Роман Злотников
Война неудачников

Доктор Уоллес кивнул.

– Судя по полученной документации, объект не имеет никаких физических повреждений, кроме тех, что были нанесены ему самим помещением в криостазис, – сказал мистер Вэлл. – Это несколько странно. Вы не могли бы объяснить?

– Что именно вы хотите услышать? – поинтересовался Холден.

– Причины, – сказал Вэлл. – Если физических показаний для стазиса нет, то что же тогда вызвало необходимость заморозки?

Физические показания для стазиса обычно видны невооруженным глазом. Оторванные конечности, вываливающиеся внутренности, развороченная грудная клетка… Словом, все, с чем не может справиться в полевых условиях обычный автохирург или корабельный госпиталь, а раненый настолько важен, что сохранить ему жизнь попытаются любыми средствами. Криокамеры – штука сложная и дорогая, а восстановление в итоге обходится еще дороже, при том что ни в одном случае нет стопроцентной гарантии, и на обычных людей их не расходуют.

– Я не хотел бы озвучивать эти причины, – честно признался Холден. Видимо, убедительно соврать сейчас не смог бы даже он, человек, чья основная профессия была говорить неправду и пудрить окружающим мозги. – Могу лишь заверить, что ни о какой неизвестной доселе болезни или эпидемии в данном случае речи не идет, а потому вашему медперсоналу ничего не угрожает.

Мистеру Вэллу ответ не понравился. Правда вообще редко кому нравится.

– Это не армейская криокамера, – сказал мистер Вэлл. – Мы сравнили спецификации, ВКС Альянса используют оборудование проще и дешевле, это же – вершина ваших современных технологий. – Он особо подчеркнул слово «ваших». – Где вы ее взяли?

– Это важно?

– Да, – сказал мистер Вэлл. – Насколько нам известно, наиболее продвинутые технологии используются СБА. Мне не очень нравится, что вы пытаетесь втянуть нас в какие-то игры спецслужб.

– Вы демонизируете СБА, – улыбнулся Холден. – Далеко не за всеми безобразиями и необъяснимыми событиями в этой галактике стоят спецслужбы.

А мистер Вэлл – молодец, подумал я. Здорово он сложил два и два и вычислил истинную подоплеку событий. Жаль только, что этот молодец играет не на нашей стороне.

– Может быть, и не за всеми, – скучающим тоном согласился мистер Вэлл. – Но вы пока не сказали ничего такого, что могло бы опровергнуть эту версию. Вы вообще пока еще ничего не сказали.

– У СБА есть свои собственные госпитали, – напомнил Холден. – Почему же тогда мы не обратились туда и предпочли искать сторонние контакты?

– Собственно, именно это меня и интересует, – сказал мистер Вэлл. – Я не демонизирую СБА, однако хочу избежать нежелательных последствий как на дипломатическом, так и на любом другом уровне. Работа у меня такая.

– Что ж, пожалуй, мы не договорились, – сказал Холден. – Спасибо, что уделили нам время…

– Подождите, – сказал я. – Полагаю, мы можем позволить себе некоторую откровенность, учитывая обстоятельства.

– Да? – удивился Холден.

– Да, – кивнул я. – Дело в том, что мы… э… контрабандисты. Эта криокамера вполне могла быть изготовлена на территории Альянса, но мы приобрели ее на Пекле, у барона Раджа Хэммонда. Естественно, в этой ситуации у нас нет никаких документов, которые могли бы это подтвердить, но я полагаю, для вас не секрет, что любые технологии со временем утекают на сторону.

– Продолжайте, – сказал мистер Вэлл.

– Камеру мы купили для выполнения одного довольно щекотливого задания, – сказал я. – Обстоятельства так сложились, что вывезти объект с той планеты, на которой он находился, можно было только в состоянии криостазиса. Тонкости местного законодательства, знаете ли. Теперь, для того чтобы довести нашу работу до конца, нужно вернуть… э… объект к жизни и отвезти его к заказчику. А поскольку камера приобретена нами нелегально, мы не можем обратиться за помощью к медицинским службам Альянса.

– То есть своих проблем с законом вы не отрицаете? – уточнил мистер Вэлл.

