Роман Сенчин
По ходу жизни. Статьи, рецензии, заметки 2018—2019
***
Сюжет приходит ко мне весь, целиком. С завязкой, развязкой. И только когда он готов в голове, я начинаю… Чаще всего сюжеты берутся из реальной жизни, поэтому процесса придумывания нет. Есть некоторое выстраивание; оно занимает иногда несколько месяцев, а чаще – мгновение. Как вспышка. Материалом может стать и информашка из газеты, и ролик по ТВ, пост в интернете… В общем-то газетные заметки вдохновляли многих литераторов на написание прозы, так что я не боюсь этой своей черты пользоваться подобными источниками.
В последние годы мне понравилось писать для коллективных сборников. Темы сборников достаточно условны – «русские дети», «Крым», «малый город России» – есть свобода. Благодаря этим сборникам у меня получилось несколько неожиданных для себя самого рассказов: «На будущее», «Морская соль», «Дедушка», «Поход», «Дома»…
Если я решаю сразу начать перекладывать сюжет в рассказ, повесть, роман, это оканчивается неудачей. Бросаешь писать или навсегда, или на многие месяцы, а то и годы. Нужно, чтобы сюжет застрял в тебе, не давал покоя, тормошил, царапал… Многие сюжеты забываются и растворяются, а те, что остаются, становятся прозой.
Исключения бывают. Например, повесть «Чего вы хотите?», которую я писал почти параллельно с реальными событиями – протестной волной конца 2011 – начала 2012 годов…
Как я уже поминал выше, способность придумывать, вернее, выдумывать у меня очень слабая, поэтому каждый – или почти каждый – сюжет имеет документальную основу. И перебирая свои прежние вещи, я вижу, что написанное, в общем-то, складывается в мою автобиографию. Пусть не абсолютно достоверную, но все-таки.
Где-то, где я веду повествование от первого лица, героя зовут Роман Сенчин (еще в детстве я не мог понять, почему героя такого рода книжек зовут так, а автора – иначе, это мне казалось огромным враньем, и я решил называть героя, от лица которого веду повествование, своим именем), где-то он носит фамилию Чащин, где-то Свечин. Не обязательно это абсолютные мои альтер-эго, но многое от меня в них есть.
В ранних вещах действие моих вещей происходит в Кызыле («Глупый мальчик», «Развернутый угол»), потом, когда я уехал оттуда, в Минусинске, Абакане («Минус», «Легкая прогулка»), потом в Питере, где я пожил в 1996 году между поступлением в Литинститут и началом учебы («Один плюс один», «Нубук»), потом в Москве («Говорят, что нас там примут», «Вперед и вверх на севших батарейках»), в сибирской деревне, где живут мои родители («В обратную сторону», «Елтышевы») … Теперь я живу в Екатеринбурге, и местом действия стал Екатеринбург. Так получается, что пишу я по хожу своей жизни, и основным источником для писания становится моя собственная жизнь.
Не знаю, хорошо это или плохо. У нас нынче в литературе огромное разнообразие. Цветут все цветы, и никто никого не душит. Постмодернисты не хохочут над реалистами, реалисты не корчуют постмодернистов, метафизики не поливают желчью тех и других, концептуалисты, авангардисты и прочие, прочие не обзывают не таких, как они сорняками. Все благоухают, всем есть место расти и радовать глаз.
Вот только читателей не очень-то много. А прямо сказать – мало. Почти нет, если заняться подсчетами, статистикой… В этом, по-моему, виноваты мы, писатели. Нет тех книг, которые бы заставили людей броситься их читать, обсуждать, спорить. Но я верю, что такие книги появятся. И втайне надеюсь, что одну-другую в конце концов напишу и я. Потому и несу очередную рукопись (теперь это называют «распечатка») в редакцию или издательство. Может, это она, та самая книга?..
Январь 2018
Подпольные люди эпохи гаджетов
С интервалом почти в год прочитал две книги, оставившие во мне очень схожие ощущения. Не впечатления, а именно ощущения. «Убить Бобрыкина» Александры Николаенко и «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова.
Наверняка кто-то – а может, и многие, возмутятся, скажут, что книги эти совершенно непохожи. Вроде бы, да, не очень. Но послевкусие у меня от них почти одинаково.
Герои – этакие подпольные люди. Кроты мегаполисов. У Сальникова действие откровенно происходит в Екатеринбурге, у Николаенко угадывается то ли Питер, то старые районы Москвы, до которых не добрались ни Лужков, ни Собянин. Впрочем, есть в «Убить Бобрыкина», например, «парадное», и вообще атмосфера такая – петербургская, хотя живет автор в Москве.
