Семен Злотников
8½ пьес для двух актеров
Порогин. Я тебя никогда ни о чем не спрашивал.
Вера. Спроси – я отвечу.
Он молчит.
Ну, спрашивай, что ли, чего?..
Порогин. Ты сама должна была рассказать. Тогда.
Вера. Да о чем?..
Порогин. Мне тогда рассказать.
Вера. Митя-Митя…
Порогин (кричит). Все тогда рассказать, мне рассказать!..
Вера (кричит). Мне сейчас – захочу – даже нечего вспомнить!..
Тишина.
Глупый ты, Митя, честное слово… И не глупый даже, а какой-то… неумный. Подумай: муженек драгоценный с войны домой еле дополз, тут у него рана, там рана – я ему на шею и ну признаваться?.. Худо же ты обо мне думаешь, Митя… Видит Бог, вот не знала, что уж так дурно…
Порогин. Я бы мог понять тебя, Вера… Хоть что-то понять…
Вера. Да что? Что? Что понять?.. (Держится рукой за сердце, мотает головой и бормочет.) Господи… Господи-Господи… конец мой приходит, Господи… (Отправляет в рот еще таблетку, закрывает глаза, считает пульс.)
Старик тяжело встает, медленно подходит к чемодану, сгибается, отрывает его от пола, тут же хватается за поясницу; не очень удачно, видно, нагнулся; опускается на колени, мгновение переводит дух, после чего уже с ношей превращается в некое подобие вертикали; после чего, не глядя на жену и не говоря ей ни хорошего, ни плохого, уходит. Старуха открывает глаза, выплевывает лекарство, торопится следом. Из прихожей в открытую дверь несутся их голоса.
Порогин. Отпусти меня, нет, я уйду…
Вера. Митя, погоди, Митя…
Порогин. Я все равно уйду…
Вера. Митя, надо поговорить, надо… поговорим, Митя… (Затаскивает старика в комнату, отнимает чемодан.)
Порогин. Чего ждать, чего?..
Вера. Объяснимся, прошу… Поспешишь – людей, Митя…
Порогин. Чего объяснять, там все написано…
Вера. Дурачок ты мой, одно написано, другое было… Послушай, как было. Может, это вообще художественная литература, откуда ты знаешь?
Порогин. Люблю, люблю – художественная? Пошлость!
Вера. Митя, присядь…
Порогин. Отпусти руку, не хочу!
Вера. Садись, отпущу, обещаю… Ну, Митя, прошу… (Наконец, удается усадить.) Ну, прямо, ну, прямо упрямый… Никогда таким не был…
Порогин. Вера, я оскорблен. Мне надо уйти. Отпусти меня.
Вера (не отпускает). Не пущу я тебя никуда… В таком виде – как можно? Знаю тебя: уедешь, нафантазируешь себе, потом и поверишь… Вон у тебя воображение куда разбежалось… А я не виновата… Невинная я!
Порогин. Ложь, все ложь…
Вера. Что мне – божиться, Митя? Клясться?
Порогин. Довольно, нет, лжи не желаю… Не желаю, не желаю…
Вера. Невозможно же так разговаривать, Митя!
И старик с удивлением, вдруг, на нее смотрит.
Я у тебя, Митя, по-моему, не заслужила, чтобы ты так… За столько времени, по-моему, заслужила, чтобы уже и не так… Сам, Митя, все время жалуешься, что люди не слушают друг друга, а сам… Сказать-то мне дай?
Порогин. Пятьдесят два года…
Вера. Опять не слушает…
Порогин. Жизнь! Больше, чем жизнь! Теперь, вдруг, выясняется…
Вера. Митя…
Порогин. Ложь, фальшь, лицемерие, стыд…
Вера. Упрямец недобрый, да выслушай ты, наконец, меня, меня!..
И опять старик с удивлением глядит на старуху.
Видит Бог, Митя… Горло… Сдавил будто кто… У тебя памяти, Митя, шесть граммов осталось. И куда все девается?.. Война же была, ты помнишь? Что медсестрой в госпитале работала – это хоть не забыл?
Он молчит.
