Петр Ингвин
Истории, пожалуй, круче, чем у Вашего браузера. Сборник рассказов
Микротрагедия «2020»
Он любил петь хором. Она любила летать по ночам. Однажды их взгляды встретились и судьбы слились. Он приходил со смены, она его встречала, они любили друг друга. Он был счастлив. И она была счастлива. Они не представляли жизни друг без друга.
Все изменил карантин. Они разошлись. Они оказались очень разными. Он любил петь хором. Она любила летать по ночам.
Послесловие. Сюжет навеян телевизором. Сам автор категорически не понимает, как обстоятельства могут сломать любовь, если она настоящая.
Перфекционистка
Собранная со стула и пола одежда всей охапкой отправилась в шкаф. Мусор – под диван. Веник с совком – для ускорения процесса – туда же. Впервые встретились в одной стопке книги, на которые не хватало времени. Беспорядок, царивший в комнате до звонка Алины, на глазах исчезал из картины мира вместе с планом до ночи мурыжить автореферат диссертации. Все еще кандидатской. А чуть обогнавший в возрасте брат Ярослав в свои тридцать два защитил докторскую. Уже доцент. Со дня на день станет профессором. Еще он блестящий оратор, красавчик и душа компании. Тьфу. Нельзя быть столь безупречным. Робот с телом пловца и мозгами суперкомпьютера – как жизнелюбивой Алине с таким жить? Виктор знал, убежденный трудами классиков: личностью делают не достоинства, а недостатки.
Впрочем, Алина тоже идеальна внешне и внутренне, истинная Мисс Совершенство. Любопытно: что у двух совершенств могло случиться в ночь перед свадьбой? Поссорились? Она уходит от Ярослава? Уходит к нему, к Виктору?
Мечты, мечты.
Пылесос выводил арию лесопилки, в ванной билась в припадке стиральная машина, но Виктор не слышал. В голове звучал короткий телефонный разговор – бесконечно повторяемый, закольцованный с конца в начало:
– Ты один?
– Да.
– Скоро буду.
Алина не поинтересовалась, есть ли у него кто-то сейчас. Даже не поздоровалась. Виктор не жаловался. Увидеть Алину – счастье. Увидеть после того, как брат перестал общаться, не удостоив даже приглашением на свадьбу, – больше, чем счастье. Нечто выше. Названия чему еще не придумали.
«Ты один? – Да. – Скоро буду». Ух. Нет слов.
Алина была идеальна от золотой (в смысле цвета и сообразительности) головы до кончиков ногтей. Мучимая в спортзале фигура заставляла прохожих оглядываться, а дразнящая походка – спотыкаться. Вопреки расхожему мнению, ум природной блондинки соответствовал красоте, а мысли, что высказывались редко, но метко, – влекущим обводам. Васильковые глаза поражали глубиной, затягивали в омут чувственности, а там утопшего добивало веслом интеллекта.
Сначала пришедшая после университета ассистентка работала с Виктором. Он боролся за внимание, ухаживал, уламывал, умолял… Не получилось. Они были разными: Виктор жил настоящим, Алина – мечтами. Она с детства ждала идеала. Идеал нашелся. Обидно – Виктор сам их познакомил, хотелось произвести на девушку впечатление достойным братом. Получилось. Ярослав забрал сногсшибательную сотрудницу на свою кафедру. Через пару месяцев Алина переехала к Ярославу.
С тех пор прошел год. Виктор не женился. Даже подружку не завел. Не мог. Болезнь «Алина» сковала мысли и желания. Чуточку полегчало, когда объявили о помолвке.
Алина и Ярослав – чудесная пара. Про таких говорят – перфекционисты. У них все по высшему разряду, все как надо – слова, действия, планы. Будущих племянников уже жалко, их с пеленок будут пичкать самым лучшим и дорогим – от марки памперсов до учебного заведения, которое подберут задолго до получения аттестата.
Брат не сомневался, что Алину с Виктором связывала не только работа. Смешно, но Виктор полжизни отдал бы за то, чтобы это было правдой. В бытность ассистенткой Виктора Алина, соглашаясь на походы в кафе и в кино, не допускала даже поцелуев. Ярослава, к сожалению, разуверить не удалось, и между братьями будто черная кошка пробежала.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть, взгляд на часы – усомниться. Откуда бы Алина ни добиралась – слишком быстро. Может, не она? Уборка только вышла на финишную прямую, Виктор не успел привести в порядок ни комнату, ни себя. Как был, в халате поверх голого тела, он прошлепал к двери. В зеркале прихожей мелькнул мутный двойник, ступни ощутили грязь коврика. Виктор приник к глазку.