Основное действие происходит в наши дни. Опять же у Сальникова это очевидно, а у Николаенко дается в редких деталях – пивная банка катится по тротуару (пивная банка для 80-х, а тем более раньше, большая редкость), мультсериал «Маша и медведь»…
Но и там и там ощущение некоего вневременного пространства. Вернее, герои живут как-то отстраненно от много, что определяет наше время. Таких героев в современной русской литературе предостаточно, но в этих двух романах они очень органичны. В реальной жизни их множество. Но описать их трудно. Николаенко и Сальниковую это, по-моему, удалось.
Герои заняты своими переживаниями, перекачивают внутри себя не совсем оформленные в слова мысли (а так часто мы и думаем – как-то не словами), в них бухнут чувства. Фантазии застилают действительность. Им не очень нужны телевизоры, сотовые, компьютеры и прочее, что вроде как определяет нашу повседневную жизнь. Но именно нашу, тех, кто вот сейчас читает эту мою заметку.
Наверное, не большинство уже, но огромное количество людей живет собой и близкими себе людьми. Вернее, внутри себя и их. Как-то так… Я не психиатр. Психиатр бы наверняка объяснил просто и лаконично. И уж точно бы определил и главного героя Николаенко Шишина, и Петровых как психически больных людей. Что, в общем-то, справедливо.
И вживание в их истории – а оба романа обладают способностью вживать в себя – вызывает ощущение жути. Но эта жуть уютная, что ли. Словно ты из пластикового или, скорее, цифрового мира попадаешь в фанерный… Не так давно и фанерный считался ненастоящим, а теперь, по сравнению, с цифровым или пластиковым – очень напоминающий настоящий.
Тоже тянет в фанерное подполье. Помучиться вместе с этими наверняка несимпатичными даже на вид, жутковатыми (а их кусачие тараканы внутри описаны авторами дотошно и зримо), но живыми людьми.
Февраль 2018
Без контекста
Неожиданно мой сборник повестей и рассказов «Постоянное напряжение» попал в новостные сводки. И не в рубрику «Культура» или тому подобное, а в политические блоки.
Вот привожу сообщение агентства УНИАН:
«Государственный комитет телевидения и радиовещания Украины отказал ООО «Форс Україна» в выдаче разрешения на ввоз в Украину с территории государства-агрессора книг: Роман Сенчин «Постоянное напряжение» и серию «Путешествие вокруг света» (издатель – ООО «Издательство «Э»») из-за пропаганды войны и названного русским Крыма. Об этом УНИАН сообщили в пресс-службе Госкомтелерадио.
В частности, сообщается, что приказ об отказе издан на основании решения экспертного совета Госкомтелерадио по вопросам анализа и оценки издательской продукции по отнесению её к категории продукции, не разрешенной к распространению на территории Украины. «Члены экспертного совета признали несоответствие изданий критериям оценки издательской продукции, разрешенной к распространению на территории Украины. В частности, в книге Романа Сенчина присутствует пропаганда имперских геополитических доктрин государства-агрессора и пропаганда войны. Один из ее героев, российский офицер запаса, ностальгирует по войне: «А вокруг… Вокруг Новороссия, Сирия… То один его однополчанин уехал на Донбасс, то другой добился отправки в Сирию. С гордостью за этих ребят сообщал он и с досадой на себя…«». А дальше – описание событий в Украине с пропагандистскими лозунгами: «антигосударственный переворот в Киеве», «гибли люди, говорящие по-русски», «Надо вводить войска – защитить наших братьев и остановить бандеровцев-фашистов!», – пояснили в комитете.
В то же время, серия детских книг «Путешествие вокруг света» не вызвала вопросов что касается содержания, однако в исходных данных изданий сказано: «Отпечатано в России. Республика Крым». «Именно из-за этой «ошибки» в географии (Крым был, есть и будет украинским!) издания не получили разрешения на ввоз и распространение в Украине», – подчеркнули в Госкомтелерадио».
