Сандра Бушар
Право первой ночи

Глава 1

Адалин застыла перед дверью, не решаясь войти. Сердце предательски выпрыгивало из груди, перед глазами плыли черные пятна.

На дворе первое декабря. Бешеный, пробирающий до дрожи холод. Но праздничная ночная сорочка девушки облепила ее стройное, влажное от страха тело, словно вторая кожа.

– Боже, – ладошка скользнула по адски горящим щекам, грозящим оставить ожог на коже. – Скорее бы все это закончилось…

Стройная Адалин Семирсильд всегда отличалась среди других молодых особ аппетитными формами. На фоне необычайно тонкой талии упругая пышная грудь выглядела привлекательно для мужчин поселения. Шарма добавляли вьющиеся и густые рыжие волосы, достающие почти до упругих, сочных ягодиц. Розовые губы, напоминающие бантик, аристократически бледная кожа, выразительные голубые глаза – все делало ее объектом вожделения.

Адалин была крестьянкой, дочерью дровосека и прачки. В девушке не угадывалось ни капли магии, но семья всегда знала, что Адалин выйдет замуж удачно. И в день восемнадцатилетия к ней посватались почти все неженатые мужчины округи. От простого пьянчуги до фермера!

Конечно же, родители выбрали самую удачную партию – библиотекаря. Самсон Фолк был обучен грамоте, владел основами магии, но все же являлся таким же крестьянином, как и сама Адалин. Прошлой осенью ему исполнилось пятьдесят, и рыжая борода плавно переходила в густую шевелюру. При взгляде на девушку он омерзительно и похотливо облизывал тонкие, словно два прутика, губы, но Адалин списывала это на преклонный возраст.

– Адалин, – шепотом окликнула девушку горничная, буквально всучив той в руки зажжённую свечу. Девушка отмахнулась от неприятных воспоминаний, которые ненадолго отвлекли ее от печальной реальности, и жалостливо уставилась на престарелую женщину. – Пора. Господин фон Миллер ожидает. Он просит вас поторопиться, чтобы поскорее вернуться к своим делам.

Адалин принюхалась, от свечи шел аромат гибискуса и лаванды. Это странное «совпадение» вызвало у нее жесткую ухмылку. Гибискус обладал чудотворным свойством дарить умиротворение, а лаванда всегда являлась олицетворением слова «покорность».

Горничная торопливо развернулась, быстрым шагом уходя в конец темного коридора. Адалин смотрела ей вслед, ощущая, как с каждым мгновением сердце начинало биться все быстрее и быстрее.

– Постойте, – неожиданно для себя воскликнула девушка. Женщина обернулась. – Какой он… феодал?

– Не называйте его так, господин этого не любил, – испугалась горничная, по инерции сделав шаг назад. Такая реакция озадачила девушку. Значит, феодал держал всех в узде и страхе. – Он… Он… Лучший хозяин, которого можно только пожелать. Достойный носитель почетной фамилии фон Миллер из древнего прославленного рода драконов.

Адалин поморщилась от заученных и пустых слов горничной. По факту это она и так знала от местных: феодал, землевладелец, несметно богат, обладает вспыльчивым нравом и, что самое важное, один из семи оставшихся носителей звания ДРАКОН.

Девушка не знала, правда это или очередная бредовая городская сплетня. Никто не видел драконов вживую, но все отчаянно их боялись.

– Нет, – замотала головой Адалин. – Как он выглядит? Глаза, волосы…

Кажется, женщину не на шутку озадачил такой вопрос. Она медленно почесала затылок, а после подняла непонимающий взгляд на Адалин:

– Какая вам разница?

И вправду?.. Какая разница?

Он всего лишь феодал, который по закону обязан лишить ее невинности и подготовить для брака с библиотекарем Самсоном Фолком. Право первой ночи никто не отменял.

И все же глаза Адалин стали влажными. Она до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться, и капелька крови капнула на идеально выглаженную белую сорочку.

Ее первая ночь… То, что должно остаться в памяти навечно, как самый незабываемый день в жизни, будет подарено чужому мужчине. Тому, кого она никогда не видела. Ведь среди знати не принято общаться с крестьянами!

