С. Г. Горбовская
Вдохновленные розой

Роза в литературе Израильского царства

С образом розы связан, хотя и косвенно, один из наиболее древних текстов – «Песнь песней» (XI–X вв. до н. э.) из Танаха (еврейской Библии), включенная в Ветхий Завет. Проблема распознавания данного образа кроется в самых разнообразных вариантах перевода фитонима, который фигурировал в изначальном еврейском тексте на библейском иврите, – «роза Шарона», «цвет полевой», «лилия Шарона», «лилия долины», «роза долины», «нарцисс Саронский», даже «нарцисс жонкилля» (иерусалимская Библия) и «крокус» в пересмотренной стандартной версии (RVS). В русском переводе «Песни песней», Ветхий Завет, глава 2:

 
«Я нарцисс Саронский, лилия долин!
Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами».
 

Исследователями делалось множество предположений, какой же вид растения имелся в виду¹. Самыми убедительными являются версии водных растений: лилия, нарцисс, панкраций морской, лотос, цветок папируса и т. д.; но также безвременник Стевена, или луговой шафран Стевена, анемон, гадючий лук хохлатый. Узнать наверняка, какой цветок описан в тексте, не представляется возможным. Данное растение, как и библейские Древо познания добра и зла, Неопалимая купина, Корень Иессеев², стал своего рода тайной, архетипом, сведения о виде и первоначальной символической семантике которого затерялись во времени. Таким образом, «роза Шарона» – предполагаемая роза, нематериальная, метафизическая.

Гюстав Моро. Суламита (1853)

В Средних веках, когда возникла традиция герменевтического анализа и переводов текста Библии, появилось понятие «мистического цветка», или «мистической розы». Сам термин Rosa Mystica, который приписывают Святому Бернару Клервоскому, подразумевал Деву Марию. Отчасти «роза Шарона» тоже имеет отношение к этому термину. В «Песни песней» важную роль играет символика «закрытого сада» или «заключенного сада». Именно из этого древнего текста символика «закрытого сада», или hortus conclusus, с которым связана Суламита (действующее лицо «Песни песней», перешла в иконологию Девы Марии в средневековых религиозных текстах и изображениях. Роза на кусте (или Дева Мария с младенцем) расположены в центре сада, окруженного со всех сторон стеной.

В «Песни песней» «нарцисс Саронский» и «роза Шарона» имеют отношение к иносказательному Богу, то есть к мужскому персонажу, а не к женскому (Суламите, или, символически, еврейскому народу). В христианской традиции мистическая роза (роза посреди «закрытого сада») будет иметь отношение к Деве Марии.

В современных английском и французском языках под устойчивой фигурой «лилия долины» (фр. le lys dans la vallee, англ, lily of the valley) подразумевается ландыш, а под «розой Шарона» (англ. Rose of Sharon) – гибискус или роза без шипов.

Литература Древней Греции и Древнего Рима

В древнегреческой мифологии роза имеет отношение к Афродите, Адонису, Эросу, Хлорис, брачному венку Гименея, Вакху (его атрибут – шипы розы – впервые появляется в мифе о погоне Вакха за нимфой и преградой на его пути из розовых шипов), в римской – к Венере, Купидону, Флоре.

В греко-римском мифе о Гарпократе – греческое имя египетского бога Гарпехрути или Гор-Па-Херд (Гора младшего), сына Осириса и Изиды – белая роза, преподнесенная ему Купидоном, сыном Венеры, означала тайну, молчание. Согласно греко-римской мифологии, Купидон хотел купить этим цветком молчание о любовной связи Гарпократа с Венерой³. На самом деле Гарпократ стал ассоциироваться с тайной намного раньше из-за неверного понимания греками причины изображения этого бога с пальцем во рту. Дело в том, что у египтян он изображался ребенком и потому держал во рту палец. А греки этот жест восприняли как предупреждение о молчании. Возможно, именно оглядываясь на трактовку данного мифа, древние римляне развешивали во время пиров белые розы, чтобы, пьянея, не разболтать лишнего (роза как бы напоминала им о молчании)⁴. Много позже, уже в Средние века в судебной практике было принято изречение «Sub rosa dictum»⁵ (в пер. с лат. «Я сказал тебе под розой»), и белые розы вывешивались там, где обсуждали что-то тайное.

