воротится и начал осматриваться по пустой улице (хотя инструкцией мне было запрещено осматриваться подобно туристу), но кроме мух, никого не заметил.

Бумажный пакет оказался на прилавке внезапно. После этого окошко закрылось с бодрой надписью на старом австрийском наречии «Обед». Взяв пакет без ручек под левую руку, я пошёл с ним далее вверх по улице. По весу и габаритам у меня отпали подозрения, что кроме хлеба там может лежать что-то ещё кроме металла. С этого момента юридически я опасный преступник, а не турист, навещающий свою пожилую тётю. Настоящую тётю, тут и легенда не нужна. По счастливой случайности, она действительно жила на окраине этой самой деревне и последний раз я навещал её три года назад. Полгода назад она поздравляла меня в письме с днём рождения и в ответном письме я обещал навестить её в этом году. Вот и случилось. Но сначала – задание.

Не ожидая конца улицы, я свернул в пролёт и свернул там ещё раз, вышагивая между запущенными виноградниками в сторону каменного дома без окон. Внутри одной единственной обширной комнаты чисто и кроме камина, со свежей золой никого нет, это явно проделки местных детей собирающихся тут вечерами, исписать полы цветными мелками и посидеть у огня.

Быстро поставив пакет на пол, я достал свёртки. Первый с тканью самый тяжёлый – пистолет специального назначения СР–1МП «Вектор». В следующем: восемь запасных полных магазинов к нему и глушитель. Отдельно лежит кинжал в ножнах и старые тяжёлые наручники, последние явно местной полиции. Кинжал настолько старый, что скорее всего уже антиквариат. Хотя в руке сидит уверенно, клинок симметричный, воронёный, в районе восемнадцати сантиметров, гарда небольшая, рукоять полностью деревянная с острым отбойником в основании пятки, значит конструкция сквозная. Гюрзу в левую подмышку, в предлагающуюся к ней кобуру, кинжал на пояс справа. Вкусно пахнущий свежеиспечённый хлеб, для вида в бумажном пакете несу с собой дальше.

Выйдя с другой стороны дома в окно, я пересёк небольшой высушенный солнцем сад и вышел через главный вход на соседнюю улицу. Мой путь лежал на северо-запад, к вершине холма, противоположная часть от моей тёти – главная отрада. Меня одолевали смешанные чувства: вновь оказаться в гостях у тёти и важность опасного задания, по причине которого я оказался здесь, чтобы вновь дышать чудесным горным воздухом, как это было раньше в моём небеззаботном детстве многократно, когда волей случая я раз в пару-тройку лет, приезжал сюда на месяц другой гостить у тёти по отцовской линии.

В мой несложный план действия входило четыре пункта. Прибытие утренним поездом, установление контакта и забор посылки в хлебной лавке. Первые два пункта я успешно выполнил и уже почти избавился от ностальгии, тщательно настроясь на задание. Затем встреча человека и сопровождение его до точки. Человек должен ждать меня почти на самой вершине холма, посреди заброшенной часовни. Оттуда должен быть хороший вид. Не помню, когда последний раз был там, лет семь или десять назад. Но вид оттуда на окрестности забыть сложно.

Я так удачно выбрал маршрут, что не встретил ни одного человека по пути. А единственную пригородившую мне путь вредную чёрную собаку, я умаслил куском свежего отломленного хлеба. Она явно не ожидала такой щедрости и скорее рассчитывала на моё сопротивление, так как не сразу поняла чего это за жест такой.

– На, – подразнил я её мякишем и подкинул. – Не ори только, – она схватила кусок на лету, положила его под собой и прижала лапой. – Ещё? – та умно стало водить головой. – Ну лови, – я кинул ей кусок побольше, чуть не половину выпечки и та сорвав явный куш, бросилась с ним обратно сквозь стальную решётку на свой участок. – Умница какая.