Адалин протяжно выдохнула, а после набрала полные легкие воздуха. Тогда ее рука смело упала на ручку двери и непоколебимо повернула, открывая, прежде чем девушка растеряла остатки уверенности.

– Ах… – сорвалось с трясущихся от страха губ. Адалин замерла на пороге, будто сделай она шаг вперед – упадет в пропасть. Разобьётся навсегда, растворится в бездне! Но взору открылся лишь горящий камин, красное мягкое кресло, картина с летним пейзажем…

– Заходи, – грубый, резкий, стальной, повелевающий голос заставил ее вздрогнуть. Адалин пошатнулась, едва не потеряв сознание. Пальцы неосознанно сильно сжали свечу, буквально раздавливая воск пальцам. Адалин и не заметила, как свеча затухла у нее в руках. – Сколько еще ждать?

Девушка не видела фон Миллера, но ее буквально накрыла лавина его недовольства. Каждая клеточка тела поддавалась его приказам, чувствовала рядом прирождённого главаря. Сильная энергетика мужчины-правителя давила на нее физически, раздавливала.

– Ты передумала выходить замуж? – отрезвил ее внезапный вопрос, в котором слышалась доля насмешки.

Нет, Адалина не могла подвести семью. Родители бедствовали, им нужен был зять, как опора в будущем. Разве одна ночь, требуемая законом, должна разрушить грядущее счастье?

– Нет, господин, – робко прошептала девушка чужим отстраненным голосом. После зажмурилась и, наконец, не глядя, ступила вперед. Все, пути назад больше нет!

Напротив камина располагалась высокая кровать из черного дерева с красным балдахином. Адалин лишь слегка мазнула по убранству взглядом, но тут же ее распахнутые глаза остановились на высоком, массивном мужчине, сидящем на краю постели. Кудрявые черные волосы доставали до плеч, бархатный халат так сильно облегал мускулистое тело, что едва ли не трещал по швам.

– Как тебя звать? – равнодушно протянул хриплым басом, который напомнил Адалин рык дикого, необузданного зверя. Главаря стаи, предводителя.

– Адалин, – робко ответила девушка, после чего одернула сама себя: – Адалин Семирсильд, дочь дровосека и прачки.

– Адалин, значит… – равнодушный голос не успокаивал девушку. Ведь угроза из него все еще не исчезала. Кроме того, сама мысль оголиться перед незнакомцем сводила с ума. – Ты знаешь, зачем сюда пришла?

– Конечно, – удивилась девушка, поведя плечами. Но фон Миллер нарочито молчал, желая, чтобы слова сорвались именно с ее губ. – По праву вы должны провести первую брачную ночь со мной, после чего я смогу отправиться в дом мужа.

– Верно, – качнул головой мужчина, после чего вальяжно и без всякой охоты повернулся к приросшей к полу Адалин.

Взгляды скрестились, в комнате внезапно стало нечем дышать. Адалин поразили густые черные брови, острые черты лица, хищный и враждебно-холодный взгляд мужчины. Наверняка сохраняющийся годами.

С каждым мгновением крылья носа феодала раздувались все сильнее и сильнее, будто в какой-то странной одышке. Адалин могла бы решить, что мужчине плохо. Только вот он, наоборот, будто все больше и больше оживал с каждым вдохом.

– Какими духами ты пользуешься? – сквозь зубы рявкнул фон Миллер, жадно сминая пальцами одеяло под собой. Он будто всеми силами пытался удержать себя на месте, не кинуться на хрупкую, перепуганную девушку.

Адалин ничего не ответила, глядя на то, с какой неимоверной скоростью расширяются его зрачки, а черные глаза превращаются в ало-красные. Будто два испепеляющих костра!

– ОТВЕЧАЙ! – подрываясь с места, закричал он. Лицо стало пурпурным от злости, синие вены набухли, расплетаясь по лбу.

Адалин обхватила себя руками и закрыла глаза:

– Никакими, господин. В нашей семье нет денег на такие вольности.

Когда незнакомые, чрезмерно горячие пальцы коснулись подбородка, она напряглась, словно струна. Горячее дыхание коснулось губ. Фон Миллер держался на расстоянии, но будто заполнил собой все пространство.

