Сборник
Кавказ. Выпуск XVIII. Трагедия изгнания

Что касается Порты, то она никогда не изъявляла прямого согласия на переселение, хотя принимала горцев, уходивших с Кавказа под предлогом поклонения гробу Мухаммеда. В 1859 году она обнародовала правила по предмету колонизации кавказских выходцев и просила наше правительство, чтобы переселения эти совершались не разом, а малыми партиями^[8].

Тем не менее турецкое правительство и его эмиссары не переставали волновать горцев обещаниями всех благ в случае переселения, так как вначале, предполагая, что это переселение будет совершаться постепенно и не потребует особых усилий и средств, правительство смотрело весьма благоприятно на прилив горцев в Турцию, как на меру, доставлявшую ей прекрасные боевые силы и средства увеличить преобладание мусульманского населения в среде христианских племен Балканского полуострова и в Малой Азии^[9].

С другой стороны, и главное кавказское начальство не желало лишиться энергического и многочисленного населения. Кроме того, явилось опасение, что турецкое правительство поселит горцев вдоль закавказской границы и создаст тем большие затруднения в будущем^[10].

«Переселение непокорных горцев в Турцию, – писал граф Евдокимов, – без сомнения, составляет важную государственную меру, способную окончить войну в кратчайший срок, без большого напряжения с нашей стороны; но, во всяком случае, я всегда смотрел на эту меру, как на вспомогательное средство покорения Западного Кавказа, которая дает возможность не доводить горцев до отчаяния и открывает свободный выход тем из них, которые предпочитают скорее смерть и разорение, чем покорность русскому правительству. По моему мнению, сколько бы ни вышло от нас туземцев и где бы ни поселило их турецкое правительство, хотя бы на южной границе в соседстве закавказских провинций, они не могут нам принести существенного вреда. Неприязненные их действия против нас могут иметь место только при войне с Турцией, но и тут горцы, поставленные в иные условия жизни и оскудев в материальных средствах, не составят для нас грозной силы, которая вынудила бы прибегать к каким-нибудь усиленным мерам»^[11].

Вследствие этого письма и имея в виду, что всякое противодействие намерению горцев переселиться при том крайнем положении, в которое они поставлены действиями наших войск, было бы в отношении к ним только излишней жестокостью, князь Орбелиани разрешил переселение, причем, приняв в соображение, что оно может достигнуть значительных размеров, сообщил об этом нашему послу в Константинополь для устранения затруднений, которые Порта могла бы противопоставить переселению^[12].

Это было действительно необходимо, так как до сих пор, если Порта и возбуждала жалобы на выселение горцев с Кавказа в Турцию, то ввиду того, что переселялись отдельные семейства и общества, уходившие под предлогом путешествия в Мекку, все такие жалобы устранялись под предлогом веротерпимости, в силу которой мы не могли воспретить мусульманам исполнять их религиозный долг. Но когда выселение предполагалось целыми племенами и размеры его было трудно предвидеть, то и политическая предусмотрительность, и человеколюбие одинаково обязывали нас предупредить Порту об ожидаемом наплыве переселенцев.

«Командующий войсками в Кубанской области граф Евдокимов, – писал генерал Карцов к нашему поверенному в Константинополе, – доносит, что на северном склоне Кавказского хребта нет более неприятелей. Шапсуги частью переселены на Кубань, остальные, до последнего человека, выселились на юго-западный склон. Абадзехи, стесненные с двух сторон, изъявили совершенную покорность. Теперь войскам нашим предстоит очищать береговую полосу. Одна часть их, поднявшись вверх по Пшишу, уже стала на вершине хребта, разрабатывает дорогу и спускается в Туапсе; другая колонна, поднявшись на хребет от укрепления Григорьевское, начала спускаться к устьям реки Джубгы.