С той стороны глядели необычайно светлые глаза с поволокой. Алина. Напряженное лицо, решительный взгляд, прикушенные губы… Ниже – скромное декольте над нескромным содержанием и теребящие сумочку нервные пальцы. Безукоризненную фигуру обтягивало красное, до пят, вечернее платье. Голову венчала необычная прическа. Сказочная принцесса явилась на бал покорять принца.
Покорять не требовалось. Виктор бездумно отпер, только тогда сообразив, что голые ноги и стянутый пояском единственный предмет одежды как бы намекают…
Щеки бросило в жар.
– Не ждал так рано. – Извиняющимся жестом он указал в комнату, оккупированную пылесосом. – Проходи, я переоденусь.
Алина протиснулась мимо него, Виктор закрыл дверь и шагнул в сторону ванной. Пытался шагнуть. Девичьи руки перехватили его за плечи и обернули к себе.
– Я ненадолго, такси ждет. Ты один?
Виктор тупо кивнул. На большее не хватило сил. Смысл, тон и взгляд подразумевали…
Но это невозможно!
– Никто не должен прийти? – упал следующий вопрос.
Виктор отрицательно помотал головой.
Они стояли во тьме прихожей. Ни один из них не захотел включить свет. Ни один не шелохнулся. Только взгляды – застрявшие друг на друге, неотрывные, пронзительные. Только полыхавшее во взглядах безумие. Сумочка Алины тихо опустилась на пол. У Виктора поплыло перед глазами, дыхание перехватило, сердце забилось в режиме боевой тревоги, что пахла блаженством и неприятностями. И пусть грозят неприятности. Пусть мир летит к чертям. Взлетевшие руки сами собой оплели гостью. Прижали. Замерли. Лицо зарылось в щекочущие волосы.
Ответные объятия сомкнулись на его шее. Это было невозможно, но было.
Ни о чем не хотелось думать, но как не думать? Что-то же случилось, если в ночь перед свадьбой…
– Ты уверена? – спросил он для очистки совести.
Алина кивнула. Она всегда знала, что и зачем делала. Если что-то происходит – риски оценены, плюсы-минусы сведены в сальдо, итог признан рентабельным.
Впитанная телом фигурка высвободилась, на ладонь Виктора лег квадратик из фольги, где прощупывалось мягкое кольцо.
Не то чтобы Виктор настолько любил Ярослава, но Алина – девушка брата. Завтра может стать женой. Что-то явно произошло.
– Почему ты здесь? – глухо спросил он.
– Мне это нужно.
– Он изменил тебе? Хочешь отомстить?
– Глупости. Если бы изменил, я уже ехала бы к родителям. Ярик не может изменить. Он… Да что же такое, что мы, вообще, обсуждаем? Говорю же, машина ждет. Нужно успеть, пока меня не хватились.
– Девичник?
– Да.
– А Ярослав?
– У него мальчишник. Не теряй время.
Нежные пальцы развязали пояс на халате Виктора.
Слова больше не требовались. Сумбурно произошли два одновременных процесса: пока вынутое из фольги раскатывалось, подхваченное снизу платье в противофазе взмывало к пояснице. Алина повернулась спиной. Одной ладонью она уперлась в дверь, второй придерживала платье, собранное выше талии. Открылось ничем не прикрытое чудо, о котором грезилось, но о реальности которого даже не мечталось.
– Девичник… – Организм требовал погружения в счастье, но Виктор медлил. – Завтрашняя свадьба не под сомнением?
– Сплюнь. Это мечта жизни, и она осуществится, даже если Луна упадет на Землю – если не прямо на голову. – Алина нетерпеливо взбрыкнула серединой. – И если ты сейчас же не начнешь…
Виктор не узнал, что будет в противном случае. Он «начал».
Тела дернулись, пробил сладкий электрический разряд. Словно открылись врата в мир, где время и чувства живут по другим законам. «Она совершенна», – витало в оставшейся вменяемой части мозга.
А сам Виктор? Бледная тень брата, недокандидат наук, вместо денег и признания к тридцати годам заработавший только сутулость и осень на голове. Почему же Алина сейчас здесь, с ним?
– Вы поругались?