Вот и хлеб пригодился. Выбрасывать жалко. Он тут особенный. Опять ностальгия. Никогда бы не подумал, что булочника сделают связным. А может он всегда им был? Раньше я его об этом не спрашивал. Да и многое ли можно узнать, бывая тут так мало и редко. Я ощутил всю силу того, как я мало знал об этом месте. Но свежий вид и волнительные горы каймой идущие полукругом, да лес с извилистой под ним рекой –вывели меня из лишних дум.

Вот и старая часовня. Вокруг часовни был старый сад. Яблони и груши, вишни и сливы и конечно виноград. Без него тут не обходилось ни в одном закутке. Как только не высохло всё. Заброшено ведь давно. Будто местных дождей на всё хватает. Хотя кто знает, возможно засушлив здесь только июнь вначале. А сезоны гроз не за горами. Сквозь сад я добрался до входа в арку. Везде в стенах следы от пуль. Несколько десятилетий назад тут бушевала война. Ворота были тоже с дырками от пуль, слегка прикрыты. Я отворил их и вдохнул вполне себе приличный сухой воздух. Проветривается и то блажь. Совсем недавно, тут ещё велась служба, пока ветхость и заброшенность не победили. А победили они в всвязи с оттоком населения в соседний крупный город. Деревня просто стала полузаброшенная. Странно, что такое хорошее место люди спешат покинуть. Множество кованых изделий на стенах для огня и ламп в отличном состоянии. Под потолком старинные, сложные кованые люстры. Я поднялся по уцелевшей лестнице на второй этаж. Вид просто впечатляющий. Теперь его точно не развидеть, в грёзах воспоминаний об этом крае.

На моих часах 10:33. Встреча с поверенным человеком в 10:45. Ждём. Круговой обзор позволит мне заметить его прибытие. Пользуясь паузой, внимательно проверил пистолет, несколько раз взвёл в холостом режиме затвор и щёлкнул курком. Дослал несколько раз патрон в ствол и извлёк. Механика впорядке. Проверил и обоймы. Всё как надо. Даже клинок проверил, насечки на ногте делает, волос на руке бреет. Клинок достаточно упругий, не более 4 мм. в центре сведения. А вот и мой человек. Поднимается в жёлтой соломенной шляпе, против солнца. Одет просто. Летний холщовый костюм и ботинки, по местной неказистой моде.

Он поднял голову, а я кивнул ему. Думаю заметил. Я спустился вниз и оставаясь в тени, незаметно взял его в прицел, целясь от бедра. С расстояния в восемь-то метров по ростовой фигуре я никогда не промахиваюсь. Да что там говорить и с большего расстояния не промахиваюсь. По описанию у него должно быть хорошее зрение, как и слух собственно.

– Привет Вадим. Я Герберт. Солнце высоко и нас ждут дела, – произнёс он контрольную фразу.

– Привет Герберт. Действительно, погода солнечная, а дела не ждут, – ответил я ему своей шаблонной фразой, убирая пистолет так, чтобы он не успел его увидеть.

Судя по тому, как пришелец неспешно вошёл с тень здания от солнца, он довольно хорошо понимал, что находился под прицелом. На вид интеллигентный мужчина, абсолютно не походил на представителя иностранной разведки. Его чёткое произношение имело совершенный диалект баварско-австрийского, что мне сразу понравилось, потому что мне было приятно слышать интонации, присущие традиционному стилю общения моей тёти. Вот интересно, русский он знает также хорошо?

– Как поживает ваша тётя Джана? – спросил он.

– Спасибо. Всё хорошо. Мы ещё с ней не виделись.

– Моё глубокое почтение ей. Она воспитала во мне лучшие морально нравственные основы, которые не смогла мне дать вся Австрия.

– Она русская только духом. Потому что много была в гостях у моей матери. Её корни целиком из здешних мест. Однако это не имеет отношения к делу. Герберт, показывайте дорогу. Будем следовать плану. О вашей точности ходят хорошие толки. Так не будем нарушать традицию.

