Петр Ингвин
Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой
Сестрисса развернулась, направив стопы к царисскому сектору. Клара не выдержала, вдогонку полетел ее крик:
– Хрисанфия осталась жива?
Не оборачиваясь, сестрисса пожала плечами.
Глава 10
Карину отправили на стену, даже не дав поужинать. Остальные привычно скребли ложками, тихо переговариваясь за столами. Кого-то интересовала скорбная судьба Карины, кого-то – неведомой Хрисанфии.
– Конечно, жива, иначе кто поведал бы эту историю? – глубокомысленно гудела мелюзга.
– Как же она спаслась?
– Наверное, спасли.
– Перебила волков!
– А зачем сестрисса рассказала это нам? Что хотела сказать?
Все умолкли.
После ужина в полной темноте Зарина понесла тарелку сестре. Я вернулся к себе и первым делом придвинул лежак ко второму. Раздеваясь, на всякий случай смачно потянулся, стоя спиной в проеме окна и стараясь все время двигаться, чтобы не стать целью очередной провокации. Затем последовал видимый каждой сволочи шаг к отсутствующему лежаку – все удостоверились, кто хотел? – и после того, как вроде бы лег туда, я переполз по полу на настоящий лежак. И только собрался разматывать пращу, как дверь со страшным стуком-грохотом отлетела. Ворвалась разъяренная Карина:
– Это правда?!
Нависшая надо мной бешеная фурия была в доспехах и вооружена, я же, во-первых, лежал, во-вторых, раздетый.
– Вставай, гниль занебесная, оборотень в ангельской шкуре!
Не владеющая собой, с подрагивающим мечом в руке, Карина придвинулась почти вплотную. Кое-как выскочив из-под нависшего тела, я попятился к окну. Крестец уперся в подоконник. Дальше некуда. Как цинично шутят столичные аборигены, велика Москва, а отступать некуда, со всех сторон – Россия.
– Простыню! – взорвала раскатистая команда временную тишину.
Возражать бессмысленно. Шутить тем более. Пальцы разжались, и защитная ткань опала, будто кирпичики тетриса на высшем уровне. Взор Карины повеселел.
– Сестренка не соврала. Дура, но смышленая. Вернее, смышленая, но дура. Намечтала заколдованных принцев. Одевайся, поведу к цариссам. Сегодня урожай на такие сюрпризы.
Мои пальцы нащупали на табурете штаны с рубахой, ступни принялись продеваться в штанины. Одевался я, не теряя из виду Карину: мало ли. То ли она врежет, то ли я момент не упущу…
Только сейчас ее разум отметил сдвинутые матрасы.
– Ах ты ж, дрянь волосатая…
Уже одетый, я по-прежнему стоял спиной к окну и лицом к ней. Удар ногой в пах кого угодно заставит переломиться. Ну, если кто угодно – мужчина. Могу сказать гордо, я – мужчина.
Раздался глухой чванк. Не во мне. Рядом. Спереди и чуть выше. Чуть не воя от боли после удара, я приподнял лицо и обмер – из правого глаза Карины торчал хвост длинной стрелы.
Карина рухнула на месте, словно пробитый пулей мяч. Кровь картинно брызнула разлапистой струйкой. Зрелище страшное.
Спрятавшись за косяк, я заставил себя выпрямиться и с осторожностью выглянул. Вдали, за горкой дров, сложенных над подземным ходом, скользнула тень. Стрелок спрятался отменно, но – луна. Пусть не полная, но для безоблачного неба достаточно. Разворошенная гостями школа застыла в бездвижимости до самого утра, тени заснули тоже. А за дровами тень не спала.
Сделав мощный вдох-выдох, я перемахнул через подоконник и помчался к стрелку. Бежал с отскоками в сторону, неожиданными пригибаниями и зигзагами. Проклинавший собственную дурость организм ждал следующей стрелы. Но стрелок, державший в руках лук, явно не хотел себя выдавать ни мне, ни другим. Тем более, этих других вокруг полным полно, и есть шанс, что как раз сейчас кто-то не спит в комнатах или шатрах. Раздвинув дрова, стрелок нырнул в лаз.
