Роман Алимов
Академия святости
Глава восьмая
С обратной стороны травы
Сашка сидел на скамейке у магазина и ждал. Мимо, проходил одноклассник, видимо торопился утром на работу:
– Саш, все сидишь? Давай с нами, на выходных за грибами едем!
– Сам грибом не стань, давно на дискотеку то захаживал, эх-хе-хе?
– Некогда мне, работы много, надумаешь, заходи! – удаляясь пожал плечами знакомый.
«Ага, все брошу и зайду, у тебя там тоска, как в консерватории, на концерте для клавесина. Эх, уже и магазин скоро откроют и где мать носит? На кладбище что ли снова в такую рань?» – размышлял, наблюдая за продавщицей Машкой, что открывала замок на дверях магазина.
– Машк, а Машк, дай в долг? Мать пропала, а я вот, сама видишь, – протянул трясущиеся руки.
– Александр Сергеевич, не позорились бы! Какой тебе долг? Штанами, залатанными буш отдавать?
«Ниче, ниче негодяйка, вон пацаны идут, все равно купим!» – озлобился Сашка.
– Кореша! Дарова, как деляга? Есть че?
Здоровый рыжий, подошел первым и сплевывая в дорожную пыль ответил:
– Дела то ничтенка! Седня ты кореш, а завтра обьегоришь! Ха-ха-ха! Когда лавэ буш возвращать здаровальник?!
– Да нету матери, вишь, сижу жду.
– Ладно мамкин сын, ждем! Пока гуляем на наши, все равно народу нет, все на рабо-о-отах видите ли!
– Семеныч наливай!
– Вот братва, порадовали, а то сижу, как сыч тут! – поднося стакан ко рту с мутной жидкостью.
– Кхе, кхе-е, это еще что такое? Как будто ракетного топлива принял!
– Не боись, раньше времени не помрешь! Ха-а-ха! – налил себе Рыжий.
– Ну ты и декустатар! Пошти определил! Техническим спиртягой разбавили малек, метиловым. Ниче, не кирасинь ить! – скривился Семеныч.
– Ну вы даете, глядишь и на небо отправишься, на таком-то топливе, – промямлил Сашка.
По улице вдоль магазина шла деревенская красавица Наташка. Несколько лет она работала в городе, говорят замуж вышла, но вернулась назад к маме, вместе с новорожденной дочкой. Что-то там у нее не сложилось.
– О братва, Натаха идет, смари! Натаха, давай к нам, у нас тут весело, скоро плясать бум! – крикнул ей вслед Рыжый.
А потом тихо добавил:
– Нагуляла ребенка и вернулась к мамаше! О как надо то, не то, что мы!
– А у меня так ниче и не получилось, сколько лет живу, все один, – вздохнул Сашка, – мать в церковь подалась, меня тянет, говорит, найдет там кого мне, ой не знаю я.
– Да ты че, в церкви невесту искать? Они ж там все в платочках, да лбы крестят, так и представляю, как ты поклоны с ней вечерами кладешь, ух-ха-ха!
Все стали громко ржать, а Сашка захмелел слегка и ощутил, странное биение сердца, как будто его начали трясти или колотить палками изнутри.
– Надо полежать немнога-а-а, – свалился прямо на улице, под деревом.
Отключиться не получалось, сердце стучало, дышать стало сложнее, а вход в магазин начал светиться, постепенно побелели деревья, затем дорога и деревенские дома. Мир стал белоснежным, как будто выпал снег, отражающий солнечные лучи. Свет сиял мучительной, яркостью, до слепоты.
– Сашка ты что там валяешься, вставай, не на курор…, медленно приглушились звуки, наступила полная тишина.
«Приехали! Догулялся я, вот она какая, белая горячка?!» – в ужасе думал Сашка.
Разум мгновенно протрезвел, но тело не чувствовалось, неизвестно было ли оно, как им управлять Сашка тоже не понимал.
«Может это не горячка, вдруг я умер? И что нужно делать в таких случаях?
Неужели я здесь один? Ау-у-у!
Ничего! Какая-то белая пустыня, ни неба тебе, ни основания какого!
Так! Я могу мыслить? Ладно, А-а-а-а-а-а-а!
И что дальше? Мысленно поорал, ничего не меняется.
Стоп! Я ведь выпил что-то!