– Иначе бы я не был тут Вадим. Нам сюда, – он зашёл за бывший каменный алтарь и слегка надавив, привёл в небольшое движение каменную дверь, заметить которую не зная, было бы пожалуй невозможно. – Следуйте за мной. – Каменная твердь далее отворилась сама, приглашая нас в темноту и неизвестность.

Я зашёл следом. Мой проводник зажёг пару фонарей, которые были всё это время при нём в наплечной сумке. Один он вручил мне. Пока я светил, он прикрыл за нами каменную дверь на место, похоже движущуюся за счёт центральной оси. После чего мы последовали по узкому каменному тоннелю.

– Это бывший аварийный тоннель, ведущий к военной базе. Заброшен и забыт. Строился пол столетия назад. Осторожно, здесь начинаются высокие ступеньки.

– Герберт, далеко ли идти отсюда?

– Спуск будет длиться несколько минут. Затем мы попадём в разветвлённый тоннель. Из него на закрытую железную дорогу, для местного использования. Она через пятнадцать минут приведёт нас к искомому объекту.

– Хорошо. Здесь может быть кто-то кроме нас?

– Последний раз, я тут был осенью в прошлом году. Не думаю, что мы ещё кого-то встретим, но не исключаю такой возможности. Однако этот вход остаётся секретным и по сей день. Не думаю, что есть кто живой, до сих пор знающий о нём.

Повороты коридора и ступеньки вывели нас в тоннель с железной дорогой. Воздух тут был весьма прохладный, но сухой. Не выше шестнадцати градусов. Видимо мы глубоко спустились.

– Впереди, если видите, есть главные ворота. Они закрыты, но мы зайдём через обходную дверь. Она закрыта, но я знаю код. Там простой механизм кодового замка. По типу старых швейцарских сейфов.

– Код?

– 1975.03.17. Это моя дата рождения. Его выставил ещё мой дед, когда служил здесь. Именно от него я знаю многое об этом сооружении. Хотел перекодировать его да не стал. Удобно и трудно забыть. Но кроме нас его никто не знает.

Обходная дверь оказалась толстенной и бронированной. Мысленно я уже подсчитал, что такого количества взрывчатки для её открытия, может хватить чтобы заодно обрушить и потолок. Какие же по толщине были ворота? Вопрос я не стал задавать, очевидно – толщины хватало, чтобы сделать из базы настоящий бункер на случай ядерной угрозы.

– Почему военная база оказалась заброшена?

– Не знаю. Её засекретили и законсервировали сорок лет назад. А мой дед перед самой смертью, двенадцать лет назад показал мне её во всей красе. Он сам недоумевал, почему она оказалась в итоге в пыли, при полной исправности.

Дверь мы закрыли изнутри и пошли дальше. Вскоре я уловил тонкий аромат, словно мы попали в сыроварню, а не военный бункер.

– Герберт, идите позади меня. Не ближе пяти метров. Если что я дам знак, когда остановиться. Скорее всего, мы здесь не одни.

– Это маловероятно. Но хорошо Вадим. Буду внимательно следить за вашими знаками.

– Тогда тишина. И прошу вас, ступать мягче. Обходя мелкие хрустящие камни, – мой гид-спутник благоразумно кивнул.

Пол был усеян разноцветной мелкой битой каменной крошкой. При быстром надавливании её крупные фракции крошились, издавая лёгкий скрежет. Похоже это отходы горной разработки и взрывных работ, ещё с момента строительства. В целом хорошая идея сделать из неё тут вечные полы.

Выставив фонари на минимальный свет, мы пошли дальше. И вскоре я заслышал негромкое эхо лязгающего металла. Даже забрезжил тусклый жёлтый свет, аварийного освещения в главном тоннеле, параллельно которому мы сейчас шли.