Задача Кавказской армии близится к концу. Стесненные в узкой прибрежной полосе горцы при дальнейшем наступлении войск будут поставлены в отчаянное положение. Немногие из них могут согласиться покинуть живописную природу родины, чтобы переселиться в Прикубанскую степь. А потому, в видах человеколюбия и в видах облегчения задачи, предстоящей нашей армии, необходимо открыть им другой выход – переселение в Турцию. Мы опасаемся затруднений со стороны турецкого правительства против такой высылки народа целыми массами, тем более что горцы хотят ехать только в два пункта: Константинополь и Трепизонд; других мест они не знают и знать не хотят».

Вопрос о выселении горцев подвергся в Константинополе обсуждению совета министров, и решение его сообщено через нашего поверенного в делах при Порте Оттоманской: «Турецкое правительство не отказывалось принять в свои пределы кавказских горцев, желающих переселиться массами. Но при этом оно считало необходимым: 1) чтобы Константинополь и Трепизонд не были единственными пунктами сосредоточения и водворения переселенцев, турецкое правительство предоставляло себе право избрать места для их водворения и 2) чтобы Порте был дан срок до мая 1864 года.

Не могу скрыть, – писал далее Новиков, – что весь план выселения горцев в Турцию приводит здешнее правительство в большое смущение»^[13].

Смущение это охватило не только Турцию, но и европейскую дипломатию, особенно французскую, созидавшую планы противодействия России при возбуждении горцев. Действительно заседание совета турецких министров было в том же году, как совершена при содействии Наполеона III пресловутая экспедиция Лапинского, которая достигла результатов, совершенно обратных предполагаемым.

«Известие о сделанной в земле убыхов высадке и доставленных туда запасов оружия, – писал генерал Карцов Новикову, – быстро разнеслось между горцами и в первую минуту оживило их надежды при внешней помощи на успех сопротивления. Но потом они скоро поняли действительное значение доставленной помощи и потому признали за лучшее просить пощады»^[14].

«Турки знают об успехах нашего оружия, – писал Новиков к генералу Карцову, – иностранные представители молчат, но английская колония относится с завистью и недоброжелательством к нашим успехам»^[15].

В депеше от 4 (16) мая 1864 года вице-канцлеру Новиков подробно описывает свой разговор с французским посланником маркизом де Мутье (Marquis de Moustier) при посещении турецкого министра иностранных дел Али-паши и делает такое заключение: «Видимо, что покорение Кавказа произвело сильное и неприятное впечатление на французское правительство. Франция огорчается не уничтожением преграды между нами и Турцией, а тем, что мы получили возможность противодействовать ее завоевательным стремлениям на Востоке. Она сожалеет о благоприятных шансах диверсии на Кавказе для восстановления независимости Польши, при содействии Турции, увлеченной против России. Все эти иллюзии теперь очевидно уничтожены».

Впрочем, как турецкой, так и европейской дипломатии только и оставалось смущаться и огорчаться успехами нашего оружия. Если они не могли воспрепятствовать самому процессу завоевания, то, естественно, вековые усилия России должны же были привести к неизбежному концу – и завоевание Кавказа сделаться совершившимся фактом. Сожалеть должно только о самих горцах, которые обманывали себя так долго ложными надеждами на чужую помощь и не подчинились исторической необходимости поступиться своеволием для мирного восприятия гражданственности. Всегда и везде мелкие полудикие народности поглощались более сильными народами и если утрачивали при этом национальные особенности и обычаи, то зато получали право на умственное и нравственное развитие и приобретали более высокую степень материального благосостояния. Так было бы и с горскими племенами Кавказа без участия в их судьбе Турции и европейской дипломатии, которые только и могли усилить их настоящие потери и страдания и приготовить в будущем совершенное исчезновение их как отдельных племен и народностей.