– Я, по-твоему, глупец, Адалин? – словно десертное вино, смаковал ее имя мужчина бархатным, неожиданно хриплым голосом. – Этот запах… Дьявол, какой странный аромат…

Быстро пораскинув мозгами, Адалин неожиданно вспомнила и, вцепившись в спасательный трос, на одном дыхании выпалила:

– Мне дали свечу с ароматом гибискуса и лаванды. Возможно, запах впитался…

Она не успела договорить, ведь большая массивная ладонь сжала ее хрупкую шейку. Стоило фон Миллеру надавить чуть сильнее – и девушке конец, верная смерть. Но он словно специально держал ее на грани, заставляя дрожать от страха, трепетать от ужаса. Из глаз девушки предательски брызнули слезы отчаянья, конечности онемели.

Все же о нраве землевладельца не шутили… Он был самым настоящим психом!

– Кто тебя подослал?! Говори! Кто?! Я ведь все равно узнаю! – неумолимо повторял он.

Пытался выбить какое-то признание, но девушка не имела даже малейшего понятия, о чем идет речь. На долю секунды Адалин и вовсе пожалела, что решила выйти замуж. Но позже взяла себя в руки. Нужно пережить эту ночь… Всего одну маленькую ночь!

Когда фон Миллер осознал, что девушке нечего сказать, то просто разжал пальцы, позволяя хрупкому телу Адалины скатиться к его ногам. Девушка нехотя уперлась лбом в колено великана, пытаясь отдышаться.

– Значит, – словно не веря самому себе, твердил феодал, – ты пришла сюда только за первой брачной ночь, Адалин?.. Отдать дань закону?

– Именно так, – держась за горло, невнятно протянула она, пытаясь подняться с места. Но от стресса тело ослабло, страх сыграл свое дело.

Фон Миллер подхватил ее прежде, чем Адалин успела попросить о помощи или даже подумать о ней. Одной рукой, словно пушинку, он поднял ее над полом. Пальцы властно впились в ягодицы, а предательская сорочка перестала ощущаться.

Когда тело девушки опустилось на мягкие кремовые простыни, она с облегчением подумала, что осталось совсем недолго. Еще пара мгновений – и все будет кончено. Фон Миллер отправится в свой мир, а Адалин – в скучную, пресную, однообразную, но такую необходимую их бедной семье реальность к библиотекарю.

Адалин закрыла глаза, сильно зажмурилась. Но все равно почувствовала, как громоздкое тело феодала смяло под собой одеяло, он возвысился над девушкой.

– Открой глаза, – властно приказал мужчина, рассекая воздух голосом, будто самым острым кинжалом.

Инстинкт самосохранения требовал склонить голову, повиноваться, исполнить любую просьбу. Только Адалин была слишком напугана даже для малейшего движение. А когда ладонь фон Миллера скользнула по шее, где только недавно были его пальцы, девушка и вовсе обомлела.

Адалин услышала, как тяжело и сбивчиво он сглотнул, нервно прочищая горло.

– Открой глаза, дорогая Адалин, – ласковый, хриплый, такой непозволительно интимный баритон поразил без пяти минут жену библиотекаря. Она не ожидала подобной нежности от того, кто едва ли не убил ее пару минут назад, и от неожиданности широко распахнула голубые глаза.

– Ах! – задохнулась девушка, от ужаса забившись на месте.

Кроваво-красные глаза глядели в упор. Так близко, что губы почти касались ее губ, кончик носа – ее носа.

– Пустите! – визг заполнил каждый сантиметр комнаты, но фон Миллер продолжал удерживать ее руки над головой, безмолвно любуясь Адалин. – Прошу вас!

Да, именно! Ей казалось, он любуется ей. Жадно хватает каждый ее взмах ресниц, впитывает движения губ, задыхается ароматом кожи. Это явно было плохим знаком.

– Ты боишься меня? – широкие брови удивленно взметнулись, и в этот момент на лице фон Миллера застыло какое-то по-детски растерянное выражение. Он не знал, что делать со впавшей в истерику Адалин, как ее успокоить… И стоит ли это все же делать?