Так, так, так! Семеныч говорил про технический спирт, значит я выпил метиловый спирт, видать он с концентрацией перемудрил.
Это уже лучше, теперь нужно вспомнить… Что-то же читал давным-давно про него. Так, метиловый спирт, метиловый…
О! При отравлении начинаются проблемы со зрением! Все! Теперь ясно, значит я видать не умер пока, а ослеп!
Так вот значит, что чувствуют слепые!
Стоп, почему тогда нет слуха? Вроде бы должно там тошнить или какие-то ощущения. Нога у меня с утра болела и зуб ноет давно, куда боль то делась?!
Может все-таки я того? Улетел на топливе, что Семеныч набадяжил?!
И что мне теперь так вечность сидеть в белом кубике?
Ладно, буду думать что-нибудь. А что у меня вообще есть подумать?
Жила была бабка и был у нее остаток муки, испекла она… мда, не то лезет в голову.
Стихи может вспомнить?
Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла…
Кого я обманываю? Любил он. Мать любил ногой пнуть, чтобы денег выдала.
Аа-а-а. Да что ж такое! Выпустите меня, кто-нибудь тут есть кроме меня?!
ААААААА-ААААА-ААААА!!!
…
ААААААА!!!
…
Что же делать?
…
Фух-х, может это ад? Почему такой яркий?
Всегда думал, если ад есть, там черти и темнота.
Та-а-а-ак! Надо как-то выбираться! Что же можно сделать, точнее подумать, хм-м?
Что я вообще знаю? Школьную программу? Забыл уже все.
Так, может что по работе, деньги считать? Ящики таскать? Нет, наверное, не то.
Дискотека тоже не то, может песню запеть? Нет, что-то не до песен в таком положении.
Мать говорила, у них там монах какой-то, все в одиночестве сидел, в пещере, что ли. И как он сидел интересно один на один с мыслями, может мухлевал? Только вид делал, что сидит, а сам ходил где-нибудь, кто их теперь разберет.
Нет, не то это все, не то!
Сашка ты меня слышишь?
Да, слышу, это кто?
Да это я, Санек.
Че ты, как? Сидишь?
Сижу, вот…
Ну сиди, сиди, поразмыслить время, то есть!
Мда, сам с собою, конечно, долго не поговоришь, глупость какая, надо же вляпаться так.
Идея! Мать говорила, нужно в таких ситуациях к Богу ее обращаться!
Хоть бы молитву какую запомнил.
Отче наш…
Нет не помню.
Ладно, попробую так, без зубрежки.
Бог! Я тут застрял вот, не знаю, что делать! Мать говорила Ты все можешь. Давно не обращался к Тебе, последний раз, видать, в детстве. Помню гроза сильная и дождь льет, мы в сарае спрятались, я и пытался обратиться, только молитв и тогда не знал, да и сейчас.
Вот я здесь! Нужна Твоя помощь, не знаю, что и делать, как выбираться?!
Если это ад, то понимаю, заслужил! Дай мне знать, что я умер, буду получать по заслугам! Понимаю, мозг пуст, прогулял, проиграл в карты, проспал. Еще отец, когда жив был, он вроде сдерживал, а сейчас уже совсем забросил себя.
Если Ты есть, прошу, помоги! Дай мне разобраться, а если можно, вытащи! Если вернешь назад, обещаю начать исправляться!
Христос, прости меня дурака и помилуй!»
– Кхе, кхе, кхе-е-е-е-е.
– О-о, рыжий! Санек очухался, давай еще воды, воды, стакан неси, по-быстрому!
– Ну ты даешь, думали уже по ту сторону травы, а ты вот он, живехонький! Ну красава!
– Поливай его, поливай, пусть приходит в норму!
– Ох-х, вы че-е-е творите братва? Траванулся я что ли? – промямлил Сашка, – фух, такого кошмара никому не пожелаешь. Бр-р-р. Слава Богу вернулся!
– Привиделось что? Ты смотри, Бога поминать стал, уха-а-хаха!
– Сам не пойму, дайте в себя прийти.
– Ладно садись, вот луком закуси – предложил Рыжий.
Сашка сел под стену магазина и долго привыкал к свету. Все вокруг казалось серым, как в мышиной норке. Снова болел зуб! Стало радостно от ноющего синяка на ноге! Он жил! Сердце все еще не отпускало, но в нем появилось, что-то новое, давно забытое!