– С законом одного из приграничных миров – нет, – сказал я. – Но у СБА к нам никаких вопросов быть не должно. Даже отследить канал, по которому эта камера утекла на сторону, через нас они не смогут. Пекло – место весьма специфическое…

– Знаю, – кивнул мистер Вэлл. – Мне доводилось там бывать.

Интересно, что они могли подумать о характере нашей работы, подумал я. Что мы крадем с планеты какого-то ценного специалиста? Везем девушку богатому любителю специфических сексуальных утех? Спасаем преступника?

Это, конечно, если они поверили хоть единому моему слову.

Но я сделал ставку на то, что они очень хотят нам поверить, потому что только в таком случае они смогут увидеть цвет наших денег и огрести энную сумму в свой собственный карман. Если бы они наотрез отказались с нами сотрудничать, на кой черт вообще было настаивать на личной встрече и сдергивать нас с орбиты?

– Интересная история, – сказал мистер Вэлл. – И в принципе непроверяемая. Кто проводил подготовку к криостазису?

– Местные специалисты, – сказал я.

Работа по упаковке человека в холодильник каких-то специальных медицинских требований не предъявляет. Смысл основного использования криокамер в том, чтобы выиграть время и переложить проблему на плечи более квалифицированного человека.

Доктор Уоллес и мистер Вэлл переглянулись. Сложно было определить, поверили ли они моей истории до конца, или же она просто успокоила их совесть, но после короткой паузы доктор озвучил сумму. Она оказалась астрономической.

Холден улыбнулся и уполовинил ее.

– Вдобавок вы можете оставить криокамеру себе, – сказал он.

– Зачем нам этот антиквариат? – удивился веннтунианский доктор. – Единственное применение, которое я могу придумать, – выставить ее в музее инопланетных медицинских технологий. С таким же успехом там можно поставить муляж, ибо я сомневаюсь, что подобный образчик может привлечь чье-либо внимание. А практического применения мы ей здесь все равно не найдем.

– Можете охлаждать в ней пиво, – предложил Холден и увеличил сумму на десять процентов.

Следующие полчаса они с доктором Уоллесом увлеченно торговались, а мы с мистером Вэллом скучали и пересчитывали несуществующие трещины на потолке. В итоге Холдену удалось сбить озвученную сумму на четверть и выторговать доставку криокамеры на поверхность за счет клиники, а также сократить адаптационный период до трех недель с первоначальных полутора месяцев, на которых настаивал Уоллес. Также ему удалось выторговать наше бесплатное проживание в корпусе для гостей и питание за счет клиники на все то время, что потребуется для реанимационных работ.

К тому моменту, когда Холден подтвердил свою платежеспособность, они ударили по рукам и подписали все документы, мистер Вэлл уже удалился по своим делам. Доктор Уоллес пригласил нас отобедать в клинике и совершить небольшую экскурсию по корпусам, чтобы мы могли увидеть, за что платим деньги, но Холден вежливо отказался, забрал ключи от нашего номера и отпустил ожидающий нас глайдер. Впрочем, рейс все равно был оплачен в оба конца, так что сэкономить на этом нам не удалось.

– Если все пойдет нормально, то через три недели мы покинем эту планету вчетвером, – сказал Холден, когда мы остались одни. – Но при этом у нас не будет кредита. Разве что чуток провизии сможем докупить.

– Но, Холден, у нас есть три недели, чтобы что-нибудь придумать по этому поводу. Политика решения проблем по мере их поступления всегда казалась мне достаточно мудрой.

– Обратная сторона этого вопроса заключается в том, что у Корбена и СБА есть те же три недели, чтобы избавить нас от необходимости решать эту проблему по мере ее поступления, – оптимистично заявил Холден. – Вполне может быть, что нас вывезут отсюда совершенно бесплатно. В пластиковых гробах.

Глава 5

Одно дело – знать о существовании миров, целиком населенных представителями иной расы, и совсем другое – побывать в одном из таких миров.

Наш вынужденный визит на Кридон в расчет можно не принимать, так как по большей части мне удалось рассмотреть там различные оттенки темноты и небольшой кусочек мертвой радиоактивной поверхности. Конечно, разница между людьми и кленнонцами не так велика, как разница между людьми и скаари, однако на Веннту мне ни на миг не удалось забыть, что эта планета принадлежит чужакам.

Особенно это чувствовалось в мелочах.