В тоннеле был седоватый мужчина средних лет. Держа тележку двумя руками, он свозил ящики из одного зала в другой, освобождая помещение. Он то и дело издавал все эти звуки. Хлопая дверями и поскрипывая старой железной телегой на железных же колёсах. Вёл себя он по-хозяйски и точно не ожидал встретить тут нас. Развязать бы ему язык, да не сейчас. Сначала главная комната управления.

Дав знак Герберту, чтобы тот затаился в темноте, я кошачьими шагами сместился в сторону пустого склада и спрятался там за поворотом. Подкрасться к нему было не сложно, так как он всё время сопел и шумел. Как только мужчина вкатил пустую телегу, я плавно шагнул в его направлении и приложил основанием пистолета незнакомца по затылку. Хирургически точно. Не сильно и не слабо. Точь в точь, как на долгих часах практики. Без вреда для здоровья клиента и с гарантией отключки, как минимум на час-два. Мужчина рухнул, не издав и оха. Я прихватил его за запястья и пристегнул наручниками к толстой стальной балке, в углу вмурованной в пол и потолок. Просто так не освободится, когда проснётся. Двери закрыл. Будет кричать – не услышат. Позже им займусь. Допрос о том, кто он и что здесь делает – потом. На военного решившего вернуться на базу он не тянул от слова – абсолютно.

Я проверил весь тоннель. Никого. Относительный порядок кругом, но изменения есть, точно клиент тут жил с пару недель. И этот запах сыра… Он что тут сыроварню открыл подпольную? Ну серьёзно?

Я вернулся к гиду. Он стоял белый как мел. В окошечко он наблюдал тоннель, из которого я и вернулся. Он вдруг заговорил с оттенками алеманнского диалекта. Неся околесицу про свою бабушку и её предания деду.

– Герберт, приведение увидели?

– Как вы узнали? Оно летело позади вас. Вернее они. Их было несколько, – он достал платок и вытер сырой лоб, похоже говорит правду. Тут совсем не жарко. Отчего он так взмок?

– Не видел, – повёл я плечами и мой пистолет в руках его совершенно не удивил. – Но мы здесь не одни. Готовы вести дальше?

– Да.

– Хорошо. Мы будем периодически останавливаться. Я буду вести первым и иногда спрашивать дорогу. Сохраняем тишину и скрытность.

– Хорошо Вадим. Надеюсь, мы больше их не встретим… – вид у него был запуганный и суеверный, чего конечно не было в его характеристике, но кто полагается на эти характеристики… человек всё время меняется под давлением обстоятельств, а точную жилку сути может выразить в характеристике человека не каждый эксперт-психолог, тем более не каждый полевой агент, с которым ему столкнулось встретиться, а уж про создание намеренного ложного образа можно долго говорить (будет время, я продолжу эту мысль).

В часть моей здешней миссии входило сопровождение гида до места встречи в здешний подземный бункер. Фотографирование всего и вся в тайной комнате управления и безвозвратное извлечение ряда особых документов на некоторые довоенные изыскания по проведению оккультных работ, в рамках особо секретного проекта финансируемого из Германии. После второй мировой войны, учёные всерьёз по направлению правительств многих стран принялись шерстить в сторону эзотерики, потому что, то что творилось в небе и на земле во время войны в течение пяти лет – поставило на уши всех. От гражданских до военных, а истории обрастали такими невероятными фактами и докладами командования, в том числе от неподкупных особистов, что покрытую мурашками седеющую голову, чесали недоуменно даже в штабах самого дальнего тыла.

В ушах у меня вдруг загудело. Натуральным образом, как при сильной смене давления. Давления энергетического поля. Герберт тоже стал внезапно чистить уши пальцами.

– Что слышишь? – негромко спросил я, потому что тот не унимался тереть уши.

– Сначала словно по колоколу ударили. Гул до сих пор в ушах стоит. Точно от башни-колокольни. Теперь вот шипение добавилось и стоит, как от радиопомех. Сильное. Неприятно.