Вставая на ноги, ощутил, трезвость, голова слегка кружилась, все так же хотелось выпить.
– Санек, твоя мать идет! Давай сгоняй, не хватает на бутылку!
Саша подошел, опустил голову и долго молчал.
– Мать, прости меня!
Тише думай
Валентина торопилась домой после встречи с Катей. Первый опыт исполнения Божьей воли прошел хорошо, она чувствовала похвалу, которая бывает от добрых родителей, поручающих малышу выполнить ответственное дело.
Дошла домой и встала на молитву перед иконами. Молилась на коленях, пока не ощутила усталость, легла немного отдохнуть. Только прикрыла глаза, как появилась улица. Та самая, на которой они познакомились с мужем, рядом знакомая школа, яблоневый сад.
Вдали показалась знакомая фигура, шагающая вдоль домов, к школе.
«Неужели это он, Сережка, похож как издали, но ведь его уже нет, он…»
Не обращая внимание на мысли, бегом помчалась на встречу к нему! Долетела и крепко обняла, слезы покатились на его светлую рубашку.
– Здравствуй родная! – улыбнулся муж.
– Сереженька, как же я скучаю по тебе, дорогой ты мой!
Он взял за руку и повел по улице. Постепенно асфальт сменился деревенской пыльной дорожкой. Кирпичные дома растаяли, выросли ромашки, много, целое поле. На горизонте шевелились верхушки крепкого векового леса. Протоптанная тропинка под лапами елей вела внутрь, в царство тишины и прохлады.
Подходя к просвету, за которым виднелась дремучая поляна, Сережа обернулся:
– Валенька, хочу тебя порадовать! Не волнуйся пожалуйста, сын наш спасся, благодари Господа!
От неожиданной новости у Вали перехватило дух, и она не смогла ответить.
Сережа продолжил с ноткой строгости:
– Сейчас я пришел по другому делу!
– Ты ходила к Кате, все гладко прошло, она славный человек и за нее нужно особо молиться, но я должен тебе кое-что показать, будь спокойна и не пугайся пожалуйста, это для твоего назидания!
Сережа прошел дальше за заросшие колючие кусты, к темному месту откуда открывался обзор.
Валя аккуратно ступала за ним перешагивая крючковатые корни деревьев.
– Теперь внимательно смотри!
Выглянула сквозь ветки и заметила движение на поляне.
– Что это?
– Демоны! Тише пожалуйста, здесь не стоит громко думать, могут унюхать!
На поляне Салафур отчитывался перед Черным, а Серый стоял в сторонке.
– Ваше темнейшество, шарлатанка-экстрасенс отработала с Зинкой неплохо, пусть думает, что заворожила жениха, своими силами. Она полностью наша! Зинка тоже наша! Над шефом ее еще немного поработать нужно…
– Стоп! Я вам какую команду отдал? Экстрасенсов в ад затаскивать или Катьке насолить? Шарлатаны у нас уже в кармане, а что вы сделали с этими двумя молитвенниками? – пыхтел Черный начальник.
– Там кто-то сверху вмешался, и задача пошла в противоположную сторону, но зато мы забрали малыша у Катьки! Много слез и страданий, все как вы любите! Продолжаем по ней и семье ее отрабатывать!
– Та-а-ак! Ерунда все это, мелюзга из брюха Катькиного в прохладное местечко пошел, а мамка его к своему Богу обратилась еще сильнее! Новости вчера слышали адские? Нет? Так я вам расскажу! У них там новую праведницу хотят вылепить, Валентиной зовут, знаете кто такая? Нет? Жена пономаришки того, что у соседнего отдела из-под копыт улизнул! Мне Зам жаловался, провели душу, как будто святого, а он всего то алтарнишка никчемный.
Значит та-ак, слушаем все! Выяснить про нее, принять меры по ситуации, предоставить отчет! Если не получится, посажу в колесо вместо белки или в песочные часы, как в отделе у джинов будете.
Валя открыла глаза от грохота. Старалась быстро прийти в себя ото сна, но показалось что гремит весь дом, стены и крыша! Встала. Стучали в окна и двери:
– Господи помилуй, да что же это?!
– Кто там?! Иду, не стучите!
За порогом стоял Рыжий и дубасил что есть силы по деревянной двери.