Розовый венок Гименея символизирует конец прежней жизни и начало новой, цветение и отцветание⁶. Гименей – цветущий, женственной красоты юноша, умирает во цвете лет в день заключения брака, его хоронит мать – муза Каллиопа, или Терпсихора (по другим версиям его матерью могли быть Афродита, Клио или Аскала). Смерть Гименея, вероятно, символизирует потерю невинности и чистоты в результате вступления в брак. Иконология греческого Гименея переходит в римскую мифологию и литературу.

Коннотации розы, мигрировавшие в древнегреческую литературу из мифологии, связаны с физическим влечением и страстью, с болью любовных переживаний, с темой гибели, страданий, даже с загробным существованием: розы, что растут в Элизиуме или на Елисейских полях – «долине прибытия» в царство мертвых, дохристианской версии Рая, противоположности Тартару. Роза появляется в древних текстах в качестве божественного атрибута, детали культа, метафорического олицетворения красоты, элемента быта (украшения дома, сада, одежды) и т. д. Роза связана с праздниками провода зимы и прихода весны (розалии, флоралии, адонии⁷).

+++

Роза встречается в лирике Сапфо (ок. 630–572/570 гг. до н. э.) как бытовая деталь (плетение венков из фиалок, роз, укропа; сбор роз в Пиерии – небольшой деревне в Македонии), а также как символ загробного мира. В примерах из стихотворений Сапфо ассоциативные ряды сбора роз, луга или поля, сна и схождения в Аид соединяются в мотиве Элизиума, что является одним из самых ранних намеков на топос о деве-розе, который, согласно Н.Н. Мазур⁸, впервые полноценно сложится в сюжет о прекрасной деве, глядящей на розу или цветок, в поэзии древнеримского поэта Катулла, а еще позднее закрепится в творчестве итальянского поэта и драматурга Л. Ариосто. Сама первооснова топоса, на наш взгляд, лежит в центре мифа о мертвой деве и богини Хлорис.

 
Мнится, легче разлуки смерть, —
Только вспомню те слезы в прощальный час,
<…>
Сядем вместе, бывало, въем
Из фиалок и роз венки,
Вязи вяжем из пестрых первин лугов, —
 
 
Нежной шеи живой убор,
Ожерелья душистые, —
Всю тебя, как Весну, уберу в цветы…⁹
 

Сапфо. Разлука (фрагм.). Пер. Вяч. Иванова

 
Издалече, из отчих Сард
К нам стремит она мысль, в тоске желаний.
<…>
Ныне там,
В нежном сонме лидийских жен,
Как Селена, она взошла —
Звезд вечерних царицей розоперстой.
<…>
Весь в росе,
Благовонный дымится луг;
Розы пышно раскрылись; льют
Сладкий запах анис и медуница¹⁰.
 

Сапфо. «Издалече, из отчих Сард…» (фрагм.).

Пер. Вяч. Иванова

 
Срок настанет: в земле
Будешь лежать,
Ласковой памяти
 
 
Не оставя в сердцах.
Тщетно живешь!
Розы Пиерии
 
 
Лень тебе собирать
С хором подруг.
Так и сойдешь в Аид…¹¹
 

Сапфо. «Срок настанет: в земле…» (фрагм.).

Пер. Вяч. Иванова

У Анакреонта (570/559-485/478 до н. э.), чья поэзия стала символом свободомыслия, беспечности, воспевания любви, роза в одном из немногочисленных сохранившихся произведений появляется как деталь туалета в составе розового венка.

 
По три венка на пирующих было:
По два из роз, а один —
Венок навкратидский¹².
 

Анакреонт. «По три венка на пирующих было…».

Пер. Л. Мея¹³

В произведениях Пиндара (518–437 гг. до н. э.) розы тоже упоминаются в связи с бытовыми традициями, например, вплетения этих цветов в волосы, а также во френах (хвалебных песнях). Также в его стихотворения можно найти образ «луга роз», ладанных деревьев, плодовых деревьев, описываемых как прекрасный фон, на котором разворачивается картина жизни людей: игры, отдых, труд, борьба, войны, культовые жертвоприношения.

