Генрих Гейне
Шедевры немецких классиков

Кладоискатель баллада

Жил с протянутой рукою,

В сердце боль не утихала,

Бедность радости мешала.

О богатстве я мечтал.

Чтобы справиться с судьбою,

Я на всё пойду, не струшу.

Рад отдать за деньги душу! -

Кровью клятву написал.

Шёл кругами тёмной ночью,

Звал себе на помощь пламя,

Засевал поля костями.

Завет выполнив – точь в точь,

Я увидел свет воочью.

Клад, считая делом чести,

Стал копать на этом месте,

Чернотой пугала ночь.

Свет увидел из просторов,

Он пришёл звезде подобный

Из глубин далёких, злобных,

Тут полночный час настал.

Стало всё доступно взору,

Засияла тьма ночная -

Чашу, полную до края

Светом, юноша держал.

Глаза дивные, нет краше,

Под венком из трав сплетённым;

Свет, той чашею рождённый,

Разогнал весь мрак собой.

Ангел пить велел из чаши;

Я подумал: мальчик этот

Полон радости и света,

Значит добрый, а не злой.

Пей отвагу жизни ясной!

Тогда истину узнаешь,

Оставь место, где копаешь,

Вновь сюда не приходи.

Не ищи здесь клад напрасно

Днём работа! Гости – после!

Радость в праздник! Будни постны!

Исполняй слова мои.

Der Schatzgr;ber

Arm am Beutel, krank am Herzen,

Schleppt ich meine langen Tage.

Armut ist die gr;;te Plage,

Reichtum ist das h;chste Gut!

Und, zu enden meine Schmerzen,

Ging ich, einen Schatz zu graben.

Meine Seele sollst du haben!

Schrieb ich hin mit eignem Blut.

Und so zog ich Kreis; um Kreise,

Stellte wunderbare Flammen,

Kraut und Knochenwerk zusammen:

Die Beschw;rung war vollbracht.

Und auf die gelernte Weise

Grub ich nach dem alten Schatze

Auf dem angezeigten Platze;

Schwarz und st;rmisch war die Nacht.

Und ich sah ein Licht von weiten,

Und es kam gleich einem Sterne

Hinten aus der fernsten Ferne,

Eben als es Zw;lfe schlug.

Und da galt kein Vorbereiten;

Heller ward;s mit einem Male

Von dem Glanz der vollen Schale,

Die ein sch;ner Knabe trug.

Holde Augen sah ich blinken

Unter dichtem Blumenkranze;

In des Trankes Himmelsglanze

Trat er in den Kreis herein.

Und er hie; mich freundlich trinken;

Und ich dacht: es kann der Knabe

Mit der sch;nen lichten Gabe

Wahrlich nicht der B;se sein.

Trinke Mut des reinen Lebens!

Dann verstehst du die Belehrung ,

Kommst, mit ;ngstlicher Beschw;rung,

Nicht zur;ck an diesen Ort.

Grabe hier nicht mehr vergebens:

Tages Arbeit! Abends G;ste!

Saure Wochen! Frohe Feste!

Sei dein k;nftig Zauberwort.