Слишком короткие кровати, в которых человеку роста выше среднего – моего роста – не удается до конца распрямить ноги. Бытовая техника установлена ниже привычного уровня, так, что даже обычные выключатели требуют для нажатия на кнопку куда больше усилий, нежели аналогичные приборы, сработанные человеческой рукой.

Сила тяжести, как я уже говорил, здесь была немногим выше, чем на Земле, и особых хлопот не доставляла, тем более что за неделю до прибытия на Веннту мы начали регулярно посещать спортзал «Ястреба» и постепенно увеличивали искусственную силу тяжести на корабле, чтобы сделать процесс акклиматизации на планете менее болезненным. Прививки от местных болезней нам сделали сразу же после стыковки «Ястреба» с орбитальной станцией, в клинике нас подвергли стандартной диагностической процедуре и ничего опасного для жизни не обнаружили.

Однако не стоило забывать, что само наше пребывание на планете было достаточно опасным и могло закончиться крупными неприятностями.

Криокамеру доставили в клинику утром следующего дня, доктор Уоллес в нашем присутствии считал показания с приборов, заверил нас, что большие проблемы возникнуть не должны и он в любом случае будет держать нас в курсе происходящего, после чего удалился в недра медицинского комплекса. Мы оказались предоставлены самим себе.

Больше всего я опасался даже не визита боевиков СБА, а того, что Холден вновь начнет разваливаться на части, впадать в меланхолию, депрессию, нагрузится алкоголем и снова станет капать мне на мозги. К моему большому облегчению, этого не произошло. Холден был привычно язвителен, шутлив, но собран и насторожен.

– Кстати, прикинуться контрабандистами было довольно удачной идеей, – признал он. – Мне следовало бы сообразить, что на планете, перенесшей тяжелую экономическую блокаду, отношение к контрабандистам может быть более теплым, нежели к любым другим криминальным элементам.

– Не думаю, что я успел все просчитать, – сознался я. – Скорее, это была импровизация.

– Все равно она была удачной, – сказал Холден. – Не хочешь слетать в город? Отсюда каждое утро отправляется служебный глайдер, и мы вполне можем им воспользоваться. А вечером тот же глайдер летит обратно.

– Не хочу.

– Кленнонцы в больших количествах тебя нервируют?

– Ну, признаюсь честно, душевного комфорта их общество мне точно не добавляет.

– А я, пожалуй, слетаю, – сказал Холден. – Может быть, даже задержусь там на пару дней. Хочу проверить, работают ли мои каналы связи…

– Неужели ты бывал тут раньше?

– Я много где бывал раньше, – поведал агент. – И потом, у меня есть особое качество – я могу легко завязывать новые знакомства и находить то, что мне нужно.

– Ценное качество для aгe… контрабандиста.

Холден заметил мою осечку и ухмыльнулся.

– Правильно, – сказал он. – И у стен могут быть уши. Конечно, я включил подавитель прослушки, но лучше не терять бдительности и следить за тем, что говоришь. Самые убедительные легенды как раз валятся на мелочах вроде обычных оговорок.

– И много легенд завалил ты сам?

– Пока ни одной, – сказал Холден. – И я предпочел бы, чтобы так оно и оставалось.

Кормили тут вполне сносно. Можно было пойти в столовую для персонала, для этого существовали определенные часы посещений, или же воспользоваться небольшой кафешкой, находящейся в соседнем корпусе и работающей круглосуточно.

Никакой набившей оскомину в космосе синтетики или полуфабрикатов. Веннту была миром, который мог обеспечить себя всем необходимым. В современной галактике не так уж много миров могли похвастаться тем, что способны прокормить себя сами, при этом используя только пищу естественного происхождения. Континент, на котором располагалась клиника, находился в зоне умеренного климата, и огромные территории были отданы под сельскохозяйственные угодья. Стада генетически улучшенных коров бродили по лугам и поглощали модифицированную, но растущую в природных условиях зеленую траву, в морях водились вполне съедобные местные виды рыб, колосились пшеничные поля…

Второй континент Веннту был расположен большей частью в зоне рискованного земледелия, а потому там сосредоточились промышленные производства. Единственное, чего у веннтунианцев не было для полного счастья, – собственных космических верфей, и корабли с гипердвигателями им приходилось покупать на стороне. И, разумеется, воспользовавшись ситуацией, Альянс требовал за такие корабли грабительскую цену, которую нельзя было не заплатить, поскольку Империя наотрез отказывалась продавать Веннту свои военные и космические технологии.