Митя, ну, Митя… Раньше не рассказывала… Ну, потому что, ну, глупость одна… Ты бы не понял, а я бы толком не объяснила… Сейчас вот понять не желаешь, а тогда… Да хочешь знать, еще таких писулек тогда я чуть не миллион получила… Красоту неземную не помнишь мою? Что, забыл? Все забыл… Да захоти я тогда! (Замечает его взгляд.) Что?.. Ни о чем таком я тогда не думала и ничего такого тогда… Только мне-то не надо, а им-то, солдатикам – надо… И война, и блокада, и жуть – а им надо… И голодные, и пораненные – а надо… Воины, Митя, поверишь, в меня через койку влюблялись. Одно все и то же: люблю, да люблю… Люблю, да люблю, да люблю… Вот ты мне сейчас, как нормальный человек скажи: я что, запрещать им могла?
Он молчит.
Худущая была, Господи… Шейка тонюсенькая, лицо шелушится, волосы лезут… а все равно только и слышала: Вера Максимовна, на вас без удовольствия глядеть невозможно!
Порогин (тихо). Пошлость.
Вера. А мне до сих пор восточные мужчины на рынке говорят: Такой ужасно красивый бабулька, все забирай подешевле! Знаешь, сколько я тебе экономлю?
Порогин. Зачем пошлость, Вера? Я не понимаю, для чего ты мне все это рассказываешь?
Вера. Сам всегда говоришь: человеческая жизнь густо замешана на несправедливости. Да чтобы сам не был несправедливым. Чтобы знал.
Порогин. Я говорил о жизни и смерти.Я говорил о несправедливости жизни, ведущей к смерти. Ты же всегда, всегда… У тебя поразительная способность снизить, упростить, подменить. Откуда это в тебе, почему?
Вера. После грыжи, Митя!.. После этой грыжи дурацкой ты сделался невыносимым!.. Раздражаешься по мелочам, куда-то все рвешься от меня… Уже даже я тебя не устраиваю…
Порогин. Низкая жизнь меня не устроит.
Вера. В последнее время, я на тебя гляжу, у тебя ни к какой жизни желания нету. Ни к какой, Митя! Кафедру забросил, ректора вашего послал, днями встречаю, он мне говорит, до сих пор дойти не может… А уж как он к тебе, и уж как он перед тобой!.. А учеников? Их-то за что поразгонял?
Порогин. Бездари.
Вера. Федя не бездарь! Сам выбирал парня в аспирантуру, и сам говорил – талант! И сам же талант да своими же руками… А Лизаньку за что? Девонька очень старалась, и по хозяйству мне помогала… Митя, ты с людьми разучился, не только со мной. Я напрягаюсь, вспомнить хочу, с кем ты за последние три месяца хоть словом обмолвился, хоть полсловом… Кроме, конечно, своего Толстого.
Порогин. Не трогай Толстого!
Вера. Тебе все людское чуждо!
Порогин. Не касайся этого имени, прошу!
Вера. Он тебя заведет, я давно за вами наблюдаю!
Порогин. Невозможно, нет, я уйду… Я лучше уйду, Вера, Вера, уйду… (Пытается встать, но сил, видно, нет.) Уйду… надо уйти… (Сидит.)
Вера (с жалостью на него смотрит). Куда?
Порогин. Уйти… исправлять… все было неправильно…
Вера. Семьдесят восемь, Митя!
Порогин. Все равно… уйти… сколько бы ни было… не могу… (Вдруг, странно и пристально на нее смотрит.) Ты думаешь, поздно?
Вера. Опомнился. Помереть сил бы хватило.
Порогин. Но я… Я не могу представить, что умру. Так вот умру… Так было в детстве, потом на войне… И сейчас так.
Вера. Митя, ну ладно, поверь мне на слово: все там будем.
Порогин. Не могу я поверить… Мой мозг еще никогда не был так готов к жизни…
Вера. Мозг-то готов – а другое? Другое-то – готово?.. Ты бы хоть иногда на себя со стороны глядел… Уж молчу я про то, как ты ходишь. Живешь, Митя, как – одному только Богу известно: поджелудочная, позвоночник, правое легкое, два инфаркта…
Порогин. Мозгом, мозгом!.. Ты не понимаешь, о чем я говорю: умереть – надо согласиться… Без моего согласия этого не будет… Я знаю точно… Как на войне знал…
Вера (устало). Фантазер…
Порогин. Знал! Наверно! Как ни про что другое! И так было! И будет всегда!
Вера. Ох, Митя, знал ты, не знал ты… Убило бы – и лежал бы в земле, как миленький. Митя – как все лежат.
