Ричард Морган
Хладные легионы

Глава пятая

Охота продолжилась с наступлением ночи.

Сначала вокруг царили паника и смятение, звучали вопли и возбужденный лай псов, остававшихся на цепях в лагере. В подлеске трещали ветви: те, кому удалось освободиться, ломились что было сил вверх по лесистому склону. Позади сквозь густеющие заросли мерцали тускнеющие огни костров. Горло Джерина саднило от тяжелого дыхания; кровь текла по лицу, исхлестанному ветками, которые задевал идущий впереди кузнец. Юноша следовал за ним, ничего не замечая, и ужас перед псами подгонял его словно плетью.

Он их видел во время похода: огромные волкодавы, серые и косматые, с удлиненными мордами и кривыми ухмылками, которыми они одаривали рабов, беспокойно расхаживая туда-сюда на поводках. Псы вызывали первобытный страх. В детстве, на болоте, он однажды видел, как такие собаки загрызли человека – бедолага сбежал из плавучей тюрьмы в эстуарии и в отчаянии пробирался домой, ведомый слепой надеждой отыскать убежище. Джерину было четыре или пять лет, и звуки, которые издавал обреченный, когда волкодавы рвали его на части, сохранились в уголке памяти, что отведен для ужасов более жутких, чем те, которые можно описать словами.

С воспоминанием пришла и осознанная идея.

Он схватил кузнеца за рубаху, потащил в сторону и за свои старания снова получил веткой в лицо. Выплюнул сосновые иголки, вытер нос и выдавил:

– Подожди… да остановись ты наконец!

Тяжело дыша, оба остановились в сухом овраге, окруженном молодыми деревьями и густым подлеском. Они стояли, поддерживая друг друга, не в силах отдышаться. Справа кто-то ломился сквозь заросли, но слишком далеко, чтобы они могли что-то рассмотреть, и он быстро удалялся, судя по затихающим звукам. Прохладное, пахнущее сосновой смолой спокойствие окутало обоих. Внезапно липкий ком каши в желудке Джерина кувыркнулся и послал горячую волну в горло. Юноша согнулся пополам, его вырвало. Кузнец вытаращил глаза.

– Какого хрена ты меня остановил?

Но он не двинулся с места.

– Плохо. – Джерин все еще стоял, согнувшись и упираясь руками в колени, его сотрясали кашель и рвотные позывы. Струйки соплей и слюны серебристо поблескивали в тусклом свете, да и голос был тоненьким как ниточка. – Бежать вот так. Плохо. У них псы.

– Я, блядь, слышу псов. От кого, по-твоему, мы удираем?

Джерин покачал опущенной головой, все еще тяжело дыша.

– Нет, ты меня послушай. Мы должны найти… – Он сплюнул, взмахнул рукой. – Воду, ручей или вроде того. Надо сбить их со следа.

Кузнец тряхнул головой.

– Чего? Ты еще и знаток по убеганию от псов?

– Ага. – Джерин выпрямился, дрожа. – Верно. Почти всю жизнь бегаю от Трелейнской стражи и их шавок по болотам. Доверься мне. Мы должны найти воду.

Кузнец фыркнул и пробормотал что-то невнятное. Но когда Джерин поглядел по сторонам, выбрал направление и опять начал пробираться сквозь спутанные заросли, товарищ последовал за ним без возражений. Может, в знак благодарности за то, что трюк с конвульсиями и пеной изо рта сработал, или просто поверил его словам. В городе о болотных обитателях болтали всякое, многие верили, что они могут учуять воду по запаху и привести к ней. Джерин взял себя в руки и попытался поверить в этот миф, явно известный его спутнику-горожанину.

А потом украдкой выдавил кровь из небольшого пореза на лице, смешал со слюной на подушечке большого пальца и тихонько подул на получившееся месиво. Чуть слышно пробормотал короткую молитву Такавачу, которую выучил еще на коленях у матери: «…Соленый Владыка, повелитель теней и ветров переменчивых, из хладной обители ветра, с запада явившийся, услышь меня ныне и протяни мне неправедную длань свою…»

Может, благодаря детской привычке, пробужденному ею всплеску самообладания или мимолетному воспоминанию о материнском тепле – так или иначе, подлесок расступался перед ним чуть проще, ветви деревьев и колючие кусты меньше царапали и без того израненную кожу, а земля под ногами стала твердой, позволив ступать увереннее.