Хорошо же он подготовился. Или прибыл этим путем. По приказу папринция дрова сложили так, чтобы намертво замуровать ход, а сейчас оказалось достаточно отбросить несколько чурок.
Если я с ходу влечу в темный лаз – поминайте, как звали. Прирежут как слепого котенка. Я поменял направление – теперь несся к лестнице на крышу.
Охрана ворот меня увидела и подняла тревогу. Кто-то уже выскакивал из шатров. Плевать. Взлетев по лесенке, я перемахнул через стену. Надеюсь, удобный скат не срыли. Поздно подумал, но пронесло: склон оказался на месте. Меня прокатило по изгибающейся траектории и выбросило к подножию леса.
Стрелок как раз вылезал из подземного хода.
– Стой, тварь! – само вырвалось у меня.
Я проорал это от отчаяния и запоздалого страха. Мне нечем было ни нападать, ни защищаться, оружия никакого. Кроме пращи. А ее нужно размотать, подобрать соответствующий камешек, вложить, раскрутить и метнуть. Сколько раз меня поразят за это время?
Стрелок то ли в панике, то ли по предусмотренному плану вместо контратаки ринулся в лес. Лук с колчаном полетели в траву. Чтобы легче бежалось? Такое действие больше соответствовало первому варианту. Тогда у меня есть шанс. Потеряв долю секунды, я подхватил оружие на бегу. Ура, вооружен.
Теперь он не уйдет.
Если сообщники не ждут.
Волосы встали дыбом. Но адреналин пер, как зубная паста из тюбика, который попал под каблук. Фарш невозможно провернуть назад. Меня было не остановить. Вдали возник шум, но я не воспринял. Бежал. Шум повторился и уже не смолкал. Дошло: это был приближающийся из леса лай. Стрелок перестал убегать, размытый силуэт полез на дерево. В движениях – страх. Ага, случилось нечто непредусмотренное планом. Еще бы, он все просчитал, долго ждал, целился и выпустил стрелу в удачно подставившуюся цель. Но стрела – не пуля, она летит чуточку дольше. В момент полета, когда ничего не изменить, цель нагнулась, и все пошло кувырком.
Жуткий лай приближался. Но я не полез на дерево. Я с облегчением всматривался вдаль: Гром, Сявка! Малик не ушел. Или ушел, но вернулся за нами, несмотря на угрозу.
Лай приблизился ближе некуда и принес кошмарное понимание: это не Гром и Сявка. Чужие. Хуже, дикие. Еще хуже: волков было три.
Лезть куда-то – поздно. Я перехватил лук, колчан прыгнул за плечо, тетива с первой стрелой мощно натянулась.
Вшшшть. В молоко. Много выше и левее.
Уже видны злобно горящие глаза и оскаленные морды. Назовем неудачный выстрел пристрелкой. Вторая стрела сбила в прыжке первого волка, третья – следующего. Не насмерть, но сейчас это не важно. Четвертая снова ушла в темноту, а пятая вогналась по самый хвост прямо в глотку прыгнувшего на меня зверя.
Двух первых пришлось добить еще парой стрел, расстреливая, как в тире. Бой завершился. Точнее, бойня.
Колени мелко дрожали. Руки не слушались. Сердце колотилось, как молоток доведенного обывателя по лобовому стеклу бронированного «Брабуса».
– Эй, наверху! – крикнул я, натягивая последнюю стрелу. – Познакомимся?
Наконечник демонстративно нацелился вверх.
Пол стрелка до сих пор оставался загадкой. Бегал он прилично, без женских ужимок. Но здесь все так бегают. Одет – в рубашку и штаны типа моих ученических, но так ходят почти все бездоспешные женщины.
