Сара Хеннинг
Наследницы моря

5
Руна

Покинув логово морской ведьмы, я чувствую, как меня накрывает волна ужаса. Неужели я действительно была такой наивной, чтобы подумать, будто это существо – этот скользкий монстр – подарит мне какую-то надежду?

Вообще вся эта встреча казалась отрепетированной – словно она ждала меня и уже была готова. Ведьма следовала своему сценарию – прямо как актеры в наших ежемесячных лунных пьесах умоляют о невозможном во имя любви. Алия никогда не упускала шанса проявить свои театральные способности на сцене. Но что она теперь станет делать без голоса?

Нет голоса. Больше никаких пьес. Я качаю головой. Это последняя из проблем Алии.

Хоть я покинула мутные воды ведьмы и возвратилась в прохладную синеву открытого моря, я больше не уверена, что верну свою вторую половинку живой. Потеря уже давит на плечи. Я боюсь, что буду нести ее вечно, если потерплю неудачу.

Нет, я все исправлю. Я достану противоядие. Я спасу Алию. Я ее не потеряю.

Я плыву дальше. Однако остается большая проблема. Отец пересчитывает эти цветки, как пересчитывал бы золото, если бы являлся другим царем. Но моему отцу не золото дает власть, а магия.

А мои цветы магические.

Да, ведьма, я садовница. «Маленькая Руна и ее цветочки» – ведьме известна распространенная поговорка. Несмотря на всю красоту, которую способна создать Алия, именно я могу заставить упрямые цветы расти. Важные цветы. Но я говорила правду, когда сказала, что даже мне не позволят войти в сад рикифьоров без надсмотра. Рикифьора нельзя касаться – ни мне, ни кому-то другому. Только если охрана отца – как физическая, так и магическая – не посчитает, что это можно сделать в определенное время.

Мне не нравится терять драгоценные минуты. Но если нужно достать эти цветы, я не преуспею посреди дня – следует подождать наступления ночи, чтобы попытаться пробраться туда. В действительности я вообще ничего не смогу сделать, если отец обнаружит мое чересчур долгое отсутствие.

Я направляюсь из логова морской ведьмы прямо на территорию замка. Морское царство видно на мили вокруг. Оно светится ярким лазурным голубым. Я проскальзываю в главные ворота и проплываю в извивающиеся коридоры, словно все нормально. Улыбаюсь всем нужным людям и перекидываюсь вежливыми фразами. Потом занимаюсь своими делами, притворяясь, что отсутствие рядом со мной Алии совершенно нормально.

Днем начинаются мои занятия – пение, танцы, человеческое искусство – с сестрами. Отсутствие Алии маячит в воде между нами. Каждая капля набухает от непрерывно растущей тревоги. И все же мы молчим. Если отец услышит наши разговоры, станет только хуже.

После уроков и ужина – во время которых я все время смотрела куда угодно, только не на место Алии – в развалинах моего отвлеченного разума начинает формироваться план. Возможно, это единственный способ добыть для ведьмы цветы, получить противоядие и доставить его. Это будет нелегко, но разве у меня есть выбор? Я не могу просто позволить Алии остаться там и умереть – даже если она не желает возвращаться со мной. Жить с разбитым сердцем лучше, чем раствориться в морской пене. Должно быть так.

Я рано иду спать, притворившись больной. Сестры же не верят мне. Когда замок становится темным и тихим, Эйдис заклинанием вызывает свет. Я уже не сплю, прокручивая в голове свой план и уставившись в потолок наших покоев. Другие мои сестры – Ола и Сигни – садятся на мою кровать, находя себе место среди одеял.

Темно-синие, почти черные глаза Эйдис – цвета самой глубокой части океана в самый облачный день – встречаются с моими. Обычно сестра покрыта пылью от алмазов от линии волос до подбородка. Ночью же ее лицо чистое. Эйдис выглядит серьезнее, чем когда-либо в жизни.

– Она отправилась на поверхность, не так ли? Ради Ольденбурга.

Я сажусь прямо. Это уже достаточное подтверждение. Всхлипы, засевшие глубоко в моем горле сегодня утром, снова поднимаются – мощные и уродливые.