Лес разверзся и поглотил их.

Они наткнулись на ручей примерно через час, заслышав тихое журчание текущей воды и увидев неровную ленту, отражающую небесный свет, на дне неглубокой долины. Звуки погони будто удалились на север, и беглецы замерли в седловине между холмами, что возвышались над речушкой. Одарив друг друга радостными улыбками, они помчались вниз между деревьями, и обоим дышалось легче оттого, что они теперь следовали более продуманным путем. Это было немного похоже на пробуждение от кошмара. Страх покидал их разумы, освобождая место для новых мыслей – теперь стоило подумать не только о том, как обогнать псов, и теперь Джерин начал ощущать раны, оставленные на запястьях и лодыжках кандалами. Руки и ноги у него тряслись, словно в лихорадке, а в горле скрежетало от дыхания.

Достигнув берега, они упали на колени и принялись жадно пить.

– Ты знал, что мы ее найдем? – спросил кузнец, когда настало время перевести дух. – Ты правда унюхал воду, как и сказал?

Джерин покачал головой – он сам ничего не понимал. Ему как будто… помогла какая-то сила. Юноша провел грязными руками по мокрым волосам. Поморщился, когда от воды защипало язвы на запястьях.

– Надо уйти с берега, – сказал он. – Пойдем по центру реки вверх или вниз по течению. Собаки не смогут за нами последовать.

– Как долго? Вода, мать ее, холодная…

– Долго. – Джерин уже брел вперед, по икры в воде. – Они пустят собак по обоим берегам, чтобы найти запах, но на это уйдет время. И им придется выбрать направление. В любом случае это дает нам шанс спастись. Я знаю некоторые другие трюки, но сперва нужно одолеть хотя бы часть пути. Идем.

Кузнец с ворчанием встал на ноги. Он присоединился к Джерину посреди ручья, неуклюже идя по камням на дне.

– Ладно, болотный мальчик, – сказал он. – До сих пор у тебя все здорово получалось. Поглядим, что ты еще…

Он запнулся. Выражение его лица исказилось от недоверия и боли. Он издал беспомощный звук, потянулся к Джерину, а потом прижал руку к груди, откуда на шесть дюймов высовывался наконечник арбалетного болта, торчащий из его внезапно окровавленной куртки.

– А ну, ни с места!

Крик донесся с излучины реки ниже по течению. Джерин резко повернулся к югу. Свет Ленты озарил троих надсмотрщиков, которые с трудом двигались против течения, по бедра в воде, возле дальнего берега и ведя за собой на цепях двух псов. Чернота и серебро, очертания мужчин и собак, плеск воды вокруг них. Человек с арбалетом стоял поодаль – он опустил разряженное оружие и, уперев в плоский валун на берегу, неуклюже взводил тетиву для нового выстрела.

Изо рта кузнеца хлынула пузырящаяся кровь. Его взгляд остановился на Джерине.

– Лучше беги, – гортанно произнес он и рухнул в воду лицом вниз.

– Стоять, раб, или мы тебя пристрелим!

Джерин увидел, как из-под плавающего тела кузнеца потек кровавый дым, увидел мокрые складки его куртки на спине и жестко торчащий из нее арбалетный болт. У излучины стрелок еще возился со своим оружием. Мир покачнулся под ногами Джерина, словно палуба ялика в неспокойной воде.

Он развернулся и побежал.

Вверх по течению, шесть неистовых скачков, и прочь из реки, то и дело падая на четвереньки и оставляя влажные отпечатки на валунах, а потом – вверх по мягкому земляному склону в лес, в заросли. Он слышал, как сзади и внизу спустили псов, как надсмотрщики сыпали ругательствами, с плеском пересекая реку. Охваченный паникой, Джерин лишь раз бросил взгляд через плечо и увидел, как река баюкает распростертое тело кузнеца, а псы с яростным лаем мечутся туда-сюда у валунов, не в силах выбраться на берег.

Он снова попал в тиски кошмара.