– С Яриком нельзя поругаться. – Алина впитывала удары, как пляж океанские волны, уложенная прическа приказала долго жить, витые пряди свалились и размеренно колыхались. – Он понимает с полувзгляда, чувствует состояние, мысли и желания. Я купаюсь в неге и восхищении. В целом мире мне нужен только он один. Мой Ярослав.
– Если он настолько идеален…
– Он почти идеален, – поправила Алина.
– Почти?
– Поэтому я здесь.
– Проблемы в постели?
Если Алина пришла за добавкой или новым опытом… Чего же не давал Ярослав – нежности? Жесткости? Длительности? Размера? Буйства фантазии? Разнузданности и наплевательского отношения к чувствам партнера или, наоборот, мазохистской покорности?
– В постели он ангел. – Обернувшись, насколько позволила анатомия, Алина закатила глаза – не от ощущений, что обидно, а от воспоминаний. – И бес. По очереди и одновременно. Когда мы вместе, я улетаю в космос, я кричу и реву, я рву простыни и царапаю мебель. Он единственный, кого я хочу, и быть с ним – единственное, о чем мечтаю.
– Значит, быт заел? – догадался Виктор.
Думал, что догадался.
– Ярик бросается на помощь, едва увидит, что я за что-то взялась. Когда отгоняю – настаивает, ходит кругами, грозится нанять домработницу. А мне не нужно! Есть обязанности сугубо женские, которые нельзя доверить мужчине. Вот это, – она пошевелила разносимым вдрызг богатством, в котором с боков увязли пальцы Виктора, – со временем меняется не в лучшую сторону, красота блекнет, а женщине нужно оставаться для мужчины необходимой. Чтобы он не представлял жизни без моего присутствия рядом. Я воюю с Яриком за право делать по дому как можно больше, но когда мы чем-то занимаемся вместе… это лучшие часы жизни.
– Тогда ничего не понимаю.
Алина отвернула лицо, ее поза проиллюстрировала оставшееся непроизнесенным: «И не надо».
Разговоры разговорами, а движения не прерывались. Партнерша стоически выносила любовь не того, чью идеальность декларировала. Может, не настолько брат идеален? Не зря Ярослав ревновал к Виктору. Будто предвидел. На последней встрече он высказал с пренебрежением: «Посмотри на имена. Алина и Ярослав. Тем, что находится между А и Я, можно описать все, внутри заключена Вселенная. Между вашими А и В – только Б». Сказанное выглядело плевком в душу, но Ярослав, как всегда, был прав.
– Ты же любишь его. – Ощущения заставляли сердце Виктора биться люстрой об пол, и только разговоры сбивали накал. – Любишь так, что при выборе «он или все остальное» даже не задумаешься. Почему же?
– Потому что он – единственное, что есть, что было и что будет. Ради него все отдам, на все пойду. Он – мои потрясающие восходы и до изнеможения сладкие закаты. Безоблачные дни, не повторяющие друг друга, и «ночи, полные огня». Мой редкий лед и частый жар. Обнимать его – держать в руках весь мир. Любить Ярика – это обрести смысл жизни.
Приторные фразы пролетали мимо ушей, Алина говорила искренне, но говорила не о том.
– Ревнует к каждому столбу? – шумно дыша, выпихнул из горла Виктор.
– Никогда. Я не даю повода.
Это так. Проще экскаватор заставить летать, чем раскрутить Алину на маленькое удовольствие. Тем непостижимее происходящее. Но больше не хотелось ни говорить, ни думать – только чувствовать. Только двигаться. Только наслаждаться моментом. Виктор ушел в ощущения, с головой окунулся в их вкус, цвет и аромат, утонул в них… Цепная реакция снесла последние барьеры, прихожую сотрясло рычание, перешедшее в вой дикого опустошения.
Виктора с силой отпихнуло, Алина распрямилась освобожденной пружиной.
– Мне пора.
– Когда? – спросил он. – Когда увидимся еще раз?
– Никогда. Я приходила из-за Ярика. – Алина умолкла на миг, вести беседу и одновременно изворачиваться всем телом, возвращая обтягивающую ткань на место, оказалось сложно. – Он не верил, что у нас с тобой ничего не было.
Виктор включил свет, чтобы Алина привела себя в порядок.
– Спасибо. – Она сосредоточенно покрутилась перед зеркалом и достала расческу. – Ярик всегда просчитывает на сто шагов вперед. Он знает все. Не было случая, чтобы он был неправ. – Вернув прическе приемлемый вид, Алина огладила платье и еще раз придирчиво оглядела себя. – Ярик не переживет, если поколебать эту уверенность. Факт, что между мной и тобой ничего не было, означал, что мой мужчина ошибся. Если ошибся в одном – есть вероятность, что ошибается в прочем. Мироздание рухнет и погребет Ярика под обломками. Он не сможет быть прежним. Начнет сомневаться во всем. Станет как все. – Виктора коснулся прощальный поцелуй в щеку. – Я не могла этого допустить.