IV

Выселение горцев. – План окончательного покорения Западного Кавказа. – Предоставление свободного переселения в Турцию и слабое поэтому противодействие горцев. – Положение горцев при выселении. – Переезд на кочермах в Трепизонд. – Положение их в Трепизонде. – Вмешательство турецкого правительства и иностранных дипломатов. – Карантин. – Направление горцев на Самсун и Константинополь. – Необходимость пособия со стороны нашего правительства. – Регулирование выселения. – Высылка турецких и русских военных судов. – Кюстенджи и Варна. – Перевозка горцев на пароходах Русского общества пароходства и торговли. – Усилия нашего правительства облегчить положение горцев. – Расходы по выселению их. – Заключение

1862–1865 годы

Официально выселение черкесских племен как военная и политическая мера началось в 1862 году, когда 10 мая состоялось высочайшее утверждение постановления Кавказского комитета о переселении горцев; в действительности же оно последовало вслед за усилившимися военными действиями на Северном Кавказе после Крымской войны. Потеряв еще тогда уверенность в своих силах и предвидя неизбежность подчинения русской власти, наиболее зажиточные и предусмотрительные из горцев начали вывозить свои семейства в Турцию, продавая на месте, с выгодою, свое имущество. Такое неспешное и слабое переселение давало туркам возможность радушно принимать и щедро помогать переселенцам при новом водворении, но с течением времени выселение приняло размеры, поставившие в затруднение и наше, и турецкое правительства, которые не в силах были оградить горцев от страданий и бедствий, вызванных непониманием действительности и их фанатическими надеждами.

Впоследствии к политическим и нравственным стимулам выселения, о которых упомянуто выше, присоединились причины экономические. Они выразились в том, что более почетные и влиятельные из горцев после освобождения крестьян в России, боясь с принятием нашего подданства лишиться своих подвластных, стали уходить в Турцию, увлекая за собою невежественную массу, доверявшую их уму, знанию и опытности. Эти именно лица и должны считаться инициаторами выселения. Влияние их на народ было неотразимо. Руководствуясь личным интересом, они употребляли все усилия, чтобы запугать желавших перейти к нам произволом русских властей, солдатчиною и необходимостью отказаться в будущем от мусульманской религии, сносились с турецким правительством, ездили в Константинополь, представлялись султану, его сановникам, иностранным послам, принимали у себя всяких эмиссаров, придавая им несвойственное значение и прочее. При таких обстоятельствах все предложения нашего правительства горцам о свободном выселении их на плоскость, где им бесплатно отводились в собственность участки, мало достигали цели. К тому же, сам размер надела, по 6 десятин на душу, казался слишком ничтожным горцам, привыкшим свободно размещать свои хозяйства на земле, никому не принадлежащей. Вот почему выселение к нам горцев, несмотря на все желание нашего правительства, состоялось в размерах весьма ограниченных и не превзошло 100 тысяч душ, то есть ¹/₈ части всего горского населения.

Между тем быстрота, решительность и успех военных действий графа Евдокимова и его сподвижников на Северном Кавказе после пленения Шамиля, в связи с водворением новых казачьих станиц, учреждением новых Линий^[16] и истреблением непокорных аулов неизбежно должны были навести панику на горцев и поставить их в безвыходное положение. В феврале 1859 года изъявили покорность кизылбековцы, башильбаевцы, тамовцы и часть бесленеевцев; в июне того же года – бжедухи; в августе – темиргоевцы, махошевцы, егерукаевцы, бесленеевцы, шагиреевцы и закубанские кабардинцы; в ноябре – абадзехи; в январе 1880 года – натухайцы и псховцы, и тогда же заложены новые станицы на Верхнем Урупе, Малом Тегене и Шебсе. В мае 1861 года перенесены казачьи поселения на левый берег Лабы и началось переселение бесленеевцев и других мелких обществ, здесь расположенных. В 1862 году заняты казачьим поселением большая часть Натухайского округа и предгорья Главного Кавказского хребта между реками Большая и Малая Лаба и Белой. Горцы собирались массами, составляли союзы, производили ожесточенные нападения на наши войска и поселения, но с каждым разом все более и более убеждались в невозможности удержать наше наступательное движение. Положение их становилось невыносимым, и граф Евдокимов, вполне оценив это, нашел блистательный из него выход предоставлением свободы выселения в Турцию лицам, не желавшим принять русское подданство.