Иоганн Фридрих Шиллер

Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер 1759-1805 – немецкий поэт, философ, драматург, теоретик искусства, историк, врач. Один из ярчайших представителей немецкого романтизма и гуманизма. Наряду с Г. Э. Лессингом и И. В. Гете был основоположником немецкой классической литературы. Родился в небольшом немецком городе Марбах-ам-Неккар, в семье небогатого полкового фельдшера и дочери пекаря-трактирщика. Начальное образование будущий классик получил у местного пастора, потом четыре года латинской школы. В 1772 году Фридрих с отличием сдал все четыре выпускных экзамена. Это обеспечило ему место в военной академии. Однако сам Шиллер обучение в «Высшей школе Карла Святого» не оценил. Будучи зачисленным на юридическое отделение, Фридрих, тогда мечтавший стать священником и питавший неприязнь к юриспруденции, за два года из отличника превратился в худшего ученика. В 1775 году академию перевели в Штудгарт, а в 1776 году Шиллер перевелся на медицинский факультет, где посещал лекции немецкого философа Якова Абеля. Тогда же юноша всерьез увлекся поэзией. В 1780 году Фридрих Шиллер окончил академию и получил место полкового врача в Штутгарте. Годом позже Шиллер завершил свою первую драму «Разбойники», которую ему пришлось публиковать за свой счет. Драма понравилось директору Мангеймского театра. Постановка имела успех у публики. Чтобы попасть на спектакль в Мангейм, Шиллер ушел в самоволку, за что получил 14 дней гаупвахты и запрет на написание всего, кроме сочинений по медицине. В сентябре 1782 года сбежал из владений герцога Вюртембергского в Пфальц. Он скрывался под вымышленным именем в окрестностях Мангейма. Тогда же начал работать над трагедией «Коварство и любовь» и издал «Заговор Фиеско в Генуе». Год прожил в доме знакомой, откуда был вынужден уехать. В 1783 году сделал первые наброски исторической драмы «Дон Карлос», для работы над которой изучал историю Испании. Несмотря на успех постановки «Коварство и любовь», премьера которой состоялась в 1784 году, Шиллер продолжал скитаться и нищенствовать. Осенью он обратился к обществу поклонников своего творчества в Лейпциге. В марте 1785 года глава общества Готфрид Кернер выслал Шиллеру вексель, чтобы тот мог рассчитаться с долгами и организовал переезд драматурга. В 1787 году Шиллер уехал в Веймар, литературный центр, где познакомился с главными немецкими литераторами своей эпохи. Это знакомство заставило драматурга пересмотреть собственное творчество, и Фридрих почти на десять лет оставил художественную литературу. Он погрузился в изучение истории, философии и эстетики. После публикации в 1788 году «Истории отпадения Нидерландов» Шиллер снискал славу выдающегося историка и с помощью друзей, среди которых был Гете, получил место профессора истории и философии в университете Йены. В 1791 году Шиллер заболел туберкулезом легких, из-за чего был вынужден прекратить преподавание и снова попал в нищету. В 1799 году Шиллер вернулся в Веймар, где при поддержке меценатов начал издавать несколько литературных журналов и вместе с Гете основал Веймарский театр. В 1800 году он закончил работу над пьесой «Мария Стюарт», которую задумал еще в 1780-х. В 1802 году Шиллеру было пожаловано дворянство. А в 1805 году, в возрасте 45 лет, он умер от туберкулеза, обострившегося после сильной простуды.

Свои первые произведения, перенасыщенные пафосом и высокопарными фразами, сам Шиллер впоследствии не будет воспринимать всерьез. За время своей творческой деятельности написал тридцать восемь стихотворений, ряд философских работ, эссе, несколько исторических исследований. Был назначен профессором истории Йенского университета. Редактировал несколько литературных журналов. Произведения Шиллера переведены на многие языки мира, в том числе на русский: «Буря и натиск»; «Разбойники»;

«Коварство и любовь» и другие.

Многие композиторы вдохновлялись творчеством поэта. Одной из самых знаменитых стала «Ода к радости», которую Бетховен положил на музыку и включил в свою знаменитую Девятую симфонию. Среди других композиторов, вдохновленных текстами Шиллера, следует отметить Шуберта, Шумана, Верди, Россини.

Встреча

В кругу подруг блистала красотою,

Прекраснее найти я не сумел,

Как солнышко манила за собою

Стоял вдали, но подойти не смел.

Страданием я был лишён покоя,

Когда на эту красоту смотрел;

Вдруг, вознесла крылатая фортуна

И я ударил пальцами по струнам.

Что чувствовал в те дивные мгновенья,

Когда запел, давно забыл о том.

Я новый звук в себе нашёл для пенья,

С тех пор боль сердца изливаю в нем.

В моей душе закончилось терпенье

Она оковы порвала рывком.

Чтоб, проникая в самые глубины,

Звук разбудил, в них спящие  картины

Потом, когда замолкло это пенье,

Я снова душу к телу приковал,

И в ангельских чертах  любви, боренье

Стыда и сладострастья увидал.