Склон был крутым, ему приходилось то и дело вставать на четвереньки, чтобы не покатиться кувырком вниз. От смолистого запаха сосен перехватило горло, когда он вскарабкался наверх. Надсмотрщики большей частью были крупными крепкими мужчинами – иначе не сумели бы заниматься таким ремеслом. Среди деревьев он, скорее всего, уйдет от них. Но псы…

Через пару минут они разыщут путь наверх.

Подъем стал менее крутым, деревья поредели. Склон перешел в широкую седловину между двумя холмами, которая со стороны реки превращалась в каменистый, выветренный обрыв. Среди камней завывал холодный ветер, от которого промокшая одежда заледенела, и юноша промерз до костей. Пошатываясь от усталости, Джерин побежал вдоль вершины.

Но что-то темное встало у него на пути.

Сердце молодого болотника и так грохотало в груди, но оно будто покрылось коркой льда, когда он заметил впереди черную фигуру. На миг почудилось, что это чучело из кривых кусков коры и веток, обожженных пламенем дочерна. Фигура резко выделялась в свете Ленты, на фоне гладкого, открытого пейзажа на гребне холма. Джерин невольно остановился и лишь тогда понял, что видит перед собой человека – высокого воина в плаще, с торчащим над левым плечом яблоком широкого меча и высовывающимися со стороны правого бока ножнами. Воин стоял, скрестив руки на груди, и чего-то ждал.

«Надсмотрщик!»

Но незнакомец был не из их числа, и каким-то образом, невзирая на панику, Джерин это понял. Он уставился на изможденное лицо, которое, вероятно, когда-то было красивым, но теперь его уродовали напряженно сжатый рот, пустые глаза и тонкий шрам, змеящийся вдоль челюсти, – такие оставляют непокорным шлюхам в Трелейне. Во взгляде, устремленном вперед, эмоций было не больше, чем у рыбака, наблюдающего за неподвижной леской.

– Даковач? – прохрипел юноша. – Это ты?

Мужчина шевельнулся, бросил на Джерина любопытный косой взгляд.

– Нет, – ответил он на удивление мягким голосом. – И я его здесь тоже не видел. Ты ждал встречи с кем-то из Темного Двора?

– Я… – Джерин вздрогнул и чихнул – громко, внезапно, как удар прибоя о скалы возле мыса Мельхиар. – Я молился о заступничестве Соленого Владыки.

Незнакомец брезгливо вытер дублет одной рукой.

– Так ты с болот?

– Д-да. Я был…

Позади раздался скрежет когтей по камню и горловой вой собак, заметивших добычу. Насквозь промокший Джерин заметался и увидел, как на него несется первый пес из своры – оскаленные клыки, тугие мышцы под серой шкурой, – почувствовал, как рвется из горла крик…

Рядом с ним мечник что-то произнес на незнакомом языке. Джерин краем глаза заметил, как он поднял руку и быстро нарисовал в воздухе знак.

Пес взвизгнул.

И остановился, рыча, в дюжине ярдов. Он рявкал и щелкал клыками, но не приближался. Мечник со шрамом на лице шагнул вперед, нарисовал новый знак и опять что-то сказал. Поманил пса пальцем и указал ему на край обрыва. Зверь поднялся, торопливо захромал туда, посмотрел вниз, еще раз оглянулся на фигуру в плаще и кинулся в пропасть. Раздался долгий вой, за которым последовал треск ломающихся ветвей, – и тишина.

Остальная свора завыла в унисон с павшим вожаком, но не стала приближаться. Они ползали туда-сюда на брюхе у опушки, пока мечник не сделал еще два нетерпеливых шага им навстречу, не заговорил и не сделал новый знак – и собаки, скуля, уползли под прикрытие леса, а потом сбежали.

– Теперь, – сказал незнакомец мягким голосом, – может, ты скажешь мне свое имя, парень?

– Джерин, – с трудом выговорил молодой болотник, все еще дрожа. – Меня называют Ловкие Пальчики, потому что я с детства…

Воин повернулся и нетерпеливо взмахнул рукой.

– Я уверен, это увлекательная история. Расскажешь позже. Ты из каравана рабов?