Бывший стрелок намерений знакомиться не выказал.
– Спускайся! – более грозно приказал я.
– У тебя одна стрела, – спокойно отметил мягкий голос, который тоже мог принадлежать кому угодно. – А у меня нож. Стреляй. Потом посмотрим, кто кого.
У него в руке действительно появился нож.
Я отошел за ближайшее дерево. Если нож в мой лежак метал этот же человек…
Но почему же сейчас не кинул, а продемонстрировал? Последний козырь… или отвлекающий маневр? Сможет удивить чем-то еще?
Я отложил лук в траву. Сюрпризами и мы богаты. Стараясь держаться под защитой ствола, я размотал пращу. Подходящий камешек дожидался прямо под ногами. Вообще, почва здесь каменистая, для моих целей это удача.
Противник с удивлением глазел, как раскручивается сдвоенная веревка. Момент, когда пальцы отпустили один конец, он прошляпил.
Эх, мало меня папа гонял. Целя в мягкое место, я попал в ветку. Треск заставил человека в ветвях напрячься.
– Поосторожней, быдло небесное! – донесся эмоциональный вскрик.
И я узнал.
Глава 11
Сейчас, когда в голос проникли истерические нотки высокомерного испуга, стало понято, кто передо мной. Я подобрал второй камень, начал раскручивать.
– Аглая, сама слезешь или сковыривать по частям?
– Ладно, – заносчиво бросила она своим обычным голосом. – Раз уж узнал, спускаюсь.
– Подожди, – остановил я, снова прячась за ствол. – Брось нож.
– В тебя? Чего же прячешься?
– Знаю, как кидаешь.
– Ничего не докажешь.
Уф, спасибочки. Покусительница с прилетевшим ночью ножом тоже она. Проверим остальное.
– Естественно, не докажу. Все разыграно, как по нотам. Копье во время занятий, когда все отвлеклись, нож и меч в темноте, а с нефтью обознатушки вышли…
– С чем?
– С земляным маслом, – поправился я. – Ты послала Варвару подпортить мне шкурку, а в окне оказалась Зарина, так?
– Варька – дура. – Аглая со злостью сплюнула, цикнув сквозь зубы как заправский гопник. – А ты везучая. Завидно. Приятно быть неуязвимой? Ну, покажи довольное личико. Позлорадствуй, как саму преемницу переиграла.
Нож в ее пальцах неприятно шевелился. Неприятно для меня.
– Бросай нож на землю!
– А ты отними!
Фрр, фрр, фшхх. Шмяк! Можно себя поздравить, с пращой я тоже пристрелялся. Выпущенный с третьей раскрутки камень попал, правда, не совсем туда, куда требовалось, но попал. Аглая с воем схватилась за пятку.
– Бросай нож на землю! – В кожаную петельку лег следующий камень. – Больше не повторяю!
Фрр, фрр…
– Держи. – С ненавистью видя, что за стволом меня не достать, Аглая выбросила нож.
Следя, чтобы в ее руках не появилось новых нежданчиков, я выскочил и пронесся под деревом, на ходу подхватив клинок. Легкий, мелкий, некультяпистый, он не мог причинить ощутимый вред как метательное оружие. Если только в глаз. Но для ближнего боя сгодился бы.
Сунув его за пояс, я отбежал к луку. Пока не нужная больше праща опять превращалась в повязку, Аглая спускалась, под ее ногами сыпались листья и мелкие ветви. Хруст стоял на весь лес.
Приземление прошло удачно. Потерев ушибленную пятку, противница попыталась идти в мою сторону, но захромала, со стоном отдергивая ногу от земли.
– Стой, где стоишь. – Натянутая оставшаяся стрела вновь смотрела на нее. – Преемница, говоришь? Чья, если не секрет?
– Чапа, ты дура? – Сколько раз сегодня я слышал это слово. Если других не знают, могу расширить им лексикон. – Я – назначенная возможная преемница!