– Да, господин, – честно ответила девушка, опуская взгляд вниз, на черный халат с небольшим вырезом, обнажающим часть мускулистой груди, покрытой слабой растительностью.

– И что же тебя пугает, Адалин? – словно змей-искуситель, вкрадчиво протянул он, буквально пригвоздив девушку к постели своим телом. Она нервно сглотнула, ощутив, как что-то очень внушительное из мужских штанов упирается ей в бедро. – Ты ведь сама пришла сюда. Сама вошла в мою спальню. Я не звал тебя, так ведь? Не заставлял?

– Так, – вынуждена была признать девушка, а затем, набравшись наглости и покрывшись густым румянцем, выпалила на одном дыхании: – Я решила, что вы откупитесь от права первой ночи. Некоторые землевладельцы так поступают… – Фон Миллер промолчал, лишь раздраженно сузил глаза, неотрывно глядя на Адалин. Поэтому она вынужденно быстро перевела тему разговора: – Рядом с вами мне неловко. Разделить постель с незнакомцем для меня – испытание… Ах! – Адалин резко запнулась, когда пальцы мужчины коснулись ее бедра, грубо и жадно сминая ягодицы. Вторая рука скользнула по талии, накрыла пышную, сочную грудь. Соски набухли, четко прорисовываясь через тонкую ткань, что не осталось без внимания фон Миллера. Он жадно облизнул пересохшие губы, инстинктивно толкаясь бедрами вперед и рыча что-то неразборчивое, невнятное, спутанное…

– Продолжай, дорогая… Что тебя смутило больше всего? – будто в странной эйфории прошептал феодал. Мутный взгляд, будто пьяный до безобразия, смутил Адалин. Но она решила, что, если настойчиво продолжит изъясняться, отвлечется от происходящего.

– Если убрать из внимания то, что вы едва ли не убили меня всего пару минут назад…

Горячий, как исчадье ада, большой палец землевладельца коснулся ее соска, заставляя Адалин потерять мысль. Спазм прошел по каждой клеточке тела, застыв где-то между бедер. Адалин прогнулась в спине, не сдержав рваный, сбивчивый, невнятный стон. Фон Миллер поймал его губами, глухо выдохнув. И все же девушка решила продолжить:

– Ваши глаза… Никогда не видела ничего подобного. Это какая-то болезнь?

Мгновение – и фон Миллер замер. Атмосфера в помещении мгновенно поменялась, стало зябко и холодно, по спине прошли леденящие душу мурашки.

– Глаза? – удивленно переспросил брюнет, так сильно сжимая челюсти, что девушка услышала скрип зубов. – Что с ними не так?

Адалин воскликнула немедленно, поддаваясь странному, пугающему ее порыву – не быть объектом злости землевладельца:

– Они ведь красные, господин!

Фон Миллер в мгновение ока соскочил с постели и оказался в другом конце комнаты, у широкого зеркала в золотистом обрамлении. Адалин приподнялась на локтях, желая рассмотреть происходящее лучше, но тут же зажмурилась и вскрикнула.

Увидев свое отражение, мужчина буквально раздавил в руках зеркало, и мелкие осколки дождем разлетелись по спальне.

– Невероятно! Просто немыслимо! – яростно, раздраженно, неистово свирепо рычал хозяин замка, круша все на своем пути. Он лишь мельком скользнул взглядом, полным презрения, по Адалин и тут же прошептал себе под нос: – Боги… Бедная безродная глупая крестьянка! За что мне это, пресвятые угодники?! Чем я так прогневал Всевышнего?!

– Господин… – едва слышно попыталась вставить свои пять копеек Адалин, но тут же была заткнута свирепым, раздраженным взглядом.

– Не смей покидать спальню! – рявкнул фон Миллер, выбегая из комнаты и хлопнув дверью так, что та едва не сорвалась с петель, а картины на стенах упали на пол.

Глава 2

В комнате было на редкость темно и прохладно. Разожжённый камин не особо нагревал каменные стены старинного замка. Затаив дыхание, Адалин хорошо слышала шум волн, ударяющихся о массивные скалы, расположенные прямо под спальней.

