Петр Немировский
Новый Джон Леннон

Так в нашем домике под кроватью появился еще один чемодан, на гвоздике – розовое полотенце, а в стакане возле умывальника – на одну зубную щетку больше.

2

На выходные приезжал отец.

– Сашка, погнали купаться! – звал он меня, перебрасывая через плечо полотенце.

Но в ту субботу купаться мы не пошли. Войдя в домик, отец с поникшей головой тяжело опустился на кровать.

– Что случилось? – спросила мама.

Отец тоскливо взглянул на меня, кисло улыбнулся Алине.

– Идите-ка, погуляйте, – сказал он нам, и мы вышли.

– Так получилось… Приволок тот проклятый рулон к забору. Жду, а Вовки все нет. Решил вернуться в цех, а тут – они, из отдела охраны, – тихо говорил отец.

– Чуяло мое сердце, это добром не кончится. Что же теперь будет? – причитала мама.

– Составили протокол. Могут передать дело в прокуратуру. До двух лет тюрьмы.

Я стоял у окна, над головой шелестели ветви березы. Представил отца в телогрейке. Его заводят в камеру. Он сидит на железном стуле у зарешеченного окошка, пишет нам с мамой письмо…

Я бродил по территории базы. Возле домиков за столами шумно ели, выпивали, играли в карты. Неужели все вокруг скоро узнают, что мой отец – вор?! Неужели его посадят в тюрьму? Не за политику и даже не за драку. А за украденный рулон кожи!

На берегу приятели жгли костер.

– Джон, что там случилось у твоих? – спросила Алина.

– Не знаю, – ответил я. Уши мои пылали.

– Садись, скоро испечется картошка.

Дымок вился над костром. Алина сидела, обхватив руками колени. Смотрела то на огонь, то украдкой на Вадика Гольдштейна, тренькающего на гитаре.

ххх

Выходные тянулись мучительно долго. Отец на пляж не ходил. В бильярд тоже не играл, а бильярдистом был классным. Из разговоров родителей я знал, что когда-то отец был одержим бильярдом, играл на деньги, и только семейные скандалы излечили его от этой страсти.

В воскресенье вечером мы проводили его к причалу. По деревянному трапу на катер поднимались отъезжающие. Отец прошел на корму и оттуда помахал нам рукой. Мама постаралась улыбнуться, помахала ему в ответ и быстро ушла. Кажется, она плакала.

Катер отчалил. Я смотрел вслед удалявшейся белой щепке. Жалость к отцу, стыд за него, надежда, что все обойдется и его не посадят, сменяли друг друга. Вдоль берега носилась черная овчарка Тайга и яростно лаяла на волны: недавно комендант утопил ее щенков.

На следующее утро мама, наготовив нам с Алиной еды, навела тонкие стрелки у беспокойных глаз и, пообещав вернуться через пару дней, тоже уехала.