– Чья?
Аглая вздохнула:
– Точно, дура. Верховной царицы, кого же еще?
Что-то не сходится. Недавно я слышал нечто другое.
– Кто же тогда Деметрия, дружину которой каким-то образом с рыкцарями перепутали?
– Дочь.
Я затупил.
– Не единственная?
– Единственная, – сообщила Аглая.
Поняв, что меня не достать, она смирилась с этим временным недоразумением и присела на землю, пальцы принялись растирать ступню.
– Почему наследница не она?
– Верховная царица не имеет права отдавать трон детям.
О, как. Я даже немного опустил лук. Но быстро выровнял, вновь направляя на змею в человеческом облике. То бишь, на очаровательного прожженного политикана, у которого цель оправдывала любые средства.
– Откуда у тебя лук?
– Лук? – Аглая недоуменно хлопнула ресницами. – Противная слезоточивая горечь, а вареный – вообще несъедобен. Ты иногда уши-то чисти. У тебя в руках – гнук. Запретное оружие.
– Почему запретное? – Я вспомнил Малика с рыкцарями.
– Любой крепостной сможет на расстоянии поразить вооруженного благородного. Кто стерпит такое? Взявшему в руки – смерть.
– А ты, значит, осмелилась?
– Вынужденная необходимость. – Она вновь сосредоточилась на пятке, поднеся к лицу, дуя на нее и растирая.
– Это за показательную порку в деревне и стучок про войников?
– Наивный ангелочек. То, что там случилось, ничего не значило в Большой игре. Я выдержала соответствие! Тут появляешься ты. История утвержает, что при равных шансах предпочтение отдают ангелу. Иногда даже при меньших. Я приняла меры.
– Меры?! Ты убила Карину!
– Да? И что я должна сделать с этим занимательным и, наверное, немного прискорбным фактом?
Ни стыда, ни совести. Политик, возведенный в абсолют. Чудесная вышла бы царица.
Стоп. Сконцентрируемся на важном. Минуту назад я услышал нечто замечательное, а гнев и сострадание утащили меня в сторону. Вернемся.
– Можно поподробнее о предпочтении ангелов.
– Обойдешься.
– Что за «соответствие»?
– Не жди, что вот так дам оружие против себя.
– А что за равные шансы?
– Забудь! Нет у тебя никаких шансов и быть не могло! Я, идиотка, решила перестраховаться. Перемудрила.
Перемудрила? Хорошее имя для таких, как она. Господа и дамы, а сейчас перед вами во всем величии пустоты на месте совести предстанет мисс Перемудрила!
– Где научилась стрелять? – сменил я тему.
Ее единственный выстрел намного превосходил все последующие мои. Если бы не удар Карины…
Аглая усмехнулась, поерзав на подвернутой ноге:
– Пока жила в крепости, мне были открыты многие двери. В том числе те, что считались закрытыми. А ты?
– Ответ на этот вопрос является нарушением положения об ангелах.
– Плевать. – На меня вскинулось злое лицо. – Неужели думаешь, что преемница Верховной царицы верит во всю эту лабуду?
Отлегло от сердца. Лабуда, так лабуда. Отлично. Приятно поговорить с умным человеком. Это я о себе.
– Возможная преемница Верховной царицы обязана поддерживать веру во всю эту лабуду в своих подданных, – объявил я противнице. – Иначе они могут задуматься о чем не надо и придумать демократию.
– Что придумать?
– Способ убить совесть во всех, а не только в избранных.
– Не понимаю.
– Честно говоря, я тоже не понимаю, почему при единоличной власти совести нет у одного и у его приспешников, а при власти народа – у всего народа. Может, дело в самом институте власти?
К нам приближались голоса.
– Почему волков было так мало? – Мне вспомнилась чудовищная битва на причале.