Порогин. Невозможно… Без моего согласия… Слишком много задумано… Я хочу жить, Вера… Должен… Особенно сейчас… Это важно… Важно, понимаешь?
Она молчит.
Но я хочу высоко. Я должен высоко, иначе… ничего не получится. Невозможно жить, мыслить, писать… Невозможно в разладе!
Вера. Митя…
Порогин. Невозможно! Невозможно!
Вера. Да на здоровье, я что, возражаю? Живи долго, пожалуйста, хочешь, всегда живи, Митя… Как будто я против, да, честное слово… Живи, ты, живи!..
Порогин. Как жили – уже не смогу. Не хочу.
Вера. Плохо жили разве?
Порогин. Плохо. Во лжи погрязли.
Вера. Я лично не грязла.
Порогин. Скрыла тогда, и оттуда… все оттуда…
Вера. Митя, выяснили, кажется, ничего не было!
Порогин. …И через жизнь отношения – ложь, комом…
Вера. Да что же ты за человек такой? Да забыла я тогда, забыла! Сперва не успела сказать и забыла, а потом совсем забыла! Неужели не понятно?
Порогин. Не могла ты такое… Когда с человеком такое случается… Когда такое в такое время…
Вера. Какое такое, Митя? Один раз поцеловались, Господи!
Старик вздрагивает – как от пощечины. Она замечает и свою нечаянную бестактность, и его взгляд.
Ну, знаешь… Митя, ты въедливый, как соляная кислота, честное слово… Ну, можно подумать… Только не фантазируй. Вот только… ты слышишь? По глазам вижу – фантазируешь. Не фантазируй. Не фантазируй, говорю. (Приближается, кладет руку ему на голову – он отшатывается; и снова попытка коснуться – и то же шараханье; вздохнув опускается в кресло.) Глуповатенький мой… до чего растревожился прямо… Событие, Господи: младший лейтенант заволок под лестницу… Сто лет назад… (с улыбкой и даже не без удовольствия припоминает.) Не сама же я, Митя… Это же он меня… Детина такущий – никаких сил бороться с ним не было, поверишь… Я ему, главное, говорю: товарищ младший лейтенант, не лапайте меня по-хорошему… Он же, амбал, такой интересный, слушать не хочет …
Полными слез и тоски глазами старик пронзительно глядит на жену. Она же, похоже, погрузилась в воспоминания, не замечает его состояния.
Забыла, как звали… Как-то… Алексей, что ли?.. Нет, не Алексей – Арсений… Арсений, Арсений… Арсений, Митя… (Наконец, замечает взгляд мужа.) Митя… Митя… из-за такой ерунды?.. Голубь мой милый, да что с тобой? Да как можно так, Митя?.. Ну, полно, ну, Митя?.. Митя, ревнивец, кто бы мог подумать…
Порогин. Вера… Вера…
Вера. Миленький, милый мой… (Встает и направляется было к нему.)
Порогин. Не надо!
Вера (останавливается). Что, Митя?.. Господи, Митя, какой ты даже интересный человек, когда ревнуешь.
Порогин. Нет, не ревную, не то, не то…
Вера. Ну, слава Богу, а то уже совсем, думала, все прожил и в дерево превратился… В сутулое такое, странное дерево с бровями, ноздрями, бородавками…
Порогин. Больно смотреть, Вера… видеть…
Вера (тревожно). Давление?
Порогин. Нет…
Вера. Оно, я же вижу…
Порогин. Холод в душе, пустота… пустота, холод…
Вера. Может, плед, сходить, электрический?..
Порогин. Я тебя не люблю.
Вера. А?..
Поргин. Я тебя не люблю!
Вера. А-а… (Смеется.) И хорошо… И на том спасибо, что не дерево… А то уже думала, дерево…
Порогин. Всю мою жизнь я любил другую женщину… Теперь я знаю – другую… Ты понимаешь – другую…
Старуха еще улыбается, но уже как-то растерянно, что ли.
Другую…
Вера (медленно оседает в кресло). Какую другую, Митя?
Порогин. Зачем же ты скрыла? Почему не рассказала? Тогда? Я бы, может, решился. Ушел бы, не томился бы сам, тебя освободил…
Вера. Эта женщина… ты говоришь… а кто она?.. А, Митя… Я ее знаю?..
Порогин. Тогда бы, тогда… может, все бы сложилось иначе…
Вера. Грудь на куски рвешь, Митя, кто она?