Сперва я не понял, о чем идет речь, где я в своей книге что пропагандирую. Но полистал сборник и вспомнил, что в рассказе «Сугроб» действительно бывший офицер Российской армии (уволенный в свое время), ныне работающий охранником в ресторане суши, говорит главному герою нечто подобное. Что ему стыдно, что его товарищи едут на войну, а он прозябает здесь. И пытается оправдаться тем, что у него семья, ипотека…
Тут как раз приходит сообщение, что в Сирии турки сбили наш военный самолет, и главный герой, сменщик этого бывшего офицера, прокручивает в памяти, как там всё начиналось в Крыму, Донбассе, Сирии, вспоминает, какие звучали лозунги…
Не буду оправдываться. Хочу задаться вопросами: право ли «Госкомтелерадио» Украины, что запрещает к ввозу (для продажи, частным лицам, говорят, можно ввозить практически любую литературу до 10 экземпляров) книги, где упоминаются Крым, Новороссия, слова российских политиков, не обращая внимания на то, в каком контексте они звучат? И как вести себя российским литераторам, пишущим о современной жизни, которая все-таки пропитана и Крымом, и Новороссией с Донбассом, и телевизором, из которого звучат разнообразные призывы и лозунги?
Многие наши литераторы, вижу, современную жизнь словно бы перестали замечать. По крайней мере в своих текстах. Ушли в прошлое, будущее, в глубокий внутренний мир своих персонажей, где одно вневременное и вечное… Может, поэтому и не замечают, чтоб никого не раздражать, никуда не вляпаться?
Февраль 2018
А качели летят…
В Екатеринбурге есть Ельцин-центр, а при нем – театральная платформа, названная без затей «В Центре», где на днях прошла очередная премьера: спектакль «Летели качели» по пьесе белорусского драматурга Константина Стешика, лауреата драматургических фестивалей «Любимовка», «Ремарка», премии «Евразия», автора сценария фильма «Диалоги». Неожиданная и смелая постановка.
Вообще «В Центре» любят эксперименты. Здесь нет привычного театрального пространства – сцены, зрительного зала, кулис, рампы. По сути, это квадратное помещение с несколькими колоннами, которое видоизменяется от спектакля к спектаклю. Например, в «Войне, которой не было» (созданной по дневниковым записям Полины Жеребцовой), это разбомбленная квартира в Грозном, пол которой усыпан оплавленными осколками кирпича; в «Колымских рассказах» (композиции по рассказам Варлама Шаламова) зритель оказывается словно бы на сторожевой вышке и смотрит внутрь лагерного барака, стоящего посреди заснеженной тундры; в вербатиме «Сны Екатеринбурга» актеры существуют на ночных улицах города…
Обстановка «Летели качели» напоминает квартирник – расставленные вроде как беспорядочно стулья, перед которыми белая ширма, символизирующая стену (временами она превращается в киноэкран).
Автору пьесы, режиссеру спектакля Семёну Серзину, большинству актеров тридцать или немного за тридцать. По сути, они создали произведение если не о себе, то о своих сверстниках.
Главный герой спектакля Стас (его роль исполняет Дмитрий Зимин) – «рыхлый мужчина за тридцать пять». У него жена (Екатерина Соколова), двое детей; он работает на заводе штамповщиком. Вроде бы взрослая, устоявшаяся жизнь. Но в душе, да и во многих своих проявлениях, в речах, Стас всё тот же подросток, что когда-то попал в лабиринт песен Егора Летова и не может (хотя порой хочет) из этого лабиринта выбраться.
Тянет написать, что «Летели качели» – о потерянном поколении. Нет, на самом деле, нет здесь никакого поколения, а есть осколочки того поколения, что когда-то восприняло Егора Летова как мессию. Его песни толкали действовать, менять жизнь, по крайней мере протестовать, вплоть до ухода из этого мира. «Покончить с собой, если всерьез воспринимать этот мир…»
Одни покончили, другие – большинство – повзрослели и остепенились, а третьи существуют подобно Стасу.
Но внешне Стас существует, как остепенившееся большинство. Носит в себе те давние песни, отводя душу в редких встречах с другом юности Андреем (Игорь Кожевин), который тоже вырос на песнях Летова и остался в их лабиринте. Андрей даже имя изменил, став Егором. Хотя уже тяготится этим, чувствуя раздвоенность – все его называют «Егор, который Андрей»…
С женой у Стаса не клеится – она действительно взрослая, у нее взрослые заботы, – и он находит в соцсетях шестнадцатилетнюю Ксению (Анастасия Каткова). Присылает свои старые фото, где он молодой и наверняка оригинально одетый, советует слушать песни Летова, пишет о нем… Когда они встречаются в реальной жизни, Ксения разочарована Стасом: «Ты толстый». Он оправдывается: «Ну и что? Егор Летов тоже под конец таким стал. Это нормально. Это возраст».