«Военные затруднения в покорении Западного Кавказа, можно утвердительно сказать, – писал граф Евдокимов генералу Карцову, – уже миновали; колонизация должна совершаться в наступающем году мирным путем, но остается немалое еще дело – умиротворить совершенно край и положить начатки к развитию благосостояния покойной жизни туземцев, и сделать их навсегда безвредными для России. Если бы горцы имели ясное понятие о гражданской жизни и желали бы искренно одних мирных занятий, разумеется, дело устроилось бы без особых хлопот. Они могли бы выйти к нам в то время, когда возможны были полевые работы, и нашли бы в назначенном для них поземельном довольствии свободный простор, потому что земли незанятой еще много в районе Кубанской области. Но дикость нравов, совершенное недоверие к нам и желание необузданной свободы долго будут служить препятствием к скорому водворению между ними гражданственности и преданности нашему правительству. Волнуемые различными слухами извне, они то готовы переселиться к нам, то просят уволить их в Турцию, надеясь либо протянуть время, либо найти там для себя обетованную землю»^[17].

Вследствие этого граф Евдокимов находил, что спокойствие в среде такого населения немыслимо, и, чтобы раз навсегда покончить с Западным Кавказом, считал неизбежным обессилить горское население до того, чтобы интриги извне не имели здесь почвы. Особенно важным он признавал выселение горцев со стороны морского берега, видя в этой мере необходимую для нас государственную задачу, разрешение которой можно достигнуть поощрением к выселению небольшой «премией» до 10 тысяч семей горцев, хотя, судя по слухам, он думал, что выселение может приобрести значительно большие размеры.

Разделяя вполне мнение графа Евдокимова, главнокомандующий армией писал военному министру о необходимости назначить 100 тысяч рублей в пособие переселенцам.

«Мера эта, – говорит главнокомандующий, – избавит нас от таких личностей, которые отличаются фанатизмом и вредным для нас влиянием на соплеменников, и ускорит окончание войны, а следовательно, уменьшит издержки, с нею сопряженные»^[18].

Таким образом, наше правительство, очевидно, никогда не думало изгонять горцев, как писалось тогда в европейских газетах, но желало лишь окончания тяжкой вековой войны на Кавказе и прочного покорения беспокойных обществ, предоставляя им все средства к мирному и удобному водворению на плодоносных, черноземных землях долины реки Кубани и впадающих в нее рек. Если же такой мирный переход горцев к гражданственности не совершился, то винить в том по всей справедливости следует не нас, а турецкое правительство и европейскую дипломатию, которые в этом случае вовсе не думали о благоденствии горцев, но пользовались ими как средством противодействия развитию России, забывая, что это средство представляло не мертвую массу, а целые племена в высшей степени способного и энергического населения, которое истреблено безвозвратно тогда, когда во имя гуманности и цивилизации оно должно было жить и, оставив свои дикие нравы и порядки, воспринять цивилизацию, хотя бы это и совершилось насильственным водворением их на плоскости, не допускавшим продолжения безнаказанных грабежей и междоусобий.