Пришёл от сладких звуков в восхищенье,

Казалось мне, что в небесах порхал.

Был для блаженных душ, тот звук, не внове,

Я вновь его услышал в тихом слове:

«А сердце верное о чувствах не кричит,

Страдая безутешно, тихо плачет;

Оно в любви покой и верность  чтит

Страданья для него не много значат.

Сорвав, цветок любви, его хранит,

Чтоб заслужить внимание удачи.

Любовь – сокровище, прими, не прекословь

Любовью, отвечая на любовь».

Die Begegnung

Noch seh’ ich sie, umringt von ihren Frauen,

Die herrlichste von allen, stand sie da.

Wie eine Sonne war sie anzuschauen;

Ich stand von fern und wagte mich nicht nah.

Es fasste mich mit wolllustvollem Grauen,

Als ich den Glanz vor mir verbreitet sah;

Doch schnell, als haetten Fleugel mich getragen,

Ergriff es mich, die Saiten anzuschlagen.

Was ich in jenem Augenblick empfunden,

Und was ich sang, vergebens sinn’ ich nach.

Ein neu Organ hatt’ ich in mir gefunden,

Das meines Herzens heil’ge Regung sprach;

Die Seele war’s, die Jahre lang gebunden,

Durch alle Fesseln jetzt auf einmal brach,

Und Tuene fand in ihren tiefsten Tiefen,

Die ungeahnt und guettlich in ihr schliefen.

Und als die Saiten lange schon geschwiegen,

Die Seele endlich mir zureucke kam,

Da sah ich in den engelgleichen Zuegen

Die Liebe ringen mit der holden Scham,

Und alle Himmel glaubt’ ich zu erfliegen,

Als ich das leise, suesse Wort vernahm –

O droben nur in sel’ger Geister Choeren

Werd ich des Tones Wohllaut wieder hoeren!

Das treue Herz, das trostlos sich verzehrt,

Und still bescheiden nie gewagt zu sprechen:

Ich kenne den ihm selbst  verborgnen Werth,

Am rohen Glueck will ich das Edle raechen.

Dem Armen sei das schoenste Loos bescheert,

Nur Liebe darf der Liebe Blume brechen.

Der schotnste Schatz gehoert dem Herzen an,

Das ihn erwiedern und empfinden kann.

Перчатка

Гордясь своим зоосадом,

Осанкой и пышным нарядом,

Сидел король Франц, вокруг,

Служившие верно короне,

Бароны, а на балконе

Красивых дам полукруг.

Король дал знак – выпускать зверей.

Ворота открылись, из клетки своей,

Степенно шагая,

Рыча и зевая,

Людей оглядев,

На землю ступил дикий лев.

Затёкшие, вытянув  члены,

Он лёг посредине арены.

Король слову, зная,  цену,

Рукою второй раз махнул,

Слуга снова дверь распахнул -

Взревев, словно гром,

В неё тигр сиганул

На арену огромным прыжком.

Льва, увидев, ревёт,

Тот на лапы встаёт,

На шее вздымается грива -

Тигр сник,  отошёл боязливо,

Сразиться со львом не посмел,

Кося глаза молча смотрел,

Признав без сражений и споров

Вассалом себя, льва сеньором.

Слизнув языком с губ пену,

В сторонке лёг на арену.

С усмешкою, глядя на сцену,

Король даёт пальцем знак  слугам своим

И два злобных барса, один за другим,

На тигра пошли в атаку,

Жаждая крови и драки.

Он, выбежав барсам навстречу,

Их душит в объятьях, и лапами бьёт.

Могучий Лев с рёвом на лапы встаёт,

Вмиг, замерли звери в испуге;

В ареной, очерченном круге,

Легли, не посмев льву перечить.

Когда прекратилась схватка,

С балкона упала перчатка,

Легла между тигром и львом,

Заахали дамы кругом.

Мой рыцарь, Делорж, наступил твой час,

Смеясь, Кунигунда сказала:

Ты клялся в любви ко мне, множество раз,

Чтоб  силу  её я узнала,

Прошу мне перчатку вернуть.