Да, возраст… Спектакль действительно про возраст.
В последние годы очень часто повторяют такую, имеющую, правда, множество вариаций, поговорку: «У того, кто в молодости не был революционером, – нет сердца. У того, кто в зрелости не стал консерватором, – нет мозгов». Конечно, в ней есть доля правды, но ею можно припечатать любого, кто годам к двадцати пяти не вписался в общепринятые рамки жизни.
Герой спектакля находится в некоем промежуточном состоянии, драматичном и одновременно смешном.
Помню, в Москве, возле здания «Известий» я часто в начале 00-х встречал человека лет сорока в косухе, кожаных (или, скорее, из кожзама) штанах, с длинными волосами. Судя по всему, это был поклонник тяжелого рока. И я видел его за одним и тем делом – он катил тележку с пачками пестрой газеты с рекламой и объявлениями, которую бесплатно рассовывали по почтовым ящикам… И меня каждый раз поражала эта нестыковка: наряд и род деятельности. Поражала до горького комка в горле. Тот же комок то и дело появлялся во время спектакля «Летели качели».
Там есть такой персонаж – Тип (актер и лидер рок-группы «Курара» Олег Ягодин) – по виду опустившийся алкаш, клянчащий глоток водки или коньяку у посетителей кафе. Прислушавшись к разговору Стаса и Андрея-Егора, он говорит: «Я такой же был, как и ты, мужик. Имя, правда, не менял, столько дурости у меня не нашлось, но волосы растил и направо зачёсывал, очки сам гуашью закрашивал… Короче, мужик, косуха моя тоже в прошлом осталась. Как и кеды. И все эти дела с булавками и значками. У всех всё одно и то же».
На Стаса и Андрея-Егора этот их собрат по прошлому, а теперь алкаш и попрошайка производит сильное впечатление. Андрей-Егор вскоре пытается стать другим человеком, но вместо этого оказывается психбольнице…
Стас, судя по всему, не обладает даром творить. Не сочиняет песни, не пишет прозу, не рисует картин. Да и те песни, на которых вырос, не слушает – он все их помнит наизусть и постоянно прокручивает в голове. У него нет четкого отношения к миру, нет идеи, пресловутого мировоззрения. В финальном монологе он признается:
«Одно время я считал, что Летов – это мой учитель. Но чему я, в конце концов, научился? Как не понимал ничего, так и продолжаю не понимать. А иллюзия того, что я что-то такое взял и держу, какое-то знамя тотального прозрения, давно уже выветрилась. Осталась, наверное, любовь. Уже просто к человеку. Хотя что это был за человек? Вряд ли кто-нибудь сможет утверждать, что знает. Страшный ли, великий ли, гениальный или же удачно таковым притворяющийся – я не знаю. Я про себя ничего толком сказать не могу, что уж говорить про Летова».
И, видимо, в надежде найти единомышленника, передать кому-нибудь часть того, что перекипает в нем, Андрей-Егор забрасывает посланиями девочку Ксению. И она вольно или невольно становится его ученицей, и оказывается куда смелее, решительнее, честнее Стаса.
Не буду выступать в роли спойлера. Советую посмотреть спектакль или найти и прочитать пьесу Константина Стешика. Многие, уверен, увидят в главном герое черты самих себя, кто-то постарше поймет, чем до сих пор мучаются их великовозрастные дети, кого-то помладше, быть может, «Летели качели» уберегут от крайности, слишком сильного погружения в чью либо философию.
С высоты (или из глубины) своего уже далеко не молодого возраста я начинаю приходить к мысли, что лучше слушать попсовые песенки, читать забавные бессмысленные книжечки, затыкать уши, когда рядом звучат умные речи. Ведь мир не переделать. По существу, он все такой же, каким был тысячи лет назад. Современное общество живет по тем же законам, что и первобытное. Меняются мелочи, а фундамент все тот же. И все так же летят зловещие качели из песни Егора Летова, и скрипят: «Всё позабудется… всё образуется…»
Февраль 2018
В кои веки про жизнь
На излете проката фильма «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» сходил в кинотеатр. Посмотрел. Знаю, что фильм этот буду помнить долго. Носить в себе.
В кои веки увидел про жизнь… Ну, ни в кои веке, конечно, но все же. В любом случае редкое явление.