Порогин. Ложь, все ложь, ложь…
Вера. Лариса Юсуповна? Правильно? Угадала? Нет?.. Которая с картофельным носом? Она? Да отвечай же, она? Чего уставился – отвечай!
Порогин. Как ты меня унижаешь…
Вера. Я унижаю? Ты унижаешься! Сам, если хочешь знать!.. Всю жизнь клал глаза на уродок… Как мне доносят, на кафедру новенькую взял, прихожу – обязательно с дефектом!.. Поглядишь, Митя, на твой вкус невооруженным глазом, и ужас берет: у одной во все лицо рот, а во рту зубов сто штук – акула, не женщина! У другой рот, как рот, но зато лицо прямо из попки растет и на попку похоже! У третьей…
Порогин. Вера!
Вера. Что Вера? Что Вера? Не до такой же степени неразборчивым, Митя?!
Порогин. Я не Митя! Прекрати идиотской кошачьей кличкой – я не Митя!
Вера. Ну, правда же, Елизар, ну, правда же!
Порогин. Не было никакой Ларисы Юсуповны! Того, что ты думаешь… Хочешь знать – все было раньше и не так, как способна вообразить!.. Да и неспособна, и не вообразить, и ни к чему это, ни к чему!..
Вера. Погоди, Митя… Как ни к чему, Елизар…
Порогин. Вера, Вера, оставь… Вера, это было в другой жизни. Там, на войне, и не надо, прошу…
Вера. А?..
Порогин. Ты ведь ничего не понимаешь!.. Того, что ты думаешь… Ничего не было, Вера! Даже помыслом не оскверняй, прошу! Не было этого, не было!.. Могло быть и не было!.. Потому что… любовь, Вера, обстоятельства… а главное – высота души такая…
Вера. Господи… Господи…
Порогин. Как объяснить – не объяснить… Все там было другое: смерть, жизнь, надежда, смерть, жизнь… Другая реальность… Слова имели точный смысл… Не было тела, быта, лжи, фальши… По крайней мере – для меня… Нет, Вера, для многих!.. Всем хотелось жить, очень жить… Жить высоко… Да, знаю, надоел тебе этим словом, но высокое это – единственное то, ради чего стоит жить… И единственной женщиной в моей жизни, в которой было… В ней это было, Вера – чистая, добрая, настоящая…
Вера. А потом?
Порогин. Что потом?
Вера. После войны? С высокой? Изменял?
Порогин. Пошлость, Вера…
Вера. Ну, Митя, ты специалист… А я же, а я же… Господи, я же ничего не чувствовала… Жила и уверена была, что он святой, я святая, – а он, оказывается, в это время…
Порогин. Погибла, Вера! Нет ее, нет!..Мы ничего не успели. Погибла. Понимаешь? Я ничего не успел. (Молчат.) Успел только понять: моя женщина. Мое призвание. Моя любовь.
Тишина.
Вера. Митя, судишь, а сам… Сам-то молчал столько лет…
Порогин. Не умел рассказать. Было только одно мгновение, которое… можно почувствовать… потом помнить… Я бы и слов не нашел… Вроде, и не было ничего – а все было.
Молчат.
Вера. Что было?
Порогин. Ничего не было.
Вера. А помнишь чего? (Он молчит.) Что-то же помнишь?
Порогин. Помню. Прикосновение. (Молчит. Глаза закрыты.) Контузия… Госпиталь…Пробуждаюсь от прикосновения… Простого, понятного прикосновения руки… Как оживляет… Трудно открыть глаза… Но очень хочется их открыть… Наконец, сквозь туман – прекрасное лицо… До сих пор не могу его объяснить… О женщине с таким лицом я как будто читал где-то… Или мечтал… Оно могло сниться… Одухотворенное… Да, одухотворенное… (Открывает глаза.) Помню невероятное чувство счастья…
Вера. Счастья, говоришь?
Порогин (открывает глаза). Что?..
Вера. У тебя было счастье? Там? В то самое время, когда мы с Илюшечкой тут?..
Порогин. Вера, послушай…
Вера. Да, Господи, да что же это такое? Мы тут, живые едва, бредили тобой, тосковали, а ты там был счастлив?.. В голоде, в холоде, один свет у нас был: папа вернется, папа спасет, а папа…
Порогин. Не надо бы Илюшечку сюда, Вера, не надо бы…
Вера. …А папа солдат? Маленький мой спрашивал, спрашивал: а папа сильный? А умный? А настоящий он, папа? А врагов он побьет? А скоро побьет?..
Порогин. Я тебя умоляю…
Вера. …Скоро, сыночек, скоро, я говорила, наш папочка, наш любимый, наш единственный, он спасет, он спасет…
Порогин (стиснув руками голову, восстает и кричит). Не уберегла сына! Не уберегла сына!
Вера. Митя!..
Порогин. Мальчика моего единственного, сына моего, жизнь мою…
Вера. Митя, опомнись, что говоришь?.. (Пытается встать – не получается.) Митя… Митя…
Порогин. Развратная мать – проклятье для близких!
Вера. Господи…
Порогин. Кто-то за всех отвечает – он ответил!.. Будь проклята – он ответил!..
Со стоном сползает старуха с кресла на колени, распластывается на полу. Старик над нею – растерянный. Словно пытаясь сообразить, что произошло.
Вглядывается; становится на колени, прислушивается к ее дыханию.
Вера… Вера…
Не откликается. Он поднимается, уходит. Кажется, она приходит в себя. Жалобно стонет. Приподнимается. Руками держится за голову.
Вера. Господи… Господи… За что мне все это?.. В чем я виновата?.. Разве я виновата?.. Господи…
Появляется старик со стаканом в руке. Останавливается, внимательно смотрит на жену.
Как плохо мне, Господи, плохо…
Порогин. Врачей вызвать?
Вера. Ты говорил ужасное… Ужасное, Митя…
Он молчит.
Что ты такое говорил?.. Неужели возможно, что говорил?.. Это же… страшно, Митя… Грех…
Он выпивает всю воду, стакан ставит на стол. Тяжело опускается на стул.
Сидит к ней спиной. Она пытается подняться – не получается. Жалобно смотрит на него.
Правда, все эти годы меня не любил?.. (Он молчит.) А я думала, любил… (Молчит.) И думала, как хорошо, что именно за тебя замуж… И не хотела, и не решалась долго, но пошла… И хорошо, думала… Я ведь до сегодняшнего дня так и думала… (Тишина.) Все не так думала, дура… Старая… Господи…
Наконец, ей все же удается вскарабкаться на кресло. Тяжело дышит. Принимает лекарство. Он как сидел – так сидит. И не дрогнул, чтобы ей помочь.
Но чуть развернулся, чтобы удобнее было за ней наблюдать.
Порогин. Постарела.
Вера. Да… И ты, Митя…
Порогин. Тебя совсем не узнать.
Вера. А, наверно… Да… И тебя, Митя, тоже… Ты тоже…
Порогин. Совсем не узнать.
Вера. Время такое для меня наступило… Время такое…
Порогин. Говорок, причитаешь, божишься… Откуда у тебя это? Как бабка…
Вера. А я бабка и есть, куда же деваться…
Порогин. Если бы сто лет назад я мог представить, что с тобой станется…
Вера. Сто лет назад ты глядел на меня другими глазами. Добрыми, Митя.
Порогин. Не было лжи.
Вера. С восторгом, Митя. Я помню. Глядел так, будто от меня зависело, жить тебе или умереть. Без меня не хотел и дня… Любовь вечную обещал. Говорил, если чего сделаешь в жизни – это будет для меня. Тебе Дон Кихот тогда нравился. Диплом по Сервантесу писал. Вообще, до Толстого ты был…
Порогин. Не трогай Толстого.
Вера. Бросил бы ты его, пока не поздно.
Порогин. Поздно.
Вера. Всю радость он из тебя высосал. Думаешь, не вижу? Думаешь, не больно? И ведь не успокоится старый паук, пока до конца, вот увидишь…
Порогин. Целой жизни книга, как можешь?
Вера. Бог с ней, Митя, я могу, Бог!.. Ни тебе, ни людям она в пользу не будет. То, что я потихоньку от тебя читала – это… Это же… волосы дыбом, Митя!.. Честное слово. Пойди на улицу, если ты мне не веришь, поговори с живыми. Да кому же охота мучиться так? Люди жить хотят, детей растить сытыми, войны чтобы не было… Не нужна им твоя книга про это. Ты маешься, а ведь никому… Все покоя хотят и простоты.
Порогин. Не надо за всех.