– Хм. Не слышу. Но я и сам не такой сильный приёмник. У тебя приёмника часом нет никакого при себе?

– Нет. Ничего с собой кроме фонарика не взял. Как и было положено по инструкции от… – я оборвал его тихую речь резким взмахом руки, потому что впереди шёл бумажный шелест.

Показав ему знак, стоять на месте, я направил пистолет длинным глушителем вперёд себя и прижав правую руку с ним слегка к груди, пошёл полубоком. Полубоком чтобы если вдруг в меня откроют огонь из темноты, у меня хотя бы остался призрачный шанс уцелеть. Но не пуль мне стоило бояться.

Погрузочная и складская части вскоре закончились и начались коридоры с кабинетами. Части помещений отведённые под бюрократию поражали размахом. Будто тут собирались прятать весь европейский банковский капитал, на случай если Швейцарии с её подземельями не станет. Впереди быстро закрылась одна из дверей, только я зашёл в первый зал, сквозняком от неё поднялся ворох желтеющих бумаг. Показав Герберту чтобы не оставался один, я дал знак ему идти за мной на приличной дистанции, он понял и следовал. Держась иногда за мочку того или иного уха. Чувствительный, какой попался. Я мне вот глухо всё. Разве что тот звон до сих пор, где-то остался на уровне воспоминания в правом ухе.

Тот кто шёл здесь, явно торопился. Как он успел пронюхать, что за ним идут, можно было только догадаться. Интуиция включилась видать – шкурный момент. Идём дальше. Я плавно открывал двери и следовал вперёд, углубляясь в местный лабиринт комнат и дверей. Герберт впрочем, был уже не нужен, поскольку здесь на каждой стене висел отличный план здания с выделением красным коридора и комнаты в которой я в настоящей момент находился. Очень удобно. Плюс однотипная планировка. Просто и по-солдатски. Не надо его дёргать. Видимо он и сам понял, свою роль пассивного сопровождающего, а потому не мешал и держался почти на десяти-двенадцати метрах, чтобы между нами в случае перестрелки оставалась хотя бы комната и дверь для бегства в другую. Умный Герберт.

Тот кого я преследовал, видимо рылся тут давно. Потому что на полу и столах, хаотично валялись бумаги. Тот тип которого я удачно пристегнул наручниками, похоже пытался привозить ему архивы данных. А возможно искал их среди складов хозяйственной части. Скорее всего, он был такой же проводник как Герберт и не представлял большого интереса. Но это пока я так думаю. Потому что у меня перед носом уходит главная цель.

Дистанция между хлопающей дверью и слетающими каждый раз бумагами увеличилась. Душок от швейцарской сыроварни становился амбре дрянной скандинавской. Чем же так разило от преследуемого? Вот уже штаб и допуск пребывания здесь позволен не каждому. Прямое нахождение меня здесь с Гербертом несколько десятилетий назад – равнялось бы расстрелу на месте. Теперь… теперь я сам мог без суда и следствия расстрелять любого, лишь бы заполучить данные. Однако это не мои методы. «Кровавая гэбня», какой меня посчитал бы любой советский или иностранный гражданин, сильно бы ошибся в выводах.

Я дал знак Герберту присесть на пол под трибуной и не отсвечивать, он подчинился и замер. В этом углу его не заденет в перестрелке и даже не зацепит осколками, если вдруг прилетит граната, какой я очень опасался в виду замкнутого пространства.