Наверняка и в Америке, и в Европе, да повсюду на свете снимается предостаточно честных, реалистических фильмов. Вот только на экранах кинотеатров их найти очень сложно. Процентов 95, а то и 99 отдано разнообразной дорогостоящей, эффектной галиматье.
Нет, фантастика, ужастики, боевики, сказки (для взрослых в данном случае) нужны. Но они должны – да, должны – быть чем-то вроде или пряности, или десерта. А не основным блюдом. Не знаю, как там за рубежом, а у нас последние десятилетия эти жанры являются основным блюдом. Впрочем, судя по номинациям на разные кинопремии, рейтинги и тому подобное и за пределами России ситуация та же.
Какой российский фильм прошлого года про реальную жизнь могу вспомнить без усилия? Пожалуй, только «Аритмию» Бориса Хлебникова. С усилием – «Нелюбовь» Звягинцева… Пожалуй, всё. Кто-то, может, дополнит, напомнит. Но вряд ли список будет слишком длинный.
Какие зарубежные фильмы вспоминаются? Тут впору считать пятилетками… «Август. Графство Осейдж», «Бёрдмэн»… Ну и вот «Три билборда…»
«Три билдорда…» по-настоящему авторское кино, пробившееся на мировой рынок. Нечастый случай нынче. Автор сценария и режиссер Мартин Макдонах. Отличный ирландский драматург, ушедший в кинематограф.
Не читал интервью с ним, но смею предположить, что ради этого фильма он в кинематограф и ушел. Добился известности как автор фильмов про бандитов, а теперь, обретя имя, снял про реальную жизнь, проблемы, которые если и не касаются напрямую, то волнуют очень многих. Кассовые сборы тому подтверждение: бюджет фильма, если верить «Википедии», 12 миллионов долларов, а сборы – 134 миллиона. Причем никаких умопомрачительных спецэффектов, закрученного сюжета… Впечатляющий пожар в полицейском участке и то кажется излишним. Необязательно было его устраивать в кадре…
Опять же не знаю как там за рубежом, но в России в последнее время снова стали ругать литературу, драматургию, кинематограф за негатив. Можно снимать километры криминальных сериалов, где будут убивать, убивать и убивать картонных жертв или злодеев, но вот показать трагедию реального человека или семьи, это опасно.
В конце концов мы вообще можем оказаться в мире сплошных мультиков и случающиеся у нас проблемы, душевные переживания будут казаться нам некоей патологией. И ни в книгах, ни в кино мы не сможем найти не то что ответов, но и подтверждения того, что у других людей бывает то же самое.
Март 2018
Не верю, что будет удача
Вроде бы нынешний кинематограф может снять всё, экранизировать любое произведение литературы, оживить живописное полотно, статую, воссоздать Вавилонскую башню и сады Семирамиды. При нынешнем развитии компьютерной графики, спецэффектов, мультипликации ничего невозможного нет.
Но существуют некоторые романы, повести, рассказы, экранизация которых в эстетическом плане невозможна. К таким произведениям я отношу в первую очередь «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова. Лучший или один из лучших романов в русской литературе ХХ века.
Сделать полнометражный фильм или сериал по этому роману пытались не раз. И за рубежом и у нас. Ни одна не оказалась конгениальной роману. Это и мое личное мнение, и мнение большинства зрителей. От именитых специалистов в области кинематографа до так называемых простых людей, имеющих возможность сравнить роман и фильмы.
«Мастер и Маргарита» – народное произведение. Точнее, ушедшее в народ. Не скажу, все ли нынешние старшеклассники читают его, но в мое время – середина-конец 80-х – чтение «Мастера и Маргариты» было обязательным. Не важно, были ли это переплетенные тетрадки из журнала «Москва», советская книга 1973 года, тамиздат или издания перестроечных лет. Не прочитавший «Мастера и Маргариту» годам к семнадцати попросту выпадал из круга общения одноклассников. Читали даже гопники и хулиганы, находя там свое – эти сатирические, хулиганские главы о Москве 20-х.
Я это к тому, что роман Булгакова для каждого свой. Хиппи видят в нем одно, панки другое, ученые-филологи третье, диссиденты (а таковые есть при любой власти) четвертое, домохозяйки пятое, богословы шестое… Булгакову удалось написать великий роман для всех. И у всех возникает и живет в воображении свой фильм по «Мастеру и Маргарите».
Действительно кинематографичен только один эпизод: когда Маргарита идет по улице с первыми весенними цветами, ее видит Мастер и влюбляется. Все остальное – практически мультик. А точнее, аниме.