 
Когда Оры в багреце своем распахнули чертог,
И весна благоухает нектарными злаками.
Тут и рассыпаться по бессмертной земле фиалковым купам,
Тут и вплестись розам в пряди кудрей,
Прозвенеть голосу певучих флейт,
И поющим взойти к Семеле с перевитой головой!¹⁴
 

Пиндар. Дифирамб афинянам (фрагм.).

Пер. М. Л. Гаспаров

 
…Сила солнца сияет им,
Когда здесь – ночь;
Слободы их – под лугами багряных роз
И под сенью ладанных деревьев,
Тяжких золотыми плодами…
…Для иных там кони и голая борьба,
Для иных в усладу – кости игр и звуки лир;
Древо их блаженства – в цвету,
Милый запах веет по удольям их,
А на алтарях
Смешиваются жертвы с блещущим вдаль огнем…¹⁵
 

Пиндар. Френы (фрагм.). Пер. М. Л. Гаспаров

В александрийской поэзии¹⁶ (III в. до н. э.) роза упоминается в связи с плетением венков, украшением одежды, вывешиванием розового венка в доме как знака тайны, молчания. Также ее образ появляется в связи с приходом весны или лета (цветение роз) и как метафора красоты женщины. У Мосха звучит тема розы – царицы цветов, или же цветка, достойного лишь царевны.

Отрывок из произведения Филодема – еще один пример или вариант топоса о деве-розе или юности-розе. Автор указывает на контраст цветущей розы, вновь рождающейся природы и смерти молодых друзей. Но суть сюжета все та же – жизнь, как и момент цветения, мимолетна.

 
…Дафнис
Нечего важничать! Юность промчится быстрей сновиденья!
Девушка
Сладок изюм виноградный, красива и роза сухая…
 

Феокрит. Идиллия XVII, Любовная болтовня (фрагм.).

Пер. М. Грабарь-Пассек

 
…После того как подруги достигли лужаек душистых,
Каждая стала сбирать те цветы, что ей по сердцу были:
Та собирала нарцисс ароматный, другая – фиалки:
Эта рвала гиацинты, а эта – вьюнок. На лужайках,
Вскормлены светлой весной, без счета цветы расцветали.
Между собой состязаясь, подруги шафран золотистый
В пышный вязали букет; а огненно-красные розы
Только царевна рвала и красой меж подруг выделялась,
Словно меж юных Харит Афродита, рожденная пеной…
 

Мосх. Европа (фрагм.). Пер. М. Грабарь-Пассек

 
Слаще любви ничего. Остальные все радости жизни
Второстепенны, и мед губы отвергли мои.
Так говорит вам Носсида: кто не был любим Афродитой,
Тот не видал никогда цвета божественных роз.
 

Носсида. «Слащелюбви ничего…». Пер. Л.Блуменау

 
Звезды и месяц, всегда так чудесно светящий влюбленным!
Ночь и блужданий ночных маленький спутник-игрун!
Точно ль на ложе еще я застану прелестницу?
Все ли Глаз не смыкает она, жалуясь лампе своей?
Или другой обнимает ее? О, тогда я у входа
Этот повешу венок, вянущий, мокрый от слез,
И надпишу: «Афродита, тебе Мелеагр, посвященный
В тайны твои, отдает эти останки любви».
 

Мелеагр. «Звезды и месяц…». Пер. Л. Блуменау

 
Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу
Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,
И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный
Между цветами цветок, чудная роза Пифо¹⁷.
Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором?
Краше подруга моя всех ароматных венков.
 

Мелеагр. «Вот уж левкои цветут…». Пер. Л. Блуменау

 
Роза уже расцвела, а за нею и белый горошек.
Есть и капуста, Сосил, – сняли впервые ее.
Что ж мы идти не спешим на берег обрывистый моря,
И, как бывало, Сосил, вдаль не глядим с высоты?
Бакхий и с ним Антиген лишь вчера предавались веселью;
Ныне выносим мы их, чтобы в земле схоронить.
 