– Да. Мы сбежали. Но они идут за мной по…

– Об этом не беспокойся. Твоя судьба только что изменилась, Джерин Ловкие Пальчики. Я…

Что-то ударило Джерина в бок, и пришла жуткая боль. Юноша моргнул. На миг показалось, что мечник проткнул его клинком. Он споткнулся и неуклюже сел на камни, вытянув ноги, словно младенец. Тупо посмотрел вниз и увидел торчащий из-под ребер наконечник, вокруг которого текла кровь. Поднял на своего нового товарища взгляд, полный изумленного страха и чего-то до нелепости похожего на замешательство. Он чувствовал себя медлительным, как муха в патоке, и глупым. Он нерешительно улыбнулся.

– Вот дерьмо, они…

Теперь в глазах, которые были мертвыми словно камни, что-то вспыхнуло. Мечник издал резкий звук, похожий на сдавленный всхлип, и резко повернулся, протягивая одну бледную руку вверх, к яблоку меча. Клинок вышел из ножен боком – какой-то хитрый трюк, рассеянно подумал Джерин, видать, они открываются по всей длине – и блеснул в свете Ленты.

Два надсмотрщика добрались до вершины. Арбалетчик уже готовился к следующему выстрелу, а второй держал меч двумя руками, прикрывая товарища – он тяжело дышал, но был готов к бою.

– Сбежавший раб, – пропыхтел первый надсмотрщик. – Нет нужды вмешиваться, славный господин.

– Но я уже вмешался, – ответил новый товарищ Джерина жутким дрожащим голосом. – Я сын свободных городов, как и этот парнишка. Это все как-то не очень похоже на свободу, по-моему.

Арбалетчик закончил взводить тетиву, сунул новый болт в паз и с явным облегчением поднял оружие.

– Я не буду болтать с вами о политике, господин, – сказал первый надсмотрщик, теперь увереннее. – Я не принимаю законы, а просто делаю свою работу. И если вы не хотите позавтракать той же бурдой, какую отведал этот раб, позвольте нам забрать скальп и уйти своей дорогой. Просто будьте хорошим гражданином и отойдите в сторонку.

– Но у тебя нет оружия, чтобы меня заставить.

Казалось, в пространстве между ними пробежала молния. Джерин, наблюдая за происходящим, увидел, как арбалетчик выронил заряженное оружие, будто оно обожгло ему руки, и недоверчиво вытаращился на свои пустые ладони. Другой погонщик поднял меч, но расслабил пальцы, и тяжелый клинок вывалился из его рук на каменистую землю.

Фигура в плаще достигла их быстрее, чем мучимый жуткой болью Джерин успел перевести дух. Казалось, пространство вокруг мечника складывалось, как картинка на странице книги, позволяя ему перешагивать через смятые края. Клинок из вороненой стали взметнулся, рассек живот арбалетчика, взлетел вновь и проткнул другому погонщику горло. Брызнула кровь, черная в свете Ленты, и оба упали, задыхаясь и испуская предсмертные вопли.

Что-то шевельнулось в тени деревьев. Третий надсмотрщик вышел на вершину склона с коротким мечом в руке. Голос у него был хриплый от натуги и полный гнева.

– Парни, какого хрена вы сделали с моими псами? Они же совсем…

Он резко остановился и замолчал, увидев трупы товарищей и то, что над ними стояло. Его голос поднялся на целую октаву, став пронзительным:

– Ты кто та…

– Ты как раз вовремя, – прохрипел мечник, и сверкнул вороненый клинок. Третьему погонщику хватило времени, чтобы моргнуть при виде металлического блеска перед лицом, затем мир вокруг пошатнулся, перевернулся и закружился; мимо пронеслись сосны, тучи и клочки озаренного светом Ленты неба – в этот миг он решил, что его вытолкнули за край обрыва, но потом был болезненный удар, поле зрения начало необъяснимо тускнеть, в разинутый рот попала земля, и взгляд остановился на том, что в последнее, ускользающее мгновение жизни он смог – или не смог – опознать как собственный, конвульсивно дергающийся и истекающий кровью обезглавленный труп…

Мечник, проследив взглядом за упавшим телом, снова повернулся к Джерину, который по-прежнему сидел на земле, раскинув ноги; его голова уже начала бессильно клониться вперед. Мужчина в плаще присел перед парнишкой, осторожно потрогал рану вокруг наконечника болта и поморщился. Положил клинок и приподнял обвисший подбородок парнишки. Джерин на мгновение тупо уставился на него, затем детская улыбка коснулась уголков окровавленного рта.