Вот комната связи. Оттуда идёт мерный стук. Будто кто-то взял барабанные палочки и отбивает неровный ритм по крышке кастрюли. А вот впереди последняя круглая комната с овальным столом. На схеме она вся окрашена красным и оранжевым цветом. Всё товарищ, это тупик. Руки вверх. Я выбил дверь ногой, так как хотел эффекта внезапности. На какой я и рассчитывал, идя как мышка следом. Да вот эффект неожиданности застал меня самого. В центре над столом из натурального дерева, парил небольшим смерчем вихрь пожелтевших бумаг. Часть из них сильно нагревалась, оттого меняла цвет на жёлто-коричневый и вспыхивала огнём, отчего потом пеплом продолжала парить выше основной воронки, пачкая белый потолок серыми кляксами. Не похоже на вентиляционную аномалию вытяжки.

Над соседним столом, отдельно стоящим для восседания главнокомандующего, стоял мужчина в коричнево твидовом пальто до пола. Его тёмно каштановые, если не сказать бесцветные патлы до лопаток летали вокруг его головы, а тяжёлые полы пальто приподнимались вверх, точно он стоял на напольном вентиляторе обращённом вверх. Расставив руки в стороны, он там что-то шаманил, гудя как вентилятор сам гортанным голосом отдельные слова. При этом со стола в стороны всё время сыпался точно мелкий серый песок.

– Стой! – отдал я приказ на чистом австрийском, так что наш штабной полиглот остался бы довольным. – Руки над головой! Отошёл от стола!

Стучащий ритм, идущий из настоящего вентилятора под потолком, был не такой громкий. Он не мог помешать объекту меня не расслышать. Там всего лишь прилепился картонный журнал к потолку и лопасти просто били по его обложке и страницами свисающим вниз. Отчего бумага как нарубленная капуста, разлеталась подобно снегу по всей комнате. Когда журнал был изрублен на куски, что твоим шредером, но ещё эффективней, со стола поднялся в воздух и прикрепился на его место другой журнал и вентилятор яростно принялся уничтожать и его. Часть же бумаг со стола, над которым шаманил мужик в пальто, улетала на соседний общий стол для собраний и в спирали закручивалась там, чтобы потом сгореть до тла, от неведомой силы и температуры.

Меня весь этот шаманизм и нечистая сила стали забавлять. Так что я пальнул в стол. Выбитая щепа из стола удачно ранила в левую руку шамана и из неё стала струиться кровь. Слегка обернувшись на хлопок выстрела левой частью лица, он точно что-то осознал. Любой его выверт я готов был наградить пулей в бок или руку. Смотря, какой крутизны он совершит выверт. Его бодрый рапорт на грудном тоне не закончился и я уже решил ранить его в руку напрямую. К неадекватным объектам приближаться нельзя – положение 8.7.5 так гласит, не буквально конечно. Тем более, когда уровень опасности не определён, но явно превосходит формат «здорового». Так гласит «Положение сотрудника СК при чрезвычайных ситуациях», пункт 4.6.3.

Но какого чёрта? Только я прицелился ему в руку, как ту же позади меня мелькнул Герберт. Я заметил его в отражении стеклянной дверцы в стенке для документов. Он с занесённым стальным стулом над головой, решил предательски со спины меня им ударить по голове. Герберт-Герберт, что же ты творишь дорогой?

Я сместился левее к той самой деревянной стенке со стеклянными дверцами и его стул бухнул мимо меня об пол. Отчего тот вместе с ним согнулся пополам. Стул со стальным гулом ударил в пол по ковру, сотрясая сквозь него бетонное основание. Гид согнулся частично от инерции размаха (это с какой же конской силой он хотел меня им ударить?), частично от того что на отходе левой ногой в сторону, я правой мощно саданул его в левое колено подобно лягающему коню. Замычав от боли, гид упал на колени сам, чем был награждён хлёстким ударом ребра моей свободной левой руки с разворота в шейный отдел под затылком. Отчего конкретно вырубился и рухнул лицом в пол.

Мгновенно, я уже почти на автомате встретил шамана выстрелом в ответ на его странность и опасность, как вдруг новая волна холода в спине заставила меня стрелять совсем в другую сторону. Я упал на пол чисто рефлекторно. Хотя потом, наверное больше жалел, что не выстрелил сразу. Молодость в нашем деле ошибок порой не прощает никому.