И рыцарь бегом отправляется в путь,

Идёт вниз по лестнице, в клетку;

Пройдя меж зверей твёрдым шагом,

Он их, поразив отвагой,

Поднял перчатку кокетки.

Сердца гостей ужас сковал,

Когда меж зверями стоял.

Когда хладнокровно вернулся назад,

Хвалили его отовсюду,

Готова обнять Кунигунда,

Сулит ему счастье её нежный взгляд,

Но рыцарь, пылая от гнева,

Перчатку швырнув в лицо девы,

Сказал, встав с красавицей рядом:

–От вас, не нужна мне награда -

Сказал и ушёл тотчас.

Der Handschuh

Vor seinem L;wengarten,

Das Kampfspiel zu erwarten,

Sa; K;nig Franz,

Und um ihn die Gro;en der Krone,

Und rings auf hohem Balkone

Die Damen in sch;nem Kranz.

Und wie er winkt mit dem Finger,

Auftut sich der weite Zwinger,

Und hinein mit bed;chtigem Schritt

Ein L;we tritt

Und sieht sich stumm

Ringsum

Mit langem G;hnen

Und sch;ttelt die M;hnen

Und streckt die Glieder

Und legt sich nieder.

Und der K;nig winkt wieder,

Da ;ffnet sich behend

Ein zweites Tor,

Daraus rennt

Mit wildem Sprunge

Ein Tiger hervor.

Wie der den L;wen erschaut,

Br;llt er laut,

Schl;gt mit dem Schweif

Einen furchtbaren Reif

Und recket die Zunge,

Und im Kreise scheu

Umgeht er den Leu,

Grimmig schnurrend,

Drauf streckt er sich murrend

Zur Seite nieder.

Und der K;nig winkt wieder,

Da speit das doppelt ge;ffnete Haus

Zwei Leoparden auf einmal aus,

Die st;rzen mit mutiger Kampfbegier

Auf das Tigertier;

Das packt sie mit seinen grimmigen Tatzen,

Und der Leu mit Gebr;ll

Richtet sich auf, da wirds still;

Und herum im Kreis,

Von Mordsucht hei;,

Lagern sich die greulichen Katzen.

Da f;llt von des Altans Rand

Ein Handschuh von sch;ner Hand

Zwischen den Tiger und den Leun

Mitten hinein.

Und zu Ritter Delorges, spottenderweis,

Wendet sich Fr;ulein Kunigund:

»Herr Ritter, ist Eure Lieb so hei;,

Wie Ihr mirs schw;rt zu jeder Stund,

Ei, so hebt mir den Handschuh auf!«

Und der Ritter, in schnellem Lauf,

Steigt hinab in den furchtbaren Zwinger

Mit festem Schritte,

Und aus der Ungeheuer Mitte

Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger.

Und mit Erstaunen und mit Grauen

Sehns die Ritter und Edelfrauen,

Und gelassen bringt er den Handschuh zur;ck.

Da schallt ihm sein Lob aus jedem Munde,

Aber mit z;rtlichem Liebesblick –

Er verhei;t ihm sein nahes Gl;ck –

Empf;ngt ihn Fr;ulein Kunigunde.

Und er wirft ihr den Handschuh ins Gesicht:

»Den Dank, Dame, begehr ich nicht!«

Und verl;;t sie zur selben Stunde.

Надежда

Пока люди живы, стремятся они,

Настигнуть мечту вековую;

Считают, что в будущем лучшие дни,

Охотясь на цель золотую.

Состарившись, станет мир вновь молодым,

Все мы улучшения жизни хотим.

Надежда по жизни ведёт за собой,

С весёлым ребёнком играет,

А юношу манит своей красотой,

Со старцем лечь в гроб не желает.

Когда он в могиле навеки уснёт,

Надежда в душе, как цветок, расцветёт.

И это поверьте не самообман,

Придуманный мозгом в смятенье.

Нас сердце зовёт, словно в бой барабан,

Жить верой, не зная сомненья.