– Уже не больно, – пробормотал он. – Нам удалось сбежать?

Мечник откашлялся.

– В некотором смысле. Да, у тебя получилось.

– Славно…

Они еще немного посмотрели друг на друга. Из уголка улыбающегося рта Джерина потекла кровь. Мечник это увидел и, отпустив его подбородок, приложил ладонь к исцарапанной грязной щеке.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать, малый?

– На болотах… – неразборчиво пробормотал умирающий. – Соль на ветру…

– Да?

– Мама говорит…

– Да… Джерин, тебя ведь так зовут? Что она говорит, Джерин?

– …говорит, не надо… слишком сильно приближаться…

Мечник опустил одно колено на землю. Подождал. Спустя некоторое время из глаз парнишки потекли слезы, оставляя расплывчатые пятна на рубахе.

– На хуй… – проговорил он со слезами. – Шли бы они все на хуй.

И больше не поднял головы.

Рингил Эскиат продолжал держать ладонь у щеки Джерина, пока не убедился, что парнишка мертв. Затем он поднял меч и тихо встал. Некоторое время смотрел на худенькое тело, потом повернулся к обрыву, за которым вдалеке виднелись огни походных костров рабского каравана.

– А вот это, – сказал он задумчиво, – я наверняка смогу устроить.

Глава шестая

Как было велено, Кефанин разбудил Эгара перед рассветом. Маджак спустился позавтракать, хотя был не голоден, и вышел во внутренний двор, где небо из черного постепенно превращалось в темно-синее. До восхода оставался по меньшей мере час, и в воздухе царила пустынная прохлада. Эгар вдохнул полной грудью и, пересекая двор, с удивлением обнаружил, что ступает бодро и пружинисто, в отличие от вчерашнего дня.

«Это потому, что у меня есть цель».

Причем она появилась впервые за много недель.

Он прогулялся по бульвару, где в такую рань еще не воцарился буйный хаос. Горстка торговцев с тележками; рабы с вязанками дров для кухонных печей; купец седлал коня, собираясь куда-то отправиться спозаранку. Однажды мимо Эгара прошла колонна солдат, направляющаяся на смотр. Когда они обогнали Драконью Погибель, он узнал их песню и приветливо улыбнулся – это были Горные Вольные Мародеры. Он пару раз сражался с ними бок о бок, ему нравились обычаи этих ребят, а также свойственное им презрение ко всему городскому. Они больше любых других имперских солдат напоминали его собственный народ – из тех времен, когда это не было чем-то плохим.

Они потопали дальше, следуя ускоренным маршем за конным капитаном, и Эгар остался позади в тусклом свете. Песня затихла в утреннем воздухе.

Через пару сотен ярдов Эгар покинул бульвар, пересек реку по мосту Серой гривы и пустился по длинному, извилистому взвозу Бессмертной славы. Он достиг вершины как раз в тот момент, когда солнце высунуло свой заново выкованный сияющий край над восточным горизонтом. Приостановился, чтобы перевести дух – м-да, надо бы поскорее начать серьезные тренировки, а то он несколько месяцев по-настоящему напрягался только с Имраной, затем повернулся и окинул взглядом длинные пустые стены зданий, оставшихся позади.

Казармы Объединенных иррегулярных войск – ряды бойниц вдоль верхних уровней, четырехугольник плаца за высокими железными воротами. Там уже кто-то двигался в рассветных сумерках, парами повторяя стилизованные боевые движения, пока сердитый наставник сыпал оскорблениями.

Эгар ухмыльнулся от этих звуков и отправился заявить о своем прибытии.

Пятеро алебардщиков на воротах оказались Имперскими Сынами Пустыни – южанами, покрытыми ритуальными шрамами, стройными и такими темнокожими, что их можно было перепутать с кириатами, если не смотреть в глаза. Приблизившись, Эгар взглянул каждому в лицо – заурядные юнцы, ничего особенного, – выделил сержанта по поясу и дружелюбно кивнул.

– Хочу повидаться с командиром Дарханом, – беззаботно проговорил он. – Скажи ему, что пришел Драконья Погибель.