Помещение наполнил грохочущий автоматический огонь. Со стороны главного входа, сразу две длинные очереди автоматов StG 44 изрешетили и стол общего собрания и мою спасительную стенку с отражающей всё стеклянной дверцей.

А знаете, вполне перспективный автомат Sturmgewehr 44 оказался. Даже не смотря на устаревший вид и конструкцию. Темп стрельбы впечатляющий, точно быстрее типичных АК, особенно сразу с двух стволов. Пули 7.92 мм. летят ловко, пробивают всё что попадается на пути. Нипочём им и стенка моя как укрытия и тумбы, и стол, и стальные стулья во множестве своём. Отчего я сразу как упал, так и покатился под стол.

Толи стрелок очень ловкий, толи стреляет так впервые в жизни. Две кривые линии автоматического огня пошли накрест. Одна уничтожила всю стенку с бумагами за стеклом, другая полностью разодрала главный стол. Возможно такая беспорядочная стрельба – хитрый умысел. Застать меня хоть одной пулей. Но знаю я прекрасно баллистику этого и подобного ему калибра в упор. Спасибо не надо! Выкрутившись из волчкообразного вращения, я метнулся в перекат под столом, шаром достигая его основания, противоположного от шамана и сокращая дистанцию до стрелка в дверях.

Три хлопка выстрелов из позиции лёжа, прямо сквозь столешницу в направлении стрелка, оборвали очередь одного автомата. Хотя скорее у него вышел магазин на тридцать патрон. Тут же ещё пять выстрелов, небрежно последовали куда попало левее меня и гораздо выше. Ага, это хорошо. Значит, я удачно попал.

Я сразу снова сделал перекат, ещё левее и аккуратно высунулся от края стола едва лишь показываясь сам, так чтобы линии моего прицела пистолета встретилась с головой противника. Нет его в проёме. А вот тёмного шамана мы словно не интересуем. Всё стоит, колдует, хаотичных очередей из автоматов точно не боится, а рядом с ним дырки в стене имеются. Ну и стой там. Я выстрелил ему в предплечье правой руки.

Тяжёлая пуля со стальным термоупрочнённым сердечником массой 6.74 грамма, даже усреднённая «до звуком», легко даёт 500 Дж дульной энергии и элементарное попадание в руку влечёт серьёзные проблемы для здоровья, будь ты хоть дважды шаман. Однако взорванная кровавым брызгом и лохмотьями пальто рана, не остановила его от ритуала или чем он там занимался. Скорее добавила злобы его подчинённому, с автоматами, которые он злодей, не смотря на множественные около смертельные ранения успел перезарядить.

В проходе вновь появился автоматчик. Лицо забрызгано кровавой пылью, а рот неестественно перекошен в злобе. Лютые зловещие глазки прищурены, ищут меня и явно рады, что нашли. Его блёклая рубашка вся раскраснелась от трёх попаданий в грудь, но мои пули его не остановили – а вот это я считаю, уже из области фантастики. Если он конечно не накачался, какими-нибудь военным анаболическими стеройдами. Я успел попасть ему в грудь ещё пять раз и для верности, пока он вновь не скрылся с виду, дал две между глаз. Что лично запечатлел, по кровавой маске, прежде чем он упал. Пока ситуация не набрала более зловещий оборот, я на всякий случай сменил магазин на полный. Хотя в нём ещё оставалось семь патрон. Предчувствия уж очень нехорошие, чтобы вот так легко оставаться с полупустой обоймой.