– Сюда большие стаи редко приходят, – машинально ответила мисс Перемудрила, при этом очень сильно о чем-то размышляя. – Чем дальше от кладбища, тем меньше.
Нас увидели. Сюда бежали люди, много людей. С факелами и оружием.
– Спасите! Стрелок здесь! – завопила находившаяся под прицелом наследница. – Я поймала стрелка!
Лук…, тьфу, гнук был у меня в руках. Все это видели. «Запретное оружие», – всплыло в мозгу. Взявшему в руки – смерть.
– Увидела кого-то, он за мной, я побежала, он догнал… Это Чапа! Ангел Чапа! У ангела гнук! – визжала Аглая, как недорезанная.
Я тупо озирался. Меня брали в кольцо, которое сжималось, ощетинившись копьями. Можно было потрогать острия пальцем, если б не было жалко пальцы.
– Ангел убил Карину! Хотел убить меня как свидетеля! – навзрыд орала Аглая, упав на колени, словно от пережитого ужаса. – Я все видела! Я расскажу!
У меня забылись все слова. Шок, ступор, непонимание. Как?! Давно опустив лук-гнук, я отстраненно наблюдал за происходящим, словно все это было не со мной. Так может быть? Неужели поверят? И мне им нечего сказать, все видели, как я угрожал запретным оружием.
Вперед вышла Астафья. Ее меч коснулся моего горла, вторая рука вырвала л… нет, раз уж я в чужом мире, пусть будет именно гнук.
– Связать и увести, – приказала она войникам.
Только теперь я различил, кто нас окружает. Войники всех царисс. Видимо, первыми рванули через стену, как только вооружились.
– Спасибо, вы спасли мне жизнь! – Аглая чуть не полезла к Астафье с лобызаниями.
– До разбирательства – ее тоже, – спокойно отстранилась Астафья.
Глава 12
Карцер – обложенный камнем колодец глубиной в два моих роста и метр в поперечнике. Сверху – мощная бревенчатая крышка. Постаравшись, враскоряку можно подняться до крышки. Сверху снаружи она закреплена вставленным клином, не поднять. Щели нет, вся конструкция притоплена в землю. Звуков не доносится никаких. Где находится карцер, осталось тайной: меня привели и спустили с мешком на голове. Где-то рядом наверняка ожидают участи Фома, Глафира и Аглая. Если крикнуть, то, наверняка, есть шанс, что меня услышат.
Кричать не хотелось.
Из «мебели» – только глиняная посудина для «вдруг приспичит». В карцере можно стоять, сидеть на полу и лежать на полу в позе двойки, которую сжало тисками. Холодно и промозгло. Вот я и узнал, что такое карцер, как однажды возмечталось.
Когда крышка открылась, зубы стучали вовсю. Ко мне опустилась веревочная лестница.
– Вылазь.
Трудно сказать, сколько прошло времени. В подземелье оно течет по-другому. К тому же, я сумел поспать, проснувшись от холода и боли в затекших членах.
Едва голова оказалась в пределах досягаемости, на нее вновь накинули мешок. Не хотят выдавать ученицам местонахождение карцера. Чтобы даже мыслей не возникло кого-то освобождать. Мне такое во сне не привидится, а кто-то может – из дружбы, из неправильно понятой справедливости или согласно клятве Тайного круга, в которой обязались помогать друг другу невзирая. Тихий скрип ознаменовал закрытие двери помещения, где прячут преступников. Надо запомнить звук. Если по очереди открыть-закрыть все двери в половине цариссы, то…
О чем я думаю. О защите нужно думать. Доводы подбирать. Вспоминать возможных свидетелей. Но мозг заклинило. Вероломство Аглаи выбило из колеи и умножило на ноль. Все знают, что умножать на ноль нельзя. А оно умножило.
Некоторое время меня вели по коридору. Ритм движения был дерганый, тоже для сбивки навигации. Куда-то пришли.
– Ангел Чапа, – услышал я голос Дарьи. – Расследование завершено.