Это заставило их встрепенуться, чего он и добивался. Сержант почти невольно поклонился и взмахом руки велел одному из своих людей отправиться с известием. Наблюдая за происходящим, Эгар лениво задался вопросом, что эти конкретные «сыны пустыни» думают про бардак в Демлашаране. Ритуальные шрамы у них на щеках были хорошим знаком – Цитадель эту практику не одобряла, – и все они будто чувствовали себя удобно в новой экипировке, хотя он ожидал другого. Придворные сплетни, которые скармливала ему Имрана в последнее время, кишели историями о переименованном полке – прежнее название, Святые Сыны Пустыни, сочли двусмысленным в том, что касается объекта преданности, – и о том, как набожные офицеры отказываются носить или тайком портят новые униформы.

«Ну да. Придворные сплетники. Совсем как гребаные старухи у костра».

– Эг? – донесся радостный рев от ворот. – Эг, который надрал ебучему дракону зад? Заходи, дружище! Где ты пропадал? Я думал, работаешь вышибалой в каком-нибудь дешевом борделе – наконец нашел свое призвание.

Дархан по прозвищу Молот раздобрел, но в черном войлочном доспехе наставника по-прежнему выглядел внушительно: его борода была подстрижена до состояния, отдаленно напоминающего ухоженный вид, седеющие волосы убраны назад и связаны в хвост. Он оперся о ворота одной рукой, небрежно держа в другой деревянный посох. Эгар прошел через неплотный кордон алебардщиков и поднял кулак в знак приветствия. Дархан ответил тем же, и Эгар увидел, что его костяшки сбиты и кровоточат.

– Хорошая работа, – сказал Драконья Погибель, кивком указывая на «ранение» друга. – Что случилось, старик? Новобранцы слишком проворны для тебя?

Дархан фыркнул.

– Ага, один маленький засранец так и подумал. Теперь лежит, думает дальше. Преподал ему урок на тему «Как терпеть боль».

– Маджак?

– Да, и что еще хуже – такой же мелкий последыш-скаранак, каким был ты. – Просчитанное оскорбление на тему племени сопровождала знакомая Эгару свирепая улыбка. – Откуда вы такие беретесь, пастушки восточные, а? Едва выскочив из материнской утробы, ведете себя так, словно владеете картой всего долбаного мира и того, что в нем есть.

– Это называется «гордость», Дарх. Но, конечно, я не жду, что изнеженный горожанин, ишлинакский мудак, вроде тебя, поймет, что она собой представляет.

– Горожанин, говоришь? – Наставник-маджак бросил посох и вскинул кулаки, изображая готовность к бою. – Старый мудак, говоришь?

– Вы же сами называете кучку лачуг у реки «городом», так что…

– Ах ты, щенок болтливый! – Дархан изобразил медленный удар по голове Эгара. Драконья Погибель блокировал его кулак, и оба, сцепившись, стали «бороться» в воротах, словно пара молодых буйволов в брачный сезон. Стражники-южане наблюдали с одинаково мрачными непонимающими физиономиями. Да и как они могли понять? Для такого нужно родиться маджаком. Дома, в степях, ишлинак и скаранак не могли друг с другом поговорить, не обнажив клинков. Но первая мудрость, которую Дархан Молот вколачивал в крепкие черепа кочевников, попадавших к нему на обучение, заключалась в следующем: «Здесь нет ни скаранаков, ни воронаков, ни ишлинаков, все вы – просто сыновья невежественных матерей с одного и того же безымянного буйволового пастбища, и ваши милостивые имперские наниматели относятся ко всем с одинаковым презрением. Знайте – они правы, так что оставьте племенную тарабарщину за порогом, и начнем делать из вас солдат, ага? Хорош кивать, мать твою, это здесь называется „риторический вопрос“».

Дархан избавился от захвата – Эгар ему позволил – и яростно хлопнул Драконью Погибель по плечу.

– Охуенно рад тебя видеть, Эг. Ну, заходи, заходи – и взгляни на идиотов, с которыми мы работаем. Может, вспомнишь что-нибудь.

Еще как вспомнил.

По всему тренировочному двору в нарастающем утреннем свете молодые мужчины, разбившись на пары, двигались туда-сюда с воплями и залпами ударов посоха о посох. Дархан, стоя у южной стены с кружкой горячего бульона в раненой руке, другой рукой указал на своих подопечных.