Филодем. Смерть друзей (фрагм.). Пер. Ю. Шульца

В эпиграммах из «Венка»¹⁸ Мелеагра (130-60 гг. до н. э.) роза впервые входит в цикл произведений (эпиграмм) с названиями растений. В некоторых произведениях даже повествование идет от лица цветов. Этот цикл повлияет на разные «цветочные» литературно-поэтические жанры в будущем, прежде всего на венок и гирлянду.

 
Часто в былые года, вакхантствуя в хорах дифирамбов,
Взывали к богу Акамантидские девы Оры,
Песнь увивая плющем; сегодня же повязями в розах
Они венчают кудри цветущие умных певчих…
 

Вакхинид (ок. 516 – ок. 450 г. до н. э.).

Победа филы Акамантиды (фрагм.). Пер. М. Гаспаров

 
Чары Дидимы пленили меня, и теперь я, несчастный,
Таю, как воск от огня, видя ее красоту.
Если черна она, что за беда? Ведь и уголья тоже,
Стоит их только нагреть, рдеют, как чашечки роз.
 

Аскрепиад (кон. IV–III в. до н. э.). Чернаяроза. Пер. Л. Блуменау

 
Юношей славный питомник Трезена; последнего даже
Меж сыновьями его было б не грех похвалить.
А красота Эмпедокла блестит между всеми, как роза,
Что затмевает весной все остальные цветы.
 

Риан (втор. пол. III в. до н. э.). Юноше. Пер. Л. Блуменау

 
…Руки, подобные розам, тебя заключили в объятья,
Отрок, и сделался ты прелести полным Харит.
Радуйся, но вдалеке от меня. Ведь, милый, опасно
Близко сухой асфодел к пламени так приближать.
 

Риан. Опасная прелесть (фрагм.). Пер. Ю. Шульц

 
…Кудри вчерашним венком убери мне – он память о милой,
Влагой душистых мастей он до сих пор напоен.
Видишь, как роза, подруга влюбленных, слезинки роняет,
Видя ее не со мной и не в объятьях моих.
 

Мелеагр Гадарский (фрагм., ок. 130 до н. э. – ок. 70/60 до н. э.).

Вино и любовь. Пер. Ю. Шульц

 
Прежде мы, розы, весною цвели, а сегодня раскрыли
Алые наши цветы в самой средине зимы,
Чтоб улыбнуться с приветом тебе в этот праздник рожденья,
Праздник, столь близкий уже к брачному дню твоему.
Кудри красавицы юной своею охватывать вязью
Розам милее, чем ждать ясного солнца весны.
 

Кринагор (I в. до н. э. – нач. I в. н. э.).

Подарок ко дню рожденья. Пер. Л. Блуменау

 
Плащ не снимай с меня, любуйся как изваяньем,
<…>
Хочешь найти в Антифиле очарованье и прелесть;
Роза прекрасна — увы, спрятаны в листьях шипы!
 

Мелеагр из «Венка». Роза в шипах (фрагм.). Пер. М. Гаспаров

У Вергилия (70–19 гг. до н. э.) в «Георгиках» воспеваются знаменитые розы из Пестума¹⁹.

 
Я, вероятно б, воспел, каким прилежаньем украсить
Пышные можно сады и розарии Пестума, дважды
Цветущие в год…²⁰
 

Вергилий. Георгики (IV, фрагм.). Пер. С. Шервинского

В элегиях Альбия Тиббула (ок. 50–18 гг. до н. э.) упоминаются розы Элизиума или Елисейских полей, то есть розы, которые цветут в загробном мире.

 
… До гроба я носил твои оковы нежны,
И ты, Амур, меня в жилища безмятежны,
В Элизий приведешь таинственной стезей,
Туда, где вечный Май меж рощей и полей,
Где расцветает нард и киннамона лозы,
И воздух напоен благоуханьем розы…²¹
 

К. Батюшков (вольный перевод Тиббула).

Элегия из Тибулла (фрагм.)

В поэзии Секста Проперция (47–14 гг. до н. э.) встречается классическое сравнение частей розы с красотой женского лица и тела.