– Э-э-э, открыла старуха, кончай в окна лупить, сюда все! – крикнул дружкам, что стояли на улице и заглядывали в окна.
– Дрыхнешь мать? А мы вот мимо шли, думаю зайдем кента помянуть! – толкнув Валю плечом вошел внутрь.
– Господи помилуй! – Валентина перекрестилась на иконы и переступила порог, чтобы выйти на улицу.
– Э-э нет, ты нам мать понадобишься еще, давай, давай разворачивай ее, Семеныч!
Семеныч загородил проход, Валя развернулась и возвратилась в кухню домика. За столом уселась огромная рыжеволосая детина, бывший собутыльник сына Сашки. Рыжий всегда был очень крупным и табуретка, на которой он примостился, смотрелась под его фигурой как игрушечная.
Закинув ногу за ногу и прикуривая самокрутку, откашлялся:
– Кхе, ну Валентина! Давай, наливай, помянем другана!
– Нет у меня ничего, сами знаете, – тяжело вздохнула Валя.
– Э нет, так не пойдет! Тады, лавэ готовь мать! Сынок твой киданул меня, а потом крякнул не вовремя! На тебе теперь должок висит, как там моя бабка говорила, ах-ха-ха – «Не дети собирают для родителей, но родители?»
– Да и дать нечего, вот разве что от пенсии осталось, – Валя вытащила кошелек из шкафчика и протянула купюру.
– Ха-ха, я балдею от вашей щедрости мадам! Ну тады сами возьмем должок, раз не отдаете по добру! Пацаны приступаем к шмону! – скомандовал Рыжий.
В домик ввалились еще два дружка и вместе начали проводить «обыск».
Валя стояла и молилась, закрыв глаза, пока рылись в вещах, открывали ящики шкафа, выбрасывали одежду, и проверяли книги на полке, трясли даже старый матрас, доставшийся от прежних хозяев. На пол летели иконы, свечи с полок, перья из подушек смешивались с вилками из буфета.
– О-опачки! – выкрикнул один из дружков Рыжего, – а еще чешет, нет у нее ничего, зацените! – вытаскивая сверток из кармана старого зеленого рюкзака Сережи.
– Нехорошо мамаша! Мы тебе не волки тряпочные, чтобы шутки шутить! – разворачивая сверток бубнил старший.
– Да мне Золотарь за эту цацку на пол жизни отстегнет, ну мать, не ожидал! – Рыжий держал большой священнический крест, с красными камнями и позолотой.
«Это же от отца Сереженьки остался! Запамятовала я спрятать, сколько он там лежал?! Ой-ой, не отдала вовремя в церковь!» – в ужасе качала головой Валя.
– Ах, Господи, прости Ты меня сребролюбивую и беспамятную! – произнесла уже вслух и перекрестилась на икону в углу.
– Да у нее Гуси улетели! Не того она что-то, с этой церковью их! Санька испортила, а щас глядишь и нас заразит, давай назад двигать! – раздраженно предложил худой с черным пятном на щеке.
– Да, че засиживаться, идем, все мать, долг закрыт считай! – попрощался старший.
Вся компания спешно выходила из дома, а Рыжий уставился на крест, и не отводя глаз от него, шел как заколдованный, в надежде получить хорошую сумму у городского ювелира.
Валя села на табуретку и закрыла руками лицо.
– Благодарю Тебя Господи за проверку моей жадности, сребролюбия и скупости! Благодарю за скорбь, не вмени этим ребятам в грех, не понимают, что делают, в атеизме выросли, не научил никто! Прости нас! – всхлипывала сквозь слезы.
Понемногу выносила на улицу битую посуду и разодранные подушки. За забором, что проходил через огороды, наблюдали две соседки.
– Ай-ай-аяй. Бедная баба, до чего дошла! Мужика в могилу отправила, а такой молодой был, говорят легкие у него! – качала головой плечистая баба с веснушками на носу, – все это из-за церкви, ладан там у них, да копоть сплошная. Врач так и сказал – «Не выдержал, легкие отказали».
Вторая, Марья, добавила:
– Правду говоришь, а Сашку она сама в гроб свела! Пил, конечно, подлец, ну так кто теперь не пьет, время то какое?! А как только в церковь ходить стал, тут тебе и кранты, вот оно как!
– Да-а, что с людями делается, а ведь какая врач была, я сама к ней разов пять ездила в больницу! А теперь вон дружки пьяные видать захаживают, и где ее Бог? – отгоняла комара веснушчатая.