И внутренний голос вещает о том,

Что душу надеждой и верой спасём.

***

Hoffnung

Es reden und tr;umen die Menschen viel

Von bessern k;nftigen Tagen;

Nach einem gl;cklichen, goldenen Ziel

Sieht man sie rennen und jagen.

Die Welt wird alt und wird wieder jung,

Doch der Mensch hofft immer Verbesserung.

Die Hoffnungf;hrt ihn ins Leben ein,

Sie umflattert den fr;hlichen Knaben,

Den J;ngling locket ihr Zauberschein,

Sie wird mit dem Greis nicht begraben;

Denn beschlie;t er im Grabe den m;den Lauf,

Noch am Grabe pflanzt er – die Hoffnung auf.

Es ist kein leerer, schmeichelnder Wahn,

Erzeugt im Gehirne des Thoren.

Im Herzen k;ndet es laut sich an:

Zu was Besserm sind wir geboren;

Und was die innere Stimme spricht,

Das t;uscht die hoffende Seele nicht.

Пилигрим

Странствуя, бродил в истоме,

Не жалея юных дней

Я, оставив в отчем доме

Танцы юности своей.

И наследство, и пожитки -

Всё оставил и был прав,

Заменили мне убытки

Посох и весёлый нрав.

Мне надежда дала силу,

Вера двигала вперёд,

«Странствуй» мне она твердила,

Путь – дорога на восход.

И однажды, днём чудесным

Подойдёшь к златым вратам,

В них войдёшь тогда небесным

Всё земное станет Там.»

Всюду – бодрый, и разбитый

Я на месте не стоял.

Шёл, но оставалось скрытым

То, что я найти мечтал

Не давали горы ходу,

Брод в реке бывал глубок,

Находил меж скал проходы,

Строил мост через поток.

Раз, пришёл к реке глубокой,

Что струилась на восток

И, себя вверяя року,

Смело бросился в поток.

Он понёс, ласкал волною,

Пока в море не попал.

Пусто было предо мною,

Ближе к цели я не стал.

Путь туда, увы, не знаем,

Никогда и высь небес

Не коснётся земли краем,

То что, Там, не будет здесь.

Der Piligrim

Noch in meines Lebens Lenze

War ich, und ich wandert’ aus,

Und der Jugend frohe Taenze

Liess ich in des Vaters Haus.

All mein Erbteil, meine Habe,

Warf ich froehlich glauben hin,

Und am leichten Pilgerstabe

Zog ich fort mit Kindersinn.

Denn mich trieb ein maechtig Hoffen

Und ein dunkles Glaubenswort,

„Wandle,“ rief’s, „der Weg ist offen,

Immer nach dem Aufgang fort.

„Bis zu einer goldnen Pforten

Du gelangst, da gehst du ein,

Denn das Irdische wird dorten

Himmlisch, unvergaenglich sein.“

Abend ward’s und wurde Morgen,

Nimmer, nimmer stand ich still,

Aber immer blieb’s verborgen,

Was ich suche, was ich will.

Berge lagen mir im Wege,

Stroeme hemmten meinen Fuss,

Ueber Schluende baut ich Stege,

Bruecken durch den wilden Fluss.

Und zu eines Stroms Gestaden

Kam ich, der nach Morgen floss;

Froh vertrauend seinem Faden,

Warf ich mich in seinen Schoss.

Hin zu einem grossen Meere

Trieb mich seiner Wellen Spiel;

Vor mir liegt’s in weiter Leere,

Naeher bin ich nicht dem Ziel.

Ach, kein Weg will dahin fuehren,

Ach, der Himmel ueber mir

Will die Erde nicht beruehren,

Und das Dort ist niemals hier!

***

Прошение

Беру перо, хочу писать,

Но порчу зря бумагу.

Где в опустевшем сердце взять

Для дум и чувств отвагу?

Не влить замёрзшею рукой

В стихи тепла и света,

Не любящий мазни такой,

О, Феб, согрей поэта.

Скребёт кухарка целый час,

Спасенья нет от скрипа,

А мне пора, зовёт Пегас

В Испанию к Филиппу.