Шаман, будучи же на деле никакой не шаман, жутко страшно засмеялся и повернулся всем телом в мою сторону. Он поднял руки вверх и в стороны, ладони же обратив к потолку. Явно боль в руке не позволяла ему поднять правую руку выше левой. Но похоже это, как и капающая кровь его не беспокоило. Патлы закрывали и его лицо. Но длинный прямой нос с горбиной, массивные чёрные брови и чёрные же выразительные глаза, я хорошо приметил. Губы театральные и выразительные. В целом, несмотря на характерно выразительную внешность, он скорее отдавал уродливостью, чем какой-то там красотой. Судя по роже, ну настоящий злодей, в сказку ходить не надо. Дети такого будут очень бояться, если показать фотографию. Это при том, что всей гнусной рожи не видно за сбившимися и сырыми волосами. Видимо очень потел, пока шаманил тут.

Пока он красовался и смеялся, в проходе опять возник стрелок. Стоя ровно и прямо, что-то ворча кровавой маской, вместо разорванного выстрелами лица, он стал поднимать автоматы на вытянутых, словно затвердевших и негнущихся руках.

– Ты что издеваешься? – честно спросил я его, прежде чем опередил.

Сразу три выстрела раскроили ему голову окончательно, та просто лопнула, теряя части. Ещё две я пустил ему в шею, чтобы уж ну наверняка! И ещё по паре отправил по рукам, так как он всё равно поднимал автоматы вверх, точно роботизированный подъёмник. Левую руку я ему повредил попаданиями в локтевой сгиб и она у него заклинила, едва направленная стволом под стол и расстреливая пол, а вот вторая таки продолжила подниматься дальше.

Упал на пол я раньше, прежде чем он начал новый автоматический огонь, здоровой рукой. С позиции лёжа, найдя относительно безопасную линию для огня, я разрядил весь магазин, поочерёдно по два и три патрона, расстреливая его коленные чашечки. Упал он почти одновременно с кончившимися у него патронами. Быстрая перезарядка на рефлексах, чуть дрожащими руками. Это не совсем обычно для меня – такая ситуация, но нормально я считаю, для столь нетипичного боевого столкновения, испытать лёгкий стимулирующий психику шок.

Решив и приготовившись, просто валить шамана до тяжелой степени пулевого ранения, я едва высунулся из-под стола, ловя в прицел сквозь воронку горящих бумаг цель в пальто, однако никого там уже не было. Лишь цианово-красное марево вместо стены, за столом главного начальства, да его проклятый смех, точно он ещё здесь.

Я выстрелил несколько раз в марево и оно стало слабеть. Смех прекращался, точно отдалялся быстро и стремительно вместе с его источником. Взяв с пола стул без спинки я запустил его в марево, но пролетев его он врезался в стену. Марево закончилось. А на стене следов попаданий моих пуль нет. Как нет и самого шамана.

– Колдун твою мать! – выругался я наконец, снимая нервное напряжение и беря в прицел вход. – Надо было сразу застрелить мерзавца.

Стрелок больше не издавал звуков и вообще, наступила крайняя тишина. Вентилятор изгрыз последние страницы и пустая картонка обложки упала на пол, отброшенная последним ударом винтов, после чего те перестали вращение. Воронка тоже остановилась. Полная комната снега раскромсаных листов и серого пепла. Я приблизился к столу, над которым стоял чёртов колдун. На столе груда чёрного и серого ещё тёплого пепла – они образуют какой-то геометрический узор. Вонь жжёной бумаги запредельная. Я вдруг догадался, что пепел в форме силуэта какого-то города.

Я быстро опомнился и решил отфотографировать всё на портативную камеру. Пепел быстро сотлел и развалился. Вместо сотен фотографий, пару десятков и чего? Это почти провал. Почти – потому что я остался жив и даже спас связного. Я подошёл к Герберту и пнул его несколько раз по ноге. Он замычал и очнулся.

– Вставай принц, принцесса наша ушла.

– Мама, я никуда не пойду… – понёс он какую-то горячку и я пнул его изощрённо в лодыжку. А вдруг этот предатель притворяется, чтобы улучить момент и напасть на меня? В такой обстановке, уже не знаешь чего ждать дальше.