Откуда-то сверху, невидимо для соседок выплыла из ниоткуда подвижная и фиолетовая как баклажан жирная клякса.
Подвижное пятно вмиг ощутило смрад грехов и не могло дождаться, проникновения внутрь сродной по составу души.
– О-о-о да-а! Ну ка давай, развивай мысль, уколи ее, сделай горько! – ерзала клякса.
– Ва-а-аль! А Ва-аль! Ты когда отдашь за самого-он? Твой сынок еще год назад в долг про-осил, я дала-а! – кричала через огород Марья.
– Умница, больнее ее, так ее! – комментировала клякса, вцепившись в самое сердце Марьи – самогонщицы.
Валя обернулась на крик и слегка дернулась от увиденного. Внутри соседки, шевелил противными щупальцами размазанный по центру души бес, фиолетового цвета.
– Господи Иисусе Христе помилуй нас! – негромко произнесла в ответ Валя.
Беса ощутимо покоробило, и он сразу отпустил душу, перепрыгивая на вторую соседку.
– Ты смотри, уже молитвами отвечает! Видать тю-тю соседушка! – ухмыльнулась плечистая.
Марья ощутила, неприятный осадок внутри и произнесла уже негромко:
– Ладно уж! Шучу я, кто с мертвого брать то будет! Считай подарок!
Клякса подпиталась, оставляя в душе смрад и вмиг переместилась к Вале:
– Ну ка, не дай себя в обиду! Ответь дурехам, как полагается! Ты ведь одна знаешь истину! Пророк Елисей медведицу вызывал, чтобы детей растерзала. А ты уже почти пророк! Зря книги читала? А видения от Бога, ты же теперь знаешь как устроен мир! Они черви, раздави их!
«Господи Иисусе Христе помилуй мя! Смири душу мою окаянную, не дай разгореться осуждению!» – отсекала грязные мысли Валентина.
Клякса настаивала:
– Так не пойдет! Какое еще смирение? Унижать себя будешь, как раньше? Когда начальник отделения заставлял аборты делать, это твое смирение?
«Господи помилуй мя грешную! Сохрани мир в сердце!» – молилась Валя.
– Мир? Ха-а, ты вот молишься Донскому Дмитрию, так он, по-твоему, тоже со смирением шел на войну, да еще и после благословения Сергия? – чавкала клякса.
– Благоверный князь, научи хранить мир во время брани! Помоги и твоему тезке Дмитрию, за кого молюсь, мужу Екатерины!
Клякса огорчилась:
– Мда, так и от голода помрешь с тобой тут, полечу лучше в церковную лавку, да уже и служба скоро начинается.
Валя спешно повесила подушку на забор:
– Господи Иисусе, благодарю за напоминание! Бегу на службу, забыла совсем!
Мир всем
– Мама умерла, подайте кто сколько может! – у забора стояла очень худая девочка и обращалась к проходящим.
Валя шла с толстой книжкой в руках, бросила монетку и встала незаметно в стороне.
Девчушка лет двенадцати, держала бумажный стаканчик и собирала монетку за монеткой. Изредка внутрь падали купюры, которые она доставала и прятала в карман куртки.
– Подайте Христа ради! Сирота! Жилья нет, на работу не берут еще, помоги-и-ите! – кланялась каждому, кто бросал монету.
Валя наблюдала, а затем решилась подойти:
– Тебя как зовут?
– А что? – испуганно подняла глаза девочка.
– Есть хочешь?
– Хочу, а вы полицию звать не будете?
– Идем со мной, купим чего-нибудь, – взяла девочку за руку и направилась в сторону магазина.
– Меня Машей звать.
– И где же ты Маша живешь?
– Пока нигде, я только сегодня приехала.
Из хлебной лавки вышли с булкой и молоком в пакете.
– Машенька, если ты подождешь, после службы мы вместе решим твою беду, только не уходи пожалуйста, хорошо? – открывала молоко Валя.
– Угу, буду здесь сидеть, – уплетала булку Маша.
Валентина перекрестилась и вошла в храм, вечерняя служба уже началась.
Молитвы немногочисленных прихожан возносились вверх, у иконы Богородицы просила девушка, вымаливала жениха, у кануна печалилась об усопшей сестре женщина в черном платке, на скамейке размышляя о долгой жизни перебирала затертые четки старушка, ближе к иконостасу переминался с ноги на ногу белобрысый парень.