И, как медведь на теремок, навалилась невыносимая звуковая пустота.
Я стоял где-то перед кем-то, будто на расстреле. Нехорошее сравнение. До жути правдоподобное.
Почему мои руки не бросили запрещенное оружие в момент, когда приближалась толпа?! У меня оставался нож, Аглая повредила ногу, сдать ее правоохранительным органам местного разлива было проще простого. До этого все улики свидетельствовали в мою пользу. Теперь же не только проклятый гнук, но и Карина… Сейчас раздастся неотвратимое «Говорю!» и…
Пусть. Я ждал, стиснув зубы. Выскажусь, когда спросят. Если спросят. Если нет, тоже выскажусь, благо, кляп вставить не додумались. Скажу все, что думаю. А после…
Плевать. Меня уже записали в небесные ангелы. Всего лишь легитимизируюсь. Только бы не утащить с собой кого-то еще, у кого остался шанс не услышать по отношению к себе зловещего «Говорю».
Ровный безчувственный голос цариссы вновь наполнил замкнутый объем помещения, где происходило судилище:
– Опрошены все причастные, а также случайные и неслучайные очевидцы. Все показания сходятся, разнясь исключительно в деталях, и только одно не соответствует общей линии. Однако, высказавшее его лицо является лицом заинтересованным, и его заявление не может рассматриваться в качестве аргумента, опровергающего массу остальных. Итого, общими свидетельствами, ангел Чапа, доказана твоя полная невиновность.
Что? Нос шмыгнул, горло непроизвольно всхлипнуло. Я не ослышался?
А Дарья продолжала возвращающим жизнь тоном, от которого текли слезы:
– Мало того, ты не только защищалась, но сумела поймать преступницу. Папринций Люсик рассказал, что покушение являлось не первым. Царевна Зарина Варфоломеина, замещавшая на крыше отлучившуюся сестру, видела, как ты гналась за неизвестным стрелком. Стража на воротах, а также войники Варфоломеи и Евстигнеи, выскочившие на шум, подтвердили, что гнук в твоих руках на момент погони отсутствовал. Под тяжестью доказательств Аглая созналась во всем. Особенно после намека перейти к способам для особо упорных. Но в одном она стояла крепко – что именно ты убила волков, стреляя из гнука. Странно, зачем ей брать на себя однозначно караемое смертью «не восставай на жизнь ближней своей» и при этом отрицать мелочь, годную сойти за самозащиту? – Громкость цариссиного голоса снизилась до шепота, потекшего прямо в ухо. – Разрядница? На секцию ходила?
Я дернулся. Голос Дарьи, в котором на миг пробилась усмешка, снова взорвал пространство:
– Все обвинения сняты, ты свободна. Остался один вопрос.
И вновь шепот в ухо, не слышимый остальными, кто бы здесь ни был:
– О чем Карина приходила говорить с тобой? Почему это было столь важно, что вынудило ее повторно нарушить дисциплину и оставить пост на другого человека? Отвечай тихо.
– Вы много знаете о мире ангелов, – по ее просьбе вымолвил я едва слышно. – Карина не исключение, ей тоже хотелось знать.
– Она спрашивала про социальное устройство мира, про религию, про оружие?..
Я помотал головой.
– Такие темы и рядом не лежали. Карину волновало одно: про отношения до свадьбы со своим жени… невестором.
Придумалось на ходу. Ледяная изморось страха катилась по лбу и затылку. Что, если и здесь найдутся свидетели-доброжелатели с чуткими ушами-локаторами и всевидящими глазами-провокаторами? «Обличи ближнюю свою и не понесешь греха».
– Карина жила с Томой. Почему с таким вопросом она обратилась к тебе?
Резонно. Думай, Софочка, ядрить тебя в коромысло.
Так, что-то проклюнулось:
– «Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова», – процитировал я по памяти. – Тома законопослушна.