Она ждала возвращения фон Миллера до самого утра, не сомкнув глаз. Сердце от страха выпрыгивало из груди от каждого шороха в коридоре или проходящей мимо горничной.

Девушка с тоской думала о родителях, которые так и не нашли откупные за первую брачную ночь. А жених, увы, поскупился. Будь у Адалин хоть какая-то дорогая вещь, она отдала бы ее феодалу и сбежала бы из этого жуткого места раз и навсегда!

Увы, закон писан не для бедных…

Часы над камином пробили восемь утра, когда в дверь кто-то робко постучал. Девушка вскочила на ноги, ощущая, как от ужаса предстоящего реальность плывет перед глазами.

– Входите, – зачем-то пропела онемевшими губами Адалин, хотя это ведь дом землевладельца. Он может быть где угодно, а она – подневольная крестьянка.

В комнату заглянула пышная брюнетка лет тридцати, в черной форме с белым передником и таким же чепчиком – именно так выглядели все горничные в этом доме.

– Меня зовут Агата, госпожа. Теперь я буду вам прислуживать, – женщина склонила голову, употребив совершенно не типичное для крестьян обращение. Это поставило Адалин в тупик, девушка вконец растерялась. – Господин приказал помочь вам переодеться для завтрака.

Адалин не стала убеждать в чем-то Агату, тем более разъяснять ситуацию. Если смена одежды поможет поскорее убраться отсюда, почему бы не выполнить волю фон Миллера?

Агата вела ее куда-то в самый конец темного коридора, нетипично обложенного с пола до потолка каменной кладкой. Как шептались люди, богачи любили роскошь и золото. Здесь же господствовал мрак, практичность. Даже канделябры сделаны из металла и зачем-то прикручены к стенам.

Небольшая комната, куда привела ее служанка, напоминала гардеробную. Из мебели здесь находились лишь пара резных деревянных стульев, обитых дорогим изумрудным бархатом, и впечатляющий своими размерами платяной шкаф.

– Какое вам больше нравится, госпожа? – Адалин в который раз поморщилась от такого обращения – будто к великосветской даме, но все же с доброй завистью взглянула на распахнутый перед ней шкаф, полный всевозможных пышных платьев. – Прошу вас поспешить. Господин не терпит опозданий.

Робко и осторожно девушка провела кончиками пальцев по ткани изделий. Бархат, шелк, велюр… О такой роскоши ходили легенды, но Адалин и ее родители никогда не видели подобного.

– Чье это? – с придыханием протянула она, замирая взглядом на красном атласном платье, на юбке украшенном парой золотых веточек с розами. Вообще-то оно было самым скромным из всех, но наиболее впечатляющим.

– Эти вещи, как и эта спальня, – Агата обвела взглядом покрывшиеся пылью покои, куда привела девушку, – принадлежат госпоже фон Миллер.

– Она в отъезде? – опрометчиво выпалила Адалин, но горничная не спешила отвечать, отведя взгляд. Щеки девушки стали пунцовыми от мысли, что подобную заинтересованность могут понять превратно, поэтому тут же поправила себя: – Я имею в виду, не будет ли хозяйка против, что я посмела надеть ее платье?

– Нет, не будет, – только и сказала женщина, доставая то платье, которое Адалин неосознанно придерживала рукой.

Впервые в жизни кто-то помогал Адалин переодеться, кто-то справлялся с ее прической. Мать девушки никогда не считала нужным укладывать волосы дочери или хотя бы помогать ей с этим. Зачем? Если от тяжелой работы все возвращается на круги своя.

И вот теперь из зеркала на Адалин смотрела совершенно другая особа – статная, красивая, молодая леди. Узкий корсет подчеркивал упругую грудь и тонкую талию, а красная прозрачная накидка позволительно для общества обнажала тонкие белоснежные руки.

– Готово! – Агата соорудила на голове девушки золотой венок, прекрасно сочетающийся с платьем, оставляя длинные рыжие волосы волнами ниспадать по спине. – Обычно дамы предпочитают косметику, но вряд ли она вам нужна, госпожа.

– А я и не леди, Агата, – наконец, не сдержалась Адалин, но горничная никак не отреагировала.