Как бы кто и каким образом ни создал кота Бегемота, это будет не тот Бегемот для абсолютного большинства читателей романа. Так же и с Воландом, Маргаритой, Мастером, Иваном Бездомным, Иешуа Га-Ноцри.
И попасть в точку в случае экранизации романа Булгакова, по-моему, невозможно. Промахнешься в любом случае.
Вот как снять главы о Иешуа? Пытались. Но выходило пошловато. Как снять главы о Москве, по которой разгуливает Воланд со свитой? Тоже пытались, и тоже получалось пошловато и плоско. Лучше всего выходили эпизоды, где Мастер и Маргарита вместе. Но таких эпизодов в романе два – три…
Довольно много критики вызвал сериал Владимира Бортко. Мне он тоже не понравился, но это, пожалуй, наиболее точное перенесение романа в формат… нет, ни кинематографа, а телефильма.
Сценарист и режиссер (по моему, в одном лице) отнесся к роману Булгакова бережно, актеры играют точно и вроде бы то, что нужно. Но получилось неважно, и главное, нет той тайны, что есть в романе не в самом сюжете, а в тексте – в сплетении слов, фраз, эпизодов, глав. По-моему, добиться этого невозможно.
Почти не ощущается в сериале Бортко и того нерва, что трепещет в романе. Юрию Каре, чей фильм мы увидели лет через пятнадцать после создания, этот нерв передать удалось. Хотя сам фильм откровенно слабый…
Недавно стало известно, что готовятся съемки нового сериала по «Мастеру и Маргарите». Режиссером заявлен Николай Лебедев, мастер ремейков («Звезда», «Экипаж»), среди продюсеров глава Первого канала Константин Эрнст. Судя по всему, это будет серьезная и дорогостоящая экранизация. Но я не жду ее с нетерпением. Я не верю, что будет удача… Нет, удачи желаю, хочу, чтобы уж эта экранизация попала если не в десятку, то куда-нибудь рядом. Но – не верю.
Язык прозы именно в «Мастере и Маргарите» каким-то таинственным, непостижимым образом достигает такой силы, яркости, уникальности, что другие сферы искусства здесь становятся лишними. Даже, да пусть простят меня многие, рисунки Нади Рушевой по мотивам романа.
У меня новость о новой экранизации не вызвала недоумения (хотя прошлая была не так уж давно – в 2005 году). «Мастер и Маргарита» по-прежнему в центре общественного внимания, и сегодня о нем спорят с особенной и новой силой. Решают, то ли это некое высшее христианство, то ли богохульство, то ли вообще пропаганда сатанизма.
Я, например, не могу сформулировать для себя, какую идею роман несет. Это страшное, произведение, и в финале недвусмысленно сказано, что по крайней мере Мастеру и заодно любящей его Маргарите нужно покончить с собой и перенестись в другой мир. Им уготован не рай и не ад, а – покой. Там они будут жить в домике долго-долго и спокойно…
Многие, знаю, воспринимали эту мысль буквально и кончали с собой, веря, что и их Воланд (или Иешуа – а они, как явствует из текста, общаются при помощи посредника) унесет в мир покоя… Но на меня «Мастер и Маргарита» при каждом прочтении производит целительное действие – хочется писать самому, сопротивляться тому миру, что меня окружает, в меня проникает, отравляя.
Не знаю, под каким ракурсом будут снимать новую версию «Мастера и Маргариты». Любопытно, но не слишком. Куда любопытней увидеть фильм по произведению современного российского автора о современной России. Таких фильмов и сериалов выходят единицы.
Скоро должны начаться съемки по романам Гузели Яхиной и Захара Прилепина. Но действие этих романов происходит в 20 – 40-е годы прошлого века. А как отображается нынешняя жизнь в кинематографе? Да почти никак.
По сути, обращаться к прошлому выгоднее во всех смыслах. В том числе и киношникам. Тем более если берешь романы Шолохова, Алексея Толстого или Михаила Булгакова. Их если и не читают, то знают. Рейтинг обеспечен. Тебе не устроят выволочку после проката – с экранизацией классики спорить глупо и бессмысленно. А вот за визуальную демонстрацию того, что происходит сейчас, можно и схлопотать.
Поэтому новая экранизация «Мастера и Маргариты» наверняка будет иметь довольно высокий рейтинг и при этом не вызовет бури в нашем обществе. Но и тишина ей не грозит. Легкий ветерок внимания обеспечен.
Апрель 2018