Сигни ближе всего по возрасту ко мне и Алии. Она уже все поняла и скрестила руки на груди. Кончики ее выкрашенных чернилами волос касаются мурашек на руках.

– И это сделала морская ведьма, не так ли?

Я киваю. Глаза Олы расширяются. Она задает и свой вопрос. Может, я и двойняшка Алии, но Ола больше всего на нее похожа – светловолосая и воздушная. Такая, какой и представляют русалок большинство людей.

– Мы что-то можем предпринять? – Она хватает обеими руками мою и сжимает. – Скажи мне, что нам сделать. Должно же быть хоть что-то.

Я подавляю всхлип. Мне не хотелось вовлекать в это сестер. Ведь чем больше нас окажется вовлечено, тем скорее отец узнает об этом.

Но теперь я не могу оттолкнуть их.

– Существует противоядие. Только вот отец навестил ведьму и ослабил ее так, что она не может приготовить зелье. Мне нужно сначала ей кое-что принести. – То, как сестры смотрят на меня, говорит об одном: они знают, что нужно ведьме.

– Но отец…

– Как? Они охраняются…

– Он так разозлится…

– Знаю! – Всхлип все-таки вырывается из горла. Голос становится слишком громким. Я закрываю глаза, чтобы успокоиться. – Знаю, – снова произношу я, в этот раз тише и сдержаннее. – Но мы все понимаем, каков его гнев, – нам всем несложно представить, что он сделал с ведьмой. Ей требуется цветок, чтобы стать достаточно могущественной и помочь Алии.

– Нет, нет, нет, – настойчиво повторяет Ола. – Следует рассказать отцу. Если мы станем делать это за его спиной, будет только хуже. – Она встает с кровати и направляется к двери, ведущей из наших покоев в семейное крыло.

– Нет! – резко произношу я, вскакивая с кровати и преграждая ей путь. – Мы не можем ему рассказать. Отец уже напал на ведьму. Если он узнает, что она готова помочь нам, а не ему, это не обрадует его.

– Ты шутишь? – хмурится Ола, скрещивая руки на груди и вскинув бровь. Она говорит все еще слишком громко. – Он нас наградит.

Эйдис несется вперед и берет лицо сестры в руки, заставляя Олу смотреть ей в глаза.

– Ола, последнее, в чем заинтересован наш отец, – это поощрение. Он не станет начинать этого делать сейчас.

Ола не отвечает ей. Вместо этого сестра смотрит на меня.

– Откуда ты знаешь, что он напал на ведьму? Откуда тебе знать, что она не врет? Мы все в курсе этих историй – морская ведьма достаточно могущественна, чтобы спасти море или разрушить его. Зачем ей помогать Алии после того, как она отправила ее на смерть? Возможно, ведьма просто хочет получить рикифьор, чтобы стать еще могущественнее. Она однажды уже почти уничтожила нас. На что колдунья станет способна с силой этих цветов?

Все это могло быть правдой. Но нужно попробовать.

Я поверила словам ведьмы, что отец примчался к ней, разъяренный. Ведь он сам не в силах вернуть Алию. Это было очень похоже на отца – сколько себя помню, он стал параноиком после той катастрофы, что обрушилась на нас вместе с Аннамэтти. Рикифьор увеличивает его силу. Отец чувствует, что все находится под его контролем, но также становится капризным. Он уже не тот царь, каким был первую сотню лет своего правления.

– Ола, ты должна мне довериться, – говорю я. – Я встречалась с ведьмой, и я ей верю. Нужно попробовать.

– Я хочу попробовать вместе с тобой, – говорит Эйдис. – Сигни?

Она кивает. А потом все взгляды обращаются на Олу. Та убирает выбившийся локон за ухо.

– Ладно.

Эйдис смотрит на меня.

– Каков план, Ру?

– Чтобы добыть цветы, мне нужно отправиться туда одной. Мы не можем вчетвером перемещаться по замку. Даже глубокой ночью – отец это почувствует.