Оно и понятно. Какой император любит сепаратистов?

Вечером второго дня мы вышли из номера, дабы размять ноги и подышать свежим лесным воздухом, и я поинтересовался у Холдена, как вообще вышло, что Веннту решила выйти из состава Империи и получила независимость.

– Разве ты не читал справочники? – удивился он.

– Читал, но там приводятся только факты, и те слишком обрывочные. Даты событий, схемы сражений, сводки потерь. Но ответа на вопрос «почему?» там отчего-то не приводится.

– Ответ всегда один и тот же, – сказал Холден. – При любом государственном устройстве всегда есть недовольные этим самым устройством, и среди этих недовольных всегда находятся те, кто с завистью смотрит в сторону соседей. Граждане Альянса все чаще задумываются о преимуществах монархического строя и сильной руки, которая наведет порядок. В то же время в самой Империи есть определенный процент людей, мечтающих о демократических ценностях и свободах.

– Я видел демократические ценности и свободы Альянса, – сказал я. – Из Вселенной неудачников они видны особенно хорошо.

– Ну, не без перегибов, – признал Холден. – Хотя, как правило, эти перегибы лучше видны изнутри, и недовольные императором кленнонцы предпочитают попросту закрывать на них глаза и убеждать себя, что вот у нас-то такого точно не получится. Но это частности, и дело сейчас в другом. Веннту была самой удаленной колонией Империи, использовалась в основном как планета-курорт, и в силу очевидных причин, связанных с гравитацией, ее жители чувствовали себя отверженными.

– При чем тут гравитация?

– Это же очевидно. Одной из определяющих человеческих свобод является свобода передвижения. Если тебе что-то где-то не нравится, ты можешь собрать чемодан, купить билет и свалить в то место, где хорошо.

– А хорошо там, где нас нет.

– Что-то типа того. В идеале свобода передвижения не должна ограничиваться вообще, – сказал Холден. – Теоретически любой недовольный местными условиями гражданин Альянса может сменить не только планету проживания, но и, в случае общего недовольства проводимой государством политикой, эмигрировать в один из независимых миров. Бюрократические преграды значительны, но вполне преодолимы, и главным сдерживающим фактором в данном случае являются деньги.

– Именно этот фактор сдерживает девяносто девять процентов населения.

– Это уже проблемы девяноста девяти процентов населения, – сказал Холден. – Некоторые люди вообще не умеют зарабатывать деньги и вынуждены жить на социальный минимум, предоставленный государством. Но опять же чисто теоретически никто не мешает им получить хорошее образование, стать ценными специалистами, заработать денег и свалить за границу.

– Я полагаю, ценные и хорошо зарабатывающие специалисты могут неплохо устроиться и в самом Альянсе.

– Это да, но если говорить о простом и вполне понятном желании человека повысить свой уровень жизни. На идеологических эмигрантов это правило не распространяется. Если человек недоволен государством, в котором он живет, ты не остановишь его двухуровневой квартирой, отдельным домом или пятьюдесятью видами колбасы из натурального мяса.

– А нельзя ли поближе к гравитации?

– Мы уже подбираемся к ней, – хмыкнул Холден. – Исторически так сложилось, что человечество разделилось на несколько государств, и, если повезет, ты можешь выбрать то, чей строй тебе больше нравится. Кленнонцы такого преимущества лишены. Поэтому их свобода передвижения – это исключительно свобода передвижения по Империи.

– Еще они могут свалить на планету типа Пекла, где царит хаос, а государственное устройство вообще отсутствует.

– Кленнонская диаспора на Пекле крайне невелика, и ею можно пренебречь. К тому же Пекло привлекает в первую очередь всяческие криминальные элементы, и добропорядочным гражданам…

– Подданным.

– …добропорядочным гражданам и не менее добропорядочным подданным там может попросту не найтись работы, – закончил Холден. – Это достаточно маргинальное место, в котором добропорядочность может присутствовать только как задание в кроссворде. Туда уходят не в поисках лучшей доли, туда бегут от больших проблем, как правило, от проблем с законом.