– А ты? – ударило холодом.
– А у меня репутация человека, который в случае вожжи под хвост шашни подруг закладывает и на преемницу Верховной царицы бочку катит. Без царя в голове. Карина хотела взять меня на слабо.
– Взяла?
– Пыталась.
Разговаривать с мешком на голове не есть удобно и приятно. А что делать? Опустив руки по швам, я покорно удовлетворял жгучий интерес весьма информированной цариссы.
– Хочешь сказать – у нее не получилось?
– Хочу сказать, что она не успела. Если бы вывела меня из себя – не знаю, что бы я ей наговориллла. Но произошло то, что произошло.
Звук шагов переместился в сторону, раздалось громко и властно:
– Благодарю воспитанницу школы Василису, прозываемую ангелом Чапой, за отвагу и истинное законопослушание. Невзирая на опасность, она не дрогнула во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему.
– Алле хвала! – прогремело на несколько голосов так, что я утвердился в мысли: нахожусь в небольшом закрытом помещении.
– И да воздастся справедливым, – закончила Дарья, оставив в непонятках, кого имеет в виду: меня, поймавшего преступника, или себя, с честью разобравшуюся в запутанном деле и не казнившую невиновного.
Ее следующие слова были обращены ко мне:
– И последнее, Чапа. Думаю, следует упомянуть, что за слушание ангелов карают не только слушавшего. Сделай вывод. А сейчас тебя доставят в твою комнату. Отсыпайся.
Кто-то взял меня под руки. Когда повели, я пытался считать шаги. Скорее всего, для разговора меня доставили в приемную Дарьи или в ее спальню, вход в которую вел через приемную. Просто так не попадешь.
По коридору мы шли странно далеко. В какой-то момент развернулись обратно. Конвоиры поняли мои нелепые потуги на шерлокхолмство. Потом снова развернули. Через несколько шагов мешок был сорван. Перед глазами – дверь в мою комнату, по бокам – два полуприсевших бойника, протянувших мне небольшой нож и быстро ретировавшихся.
Нож Аглаи. Его забрали у меня при задержании. Теперь он мой. Личное имущество выросло в два раза. У меня два ножа: большой красивый Гордеевский в ножнах и незаметный Аглаин. Я крут. У Томы нет вообще ничего, как у всех учениц. При случае один отдам ей. И кто бы сомневался, какой именно.
За окном светало. Нехило же меня продержали в карцере. Восторженный взвизг двери, дождавшейся хозяина, разбудил Зарину. Закутавшись простыней, она метнулась к моему лежаку, вытащила из-под подушки нож Гордея и протянула:
– Отрежь мне язык!
Глаза-тарелки – это оказалось заразно. Представив, как выгляжу со стороны, я расслабил лицо и взял себя в руки.
– Отрежь! – Зарина требовательно вложила рукоятку в мою ладонь. – Из-за языка я потеряла сестру и чуть не потеряла тебя.
– Проблема чуть выше. – Легонько постучав по виску, я постарался обратить все в шутку.
Нож отправился в ножны и обратно под подушку. Взгляд упал на лежак: тот снова находился в своем углу. Зарина отметила заминку.
– Успела отодвинуть до того, как пришли, – прыгнув смущенными глазками вниз, пояснила она. – Карина умерла сразу. Ее унесли. Кровь затерли. Меня долго расспрашивали. На этот раз я молчала. Кровь Карины еще не высохла. Не смогла я сказать им правду!
Што-о-опаный масдай. Слезы.
– Прости, – сказал я. Сил на утешение не было. – Давай позже поговорим. Меня только что подняли из карцера.
Зарина поспешно отпрянула на свое ложе. Я упал на постель прямо в одежде, завернулся, и на щитке мозга дернули вниз общий рубильник. Off. Гейм овер. Меня нет, я умер, не кантовать даже в случае цунами и ядерной войны. Со святыми упоко-о-о-й…