Сажусь бесстрашно на коня,

Секунды не считаю.

Пегас в Мадрид принёс меня,

У замка оставляю.

Спешу, о, чудо! Там вдали,

Чудесное созданье –

Таясь, принцесса Эболи

Ждёт принца на свиданье.

Она трепещет, дрожь в ногах,

Объятья крепче стали,

Восторг горит в её глазах -

Его полны печали.

Триумф в любви потряс её,

Страсть рвётся на свободу!

Проклятье! Мокрое бельё

Бросает прачка в воду.

Всё, грош  поэзии цена,

Бог с нею! Замки  тают…

Пусть драмы пишет сатана,

Когда  бельё стирают.

***

Чужестанка

В долину к бедным пастухам,

Весной, под пенье жаворонка,

Как чудо в сказке, по утрам

Являлась хрупкая девчонка.

У пастухов была чужой,

Никто не знал, откуда родом

Оставленный, её ногой,

След – пропадал с её уходом.

Цветы и сладкие плоды

Несли невидимые слуги,

Вечнозелёные сады,

Взрастили их под солнцем юга.

Дарила, каждому, весной

Цветок и плод своей рукою.

Счастливым уходил домой -

Мальчишка и старик с клюкою.

Хранится в памяти веков

И то, как любящих встречала:

Прекраснейший из всех цветов,

Благословляя их, вручала.

Das Madchen aus der Fremde

In einem Tal bei armen Hirten

Ersehien mit jedem jungen Jahr.

Sobald die ersten Lerchen schwirrten,

Ein Madchen schon und wunderbar.

Sie war nicht in dem Tal geboren,

Man wusste nicht, woher sie kam,

Und sehnell war ihre Spur verloren,

Sobald das Madchen Abschied nahm.

Sie brachte Blumen mit und Frichte

Gereift auf einer andern Flur,

In einem andern Sonnenlichte,

In einer gluchlichern Natur.

Und teilte jedem eine Gabe,

Bem Fruchte, jenem Blumen aus;

Der Jungling und der Greisam Stabe,

Ein jeder ging beschenkt nach Haus.

Willkommen waren alle Gaste,

Doch nahte sich ein liebend Paar,

Dem reichte sie der Gaben beste,

Der Blumen allerschonste dar.

Цветы

Дети солнца молодого,

Поля –  праздничный убор

Цветы – радость для любого,

Ласков к ним природы взор.

Мил наряд, расшитый светом,

Флора красит разным цветом,

Её краски дар богов.

Дети вёсен  – хороши,

Но остались без души,

Плачьте,  ваш удел суров.

Поют песни жаворонки

Ночью плачут соловьи,

Тянут нежные ручонки

К вам сильфиды, ждут любви.

Зачем в чаши и короны,

Манит взгляды дочь Дионы

Разжигая пыл в крови?

Плачьте дети вёсен нежных!

На полях земли безбрежных

Вам отказано в любви.

Но таясь от взгляда няни,

Запрет матери был строг,

Я, пока цветы не вянут,

Подарю любви залог:

Речь его души безмолвна,

Но для сердца полнокровна,

Для тебя венок совью,

Величайший из богов

Воплотил в листве цветов

Всю божественность свою.

Die Blumen

Kinder der verj;ngten Sonne,

Blumen der geschm;ckten Flur,

Euch erzog zu Lust und Wonne,

Ja, Euch liebte die Natur.

Sch;n das Kleid mit Licht gesticket,

Sch;n hat Flora Euch geschm;cket

Mit der Farben G;tterpracht.

Holde Fr;hlingskinder, klaget!

Seele hat sie Euch versaget,

Und ihr selber wohnt in Nacht.

Nachtigall und Lerche singen

Euch der Liebe selig Los,

Gaukelnde Sylphiden schwingen

Buhlend sich auf Eurem Scho;.

W;lbte Eures Kelches Krone

Nicht die Tochter der Dione

Schwellend zu der Liebe Pf;hl?

Zarte Fr;hlingskinder, weinet!

Liebe hat sie euch verneinet,

Euch das selige Gef;hl.