Мысли, благодарения и просьбы витали как облака, Валя всей душой ощущала муку бездетности женщины в длинном платье у окна, чувствовала всем сердцем благодарность за излечение болезни ног от высокого мужчины под клиросом.
Взяла свечку и подошла к девушке, шепотом произнесла:
– Не могла бы ты дочка свечу поставить святителю Николаю? Вон там образ, спаси тебя Господь!
Девушка направилась к иконе с правой стороны иконостаса, непослушная свеча отказывалась вставляться и выпадала. После третьей неудачной попытки, белобрысый парень, что стоял рядом обратился к девушке:
– Давайте я вам помогу, что-то она не хочет у вас никак ровно стоять!
Надавил сильнее, и свечка сломалась пополам:
– Ой, прошу прощения, сейчас другую куплю!
Девушка улыбнулась и вернулась на прежнее место. Через минуту, проходя мимо, белобрысый демонстрировал новую свечку, жестикулируя и улыбаясь, мол, сейчас все будет хорошо.
Валя прикрыла глаза и молилась:
– Помоги им Господи, сохрани и направь!
Над женщиной в черном платке кружила горечь утраты и ворох мыслей о бесцельности жизни, стояла она опустошенная с заплаканными глазами, не слышала чтеца, не замечала ничего вокруг.
Совсем рядом с ней застыла поникшая душа молодой женщины.
– Кто ты, раба Господня? – мысленно обратилась Валя к ней.
Душа встрепенулась, не ожидая, что ее заметят:
– Я сестра той, кто сейчас плачет обо мне, а чья раба, не знаю.
– Ты спаслась?
– Нет, я не с Господом, но и не в самом плохом месте.
– Как же так случилось? – огорчилась Валя
– Большую часть жизни думала, что искала Бога, а к сожалению, молилась себе, своим страстям, поклонялась прихотям! Блаженная, раз ты видишь меня, помолись, если можешь, заклинаю!
Валя начала молиться о милости, о той, что упрашивают у правителя за осужденного, который сам никогда в жизни не обращался к добру.
– Господи, она не искала Тебя, осуждена и не может изменить свою волю, но ты Господи проповедовал в аду, ты обратил и вывел беззаконников времен Великого Потопа, обрати и эту душу, если хочешь!
Валя полностью сомкнула веки и принялась горячо молиться пока не почувствовала толчок:
– А ну, давай топай с моего места! Растопырилась, ишь, смотри какая!
Открыла глаза, в бок толкала старушка.
– Чего пялишься, я здесь стою всегда, а ты шагай, шагай!
Отошла в сторону, не понимая, что происходит. Этой старушки она раньше не встречала в храме.
Душа все еще грустила, ожидая на своем месте, а люди появились новые, вся церковь заполнилась совершенно неизвестными Вале прихожанами.
Свет в окнах потускнел, возникло странное, необычное чувство, будто что-то мешает ей не только молиться, но и даже и думать о Христе.
«Гул?! Почему стоит такой гул и шепот, разве служба закончилась?» – рассматривала людей Валя.
Что случилось с иконами? Лики пропали! А где кресты? Ни одного! – шептала в ужасе.
Каждый что-то обсуждал со стоящими рядом.
– Вы, наверное, не знаете, у нас сменился архиерей, слышали? Говорят, он с католиками обедает и в алтаре ладонью крестится! – шептала женщина в черной одежде.
– Да что вы? Ай-ай-ай, экуменисты уже в алтаре? Скоро антихрист воссядет! – шептала соседка покачиваясь вперед-назад.
– Кто знает почему служба не начинается? Это очередь на исповедь? Передайте свечку! Да нет же! Что вы мужчина делаете? Кто свечу левой рукой берет! Эх, сама лучше! Пришли, не знают куда и зачем! Дома сидите, больше толку будет! – проталкивалась вперед широкая баба, сумками задевая ноги стоящих.
– Куда прешь? Молиться пришла или на базар?! – перебирал четку за четкой мужик, пытаясь изображать благоговейность.
– Дамочка, вы куда? Это очередь на исповедь, я вас не помню! – уставилась женщина в шляпке на бабу с сумками.