И действительно… Губы Адалин были ярче любой помады, а глаза настолько голубыми, что любые тени сделали бы лицо вульгарным и чересчур перенасыщенным красками.

Спускаясь по лестнице, Адалин чувствовала себя счастливой. Пусть это ощущение мимолетное, призрачное и такое дьявольски глупое… Но что значит первое новое платье для восемнадцатилетней девушки? Ранее она носила лишь обноски мамы или пожертвованные односельчанами вещи.

– Вас ждут в гостиной, – Агата кивнула на приоткрытую резную дверь, стекла в которой были выполнены витражами, а золотые лианы будто «обнимали» узор. Страшно представить, сколько стоит подобная редкая вещь!

И снова Адалин осталась одна перед дверью огромной комнаты, снова она не решалась войти внутрь. Мимолетную радость затмил страх новой встречи с фон Миллером, и девушка набиралась мужества, тяжело дыша.

– …Но, господин, – услышала она обрывок фразы ее библиотекаря Самсона Фолка. Он непривычно для ушей девушки лебезил, явно пресмыкаясь перед собеседником. – По факту брак в церкви уже заключен. Формально мы муж и жена. Осталось только консумировать брак.

– Это не имеет никакого значения, – грубо, резко, уверенно отрезал фон Миллер, а слова его эхом разлетелись по всей комнате. Каждый раз от баритона феодала у Адалин по телу шли мурашки страха, он умел запугать одним лишь голосом. – Никакой консумации быть не может.

– Но, господин… – Адалин задохнулась, узнав еще и голос отца.

«Что они делают в этом месте? Что происходит?» – эхом отзывались вопросы в голове девушки, но она не находила ответов, продолжая постыдно подслушивать.

– Я дам вам обоим достаточно денег, чтобы вы навсегда позабыли про Адалин, – ошарашил девушку землевладелец. Адалин задохнулась от этой фразы, перед глазами потемнело. Что значит «позабыть навсегда»? Нет, ее любимый отец никогда на такое не пойдет!

Слава Всевышнему, рядом стоял небольшой стеклянный столик, и девушка едва ли не присела на него, когда ноги перестали держать.

– Сколько? – спросил отец, и сердце Адалин предательски дрогнуло, во рту почувствовался странный привкус желчи. Зазвенели монеты. На слух было сложно определить точную сумму, но она была явно приличной. – Ну, что же… Мы не можем перечить воли господина. Будь все по-вашему.

Слезы рекой потекли из глаз девушки, попадая на платье и оставляя на нем мокрые следы. Она яростно и агрессивно стирала их с лица, но от этого щеки становились еще мокрее, а истерика сильнее.

Родной отец отказался от нее за мешок монет. Так просто, будто продал козу на рынке… Всегда она любила его и, если потребовалось бы, незамедлительно принесла бы себя в жертву ради благополучия родителей. Именно это она и сделала, согласившись на брак с Самсоном Фолком.

Мешок монет. Мешок монет…

– И все же, – возразил Фолк, набравшись смелости, – я не согласен. Так не должно быть.

На минутку в душе Адалин загорелась слабая надежда. А что, если жених ее любит? Что, если хотя бы он не отпустит ее не пойми куда? Не продаст?

– Вы любите ее? – со странной ярость сквозь зубы прорычал фон Миллер.

– Нет, конечно, нет… – засмеялся библиотекарь, и сердце девушки окончательно разбилось на миллион осколков.

Ее невозможно любить… Никто и никогда не полюбит. Тем временем «деловой» разговор набирал обороты:

– Мы венчались в церкви, мой отец – священник. Я не хочу быть опозоренным на все село, ни одна девушка в дальнейшем не примет мое предложение о браке, посчитав недостойным женихом. Мне нужно наследство, господин фон Миллер. Так что я вынужден отклонить ваше предложение за любые деньги.

Повисло долгое молчание. Адалин больше не переживала, внутри нее все рухнуло еще пару мгновений назад. Внутри комнаты, напротив, кипели нешуточные страсти. С каждой секундой атмосфера накалялась все больше и больше.

– Что же, – равнодушно, словно это нечто само собой разумеющееся, протянул фон Миллер. – Значит, дуэль.