– Примерно месяц, – задумчиво проговорил он. – Это лучшее, на что я могу рассчитывать, прежде чем из дворца придет приказ и их чохом отправят в Демлашаран. Казармы опустошают с той же скоростью, с какой я обучаю. Думаешь, эти будут готовы?

Эгар, который уже осушил и отставил в сторону собственную кружку, сидел на корточках у стены. Он наблюдал за новобранцами, прищурившись. Посреди рядов какой-то недотепа запнулся и выронил посох. Наклонился, чтобы поднять оружие, и напарник наткнулся на него. Еще одна пара тренирующихся остановилась, чтобы посмеяться над беспорядком. Наставник поспешил вмешаться, крича.

Эгар поскреб бритый подбородок.

– Кажется, это называется «риторический вопрос»?

Дархан отхлебнул из кружки и поморщился.

– Ага. Дело в том, что региональное командование заявляет, дескать, отборные войска не нужны, чтобы разобраться с неприятностями – не то, чтобы у Джирала были лишние элитные подразделения, со всей этой демонической хренью в северных болотах, – поэтому они возьмут всех наших выпускников. Главное – побыстрее. Их послушать, это обычные бригады смертников из пустыни, но…

– Но их очень много.

– Точно. – Дархан уставился на ряды стажеров, которые снова построились. – Помнишь рептилий-пеонов?

Эгар хотел рассмеяться, но едва не подавился собственным смехом.

– Пытаюсь забыть.

– Еще бы.

– Да брось, у них были клыки, когти и хвост, ударом которого можно сломать ногу. Тут все иначе, разве нет?

– Будем надеяться. – Дархан одним глотком допил бульон и вылил осадок в грязь тренировочного двора. – Так что ты здесь делаешь, Эг? Работу ищешь, или как?

– Не работу, друг. Просто кое-какие сведения.

– О чем?

Эгар опять прищурился на разгорающийся свет над двором. Теперь, когда солнце взошло и рядом оказался собеседник, новообретенная целеустремленность вдруг показалась слегка нелепой.

– Ты что-нибудь слышал о наших собратьях, которые работают на Цитадель? То есть постоянно работают. Носят их плащи и так далее.

– Цитадель?! – Дархан моргнул. – Не припоминаю такого. Я бы ни за что не забыл. Но вообще шайка святош не очень жалует наших. Ты где такое услышал?

Эгар неопределенно взмахнул рукой.

– Да так. Ветром принесло. Я просто хочу разобраться – подумал, вдруг… – Он опять взмахнул рукой.

– Что вдруг? – Дархан глядел на него вопросительно. – Какая твоя выгода в этом деле, Эг? С какой стати тебе не все равно?

И действительно, с какой?..

«Давай, Драконья Погибель. Изложи свою мысль так, чтобы собрат-степняк тебя понял».

– Понимаешь, Дарх… – Медленно и внятно. Он облек идею в слова впервые с того момента, как она возникла, и был приятно удивлен, что они прозвучали не так глупо, как ожидалось. – Я сейчас работаю телохранителем у одной важной придворной шишки. Она чуток повздорила со священниками. Это было в прошлом году, но не похоже, что все про всё забыли. Я просто ищу черный ход. Пытаюсь подсобрать сведений – может, упредить неприятности, если кто подсобит изнутри. Я подумал, другой маджак меня поймет и поможет.

– Или нет, – с сомнением ответил Дархан. – Тут у нас по-прежнему в ходу кой-какие правила, Эг, даже сейчас. Деньги взял – должен драться. По крайней мере, этому я своих учу.

– Да, но за долбаную Цитадель?! – Эгар бросил взгляд на своего старого учителя. – Ладно тебе.

Повисло молчание, только над двором летали вопли и раздавался беспорядочный стук посохов. Дархан некоторое время глядел на своих подопечных.

– Ты с Марнаком встречался? – отрешенно спросил он.

– Конечно. В прошлом году, в степи. – Эгар хохотнул, скрывая внезапное сожаление. – Старый хрен не думает стареть.

– Он не думал вернуться с тобой на юг?