– Куда, куда! Свечу хочу поставить, правила знать надо, умники, а ну, разойдись! – расталкивая очередь, ломилась к подсвечнику баба.
– Надо же, хамло какое, а еще в церковь пришла, вы как умирать собираетесь с таким отношением к другим? А еще православная! – крикнул мужчина с бусами на шее.
– Как все будем умирать! Ты с бусами, умный больно, стой да помалкивай, когда старшие учат! Я двадцать лет сюда хожу, если надо свечку поставлю, когда захочу!
– Не бусы, во-первых, а четки. Во-вторых, Григорий Палама пишет, что Адаму говорилось, он смертию умрет, когда вкусит плода, а он жил еще девятьсот тридцать лет после этого! Потому смертью вы умрете не как все, а когда удалитесь, сами знаете от Кого?! – ответил мужчина с бусами.
– Тс-с-с, тс-с-с, ты что? Тише, не произноси Его имя, тихо! – со всех сторон послышалось шипение и храм вмиг утих. Наступила тишина.
Валя не верила своим глазам и пыталась перекреститься, но руки сдавливали плотно стоящие рядом прихожане.
Из подобия алтаря, медленно и гордо, в блестящем облачении вышел рогатый бес. На голове у него имелся всего один рог, вместо ног торчали волосатые копыта, а на морде шевелилось месиво из искаженной улыбки и клыков.
– Кто здесь умирать собрался?! Та-ак посмотрим! – сурово осматривал прихожан.
– Все мы живы, запомнили раз и на вечность! Никакой смерти нет, пришли сюда, вот и занимайтесь тем, ради чего шли!
– Вместо царя двойник нехристь! – шептала старуха не вытерпев.
– Замечательно! – обращаясь к старушке у окна, – продолжай бормотать о масонах!
– А ты чего молчишь? – обернулся к душе, что заговорила с Валей, – давай свою песню про бесов в смартфонах, да, чтобы никто не подумал храм щелкать, нечего им проповедовать фотографиями на весь мир.
Душа девушки взглянула на Валю и стала пробираться к мужчине, что стоял и фотографировала фрески на стенах, с размаху ударила его, отчего телефон отлетел на пол.
– О, и ты замолчал? Начинай «Щепотью-ю-ю креститься, бесов веселить!» – обратился к бородатому мужику, одетому в лапти и старинные лохмотья, которые Валя встречала только в школьных книжках.
Мужик сложил пальцы в двуперстие, хотел поднять руку ко лбу, но горько заплакал.
– А это у нас еще кто, откуда взялась?! – бес резко сбросил свое облачение прямо на солею и понесся по головам прихожан, мигом достиг Вали и уставился глаза в глаза. Она ощутила жуткий смрад и трепет всей душой.
Бес громко заревел, так, что начали трястись стены, затем подпрыгнул, кувыркнулся и ударил копытом Валю в грудь, толпа расступилась, и она полетела назад со скоростью падающей звезды.
Открыла глаза, белобрысый парень поил ее водой из стакана.
– Бабушка, вам лучше?
– Ой. Да, сынок, все хорошо!
Валя сидела на скамейке в храме, отец Григорий завершал службу, постепенно пришла в себя и снова встала на молитву.
После окончания вечернего богослужения тихо подошла к женщине в черном платке и протянула книжку:
– Молитесь за нее усиленно, Господь милостив, до Страшного суда еще время есть, а значит и надежда на спасение. Это вам, Псалтирь. Поможет, читайте!
Женщина удивленно взглянула, взяла книгу и вышла из храма.
Белобрысый парень обсуждал с девушкой падение Вали, сидя на скамейке.
«Помогай им Господь, подай мудрости будущему мужу и любви жене» – перекрестила их издалека и вышла.
На улице ждала девочка:
– Все выходят, а я вас ищу, – опустила глаза заметно стесняясь.
– Наверное замерзла? Пойдем, согреешься, а там видно будет.
Пока добирались к дому, Маша рассказывала о тетке, о том, как скучает по маме с папой, об автомобильной аварии и как тетка заинтересовалась их квартирой после гибели родителей. О том, как тетка взяла Машу под опеку, а сейчас, когда она подросла, та невзлюбила племянницу.
Дошли домой, поужинали и легли спать. Ночь стояла лунная.
Еще затемно Валя проснулась от сигнала автомобиля за окном.
– Ты спи, спи, пойду посмотрю, – прошептала в сторону кровати Маши и открыла занавеску.
У двора затарахтел двигатель старой машины. Звук этого мотора часто звучал у них за забором, обычно автомобиль участкового привозил Сашку посреди ночи, побитого или пьяного.
Торопливо накинула пальто, вышла, чувствуя неладное.
– Василь Василич! Здравствуй дорогой, что стряслось?
– Из города звонили Валя, требуют тебя, дело кто-то на тебя заводит! Собирайся давай быстрее!
За последнее время Валя привыкла к скорбям, поэтому не смутилась, а с миром вошла в дом и оделась в дорогу.
– Машенька, ты дома остаешься, я в город и назад. Надеюсь, с едой сама разберешься, там найдешь что пожевать.
Собралась, перекрестилась на иконы и отправилась в путь.
«Что-же эти злодеи вцепились в меня, продыху так и не дают? Господи потерплю, главное – сохрани девочку, пока меня нет!» – смотрела на удаляющийся дом в запыленное зеркало.
В кабинете следователя горел яркий свет, на подоконнике стопкой лежали книги по криминалистике, ограничивая заевшее окно, которое стремилось открыться настежь.
– Доброе утро, присаживайтесь Валентина Ивановна.
– Здравствуйте, – рассматривала молодого сыщика Валя.
– Сразу скажу, дело срочное и непростое, поэтому попросил лично Василича, чтобы к вам в такую рань.
– Фамилия Тихомиров вам ничего не говорит гражданочка?
– Нет, ничего.
– Ну тогда разъясню. На днях в ювелирной лавке обнаружился значимый музейный экспонат, что пропал у них еще в прошлом веке, так вот, ниточки ведут к вам уважаемая Валентина Ивановна. Потому, требуются разъяснения.
– Спрашивайте, я все равно ничего не поняла, какой экспонат, при чем здесь я?
– Гражданин Тихомиров, вам не знаком, это хорошо. А человека на этой фотографии встречали? – следователь показал фото.
– Знакома, да это ведь Рыжий, деревенский наш хулиган.
– Кирилл Михайлович этот ваш Рыжий. А взяли мы его у ювелира с ценным крестом из музея религий. Теперь я понять хочу, почему алкоголик и рецидивист указывает на пожилую женщину из деревни, и что у вас с ним общего?
Валя вспомнила сон про лес и Сережу и незаметно улыбнулась, но ответила:
– Простите меня грешную, не уследила я за тем крестом. Нужно было его раньше отдать в церковь, лежал у нас, после мужа моего, покойного. Получил он его у старца, Симеона. Да вы, наверное, не знаете, монах такой был, благодатный. Рассказывал мне муж, что крест старцу принес тот же, кто и отнимал, а видать и убивал священника. Крест этот Сережкиного отца, священником ведь он служил.
– Интересная информация, а подтвердить сможете?
– Да как же я подтвердить-то смогу, ну старец уже почил, мужа моего тоже нет в живых.
– Так, говорите священник, убитый? Так, так, фамилия значит у священника такая же, как у мужа… так, так. Хорошо, проверим! Если все сходится, вы мне помогли, а уж если нет, буду ждать вас снова!
Валя выходила из здания, вздыхая думала: «Ну бесы, ну вредители, надо же такую пакость выдумать. Господи Иисусе, прости за то, что дала повод!»
У ворот стояла машина участкового.
– Василич, ты никак меня ждешь?
– Валь, больше некого, садись довезу.
Ехали домой, Василич интересовался:
– Прослышал я от соседей твоих неуемных, вчера девчушку какую-то привела ты Валентина. Что за гостья у тебя?
– Ох! И об этом уже успели! Ну негодники, не дают покоя, Господи помилуй!
– Да, быстрые они! – держал руль Василич.
– Да я не о соседях, прости Господи! Девченку вчера забрала, денег просила, голодная вся. Выгнали ее из дому.
– Так, интересно! Что-же без родителей она или как?
– Если можно, Василич, помоги, пусть поживет у меня, не отнимай! Не хватает ей тепла родительского, да и учиться нужно в школе, а не попрошайничать.
– Хорошо Валюш, попробуем выяснить, что с документами, да где родные ее, зайду к тебе, как узнаю.
– Василич, хороший ты человек, молюсь за тебя, Господь тебя любит, на своем ты месте.