* * *

Внезапно дверь распахнулась, и луч света ослепил Адалин. Поморщившись, она прикрыла глаза руками.

– Может, ты все же войдешь? – насмешливый, высокомерный тон выбил девушку из колеи. Но больше всего удивляли нотки детского умиления, будто фон Миллер находил что-то забавное в происходящем. – Тебе стоит попрощаться, пока есть такая возможность.

Адалин и не пошевелилась. Мужчина раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы и, подойдя непозволительно близко, буквально стащил ее на пол. Девушка едва ли не упала от бессилия, и снова феодал был вынужден подхватить ее на руки, удерживая за ягодицы так крепко и по-свойски, будто имел на это право!

Адалин ненадолго пришла в себя, задохнувшись от наглости землевладельца. Подобные прикосновения могли позволить себе мужчины только в отношении жены или ребенка.

Грудь девушки выпирала из тонкого корсета, касаясь накрахмаленной рубашки фон Миллера. С каждым новым трением пальцы мужчины сжимались все сильнее, как и стиснутые до хруста челюсти.

– Дочь! – отец привстал с широкого темно-зеленого бархатного кресла, распахивая широкие объятия. Раньше Адалин находила там спасение от всех бед, сейчас же они казались лживыми.

Как только фон Миллер посадил Адалин прямо рядом с собой на широкий красный диван с резными деревянными ножками, она скользнула взглядом по встревоженному библиотекарю. Самсон Фолк не находил себе места, наверняка тревожась о предстоящей дуэли. Кажется, он даже не заметил появления Адалин.

– Отец… – слова соскользнули с губ девушки надрывным стоном, криком о спасении. – Что происходит?

– Наш дорогой господин Людвиг фон Миллер, – старик поднялся на ноги, снимая шляпу и склоняя седую, почти лысую голову в знак уважения к землевладельцу. Хозяин замка настолько привык к подобному отношению, что и глазом не повел. Адалин в который раз подметила для себя его высокомерие и тщеславие. – Оказал огромную честь тебе, а также всему нашему крестьянскому роду Семирсильд… Он хочет взять тебя в жены, милая! Разве это не чудесно?

– Что?!

На мгновение Адалин показалось, что она спит. Диван под ней будто растворялся, и девушка чувствовала себя проваливающейся с какой-то безмерной глыбы в пропасть… Конечности не просто онемели, они стали тягучими и растекающимися. Внезапно дышать стало нечем, легкие сковало. Адалин не могла найти себе место! Не могла найти слов, чтобы выразить весь тот ужас, что возник внутри от «чудесной» новости! Лучше бы фон Миллер заточил ее в башню, как она сперва решила.

Облизав сухие до боли губы, из-под ресниц взглянула на феодала, испепеляющего ее зрачками, ставшими снова красными. Он буквально ловил каждую эмоцию своими пугающими суженными глазами.

– Но… я ведь уже обручена в церкви! Нас благословили на брак! – закричала Адалин настолько громко, насколько позволяли сбивчивое дыхание и охрипший голос. В частности, связано это было с ладонью фон Миллера, которую он зачем-то решил разместить на ее колене, что было высшей мерой пошлости и полным отсутствием воспитания даже для обученных пар, не говоря уже про данный странный случай. – Это позор, отец. Ты хочешь, чтобы я стала… О, дьявол… любовницей? Вне нашей веры?!

– Согласен, – наконец, подал голос Самон Фолк. – Это недопустимо!

– Дорогая, у уважаемого фон Миллера есть власть и деньги. Он выше веры, – вконец добил девушку старик, который с самого ее рождения внушал дочери, что жить нужно исключительно по закону церкви. Что нет ничего ужаснее осуждения толпы и чужого мнения. – К тому же… Мы получили за тебя деньги, которые позволят безбедно прожить до смерти нам с матерью.

– Деньги… – печально вспомнила Адалин, опустив голову и втянув обратно непрошеные слезы. Впервые в жизни она так отчаянно пыталась быть сильной. Казаться той, кто стерпит любое предательство. Именно поэтому тон вышел немного издевательским: – Ты ведь меня продал… Как я могла забыть.