Наступление наших войск, предпринятое с целью окончательного покорения Западного Кавказа, сопровождалось, как было уже сказано, требованием безусловной покорности, которая выражалась согласием горцев выселиться из гор на плоскость в указанные правительством места и подчиниться во всем русской администрации. Не желавшим исполнить это требование предоставлялась свобода выселения в Турцию на собственный счет и страх. Более состоятельные люди приступили к выселению тотчас же, отправляясь из незанятых нами приморских пунктов на турецких кочермах. Число таких переселенцев нельзя определить даже приблизительно: оно никому не было известно и остается неизвестным точно так же, как и места, куда они прибыли в Турцию и где водворились. Горцы, не имевшие состояния, увлекаясь примером богатых людей, бросали свое малоценное имущество и выходили к морскому берегу в ожидании прихода турецких судов и возможности перебраться в Турцию. Скопление этих несчастных постоянно увеличивалось, а вместе с тем усиливались их страдания и лишения. То, что делалось в незанятых нами пунктах берега, можно только предполагать, но горцы, выселявшиеся через Тамань, Анапу и Новороссийск, бедствовали на глазах русской администрации и не могли быть оставлены без помощи. Граф Евдокимов возбудил было вопрос о перевозке горцев в Турцию на казенный счет на пароходах Русского общества пароходства и торговли, но оно потребовало такой высокий фрахт, что услугами его воспользоваться было невозможно^[19], и потому в 1862 году наняты были в Керчи частные суда, с помощью которых тогда же перевезено 130 душ бжедухов из Тамани, по 6 рублей, и 100 душ натухайцев из Новороссийска, по 2 рубля 50 копеек. А как цены эти оказались слишком высокими, то были приглашены новые хозяева, согласившиеся перевозить горцев на пароходе – по 4 рубля 50 копеек, а на парусных судах – по 4 рубля. В то же время наш консул в Трепизонде Мошнин в тех же видах употреблял все усилия, чтобы направить из Анатолии к Кавказскому берегу возможно большее число турецких судов. Между тем ожидание войны в 1863 году и приведение Кавказской армии на военное положение несколько приостановили выселение, и горцы начали перебираться на указанные им места при Кубани, получая пособие от правительства^[20], но не оставляя, однако, своего настроения выселиться в Турцию, которое только усиливалось внешним возбуждением и наступлением наших войск. Зима 1862/63 года была особенно холодная, и горцы лишены были всякой возможности сопротивляться.

«Военные действия, производимые нашими войсками с разных сторон в неприятельском крае, – писал граф Евдокимов генералу Карцову, – поставили значительную часть горского населения в положение безвыходное, которое еще более усилилось суровой зимой и сильными морозами. Теснимые нашими войсками туземцы выходили к нам с единственным желанием найти у нас какой-нибудь приют от 20-градусного мороза и прокормиться у своих одноверцев до весны, чтобы потом устроиться на указанных местах»^[21].

Граф Евдокимов разрешил горцам размещаться на зимовку в мирных, уже существующих, аулах. Такое распоряжение имело результатом, что все они стали свободно, без особых стеснительных административных мер, перебираться из гор как целыми аулами, так и поодиночке. Но все это не прекратило выселения, которое по просьбе турецкого министра иностранных дел было только приостановлено до весны^[22].

При этом сами горцы, выходя к нам с покорностью, ставили условием, чтобы им дозволяемо было воспользоваться отъездом в Турцию на казенный счет, что и вносилось в выдаваемые им свидетельства^[23].

Подобного рода покорность, очевидно, не могла остановить наших военных действий, но требовала их решительного продолжения для окончательного покорения Западного Кавказа. К марту 1864 года весь северный склон Кавказского хребта и прибрежье до Псезуапе были очищены от горцев, которые частью выселились на Кубань, частью разместились по мирным аулам и вышли на морской берег в ожидании прихода кочерм для переезда в Турцию^[24]. Оставались только в верховьях рек Мзымта и Бзыбь племена убыхов, джигетов, псху и прочие. Против них решено было направить одновременно войска с разных сторон. Отряд генерала Реймана 16 марта занял форт Лазарев, а по изъявлении шапсугами покорности – форт Головинский, после чего должен был двинуться вверх по реке Шахе до снеговых гор Оштен, устроив в то же время Линию временных кордонов для прикрытия новых казачьих поселений до реки Туапсе; затем, поднявшись по Шахе, спуститься к верховьям реки Сочи и соединиться там с отрядом генерала Граббе, разработавшим дорогу по Пшишу и Туапсе, который в свою очередь, оставив на перевале четыре батальона, имел [намерение] перейти к верховьям реки Белой, в начале мая перевалить через Главный хребет у горы Оштен, перейти к верховьям Малой Лабы и, соединившись с войсками, разработавшими здесь дорогу, двинуться в долину верхней Лабы, выгнать общество Псху и прокладывать дорогу к Сухуму. Во время этих действий 6 батальонов, расположенных в Кутаисском генерал-губернаторстве, должны были двинуться из укрепления Гагры в землю джигетов, а 8 батальонов гренадерской дивизии при 8 орудиях высадиться со стороны моря в средину земли убыхов.

Горцы, сознавая невозможность сопротивления столь значительным силам, сосредоточенным против них, не допустили исполнения задуманного плана. Заняв укрепление Головинское, генерал Гейман двинулся со своим отрядом в землю убыхов, самого воинственного и известного храбростью племени на восточном берегу Черного моря. Убыхи встретили его с оружием в руках, но, потерпев 19 марта поражение при реке Годлих, изъявили покорность при условии выселения в Турцию. Движение всех отрядов согласно изложенному плану (исключая десант, который сделался ненужным) продолжалось вполне успешно, и 21 мая 1864 года считается днем покорения Западного Кавказа и окончания Кавказской войны.

Быстрота и решительность действий наших войск возбудили панику в горцах, спешивших во что бы то ни стало покинуть свои родные горы и добраться до морского берега, чтобы выселиться поскорее в Турцию. Они побросали при этом свое имущество, исключая скот, который был согнан к берегу, но за невозможностью взять его с собою или сбыть кому-нибудь составлял только лишнюю тягость и затруднение. Разоренные, без продовольствия, без денег и даже без одежды, горцы переносили всевозможные лишения на открытом морском берегу, где расположены были таборами. Все это началось еще в 1863 году, и скоро переселение достигло непредвиденных размеров. Горцы уходили отовсюду, где появлялись наши войска^[25]. Между тем зима, какой не запомнят в Анатолии с 1810 года, до крайности затрудняла сообщение Турции с Кавказским берегом. В начале января 1864 года, в одном из самых неудобных для каботажных судов месяце, из одного Трепизонда отбыло более 100 баркасов^[26]. Истощенные тяжкими лишениями на берегу в ожидании прихода судов из Турции, горцы не выдерживали бедственного положения в зимнее время, заболевая и умирая массами как при переездах, так и по высадке на берегу, где между ними развились сильнейшие тиф и оспа.

В каком размере происходило истребление этих несчастных, можно судить по следующей выписке из письма нашего консула в Трепизонде: «В Батум переселение началось только в последнее время. Горцев прибыло туда около 6 тысяч человек, до 4 тысяч душ отправлено в Чурук-су, на границы. Горцы пришли со скотом. Средняя смертность – 7 человек в день. Скот изнурен и падает.

С начала переселения в Трепизонде и окрестностях перебывало до 247 тысяч душ, умерло 19 тысяч душ. Теперь осталось 63 290 человек. Средняя смертность 180–250 человек в день. Их отправляют вовнутрь пашалыка, но большей частью в Самсун.

В Керасунде около 1500 душ.

В Самсуне и окрестностях с лишком 110 тысяч душ. Смертность – около 200 человек в день. Свирепствует сильный тиф.

В Синопе и Инеболи около 10 тысяч душ»^[27].

«За ноябрь и декабрь 1863 года прибыло в Трепизонд 100 кочерм. Отправлено в Константинополь и Варну 4650 человек. Средним числом умирало в день 40–60 человек. Находится еще в Трепизонде 2050 человек»^[28].

Как велика была нужда горцев, можно видеть из следующего официального документа: «11 декабря пароход привез в Варну 850, а другой – 180 человек. Турецкие власти приняли сначала горцев очень ласково. Когда прибыл другой пароход, турки по случаю бывшей тогда холодной погоды развели огонь на пристани, но когда лодочники начали высаживать голых, слабых, больных и до 46 трупов, умерших за одну ночь, они перепугались заразы и не хотели принимать переселенцев. Вообще горцы здесь в бедственном положении и пользуются частной благотворительностью. Селяне, как христиане, так и мусульмане, вспоминая у них размещение крымских татар в 1860-1861 годах, крайне неблагоприятно смотрят на прибывающих»^[29].

«Порта рада переселению и принимает меры к его облегчению, но генерал-губернатор ленив, и на его совести лежит вся болезненность и смертность. Переселенцы помещены в грязи и скучены – отсюда ужасающая смертность, за которую бы в других государствах привлекли местные власти к уголовной ответственности. Едва ли не нарочно мертвых зарывают в лучшем христианском квартале. Консул выразил свое удивление генерал-губернатору, но он объявил, что ему до черкесов нет никакого дела».

«Великий визирь по поводу эмиграции высказал, что эти люди изнурены голодом и приносят с собою заразу, так что экипажи перевозивших их судов вследствие тифа пришлось возобновить»^[30].

«Лагерь в Ачка-кале (близ Трепизопда) совсем предполагается уничтожить, так как там нельзя жить от нечистот и трупного разложения. Чтобы воспользоваться порционами, горцы не убирали своих мертвецов и часто скрывали их, зарывая в самих палатках»^[31].

«Население испугано переселением и вознаграждает себя покупкою невольниц, на которых цены сильно упали. На днях паша купил 8 самых красивых девушек по 60–80 рублей за каждую и посылает их для подарков в Константинополь. Ребенка 11–12 лет любого пола можно купить за 30-40 рублей»^[32].

«Так как горцам обещана свобода от военной службы на 20 лет, то в Трепизонд приехал Али-паша с целью формировать войска из добровольных охотников. В Ачка-кале завербовано 500 человек. Горцы охотно идут на службу, и турки отлично одевают и кормят новобранцев. Люди на подбор и очень веселы, что их отправляют в Константинополь. С целью усилить желание поступить на службу, воспрещено продавать мужчин, зато женщин продают и отправляют в Константинополь целыми партиями. В Трепизонде даже можно видеть партии в 40–50 женщин, предводимых одним хозяином»^[33].

«Положение горцев ухудшается. Паше приказано не отправлять их более в Константинополь, но задержать в Анатолии. Он отвечал, что средства пашалыка истощены, что он не может держать горцев, и просил высылки пароходов, не отвечая за последствия. Пароходы пришли и взяли несколько тысяч горцев, которым уже перестали давать чистый хлеб, но смешанный с кукурузой. Был случай голодной смерти. Тиф слабее, оспа свирепствует»^[34].

«Перевозимые на нашем пароходе «Бомборы» горцы до того бедны, что им нечего есть, почему начальник Даховского отряда приказал наиболее нуждающихся довольствовать по морскому положению»^[35].

«В рекруты турки берут только неженатых, и потому горцы продают своих жен и детей и поступают на службу»^[36].

Нельзя решить, когда бедствия горцев достигали более ужасающих размеров – в 1863-м или в 1864 году. Если в 1863 году выселялись наиболее состоятельные горцы и скопление их в Анатолии и Европейской Турции не достигало еще, как в 1864 году, тех громадных размеров, которые лишили турецкое правительство всякой возможности своевременно подавать помощь переселенцам, то, с другой стороны, их неожиданное прибытие на мелких судах, которые ради дешевизны нередко перегружались невозможным числом пассажиров, вызывали чрезмерную болезненность и смертность, уничтожило всякую вероятность на устройство их на новых местах без помощи турецкого правительства. Помощь эта дорого стоила туркам. По свидетельству нашего консула, в Трепизонде в марте 1863 года турецкое правительство тратило ежедневно до 1000 золотых меджидие. Одного хлеба выдавалось в день более чем на 20 тысяч пиастров^[37]. Водворение горцев, по словам нашего поверенного в Константинополе, было сопряжено с громадными расходами, так что наличных средств Порты не хватало и она предполагала заключить специальный заем для этой цели в один миллион турецких лир, или до шести миллионов рублей металлических^[38]. Определить по нашим официальным сведениям действительный размер расходов турецкого правительства по приему и водворению горцев невозможно, да и едва ли в самой Турции существуют какие-нибудь документы, по которым этот вопрос можно было бы разрешить точно и верно.

Хороший прием и достаточное пособие горцам, подобно тому, как и само их выселение, были весьма желательны турецкому правительству, но оно вовсе не ожидало поголовного выселения черкесов. Смотря сначала на выселение, как на весьма благоприятный для нее шанс усилить мусульманский элемент для подавления райи, она привлекла горцев, не рассчитав своих наличных средств, заигрывала с переселившимися, заставляя христианское население снабжать их необходимым помещением и всем, что нужно для водворения; она продолжала даже высылать эмиссаров для усиления выселения, но когда сотни тысяч душ обедневших и изнуренных черкесов бросились разом в Трепизонд и Константинополь, Порта не только не была в состоянии удовлетворить их нужды, но увидела в горцах опасность для внутреннего спокойствия.

«Турецкое правительство, – писал наш поверенный в Константинополе, – желает перевозить горцев в разные пункты, чтобы не селить их сплошными массами, для предупреждения могущей произойти от того опасности для общественного порядка и для государственной власти»^[39].

«Из Трепизонда горцев направляют прямо в Карсу и Арзингану, от чего по всей дороге страшные разбои, – писал Мошнин к генералу Карцову. – На черкесов никакого суда нет, и местные власти их боятся. Эмин-паша ничем не занимается, кроме черкесских дел, и то затем, чтобы составить капитал за счет переселенцев»^[40].

«Предполагается, – доносит наш консул в Эрзеруме, – поселить до 4 тысяч семей горцев, разместив на 30 домов одно черкесское семейство – для его содержания, выдачи ему посевов, постройки дома и прочего 1500 семей должны быть отправлены в Ван и Гекияри, остальные будут размещены в Карсском санджаке и Эрзерумском вилайете, за исключением Баязетского округа, занятого по преимуществу кочующими курдами»^[41].

* * *

Такой способ поселения горцев и благодетельствование им за счет коренного, в особенности христианского, населения, естественно, должен был внушить глубокую вражду между ним и пришельцами. Горцы водворялись везде силой, и как турецкие власти не всегда могли справиться с противодействием жителей, то переселенцам оставалось одно: расправляться с ними самим; но и такая задача совершенно противоречила всем надеждам их на счастливую безмятежную жизнь в Турции. Поставленные в такое положение, они скоро поняли, как глубоко ошиблись, и недовольство их выразилось прямым сопротивлением всем распоряжениям турецкого правительства по их водворению, которое, дав разрешение принимать прибывающих с Кавказа горцев, не имело никакого понятия о размере переселения. Пользуясь совершенной свободой выселяться и услугами турецких каботажных судов, всегда посещавших Кавказский берег, черкесы направлялись прежде всего в два пункта: Трепизонд и Константинополь, так как других городов в Турции они не знали^[42]. Нахлынув сюда всей массой, они поставили местные власти в крайне затруднительное положение. Водворять переселенцев в порядке между коренным населением или отдельными колониями с политическою целью в виде военных поселений на границе с Россией и впереди болгарского населения в Европейской Турции оказывалось положительно невозможным, так как никаких планов и предположений о распределении переселенцев не было и не могло быть сделано. Все это составлялось и предполагалось уже в то время, когда выселение достигло больших размеров и переселенцам пришлось стоять таборами на берегу моря близ Трепизонда и Константинополя, перенося всеможные лишения и бедствия. Заболеваемость и смертность между переселенцами достигли, как сказано, ужасающих размеров и угрожали всему населению заражением и эпидемиями тифа и оспы.