Дверь открылась, Алина сказочным видением выпорхнула наружу. Уже на площадке она обернулась и закончила со счастливой улыбкой:
– Теперь он идеален.
Девиз Деда Мороза
Суставы предсказывали погоду лучше умников из телевизора, дружба с тростью давно представлялась ногам разумной идеей, а душа по-прежнему мечтала о чуде. Увы, седеющая голова знала, что чудес не бывает. Затянувшееся ожидание начала чего-то светлого неотвратимо превращалось в ожидание конца. Кого выбрала моя Лялечка, девица-краса, на которую заглядывались лучшие люди города? Непутевого Гришку-Исусика, подвинутого на религии. Я возражала, даже не пришла на свадьбу. С тех пор дочка и зять живут отдельно, в далеком городишке, куда Гришку отправило служить церковное начальство. Рождение внучки ничего не изменило. Я ждала, что Лялечка одумается, вернется, и у нас начнется нормальная жизнь, но… «Религия – опиум для народа». Засосало по самое не балуй.
Лялечка устроилась воспитателем в детский сад, я следила за ней и внучкой издалека. Так прошло долгих восемнадцать лет. Когда Лялечки не стало – сказались последствия тяжелых родов – я работала в составе ООНовской делегации, металась между Женевой и Нью-Йорком с судьбоносными для планеты проблемами. Приехать на похороны не получилось, иначе карьера полетела бы к чертям. Но она и так полетела, спровадили меня на пенсию, едва позволил возраст. А что делать на пенсии? Кошку завести и цветы разводить? Не мое это. Думаю: надо Варьку из захолустно-ритуальных дебрей изымать, пока наш святоша ее в монашки не определил. Мне правнуков увидеть хочется. Не сейчас, конечно, а в принципе.
Новый Год – идеальная дата. В полдень тридцать первого декабря я выехала в аэропорт из пораженной предпраздничной лихорадкой столицы. Подарки, каких сроду не видывали в обреченном на штурм захудалом городишке, заполнили несколько сумок. Неподъемный хамон-иберико (с таким окороком в руках даже самый плюгавый Давид любому Гераклу Голиафом покажется), гигантская «таблетка» пармеджано-реджано (твердого, как камень, и тающего на языке с искрящимся хрустом, не передаваемым словами и не поддающимся подделке), баварские колбасы (ароматные, манящие, взятые списком, без разбору)… В самолете соседом оказался основательно наотмечавшийся Дед Мороз в украшенном снежинками тулупе и шапке, с накладной бородой.
– В Новогоднее чудо веришь? – дыхнуло мне в лицо кислым перегаром.
– Не суеверная.
– Верующая?
Перед внутренним взором возник «отец Григорий», отобравший у меня дочь. Я перестала играть в равнодушие, голос лязгнул металлом:
– Наоборот.
– Все во что-то верят. Не в Бога, так в экстрасенсов, в деньги, в генеральную линию партии…
– Я верю в себя.
– Значит, все же верующая. – Подведя странный итог, Дед Мороз глянул в иллюминатор, в завьюженную ночную темень, и сладко зевнул. Казалось, что разговор окончен, но сосед вновь обернулся ко мне. – Тогда верь в одно: что кажется концом – это начало. Запомнила? Если не поняла, к чему я это сказал – значит, время не пришло. Придет – поймешь.
Он заснул, больше мы не разговаривали.
Аэропорт «деревни Гадюкино», как я окрестила для себя местопребывание внучки, состоял из похожего на сарай длинного здания, уходившей в тайгу взлетной полосы и нескольких построек с цистернами. Прохватило морозцем, ресницы покрылись инеем. За час до Нового Года вызвать такси оказалось невозможным, все нормальные люди сидели за накрытыми столами – на работе, как, например, начальник аэропорта, или дома, как большинство, и уже несколько часов отмечали наступающий праздник. Ненормальные водители в состоянии самолетного Деда Мороза меня не устраивали, как и провонявший чадом и бытом автобус, куда безропотно загрузились остальные пассажиры. К счастью, предложенная начальнику аэропорта сумма оказала волшебное действие. Мобилизовались местные связи, и через десять минут к выходу подкатила пожарная машина.