Все трое кивают. А потом Эйдис произносит:

– Сигни и Ола пойдут со мной. Рикифьор купит нам силу ведьмы, но не противоядие. Она захочет еще, – уверенно заключает Эйдис. В свои девятнадцать она считает, что знает больше нас всех, вместе взятых. Может, так и есть. Эйдис касается наших плеч. – Вместе мы узнаем цену морской ведьмы – у таких вещей всегда есть цена.

А потом она смотрит на меня.

– Чем Алия заплатила?

– Своим голосом и, скорее всего, жизнью.

– Нет, если мы сможем этому помешать, – говорит Эйдис и смотрит на циферблат часов в нашей общей спальне. Без четверти полночь. – Давайте собираться. Встретимся у каньона через час, Ру, а потом вместе отправимся будить ведьму. У Алии мало времени.

– Каньона? – спрашиваю я. Довольно странное место для встречи. Трещина, проходящая через ущелье, – как старая рана. Из ее глубин струятся холодные потоки воды. Кроме того, каньон находится в противоположной от грязного логова ведьмы стороне.

Моя старшая сестра кивает. Кончики ее припорошенных алмазной пылью волос блестят как зимний снег на суше.

– У красного коралла. Ты знаешь тот, что выглядит как акула-молот на пике?

– Да, я знаю, но почему?..

– Потому что там я держу то, чем желает обладать ведьма. Откуда, ты думаешь, я добываю алмазную пыль? У меня клад с сокровищами, Ру. – Я всегда полагала, что отец дал ей столь вожделенную пыль, желая выдать замуж следующую из своих преемниц – учитывая всех поклонников, с которыми регулярно встречается Эйдис. Блестящий приз для дочери короля от второй жены.

– Мои алмазы и жемчужины можно заменить. Если ведьма потребует плату для Урды, то может взять мои сокровища. Но никто не заберет мой голос.

***

Семейные сады кольцом окружают территорию. У морского царя дочери от двух жен – от королевы Мэтт, давно ушедшей с отливом, и королевы Бодил, моей матери. Бодил достаточно молодая, чтобы быть ровесницей половины моих старших сестер. У каждой дочери есть свой участок. Мой кусок земли раскинулся вокруг королевских покоев, где патио отца и матери сливается с мягким бирюзовым песком. Это самый большой сад; финальная связь в кольце, развернувшемся, словно часы с короткими стрелками десяти сестер.

Мой сад теперь почти весь в рикифьорах. Они, подобно призракам, покрывают песок. Единственные другие цветы – это розы с преувеличенными колючками по краю стебля. Шипы достаточно острые, чтобы отпугнуть любопытные пальчики одним лишь своим видом. Стражники находятся здесь даже глубокой ночью; втроем, расставленные будто куски пирога. Морские обитатели полагают, что сад так охраняется из-за его близости к королевским покоям. Это действительно подходящая история для прикрытия.

Я стараюсь держаться теней и не привлекать внимания стражников, а также не тревожить магию ауры вокруг рикифьоров – дополнительные меры безопасности. Сердце колотится в груди. На мгновение мои взмахи хвостом слабеют.

Существует так много вариантов, как может рухнуть мой план. Стражники. Магия. Вероятность, что я не знаю Алию так хорошо, как думаю. Но все-таки я продолжаю двигаться вперед. От тени к тени, я пробираюсь через серпантин садовых участков. Радуюсь, когда замечаю перед собой край сада Алии.

Хотя я видела его миллион раз, сердце падает при виде бушующей там жизни. Столько жизни, столько различных цветов: рубиново-красных, желтых, ярких, словно весеннее солнце в небе, бархатно-фиолетовых, облачно-белых. Все они светятся, как новый день, – и такие же яркие, как и Алия. Столь же романтичные, как и она. Такие же полные надежды, обещания и солнечного света, как моя сестра.

Без девушки они умрут. Если не сейчас, то скоро.

Посреди всего этого стоит массивная статуя. Сестра добыла скульптуру после спасения того парня этим летом. Как и его отец, братья и все остальное на корабле, изваяние опустилось на морское дно и погрузилось в песок. Днем позже Алия вернулась туда и вытащила статую. Русалка использовала всю свою магию, чтобы переместить ее с места крушения в этот сад.