Вера. Устали, Митя! Все устали. И я… Ты хочешь знать – и я… Когда читала у тебя… Как же там, Господи… Ага: «Муки совести и высота человеческих прозрений погнали Толстого прочь из дому», – я думала… Господи, думала, что же это за совесть такая? Жизнь с человеком прожить, а под конец в душу так наплевать? И что за прозрение такое, если близкому горе и позор? Да как же это такое все понять? А жить с этим – как??
Порогин. Я жалею, Вера… Жалею, жалею… Жалею… Все зря
было. Все, что с тобой… Правда же, правда… Могло и не быть. Наверное, лучше бы, если бы не было. Слушал тебя сейчас и думал: зачем столько лет были вместе, если мы думаем, чувствуем… Что же это такое – близкие люди? Полстолетия я пытаюсь подняться с колен – все полстолетия ты меня на колени… По-твоему, жить можно и нужно только на четвереньках?
Вера. Как все люди, Митя. А лежа, стоймя – я не знаю. Знаю – как все.
Порогин. Но я не умею – как все. Я страдаю, когда надо – как все. Я не понимаю этого, не ощущаю, не способен, нет у меня такого таланта!
Вера. Это потому, что ты недоношенный, Митя. Не обижайся только. Не гляди на меня так пронзительно. Правда. Я вычитала в «Природе»: если нам чего-то в жизни или вообще не нравится – обязательно, значит, у нас в организме чего-то не так. Одного злого писателя вскрыли сразу после смерти: у него желчи в пузыре на пятнадцать килограммов больше нормы было. У другого, политика, читала, все внутренние органы были перепутаны: где для сердца место – там апендикс у него, селезенкой дышал, седалищным нервом думал…
Порогин (поднимается). Невыносимо слушать, Вера…
Вера. Ненормальные люди, чего с них возьмешь?
Порогин. Уйти и покончить с этим, покончить…
Вера. А я выясняла с тобой, ты нормальный, успокойся. Ты просто недоношенный. Поэтому мечешься, мучаешься, кажется тебе все время, чего-то не хватает… Всего-то двух месяцев – просто!..
Порогин. Пошлость, Вера, тоска… Унизительная способность всегда все объяснить, ничего не поняв…
Вера (тоже встает). Не уходи, Митя…
Порогин. Либо уйти, либо повеситься, Вера… Быть дальше с тем, что в душе…
Вера. Не уходи, прошу… (Обнимает его.)
Порогин (снимает с себя ее руки). Да нельзя же, нельзя!..
Вера (опять обнимает). Да можно, Митя…
Порогин. Нет, нет, мы с тобой ничего уже вместе не сможем… Только ненавидеть; пусти, прошу… (Выдирается.)
Вера. Тогда, ну, тогда… (Снова обнимает.) Давай тогда вместе, мы, что ли… Рядышком, Митя, а что я одна?.. Мы же, подумать, неверующие с тобой, чего нам?.. Бог простит…
Порогин. Смерть, может, простит, дурацкую жизнь не простит…
Вера. Без тебя не буду я, Митя… Не буду, не проси… (Цепко за него держится двумя руками.)
Порогин. Будешь, отпусти… (Пытается вырваться – не удается.) Лучше отпусти…
Вера. Погибнешь… Оба погибнем, нельзя…
Порогин. Пускай, нет, пускай…
Вера. Лучше простим, Митя…
Порогин. Не хочу, не могу…
Вера. Простим, я прошу… (Силой усаживает старика.) Не вспомню, не попрекну, увидишь…
Порогин (сползает на колени). Отпусти меня, заклинаю… У меня нет другой жизни – эта книга… Наконец-то, мне кажется, я знаю, как ее сделать… Но путы пока… Эта ложь, Вера, эта тоска!..
Тишина. Зазвонил телефон. Он – словно не слышит. Телефон затихает. Она устало отворачивается, медленно бредет к креслу, садится.
Вера. Ну, что же… Уходи.
Он сидит на коленях, низко опустив голову. Опять звонит телефон.
Порогин (неловко встает, направляется к аппарату, снимает трубку). Я слушаю… Я слушаю… (Кладет трубку.)
Тишина. Он поднимает чемодан. Мгновение стоит. Опускает чемодан, морщится, садится. Достает лекарство. Старуха сидит с закрытыми глазами. Звонит телефон.
(Тянется, снимает трубку.) Я слушаю… Я Порогин… Да, вызывали… Спасибо… хорошо… Да, я иду… (Кладет трубку; сидит.)
Медленно меркнут бра. И только чудесный аквариум светится и живет…