Aber hat aus Nanny;s Blicken

Mich der Mutter Spruch verbannt,

Wenn Euch meine H;nde pfl;cken

Ihr zum zarten Liebespfand:

Leben, Sprache, Seelen, Herzen,

Stumme Boten s;;er Schmerzen,

Goss Euch dies Ber;hren ein,

Und der m;chtigste der G;tter

Schlie;t in Eure stillen Bl;tter

Seine hohe Gottheit ein.

***

Мужицкая серенада

Глянь в окно! Повсюду мрак.

Под дождём и громом

Я торчу, среди собак,

Два часа за домом.

Тучи, небо набекрень,

Дождик льёт, как в судный день.

Приодет для вечеринки!

Брюки нужно выжимать

И на новые менять

Шляпу, куртку ботинки!

Дождик, гром и суматоха -

Глянь в окно, мне очень плохо!

Ради Бога, пожалей!

Мне и страшно и обидно,

Ночь черна без фонарей!

Ни луны, ни звёзд не видно.

Я о камни спотыкаюсь,

Рву одежду и ругаюсь,

Говорю, помилуй, Бог!

Кругом изгородь, и рвы,

Не сносить мне головы,

Не спасти ни рук, ни ног.

Это ужас, а не ночь!

Чертыханьем, не помочь!

Будь ты проклята! Окстись!

И прими в объятья!

Есть молитва – помолись,

Или ждёшь проклятья?

Человеком пора стать,

Хватит дурака валять,

Чего я дожидаюсь?

Унижаясь перед тобой,

Люблю летом и зимой,

Видно, зря стараюсь!

Мочи нету, так продрог!

Видно  хочешь, чтоб я здох!

Гром грохочет, чуть живой!

Где набраться силы?

Эта ведьма кочергой

Меня благословила.

А могла бы пожалеть,

Холод, дождь пришлось терпеть,

Мне из – за плутовки!

Погоди же!  Злись, не злись,

Без меня теперь резвись

Злобная чертовка!

Холод, ветер, дождь стеной,

До свиданья, я – домой.

Baurenst;ndchen

Mensch! Ich bitte, guck heraus!

Klecken nicht zwo Stunden,

Steh ich so vor deinem Haus,

Stehe mit den Hunden.

‘s regnet, was vom Himmel mag,

‘s gwittert wie zum J;ngsten Tag,

Pudelna; die Hosen!

Platschna; Rock und Mantel, ei!

Rock und Mantel nagelneu,

Alles dieser Losen.

Drau;en, drau;en Saus und Braus!

Mensch! ich bitte, guck heraus.

Ei zum Henker! guck heraus!

L;scht mir die Laterne –

Weit am Himmel Nacht und Graus!

Weder Mond noch Sterne.

Sto; ich schier an Stein und Stock,

Rei;e Wams und ;berrock,

Ach, da; Gott erbarme!

Hecken, Stauden ringsumher,

Gr;ben, H;gel kreuz und quer,

Breche Bein und Arme.

Drau;en, drau;en Nacht und Graus!

Ei zum Henker, guck heraus!

Ei zum Teufel! guck heraus!

H;re mein Gesuche!

Beten, Singen geht mir aus,

Willst du, da; ich fluche?

Mu; ich doch ein Hans Dampf sein,

Fr;r ich nicht zu Stein und Bein,

Wenn ich l;nger bliebe?

Liebe, das verdank ich dir,

Winterbeulen machst du mir,

Du vertrackte Liebe!

Drau;en, drau;en Kalt und Graus!

Ei, zum Teufel, guck heraus.

Donner alle! Was ist das,

Das vom Fenster regnet?

Garstge Hexe, kotigna;,

Hast mich eingesegnet.

Regen, Hunger, Frost und Wind

Leid ich f;r das Teufelskind,

Werde noch gehudelt!

Wetter auch! Ich packe mich!

B;ser D;mon, tummle dich,

Habe satt gedudelt!

Drau;en, drau;en Saus und Braus!

Fahre wohl – Ich geh nach Haus.

***