Статуя такая же дерзкая, как и тот факт, что сестра притащила ее сюда, утирая нос всем домыслам остальных – даже отцу. Тот, скорее всего, допустил такое только потому, что это ясно демонстрирует глупость Ольденбургов. Статуя должна была заявлять, расположившись на земле: смотрите на будущего короля! Он стоит прямо на носу корабля, выставив вперед ногу и глядя вдаль, обыскивая глазами горизонт в поисках новой земли, которую можно разграбить! – и то же самое она делает и здесь. Это громкое, словно труба, заявление о поступке Алии.

Я прячусь в тени статуи и поднимаю на него взгляд.

– Ненавижу тебя, – шепчу я его глупому красивому лицу.

Статуя с каменным лицом принимает мои слова. Но мне столько всего еще нужно ему сказать. Что король уже разбил сердце сестры и почти уничтожил мое – оно висит на волоске надежды. Что я способна спасти ее этими семенами с помощью морской ведьмы. Что Николас не знает, как ему повезло, – ведь Алия уже влюбилась в него, когда спасала. С большой вероятностью он стал бы костями, как его отец и братья, – еще один подаренный морю Ольденбург.

Что Николас никогда ее не заслуживал и никогда не будет заслуживать.

Оглядываясь и снова убеждаясь в своем уединении, я опускаюсь на землю у ног статуи и начинаю копать. Успех моего плана зависит от пары следующих мгновений.

Хотя Алия и могла вырастить самые красивые цветы, не их она в действительности желала выращивать. Особенно после того, как обнаружила у отца пристрастие к рикифьору. И потому я дала сестре шанс попробовать, незаметно забирая для нее семена. Но, как я подозревала, из них так ничего и не выросло. Я лишь надеюсь, что Алия оставила напоминание, где спрятала и хранила их.

Уже через пару откинутых в сторону горстей песка я чувствую их жар, словно приглушенное пламя солнечных лучей на поверхности. Теплых, но далеких. Внезапно мои пальцы узнают верное направление. Так и должно быть – они имеют дело с магией рикифьора каждый день. Каждое утро перед завтраком я ухаживаю за садом и срываю цветы для ежедневного ритуала отца – стаканчик нектара перед тем, как начать свой день. Это единственная причина, по которой мне удалось подняться на поверхность нынешним утром – я приготовила рикифьор перед отплытием.

Меня накрывает волна облегчения. Тепло семян становится сильнее, а пальцы так и горят, предвкушая прикосновение к ним. Они здесь.

Сердце моей сестры слишком долго за все цепляется – любовь, мечты, надежда и разные вещи. Множество вещей. Ее сундуки полны разных вещичек, найденных, купленных и по какой-то причине любимых.

Мои ногти цепляются за холст. Я тяну его. Высыпается песок и пачкает основание статуи. Конечно же, на подножии написано нелепое имя целиком и предыдущий титул: кронпринц Асгер Николас Бриниульф Ольденбург V. И вот в моей руке больше, чем требуется. Я распускаю веревочки мешочка и заглядываю внутрь. Еще один вздох облегчения сотрясает тело. Она сохранила почти пятьдесят спящих семян рикифьора.

Слава Урде.

Хотя Алия всегда играла идеальных дамочек в замковых лунных пьесах, может, в этот раз дамочке король не понадобится.

– Ты только что спасла саму себя, Алия, – шепчу я семенам.

– Так Алии все же нужна помощь.

Я чуть не роняю мешочек и разворачиваюсь на звук голоса. Я была уверена, что нахожусь здесь одна. Однако перед глазами ома Рагн – Королева-мать Рагнхильдр – моя бабушка. Женщина, научившая меня всему, что я знаю, под звуки моряцких песенок о русалках и их мести.

На ее лице мелькает хитрая улыбка. В последние дни голубые глаза бабушки столь прозрачные, что кажутся почти такими же белыми, как и ее волосы. Но они никогда ничего не упускают из виду. Ни когда речь заходит о ее сыне или обо мне, ни о чем-то другом.

– Поверь мне, дорогая Руна, если твой отец смог почувствовать бегство Алии из вод, даже не проверив ее постель, я тоже об этом знаю. Когда магия покидает воды, те из нас, что пробыли здесь достаточно долго, чувствуют это. – Она говорит так, словно видела события над поверхностью моими глазами – Алия, юноша, ее безнадежная ситуация, – а потом глаза старухи перемещаются на сумку. – Вот так ты собираешься ее вернуть?