– Милая, в этом и есть суть детей! – возмутился старик, снова и снова кидая встревоженно-вопросительный взгляд на молчавшего фон Миллера. Он словно наблюдал за развернувшейся картиной и получал от этого странное удовольствие. Так казалось Адалин. Что скрывала холодная полуулыбка и сведенные на переносице брови, было не разгадать. – Выдать удачно замуж и обеспечить при этом себе безбедную старость. Все эти восемнадцать лет мы вкладывали в тебя любовь, разве ты не хочешь вложить немного в нас?

Адалин задумчиво уставилась на отца, криво усмехнувшись. Этот корыстный человек был ей не знаком. Любящий отец позаботился бы не только о своем обогащении, но хотя бы спросил, хочет ли этого брака Адалин.

– Хочу, – холодно отрезала девушка, закрывая для себя тему отцовской любви. Он уже все сказал, Адалин всего лишь товаром являлась для него. Повернувшись к фон Миллеру, она обратилась к старику: – Но… Позволь мне оспорить некоторые твои слова. Если бы наш землевладелец действительно был настолько уважаемым и достопочтенный, он бы не обрек свою избранницу на постыдное звание «любовница».

И снова Адалин услышала, как челюсти феодала раздраженно сомкнулись, желваки заиграли. И без того пугающий звериный оскал очерствел, зрачки стали на редкость узкими. Стакан с неизвестным девушке алкоголем, который мужчина держал в руках, вальяжно попивая, хрустнул и распался на две равные части. Темная жидкость запятнала белый ковер с высоким ворсом, но фон Миллер и бровью не повел.

– Никто и не говорил о любовнице, – рявкнул он так громко, чёрство и остервенело, что все в комнате вздрогнули. Адалин тут же пожалела, что издевки ради посмела задеть гордыню феодала. – Завтра утром нас обручат. На территории замка есть церковь.

– Это недопустимо! – вскочив на ноги, истерически закричал Самсон Фолк. И все же для себя мужчина решил, что боится землевладельца меньше, чем людского осуждения. – Вы нарушаете все правила! Адалин моя жена, и другого исхода не ждите. Консумирован брак или нет… Мы уходим. Вставай, дорогая!

Фолк протянул Адалин руку, надеясь на поддержку, но девушке в мгновение ока стало невыносимо страшно. Взыграл внутренний инстинкт самосохранения…

Фон Миллер просто смотрел на библиотекаря, и поза землевладельца казалась расслабленной и вальяжной, но… Боже, он просто распространял вокруг ауру холодящей опасности и многозначительного предупреждения. Будто хищник, готовый атаковать в любой момент, дай только повод.

– Чего ты сидишь, Адалин? – менее смело, прокашлявшись, поторопил девушку библиотекарь, стерев капли пота накрахмаленным платочком. – Идем скорее.

Сердце в груди Адалин безумно стучало, пульс вызывал мигрень. Она не могла решить: встать ли ей на сторону библиотекаря и гарантировано получить незавидное будущее или все же попытаться найти другой путь к свободе.

– Шпага или пистолет? – рассекли молчание, словно ледяным ножом, лишенные каких-либо эмоций слова фон Миллера. Он смотрел в упор на библиотекаря, не моргая, чем вгонял того в предобморочное состояние. Ладонь по-прежнему сжимала коленку девушки, с каждым мгновением все сильнее и сильнее, словно пытаясь оставить свой след. Отпечатать в памяти и сознании девушки, кто теперь ее мужчина. Кто главный.

– Шпага, – после секунды раздумий нехотя выдохнул Самсон Фолк, пораженно опуская голову. Для себя он уже проиграл.

Адалин знала, что не может повлиять на решение о дуэли. Не может оградить упертого Самсона и повернуть время вспять. Все же ей было жаль библиотекаря. Пусть девушка и не испытывала к нему любви, но уважения он заслуживал.

– Прошу, – взмолилась, неосознанно хватаясь руками за лацкан рубашки фон Миллера. Но когда осознала свою оплошность и попыталась отодвинуться, тут же оказалась остановлена хваткой мужчины. Он накрыл ее руки своей рукой, крепко удерживая. После чего облизал губы, хрипло прошептал: