Роберт Райт
Буддизм жжет! Ну вот же ясный путь к счастью! Нейропсихология медитации и просветления

Бесполезные озарения

Итак, мы можем пролить на иллюзию научный свет – назовем его «свет Дарвина». Глядя на вещи с точки зрения естественного отбора, мы понимаем, зачем эти иллюзии в нас поместили, и осознаем, что это действительно иллюзии. Но – и это очень важное отступление – этот свет не так уж полезен, если вы хотите от этих иллюзий освободиться.

Не верите мне? Поставьте вот такой простой эксперимент.

Поразмышляйте над тем, что наше желание поесть пончиков и других сладостей – всего лишь иллюзия. Причем желание это неявно обещает нам куда больше удовольствия, чем мы испытаем, ему поддавшись, и одновременно не дает увидеть возможные не самые хорошие последствия.

Пока размышляете, держите пончик на небольшом расстоянии от своего лица. Не ослабевает ли по мере рассуждений ваше желание, будто по волшебству? Нет, если вы хоть немного похожи на меня.

Это то, что я осознал после того, как стал заниматься эволюционной психологией: можно отлично понимать, почему ваша жизнь сложилась так, а не иначе, но она от этого вовсе необязательно станет лучше. Напротив, может стать еще хуже. Вы все еще в плену естественного для человека замкнутого круга поиска бесполезных удовольствий (психологи иногда зовут его «гедонистической беговой дорожкой»), но теперь у вас есть новая причина увидеть его абсурдность. Другими словами, вы вдруг видите беговую дорожку, созданную специально для того, чтобы заставить вас бежать, не останавливаясь, причем порой безо всякой цели.

И пончики с сахарной пудрой – лишь вершина айсберга. Истина заключается в том, что нет ничего особенно неприятного в осознании дарвинистской логики, стоящей за тем, что вы не можете вести здоровый образ жизни.

Напротив, вы можете даже считать это достаточным оправданием, ведь бороться с матерью-природой так непросто! Но эволюционная психология заставила меня обратить внимание на то, как иллюзии влияют на наши отношения с другими людьми и самим собой. И в этом отношении самоосознание в духе дарвинизма может быть порой чрезвычайно неприятным.

Йонге Мингьюр Ринпоче, учитель медитации в тибетской буддистской традиции, сказал однажды: «В конечном счете счастье сводится к выбору между дискомфортом осознания своих душевных метаний и дискомфортом от того, что они вами управляют». Он имел в виду, что, если вы хотите освободиться от установок, мешающих вам ощутить настоящее счастье, их следует сперва осознать. А это может быть неприятно.

Ладно, хорошо – можно и потерпеть болезненность подобного осознания, если в конечном счете это позволит стать по-настоящему счастливым. Однако мой опыт эволюционной психологии говорит обратное – за болезненным осознанием собственных иллюзий так и не последовало настоящее счастье. Я стал осознавать не только свои душевные метания, но и то, как они мною управляют. И от этого стало вдвойне тяжело^[3].

Иисус сказал: «Я есмь путь, истина и жизнь».

Ну что же, как мне казалось, я нашел истину в эволюционной психологии. Но никакого пути я не обрел – и этого было достаточно, чтобы задуматься над другими словами Иисуса о том, что истина сделает нас свободными. Мне показалось, я увидел простую истину о человеческой природе, а еще ясно как никогда осознал, что пребывал в плену иллюзий. Но выбраться из этой тюрьмы бесплатно, как в «Монополии», истина мне не помогла.

Так, может, есть какая-то другая истина, дарующая освобождение? Не думаю. По меньшей мере, я не верю, что есть альтернативная науке истина. Нравится нам это или нет, нас создал естественный отбор. Но через несколько лет после написания «Морального животного» я стал задумываться, нет ли иного пути использования истины. Пути, который позволил бы истине о человеческой природе и человеческом состоянии принять такую форму, что не помогала бы нам не только выявлять и объяснять встроенные в нашу природу иллюзии, но и освобождаться от них.

Я тогда уже слышал о западном буддизме и задумался: а что, если это и есть путь? Может быть, множество учений Будды в своей основе несут то же, что и современная психологическая наука. И может быть, медитация по большей части – лишь иной путь принятия истины, позволяющий, кроме всего прочего, действительно что-то делать?

Поэтому в августе 2003-го я отправился в Массачусетс на свой первый ретрит^[4] с молчаливой медитацией. Целую неделю мы посвятили лишь медитации, отключив всякую связь с внешним миром, будь то электронная почта, новости или просто общение с другими людьми.

Истина об осознанности

Вы, вероятно, сомневаетесь в том, что в результате подобного ретрита можно испытать какие-либо глубинные озарения. В общем смысле ретрит был посвящен медитации осознанности, тогда только начинавшей свое распространение на Западе и ставшей очень популярной за последние годы. Считается, что осознанность – способность, которую подобный тип медитации помогает развивать, – не является чем-то экзотическим или глубоким. Жить осознанно – значит подмечать детали, быть «осознанным» – значит присутствовать в каждом моменте жизни и проживать его ясно, осознанно, с незатуманенным восприятием. Остановись и вдохни аромат роз.

Это точное описание осознанности – до определенного предела. Но предел этот существенно ограничивает ее понимание. Распространенное представление об осознанности – на самом деле лишь первый шаг.

И шаг в не совсем верном направлении. Если вы углубитесь в древние буддистские писания, вы не найдете там наставлений о том, чтобы остановиться и вдохнуть аромат роз. Вы не найдете ничего подобного даже в тех писаниях, где встречается слово «сати», которое переводится как «осознанность». Более того, порой эти писания содержат совершенно иной посыл. Древний буддистский текст, известный под названием «Четыре основы осознанности» и являющийся своеобразной библией осознанности, напоминает нам о том, что наши тела «полны разных нечистот», и наставляет нас медитировать, сосредоточиваясь на таких проявлениях телесности, как «фекалии, желчь, мокрота, гной, кровь, пот, жир, слезы, кожный секрет, слюна, слизь, межсуставная жидкость и моча». А еще призывает представлять свои тела «на первый, второй и третий дни после смерти – раздутые, посиневшие и гноящиеся».

Мне неизвестно о существовании книг, посвященных осознанности, которые носили бы названия вроде «Остановись и вдохни аромат фекалий». И я ни разу не слышал, чтобы наставник рекомендовал медитировать, сосредоточившись на желчи, мокроте и гное или на том, как будет выглядеть мой труп. То, что сегодня представляют как древнюю традицию медитации, на самом деле – очень избирательное ее толкование, причем в некоторых случаях аккуратно подогнанное под собственные нужды.

Ничего ужасного в этом нет. Ничего плохого в современном избирательном – а иногда и очень творческом – толковании буддизма тоже нет. Все религиозные традиции меняются, подстраиваясь под эпоху и место, и буддистские учения, ставшие популярными в США и Европе, – это продукт подобных перемен.

Для нас с вами самое главное, что в ходе этой эволюции, создавшей особую западную версию буддизма начала двадцать первого века, сохранилась связь между современными практиками и древними идеями. Современная медитация осознанности отличается от той, какой она была тысячи лет назад, но философское основание у них одинаковое. Если вы будете следовать логике любой из этих медитаций, то сделаете шокирующий вывод – метафорически говоря, мы все живем в Матрице.

Какой бы мирской практикой ни казалась порой медитация осознанности, выполненная в строгом соответствии с канонами, она может сработать как красная таблетка Морфеуса и показать вам, «как глубока кроличья нора».

Во время того первого ретрита я испытал чрезвычайно сильные ощущения – настолько сильные, что мне захотелось узнать, насколько глубока на самом деле кроличья нора. Поэтому я стал читать больше о буддистской философии, общаться с экспертами по буддизму, а со временем – посещать ретриты все чаще и практиковать ежедневную медитацию.

И все это вместе дало мне куда более ясное понимание того, почему «Матрица» стала известна как «фильм дхармы». Если эволюционная психология убедила меня в том, что люди по природе своей постоянно пребывают в заблуждении, то буддизм открыл еще более драматичную картину. Согласно буддизму, заблуждения пронизывают каждодневный человеческий опыт и мысли куда тоньше и убедительнее, чем я мог бы предположить. И в этом был смысл – другими словами, объяснить эти заблуждения и иллюзии, на мой взгляд, можно было тем, как развился в результате естественного отбора наш мозг. Чем сильнее я проникался буддизмом, тем более радикальным он мне казался – и в то же время, чем дольше я рассматривал его через призму современной психологии, тем более правдоподобными представлялись мне его постулаты. Матрица нашей реальности, та, которой мы порабощены на самом деле, оказалась очень похожа на ту, что показана в фильме. Может быть, она не настолько замысловата, но в той же степени пропитана ложью и угнетением. Матрица – то, от чего человечеству нужно немедленно бежать.

Но было и хорошее – я понял, что, если вы хотите сбежать из Матрицы, буддистские практики и философия дают на это надежду. Есть и другие духовные традиции, сосредоточенные на мудром и проницательном подходе к борьбе с затруднениями, но именно буддистские медитации вместе с лежащей в их основе философией обращают к ним прямо и всеобъемлюще. Буддизм предлагает точный диагноз и лечение. И в процессе излечения лекарство дарует не только счастье, но и ясность видения – выздоравливающий начинает видеть истинное положение вещей или хотя бы более близкое к нему, а не то, что мы видим каждый день.

Некоторые люди, начавшие медитировать в последние годы, сделали это, так сказать, из терапевтических соображений. Они практикуют медитацию осознанности, чтобы разобраться со стрессом или какой-то конкретной личной проблемой. Порой они даже не задумываются о том, что медитация, которой они занимаются, может стать глубоким духовным опытом, способным перевернуть их взгляд на мир. Не подозревая об этом, они оказываются перед тем самым выбором, который могут совершить только они сами. Как Морфеус сказал Нео: «Я могу лишь показать тебе дверь. Пройти сквозь нее ты должен сам». Эта книга – моя попытка показать другим людям эту дверь, рассказать о том, что может ждать за ней, и объяснить с научной точки зрения, почему мир за этой дверью имеет больше права называться реальным, чем тот, что им уже знаком.

Глава 2
Парадоксы медитации

Мне не следовало бы рассказывать вам о своей первой по-настоящему успешной медитации. Потому что никакого успеха в медитации быть не может. Как сказал бы вам любой хороший наставник, если вы говорите о медитации, используя слова «успех» и «неудача», вы просто не понимаете, что это такое.

Но здесь я вынужден отступить от ортодоксального понимания. Я не стал бы сторонником медитации, если бы не думал, что с ее помощью можно действительно достичь чего-то. И если эта цель не достигнута, значит, это все-таки неудача, верно? А в противоположном случае – успех.

Конечно, тем, кто занимается медитацией, возможно, и правда лучше не думать о достижении успеха, но только потому, что такие мысли зачастую становятся препятствием для успешной медитации! И конечно, если вы достигнете «успеха» в медитации, то, скорее всего, расширите границы своего сознания и больше не будете так сильно зависеть от этого понятия – будете менее сфокусированы на достижении неких отдаленных материальных целей и более сосредоточены на происходящем здесь и сейчас.

Подведем итог: быстрее всего вы достигнете успеха в медитации, если перестанете к нему стремиться. И успех этот будет означать, что сам по себе он уже не будет вас волновать так сильно, по крайней мере в своем традиционном понятии. Если для вас это звучит чересчур парадоксально, возможно, вам стоит отложить эту книгу – поскольку это далеко не последний раз, когда мы столкнемся с парадоксами в буддистских практиках и учениях. А еще в современной физике тоже присутствует множество парадоксов (к примеру, электрон одновременно является частицей и волной), и при этом она отменно работает. Так что можете не пугаться и спокойно читать дальше.

В любом случае, прежде чем я нарушу правила и поделюсь историей о своем первом реальном успехе в медитации, я расскажу вам о том, как все у меня с медитацией на самом деле плохо. И этим тоже нарушу правила.

Прямое следствие аксиомы о том, что не существует успехов или неудач в медитации – нельзя рассказывать, как плохо вы медитируете. И раз уж я покусился на эту аксиому, чего церемониться со следствием.

Представьте, что вы проранжировали всех людей в мире по их способности с легкостью практиковать медитацию осознанности – сидеть, фокусироваться на дыхании и медленно входить в состояние спокойной, бесстрастной медитации. На одном конце шкалы у вас окажется Бобби Найт – баскетбольный тренер, известный тем, что имеет обыкновение багроветь от ярости, а однажды даже швырнул на поле стул. А на другом конце, ну, допустим, далай-лама или мистер Роджерс^[5]. По такой шкале я буду куда ближе к Бобби Найту, чем к далай-ламе или мистеру Роджерсу. Я никогда не бросал стулья на баскетбольную площадку, но в четыре года швырнул куриную ножку в гостя за столом, а в двенадцать – бейсбольную биту в шурина. К счастью, мое желание швырять в людей предметы с годами прошло, но внутреннее непостоянство никуда не делось. А непостоянство отнюдь не делает путь к осознанности проще.

Кроме того (а возможно, как раз вследствие этого), мое отношение к другим людям мешает мне ощутить метту (или любовь-доброту), как положено в практике определенного вида медитации. Майкл Кинсли, редактор в New Republic в те времена, когда я там работал, однажды совершенно серьезно сказал, что мне стоило бы вести авторскую колонку под названием «Мизантроп».

Если честно, мне кажется, что моя проблема куда глубже. Я вовсе не испытываю враждебности по отношению ко всему человечеству, напротив, я отношусь к нему довольно тепло. А вот с отдельными индивидами у меня возникают сложности. Я склонен к определенному скептицизму в отношении мотивов и характеров людей, и мое критическое восприятие способно превратиться в категоричное осуждение. Особенно тяжело мне общаться с людьми, которые не-согласны со мной по принципиальным моральным или политическим вопросам. Стоит мне решить, что эти люди находятся по другую сторону идеологической границы, как я уже не могу относиться к ним с пониманием и сочувствием.

В довершение всего я страдаю от синдрома дефицита внимания. Медитация – непростая штука даже для тех, кто умеет концентрироваться. Я – не умею.

Еще один забавный факт об этой гипотетической шкале людей, способных или не способных к медитации: те, кто находится на самом «неспособном» ее конце, нуждаются в медитации больше всего! Лично я думаю, что, даже если бы далай-лама никогда не начал медитировать, он все равно был бы довольно милым парнем. Вряд ли он родился личностью со множеством острых углов, которые неплохо бы сгладить. И с мистером Роджерсом та же история. А мы вот с Бобби Найтом – нечто прямо противоположное.

Вот вам другой парадокс медитации: проблема, которую вам может помочь решить медитация, зачастую как раз и не дает вам подступиться к этой практике. Да, медитация способна помочь вам улучшить внимание, избавиться от вспыльчивости и начать смотреть на окружающих менее критично. Но к сожалению, неспособность подолгу удерживать внимание, взрывной характер и склонность резко осуждать других мешают добиться быстрых успехов в медитации. Так что тут мне не повезло.

С другой стороны, все эти препятствия между мной и медитацией делают меня отличной лабораторной крысой, этаким каскадером за все человечество. В конце концов, если даже я сумел добиться большего, чем среднестатистический человек, то большинство людей и подавно смогут серьезно улучшить свою жизнь. И вполне возможно, что среднестатистические успехи в этом случае станут куда больше, чем теперь. Расстройства внимания в последнее время стали очень распространены из-за развития разного рода отвлекающих технологий. А еще в современном мире есть много факторов – технологии, культура, политика или все вместе, – способствующих резкому осуждению окружающих и гневу. Посмотрите на весь этот новый трайбализм^[6] – сколько в нынешнем обществе несогласия и открытых конфликтов по религиозным, этническим, национальным и идеологическим вопросам! Все чаще и чаще группы людей определяют свою идентичность через полную противоположность другой группе людей.

Я считаю подобный трайбализм главной проблемой нашего времени. Он ставит под угрозу тысячелетия движения вперед к глобальной интеграции – именно сейчас, когда технологии позволяют создать сплоченное всемирное сообщество. Вспомните, что мир набит ядерным оружием, а биотехнологии открывают ящик Пандоры с новыми видами вооружений – нетрудно представить, в насколько темные времена могут привести наши племенные инстинкты.

Впрочем, возможно, я отвлекся. Не стану мучить вас подробной проповедью об угрозах, нависших над нашей планетой. Вы не обязаны разделять мои апокалиптичные страхи, чтобы предположить, что для всего мира было бы неплохо, если бы больше людей при помощи медитации смогли преодолеть стремление к все более воинственным формам трайбализма. И, если медитация поможет мне усмирить гнев и научиться созерцать врагов, реальных или выдуманных, более спокойно, – значит, она способна помочь и всем остальным. Вот почему я настолько удачная лабораторная крыса. Я – ходячее воплощение того, что я сам же и считаю самой главной проблемой, вставшей перед человечеством. Я, в микрокосмическом смысле, – именно то, что в этом мире не так.

Всерьез моя карьера подопытной крысы началась в 2003 году, когда я отправился на ретрит в Массачусетсе. Я решил, что медитация достойна стать объектом исследования, но уже понял, что такому человеку, как я, эпизодические опыты не помогут добиться реальных результатов. Мой вариант – это полное погружение. Поэтому я записался на семидневный ретрит в Insight Meditation Society, по счастливому стечению обстоятельств находящемся на улице Плезант в Барре. Здесь я по пять с половиной часов в день медитировал сидя и еще столько же – при ходьбе. Заполните оставшееся время тремя (столь же молчаливыми) приемами пищи, часом «йога-послушаний» с утра (я пылесосил коридоры) и прослушиванием «дхарма-лекции» одного из наставников вечером, и в итоге к ночи вы останетесь практически без сил. И это отлично, потому что привычных способов убить время там попросту не существовало. Не было телевизора, интернета и никаких новостей из внешнего мира. Брать с собой книги или писать тоже не разрешалось. Последнее правило я тайно нарушал, чтобы описывать происходящее. Тогда я еще не задумывался об этой книге, но я писатель, а потому записываю все, что может мне когда-нибудь пригодиться.

И конечно, никаких разговоров.

Подобный режим дня не кажется чем-то очень уж тяжелым, особенно если учесть, что, кроме «йога-послушаний», мы вроде бы никакой работой в привычном смысле этого слова и не занимались. Но первые несколько дней были мучительны. Вы когда-нибудь пробовали сидеть на подушке, скрестив ноги и фокусируясь на дыхании? Это вам не пикник – особенно для человека, у которого такие проблемы с концентрацией, как у меня. В самом начале мне за все сорок пять минут сессии иногда не удавалось сосредоточиться хотя бы на десяти последовательных вздохах. Я точно знаю, я их считал! Раз за разом, после того как я доходил до трех или четырех вдохов, мысли переключались на что-то еще, а потом я вдруг осознавал, что потерял счет – или продолжал считать, но на самом деле думал о другом и не осознавал вдохи.

Я начинал злиться на себя, и это не помогало – в первые дни я только становился все злее и злее. Естественно, моя злость тут же распространилась на тех, кому, как мне казалось, все удавалось лучше, чем мне. Таких было восемьдесят человек – то есть в эту категорию у меня попали все остальные участники. Представьте себе, что вы застряли на неделю в окружении восьмидесяти человек, которые лучше вас! Тех, кто достигает успеха, пока вы бьетесь в тщетных попытках. Даже если это на самом деле вовсе не успех и вовсе не неудачи.