Он прав. На Пекле слишком много свобод. В том числе и свобода носить оружие, и связанная с нею свобода умереть. Все, кого я там встречал, носили с собой личное оружие, а дома баронов охранялись не хуже средневековых крепостей.

Даже лучше, с учетом развития оборонно-наступательных технологий.

Обратная сторона свободы…

– Так вот, возвращаясь поближе к гравитации, – продолжал Холден. – Человечество в первую очередь колонизовало планеты земного типа, а планеты земного типа отличаются от других тем, что у них, помимо всего прочего, еще и гравитация земного типа. Понимаешь, о чем я?

– Вроде бы.

Сектантам, свалившим с Земли накануне Войны Регресса, достался суровый мир с повышенной силой тяготения, но выбирать им было не из чего. Корабли дышали на ладан и не выдержали бы еще одного перелета, поэтому кленнонцы принялись осваивать трудный новый мир. Благодаря достижениям генной инженерии они довольно быстро приспособились к этому миру. То, на что эволюции потребовалось бы тысячи лет, они сделали всего за несколько поколений. И когда они обзавелись собственным космическим флотом и отправились осваивать галактику, они выбирали для колонизации планеты кленнонского типа. То есть с привычным для них уровнем гравитации.

– А Веннту по этому параметру ближе к Земле, чем к Кленнону?

– Именно, – подтвердил Холден. – С другой стороны, существование этой планеты нельзя было игнорировать, иначе бы она досталась Альянсу. А планеты, как ты знаешь, это главная ценность галактики, тем более Веннту по сравнению с тем же Пеклом – это не просто пригодная для жизни планета, а практически настоящий рай. Климат, ресурсы…

– Пониженная гравитация.

– Вот-вот. Вспомни о проблемах первых лунных поселений… – Он осекся. – А, ну да. С одной стороны, ты ничего не забываешь, поэтому предлагать тебе что-либо вспомнить – глупо, с другой – откуда тебе вообще знать о тех проблемах? Это же из курса истории, который проходят в начальной школе, но ты в нашей начальной школе не учился. Так вот, люди, оказавшиеся на Луне, подвергались воздействию силы притяжения в шесть раз меньше, чем они привыкли, что весьма положительно сказалось на их самочувствии. Но со временем их мускулы атрофировались, организм перестроился под местные, куда более щадящие, чем на Земле, требования, вырос срок их жизни, однако вернуться на Землю при всем желании они уже не могли. Разве что в скафандрах с регулируемым давлением и усиленным экзоскелетом. С тех пор и до изобретения генераторов искусственной гравитации специалисты, которым требовалось работать на Луне, а потом возвращаться на Землю, ходили в утяжеленных костюмах, каждый день занимались на тренажерах и не проводили на спутнике больше двух месяцев подряд. Проблема решилась окончательно только тогда, когда генераторы гравитации подешевели настолько, что их можно было поставить в каждом куполе. Проблема специалистов, как ты понимаешь, а не проблема лунных жителей, которых к тому моменту было уже больше миллиона и которые стали невыездными. Если тебе интересно, чем там кончилось дело, поищи в справочниках по ключевым словам «лунные бунты» и «восстание Гедри».

– Разница между гравитацией Кленнона и Веннту не в шесть раз.

– Да, поэтому процесс перестройки организма шел медленнее, но все равно был необратимым и привел к тем же результатам. Вдобавок Веннту – не Луна, где население сосредоточено под несколькими куполами с искусственной атмосферой и гравитацией. На целую планету генератор гравитации не поставишь. В итоге получилось, что жители других планет Империи могли прилетать на Веннту, которая по сравнению с другими принадлежащими им мирами являлась курортом и местом для отличного отдыха, но самим жителям Веннту вход на внутренние планеты был закрыт. Поэтому, как ты понимаешь, процент недовольных положением дел в Империи на Веннту был особенно высок.

– Неужели они взбунтовались только из-за гравитации?