– И не мечтай. Ему в степи хорошо, Дарх. – Эгар не стал уточнять, что обстоятельства его собственного отъезда не позволили Марнаку тем или иным образом выразить свои предпочтения. – Полагаю, он нашел свое место в мире.

Дархан хмыкнул.

– Он когда-нибудь говорил тебе, что мы сражались по разные стороны в паре битв, когда он был на жалованье у Лиги? Когда мы были молоды?

Эгар такого не помнил.

– Нет, никогда, – ответил он легкомысленным тоном. – Ты на что-то намекаешь?

– Я намекаю, Эг, что было время, когда Марнак мог бы убить меня, случись нам встретиться на поле боя, и он это сделал бы, не моргнув глазом. То же касается и меня – Империя платила деньги, и я убивал ее врагов. И по-прежнему убиваю, если приходится. Если эти враги окажутся маджаками – и даже ишлинаками, – печально, но ничего не поделаешь. – Дархан повернулся к Эгару и устремил на него пристальный взгляд. – Не упирай слишком сильно на то, что мы одного роду-племени, вот на что я намекаю.

Драконья Погибель без спешки поднялся на ноги.

– Звучит как предупреждение, Дарх. Ты пытаешься что-то мне сказать?

На мгновение их взгляды встретились. Дархан фыркнул, покачал головой и ухмыльнулся, глядя себе под ноги. Снова посмотрел на Эгара, продолжая улыбаться.

– Ты идиот, Драконья Погибель, вот что я пытаюсь сказать. Ты и твои понятия о преданности… В один прекрасный день они тебя погубят. Послушай, пару десятилетий назад Лига воевала с Империей, да? Потом пришли ящеры и перевернули все вверх дном, так что мы стали друзьями в великом союзе людей. Но после мы, Лига и Империя, снова начали друг друга убивать, как было всегда.

– Не напоминай, Дарх. Я потому и вернулся домой.

– Да, но теперь ты здесь. Видать, все пошло не так, как ты рассчитывал. Жизнь в степи оказалась не такой, какой ты ее запомнил?

Эгар скривился.

– Не спрашивай.

– Ага. Так я и думал. Ну вот, как я и сказал – ты вернулся, и все складывается так, словно дворец и Цитадель могут немножко повоевать. И что такого, мать твою, Эг? Политика. Это пройдет, как ящеры и война. Выкинь из головы, отойди в сторонку, если сможешь. По крайней мере, позаботься о том, чтобы не остаться без жалованья.

– Мне уже заплатили, Дарх. – Эгар поклонился – официально, в стиле одного из ихельтетских конных кланов, сцепив пальцы обеих рук на уровне груди так, чтобы получилось нечто вроде плоского двойного кулака. Это было первое, чему учили новичков в имперской боевой машине. Первый физический урок, который им преподал Дархан Молот. – Ты хоть в этом сделал меня умным. Ну, ладно, мне пора. Потрясти клиентов, навестить шлюх, и всё такое. Но окажи мне услугу: если все же услышишь что-нибудь о том, что священники нанимают маджаков в свои отряды, пошли мне гонца. Я живу на бульваре Невыразимой Божественности, номер девяносто один.

– Понял. Ишь ты, Бульвар…

– Это временно, пока я своим жильем не обзаведусь.

– Валил бы ты отсюда.

– Я серьезно. – Эгар подмигнул. – Не забудь о моей просьбе. Я угощу тебя пивом.

– Да уж, если это и впрямь твой адрес, ты купишь мне целую бочку. Долбаный придворный щенок. Убирайся, пока я не пошел с тобой, а то вдруг у вас там, на Бульваре, есть нужда в человеке, который будет кормить псов или чего еще.

Они опять стукнулись кулаками.

– Рад был тебя повидать, Дарх. Спасибо за бульон.

– Эй, я всегда готов помочь ученику, который попал в передрягу. Это же пустяк для меня. Кружка с кашей.

– Нет, правда – гостеприимство, достойное предков.

– Если ты судишь по своим предкам, то да.

Эгар ухмыльнулся, развел руками, на прощание изобразил в адрес Дархана непристойный шаманский жест и ушел. Он был на полпути через двор, когда Молот его окликнул. Эгар остановился, повернулся и приготовился услышать какую-нибудь похабность в адрес своего племени.