 
…И чем хоть на каплю потерпят утраты
В любви моей глазки твои,
Которыми часто, когда мне лгала ты,
Сомненья смирялись мои…
И кто заставлял тебя щек твоих розы
На бледность менять столько раз…²²
 

Секст Проперций. «Нет, Кинфия, ложью не силься готовой…» (фрагм.). Пер. Ф.Е. Корша

В «Фастах» Овидия (43 г. до н. э. – 17 или 18 г. н. э.) в основном розы упоминаются в связи с деталями повседневной жизни: украшение стола, прически, платья. Есть и упоминание розы как цветка весны («вешних дыхание роз Хлориды»), розы в данном случае говорят о смене календарного цикла или периода. Это гармонично сочетается со значением слова «фасты» у автора – поэма написана элегическими дистихами и представляет собой календарь, в нем содержатся описания праздников и священных дней Рима. Также Овидий упоминает этот цветок в рецептах покорения возлюбленной в «Науке любви» (о розовых лепестках).

Лоуренс Альма-Тад ем. Розы Гелиогабала (1888)

 
…На слова мои так отвечает богиня
(Вешних дыхание роз с уст излетает ее):
«Флорой зовусь, а была я Хлоридой; в устах же латинских
Имени моего греческий звук искажен…
 
 
Все за столами себе венками виски оплетают,
Всюду на светлых столах видны покровы из роз;
И собутыльники тут, заплетя себе волосы лыком,
Пляшут и без толку все чистое тянут вино;
 
 
Будь ты хоть сам Ахелой, – пока не смешался ты с хмелем,
Прелести нет никакой в том, чтобы розы срывать.
Вакх обожает цветы, и то, что венки ему милы,
Можно узнать по венцу из Ариадниных звезд.
Тут мне кивнула она, и с волос ее хлынули розы, —
Так на столах для пиров мы рассыпаем цветы…»²³
 

Овидий. Фасты (фрагм.). Пер. Ф. А. Петровского

 
…Так у порога в грязи целую ночь и лежи.
Лгунья рабыня и та, оглядев тебя взглядом надменным,
Спросит: «Кто там залег, дом наш в осаде держа?»
Что ж, к косякам и к красавице злой обращай свои просьбы
И, расплетя свой венок, розы рассыпь на порог…²⁴
 

Овидий. Наука любви (фрагм.).

Пер. М. Л. Гаспарова

В «Метаморфозах» Апулея (ок. 125–170 гг. н. э.) роза, по всей вероятности впервые, представлена не в традиционном варианте бытовой детали, метафорического сопоставления, метонимии, культово-мифологической атрибутики, а как наисложнейший художественный символ-центр, лейтмотив произведения. Таким символом она представлена и с точки зрения формы – исследователи полагают²⁵, что «Золотой осел» написан в символической форме розового венка, в тексте неоднократно встречаются упоминания розы, возникают розовые детали, фигурируют богини, связанные с розой, и с точки зрения семантики основного содержания текста – превращение, волшебство или избавление от чудесных чар лежит в основе всей книги:

«…А та [Фотида], как только увидела меня в таком образе, безжалостно ударила себя руками по щекам и воскликнула:

– Погибла я, несчастная! Волнение мое и торопливость меня обманули, ввело в заблуждение и сходство коробочек. Хорошо еще, что средство против такого превращения легко раздобыть. Ведь стоит только пожевать тебе розы – и сбросишь вид осла, и тотчас снова обратишься в моего Луция…»²⁶ (пер. М. Кузьмина).

На примерах древнегреческой и древнеримской литературы (примерно с VII в. до н. э. по II в. н. э.) можно проследить как за основными темами, связанными с розами в тот далекий период, так и за концептуальной эволюцией художественного образа розы. В это время роза встречается в литературе и как предмет туалета и прически, основной элемент модного в тот период розового венка, и в описании сбора роз (для одежды, венков), купли-продажи розовых венков, в том числе для брачной церемонии, украшении розами стола, смены времен года (роза – цветок Весны, цветок Флоры). Также образ розы может быть предупреждением о молчании (связь с Гарпократом), метафорой или сравнением женской или юношеской красоты (связь с Афродитой или Хлоридой) и иметь другие проявления.

В этот период отмечаются первые признаки связи розы с определенным жанром венка, к произведениям которого можно отнести эпиграммы Мелеагра, «Подарок ко дню рождения» Кринагора.

Наконец, в древнеримской литературе роза становится центральным символом произведения («Золотой осел» Апулея).