– Конечно, не только, – сказал Холден. – Это просто одна из причин. А все остальное было обычным делом. Когда большинство людей недовольно положением дел, рано или поздно находятся умники, которые говорят что-то типа: «Эй, а на хрена нам вообще сдалась эта Империя, если мы видим ее только в сводках новостей с внутренних планет? Зачем нам быть подданными, размножаться в пробирках и платить имперские налоги, если мы вполне можем быть свободными гражданами, размножаться старым добрым природным способом и плюнуть имперскому сборщику податей в его наглый левый глаз?» Сначала это были обычные разговоры по пьянке, слово за слово, кулаком по столу. Потом идея овладела массами, и случилось первое восстание, которое было безжалостно подавлено присланным с Кленнона карательным отрядом. Что, естественно, популярности правящему монарху не прибавило.

– А в мои времена говорили, что массовые расстрелы спасут мир, – сказал я.

– Видимо, расстрелы оказались недостаточно массовыми, – предположил агент. – Точная пропорция расстрелянных к спасаемым до сих пор не определена, и я опасаюсь, что вывести ее опытным путем не получится. Думаю, что для каждой планеты она индивидуальна. В случае с Веннту император эту пропорцию точно не угадал, и спустя каких-то десять лет случилось второе восстание. Только на этот раз оно было подготовлено куда лучше, и силы сопротивления возглавил адмирал, под чьим командованием находилась местная группировка войск. А поскольку адмирал был хорошим офицером, вся группировка перешла на сторону мятежников.

– Интересно, какие у него были причины для предательства?

– О, для предательства всегда есть причины, – протянул Холден. – Одни говорят, что в деле замешана женщина из сопротивления, которую адмирал безумно любил, другие – что он хотел построить собственную империю, возглавив ее в качестве монарха. Поскольку сам герой до независимости Веннту не дожил, сейчас трудно сказать, какими именно соображениями он руководствовался. Зато до своей гибели он два года колошматил имперские корабли, не давая им возможности высадить десант и закрепиться на планете.

– Ему хоть памятник поставили?

– И не один, – сказал Холден. – После его гибели война не закончилась, его офицеры слишком хорошо знали свое дело и слишком хорошо понимали, что прощения императора они уже никогда не получат. Война продолжалась еще полтора года, а потом император подсчитал убытки и осознал, что продолжение военных действий короне просто не по карману. Тогда война сменилась экономической блокадой, которая длилась больше тридцати лет. А поскольку это ни к чему не привело, а блокада тоже стоила денег, пусть и меньших, чем война, потом сняли и ее.

– И сразу же признали независимость?

– Нет, еще лет через сорок. Монархическое мышление очень инерционно. А знаешь, что самое смешное?

– Я вообще не заметил, чтобы ты мне сейчас рассказывал что-то смешное.

– Самое смешное то, что сейчас на Веннту выросло новое поколение недовольных, которые, как ты помнишь, есть при любом политическом строе и которые знают о войне за независимость только из учебников истории. Они несколько романтизируют те времена, когда планета находилась под властью императорского дома, и в обществе начали ходить разговоры о возвращении под сень десницы Таррена Второго. Сейчас это все держится на уровне разговоров в среде радикально настроенной молодежи, но кто знает, во что это могло бы вылиться с годами?

– Ты прав, – согласился я. – Это действительно смешно.

– История развивается по спирали, а люди – идиоты, все время наступающие на одни и те же грабли, бессмысленные и беспощадные, – сказал Холден. – Я уверен, что если бы в прошлом веке в Альянсе случился бы государственный переворот и власть попала бы в руки какого-нибудь генерала, провозгласившего себя новым тираном, сейчас в обществе уже полным ходом шли бы разговоры о необходимости возврата к старому строю и реванше демократии.

– Холден, у тебя есть какие-нибудь собственные политические воззрения?

– О да, – улыбнулся тот. – Я анархист.

– И при этом работаешь в СБА?

– Не стоит путать работу и личные убеждения. Работа – это то, за что платят. Анархия – это то, во что веришь.

– А еще анархия – мать порядка, – напомнил я. – С каждым разом ты открываешь мне все новые грани своей личности.

– Я вообще сложен, противоречив и полон сюрпризов, – ухмыльнулся Холден. – Впрочем, как и ты, и как та девушка, которую сейчас возвращают к жизни наши веннтунианские друзья.

– Последнее время я не очень люблю сюрпризы…

Холден буркнул что-то неразборчивое, но саркастичное – что-то про жизнь, которую надо любить во всех ее проявлениях, – и тут, словно решив поиздеваться над ним, на голову агенту свалилась еловая шишка.