Ей не нужно открывать мешочек, чтобы узнать его содержимое. Именно Ома Рагн начала высаживать рикифьор. Она чувствует силу семян так же, как и я. Лучше только отец – и то потому, что их так много у него в венах и без них, скорее всего, морской царь свалится замертво.

Я бы не стала врать оме Рагн. В любом случае в этом нет смысла. Не в разговоре с ней.

– Чтобы добыть для Алии противоядие, мне нужно отнести их морской ведьме.

– Стоило догадаться, что за всем стоит этот старый кальмар, – произносит она, скривив рот. Оме Рагн двести лет. Это число лишь продолжит расти. За это время женщина стала только более прямолинейной. – Ведьма была достаточно могущественной, чтобы исполнить заклятие превращения, но на возвращение Алии у нее не хватает сил без цветка рикифьора?

Она говорит слишком громко. Я оглядываюсь, осматривая каждый уголок и заглядывая за накачанные бедра массивной статуи.

Ома смеется. Ее голос становится громче, когда женщина снова произносит:

– Ру, успокойся. Я отвлекла стражников.

Она выдает последние слова с завидной прохладной уверенностью. Это напоминает мне, как раньше она обещала прогнать всех монстров из наших кошмаров заклинанием, если они вдруг объявятся днем. Я все еще вижу, как мы с Алией стоим у ее кровати поздно ночью, а недавние кошмары так же скрываются в наших глазах. Бабушка притягивала нас к себе. Как только наши сердца успокаивались, она напевала три строфы «Мести Русалки», чтобы отправить нас спать.

Но теперь никакая песня не поможет мне успокоиться.

– Не совсем, – отвечаю я на ее вопрос. Ома Рагн критикует отца так, как никто другой не сможет – особенно в годы после перемен в Аннамэтти. Но я не собираюсь пересказывать слова ведьмы о том, что морской царь с ней сделал. – Ома, мне нужно идти. Пожалуйста, не говори ничего отцу. Я верну Алию.

– Не буду, а у тебя все получится. – Ома Рагн отправляет меня вперед мановением длинных пальцев. – Иди. Навести ведьму. Я буду в своей постели молиться Урде, чтобы она не превратила тебя в разговаривающего краба.

Несмотря ни на что, я улыбаюсь. Ома Рагн умеет привнести юмор даже в самые мрачные ситуации.

– Если ведьма превратит меня в говорящего краба, сделай одолжение и убедись, что она расколдует меня, прежде чем отец постарается поджарить ее за это. Она нужна нам, чтобы вернуть Алию домой.

Ома быстро улыбается. Эта улыбка доходит до самых белых, словно прилив, глаз.

– Договорились, Ру. – Она собирается вернуться в свои покои – или куда бы она ни собиралась плыть в полночь, когда нашла меня. Но потом ома останавливается и берет меня за запястье узловатыми пальцами.

– Удачи, моя дорогая. Тебе и твоей сестре она понадобится, чтобы все получилось правильно.

Я быстро целую бабушку в щеку и удаляюсь, сжимая мешочек с семенами в руке и направляясь в логово ведьмы.

6
Руна

– Ты приплывала сюда одна? – спрашивает Эйдис. Тон старшей сестры напоминает о том, что она готова защищать нас. Впереди появляются первые странные деревья, окружающие логово морской ведьмы.

Я не виню ее – это последнее место, куда бы любая из нас отправилась добровольно.

– Да, – говорю я и перехватываю сумку поудобнее – внутри драгоценности Эйдис, найденные после кораблекрушений. Она такая тяжелая, что тащить ношу приходится обеим. – Алия отправилась туда одна. Я обязана была сделать то же самое.

Вообще-то я просто была так зла, что даже не успела поволноваться о грядущем пути прямо в древнюю историю ужасов викингов.

– Там только она? – спрашивает Ола. Ее обычно уверенный голос дрожит от волнения.

Сигни закатывает глаза.

– Конечно. Ты что, не слушала истории омы? Такие ведьмы всегда живут одни.

– Дамы, – резко замечает Эйдис, полуразвернувшись. Мои пальцы соскальзывают с сумки, когда старшая сестра дергает меня. – Не имеет значения, одинока она или нет. Важно лишь, чтобы ведьма дала нам противоядие. С вот такой-то платой, – она на мгновение поднимает свой край сумки, – сестра сможет купить себе друзей.

Это заставляет всех замолчать. Вся наша энергия теперь сосредоточена на преодолении деревьев. По мере приближения тревога, кружащаяся во мне целый день, слабеет и сменяется приливами и отливами уверенности. Мы прибыли. Мы получим то, чего хотим. У нас это получится.

Я ускоряюсь и вплываю в пространство песков вокруг логова ведьмы. Словно играя, Эйдис догоняет меня. На ее лице читается решимость. Мы еще ничего не обсудили, но именно я буду говорить.

Несмотря на громкую болтовню моих средних сестер, морская ведьма не приветствует нас. Мое давление зашкаливает, когда я понимаю: ведьма не ждет нас как на иголках с противоядием в руке, как бы должно быть. Это она натворила. Это наша битва за жизнь, которую колдунья поставила на кон. По крайней мере, она должна найти храбрость показаться.

Я передаю Эйдис свой уголок сумки и встаю перед сестрами. Сигни и Ола выстраиваются в ряд рядом с Эйдис.

– Морская ведьма, – произношу я. Мой голос не дрожит. Внутри расцветает уверенность. Я малышка в семье, но не стоит меня недооценивать. Морская ведьма тоже об этом скоро узнает. – Я вернулась с рикифьором. И привела сестер. Дай, пожалуйста, противоядие, и мы уберемся восвояси.

У входа в пещеру происходит какое-то движение. Я чувствую, как за спиной напрягаются сестры.

Но я не боюсь старого кальмара.

Может, мои сестры и вздрагивают от пробуждения ведьмы, но я становлюсь лишь сильнее. Я скрещиваю руки – не в защитной, а сердитой позе. Мое тело – одна прямая линия, подбородок поднят.

Появляется ведьма, выползая из своей пещеры. Ее щупальца – гигантский плюмаж из жидкого оникса. На лице колдуньи спокойствие. Я знаю, что моих сестер сразу же завораживает ее внешний вид – Эйдис впилась в лунный цвет лица, Ола глядит на роскошные кудри, Сигни осматривает сам стальной образ ведьмы. Это действительно так: она потрясает.

– Маленькая Руна, где твои цветочки? – спрашивает ведьма.

Я поднимаю мешочек.

– Где мне их оставить?

Объяснять не нужно. Морская ведьма умна и сразу же понимает.

– Они вырастут где угодно – или им нужен свет?

Я оглядываю ее дом – сейчас здесь так же темно, как и рано утром.

– Учитывая, с чем приходится работать, это неважно.

К моему удивлению, она смеется.

– Я не выбирала тьму, дитя. Она выбрала меня.

Колдунья жестом приглашает меня в пещеру. Углубление выполнено в основании огромной черной скалы, которая, должно быть, выходит на поверхность и высится посреди ночи Хаунештада. Позади меня сестры колеблются, оставаясь на месте: решая, стоит ли приблизиться и приглядывать за мной. Я подаю Эйдис знак, чтобы она отошла. Я справлюсь и сама.

Ведьма указывает на место возле входа в пещерку и усаживается на свои восемь щупалец, снова используя их как трон. Я запускаю руку в сумку, отсчитываю тридцать семян, остальные убираю в лиф в надежде, что ведьма не заметит. Или ей все равно, что еще несколько семян осталось.

Она просила тридцать. Я не дам морской ведьме ни на семя больше.

Как и сами цветы, семена молочно-белые и такие блестящие, что практически испускают свой собственный свет в этом пустынном месте. Я рассыпаю их полукругом, прежде чем опуститься на морское дно и обеими руками засыпать семена покрывалом из песка.

Далее нужна магия. Это заклинание обычно используется, чтобы разжечь жизнь чуть ли не в чем угодно. Но что-то в моем произношении творит чудеса с этими капризными растениями. Словно они слушаются только меня. Заряд в моей крови повелевает им повиноваться, расти, процветать.

– Lif. Lif. Lif, – вторю я снова и снова – в целом тридцать раз. Ведьма молча наблюдает за мной. Уголки ее губ приподнимаются в улыбке. Когда-то она была красивой. И все еще остается такой.

Пока магия подогревает пески под моими руками, я думаю о романтичности слухов: якобы девушка отдала свою жизнь, чтобы спасти будущего короля. Только вот его жизнь привела к появлению внука, который пленил сердце моей сестры.

Ничто в этих красавчиках не делает их достойными спасения. Ни титул. Ни внешность. Ни все красивые слова мира.

Никто из них не должен был забирать у меня сестру.

Моя злость снова вспыхивает вместе с жаром от растений. Почему-то это заставляет их расти быстрее ожиданий, пройти весь жизненный цикл – от семени в росток, почку и цветок – за пару секунд. За моей спиной морская ведьма ахает. Я чуть ли не улыбаюсь, несмотря на мою злость.

Я способна сделать то, чего не может она.

– Ты талантливая, Руна, – говорит ведьма, выставив вперед подбородок. В этот раз в восхищении. Она подплывает ко мне и срывает десять цветов – по одному в каждом щупальце и по одному в каждой руке. И вот колдунья уже над своим котлом – бросает цветы туда вместе со стеблями. Он сразу же начинает кипеть. Я поворачиваюсь к сестрам, замершим в ожидании. От котла поднимается пар. Ведьма вдыхает его полной грудью. Сладкий запах цветов наполняет логово.

Через пару мгновений жар уходит, пар исчезает и шевеление воды стихает. Ведьма осмеливается прикоснуться к тому, что внутри котла – чистому концентрированному нектару рикифьора. Колдунья действует голыми руками: собирает его в ладони и подносит к губам. Она пьет нектар, а нам лишь остается наблюдать. После последнего глотка на ее лице появляется улыбка. И ведьмы словно касается что-то теплое – жизнь и сила, возобновленная во тьме. Открыв глаза, женщина смотрит прямо на меня.

– Теперь мы можем заключить сделку.

Чувствуя, что пришел ее момент, Эйдис плывет вперед и показывает свои сокровища. Но она не встревает, позволяя мне быть нашим голосом.

– В качестве платы за противоядие мы принесли тебе эти драгоценности – рубины Бухты Ригби, сапфиры Хаунештада, изумруды и алмазы западных стран. Ты можешь продать некоторые или просто ими любоваться, а другие носить вместе с золотом, серебром, оловом – или как тебе нравится.

Когда я замолкаю, Эйдис открывает сумку. Можно легко увидеть блестящее содержимое, сияющее даже в таком сером месте.

Ведьма наблюдает, но, кажется, не видит вспышку и красоту перед ней. Ее тон ровный и деловой. Голос звучит сильнее, чем раньше:

– Не драгоценные камни мне нужны.

– Тогда жемчужины, – говорю я и указываю на одну, что висит на золотой нити на моей шее. Мы все – включая нашу мать и сводных сестер – носим такие. Любимый подарок омы Рагн. – Мы можем легко достать большое количество жемчужин всего за пару часов.

На лице морской ведьмы мелькает отвращение.

– Точно не жемчуг.

Моя уверенность начинает давать трещины. В безопасности грудной клетки сердце запинается и дрожит.

– Я вернулась с рикифьором. Мы отказываемся заключать ту же сделку, что и наша сестра, – ты не лишишь все наше поколение голоса. Мы принесли тебе необычайно ценные вещи, которые могут купить тебе свободу после многих десятилетий заточения, – говорю я. Раздражение и усталость наполняют голос. Он звонче, чем мне того хотелось бы. Я не могу расплакаться перед этой женщиной. Перед моими сестрами. Я смотрю ей прямо в глаза. – Что тебя удовлетворит?

Морская ведьма отвечает сразу же. Интересно, всегда ли она знала, что я вернусь с сестрами, – как и знала, что я вообще вернусь.

– Я немногого прошу. Это имеет больше значения для меня, чем для вас. – Ведьма могла бы то же самое сказать про наши голоса. Это заявление меня не успокаивает. Я поджимаю губы, нетерпеливо ожидая продолжения. – Я хочу лишь одного и того же от всех вас: ваши волосы.

Тут у Эйдис перехватывает дыхание.

– Наши волосы? Но почему наши волосы – они не драгоценны, они снова отрастут. Ты могла бы их заново отрастить.

Лицо морской ведьмы остается спокойным – никакой реакции. Просто наклон головы. Она чуть ли не воплощение скуки, сидящее на троне из черных извилин.

– Именно так, для вас это не имеет значения. Волосы растут. Но именно это я хочу взамен вашей просьбы.

Тут что-то не так. Не так. От всех нас? Нечто не ценное, не под угрозой и не редкое?

Это, должно быть, ловушка. Уловка. Что-то не так.

Морская ведьма просто наблюдает за нами. На ее лице или в позе не заметно никакой тревоги. Колдунья ждет оплаты.

В животе и в дрожащем сердце нарастает беспокойство. Я киваю, говоря себе: не этого она желает. Ведьме это нужно для противоядия. Возможно, ей потребуется частичка каждой из нас, чтобы вернуть недостающую часть.

Она словно чувствует, что весы склоняются на ее сторону. Женщина протягивает мне руку:

– Давай, позволь взять твои волосы.

Одну за другой, ведьма сажает нас на песчаник рядом с котлом. С помощью простого ножа из острого, как бритва, коралла колдунья обрезает нам волосы по подбородок. Эйдис садится первой. Не сговариваясь, мы меняемся по старшинству. Ола следующая. Потом Сигни. А потом я. Каждый локон отправляется в котел без лишних взглядов.

Когда она заканчивает, я выпрямляюсь и оказываюсь нос к носу с морской ведьмой. Я ожидаю нашего противоядия. Прикосновение мутных вод к моей шее прохладное. Я твержу себе, что это просто новое ощущение, а не результат моей тревоги. Мы свою часть сделки выполнили. Теперь она выполнит свою. Тогда мы спасем Алию от ее миссии.

– Хорошо, мои девочки. Вы получите то, что вам надо, вместе с инструкциями.

Я ожидаю, что морская ведьма отойдет в пещеру, пороется там и вернется с очередной маленькой стеклянной бутылочкой, полной переливчатой жидкости.

Но вместо этого ведьма передает мне нож, которым срезала наши волосы. Я пристально смотрю на него. Слова умирают в горле. Ведьма подносит шелковистый щупалец к моему подбородку и наклоняет мою голову так, что приходится смотреть в ее синие глаза.

– Найдите свою сестру у воды и дайте ей нож. Если она не завоюет любовь парня к концу четвертого дня на суше, то должна вонзить нож в его сердце и дать крови упасть себе на ноги. Когда жизненная сила короля покинет его и кровь омоет ее новое тело, ваша сестра останется человеком до конца своих дней.

– Она не может вернуться к нам? – спрашивает Эйдис. – Она больше не способна стать русалкой?

Голос ведьмы спокойный и чистый. Он ножом вонзается в сердце каждой из нас:

– О нет. Никогда. Так магия не работает.

Нет. Это неправильно. Слова срываются с моих губ, пока я пытаюсь сделать вздох.

– Но королева Мэтт…

– Магия королевы Мэтт нечто совсем иное – соединение магии этого мира с магией суши.

Она произносит последние слова так, словно это факт. Первая возлюбленная отца могла достичь того, чего не можем мы. Внутри все сжимается и болит. Я сердито смотрю на нож на ее ладони, гадая: если убить ведьму прямо сейчас, сразу ли появятся у моей сестры плавники и призовут ли ее домой? Оружие такое острое, что без особого давления можно разрезать палец. В нем точно есть магия. Но не этого мы просили.

Кроме того – это не сработает.

Выражение лица Алии на балконе, когда я предложила такой вариант, снова вспыхивает в голове. Я знаю свою сестру – упорную и романтичную до глубины души. Алия ни под каким предлогом не убьет Николаса – даже если это будет означать, что она сгниет изнутри.

Это должно было стать противоядием – альтернатива, чтобы вернуть ее домой.