– Случится вызов – поедете с нами, – при посадке уведомил пожарник.
Почему-то мне это понравилось. Приятно, что для кого-то деньги – не главное. Надеюсь, если что-то произойдет, ко мне поедут именно такие пожарник, врач или полицейский.
Вызова не случилось, до нужного подъезда меня доставили за двадцать минут до боя курантов.
Кнопки звонка не было. Обитая дерматином дверь отворилась на стук.
– Лидия Ле…
– Где Варенька? – грозно перебила я зятя.
– В своей комнате. Варя, бабушка Лида приехала! Проходите, Лидия Леопольдовна, вещи я занесу.
Зять сильно сдал за прошедшие годы, жиденькая борода местами посеребрилась, длинная шевелюра обрамляла залысины как колоннады тосканского ордена площадь святого Петра в Ватикане. Гриша бросился таскать сумки, я прошла внутрь. После переливов уличного многоцветья квартира выглядела серо и уныло, пахло сыростью и тушеной капустой. Поразило: в квартире не было елки! Не было ничего, что намекало на праздник. Запыхавшийся Гриша заметил мое недоумение:
– Мы не празднуем Новый Год.
Вопрос «Почему?» не успел вылететь, я вспомнила: до Рождества верующие постятся. Совсем мне здесь внучку испортят.
– Почему Варя не выходит? – Я сняла шубу, зять услужливо подставил к ногам розовые пушистые тапочки – единственное яркое пятно в доме.
– Спала, одевается. Вы, Лидия Леопольдовна, с ней бережнее, пожалуйста. У нее беда.
– Что случилось?!
Зятек понизил голос, хотя по громкости тот и прежде составлял едва ли одну десятую от моего:
– Варя с мальчиком дружит, они поссорились. Как обычно в таком возрасте, она думает, что их размолвка навсегда.
«Конец – это начало», – пришлись к месту слова Деда Мороза.
Девочка страдает, но, по большому счету, новость хорошая. Мальчик – это замечательно. Не монашкой девочка растет.
Я вошла в комнату Вареньки.
Внучка натягивала спортивный костюм – видимо, привычную домашнюю одежду. На меня смотрела Лялечка, какой я ее помнила, только у Вареньки лицо было серьезнее, и в глазах пряталось что-то такое… масштабное, что ли. Будто смотришь на Вселенную, а она вглядывается в ответ.
– Здравствуйте, бабушка Лида.
– Говорят, у тебя с мальчиком что-то разладилось? – взяла я быка за рога. – Первая ссора?
– Последняя!!!
Падение на кровать с обниманием подушки. Рыдания. Истерика.
Не люблю.
Иногда и самой хочется, но не сдаюсь обстоятельствам и другим спуску не даю, особенно близким. Это не я не прощаю слабости, это жизнь не прощает. Выживает сильнейший.
Жизнь научила, что учат не слова, а личный пример. Любые мои нотации обратятся против меня, стоит Вареньке спросить: «А чего ты сама достигла со своими убеждениями?» И она будет права. На одной стороне весов – квартира в столице, невероятные связи и деньги, на другой – выворачивающее душу одиночество. И чем полнее первая чаша…
– Иди сюда. – Я опустилась на кровать рядом с внучкой и обняла ее. – Поверь, у тебя все только начинается. То, что кажется концом, всегда оказывается началом. Когда ждешь чего-то очень сильно, оно происходит, но не так, как нам думалось. Но все-таки – к счастью или к сожалению – происходит. Расскажу одну историю. Летосчисление наших предков начиналось от сотворения мира. Когда наступил семитысячный год, люди ждали конца света. Круглые даты почему-то всех пугают, я помню, какой переполох случился в двухтысячном по нашему календарю. Тоже ждали конца света и Апокалипсиса – вселенского, климатического или техногенного. А теперь представь, что творилось пять веков назад при тогдашнем уровне сознания. Люди оставляли жилье и семьи и уходили в леса, чтобы там, в раскаянии и молитве, покинуть менявшийся мир достойно. Конец света все понимали по-своему, но в одном сходились – известный мир будет уничтожен, поскольку исчезнут его добродетели: честь, совесть, милосердие, доброта, любовь к ближнему… – Я сделала паузу, чтобы сказанное уложилось у Вареньки в голове. – Пришел новый год, и ничего, как все подумали, не случилось.
– А что случилось по-настоящему? – заинтересовалась внучка. – Конец света наступил, но его не заметили?
Требовалось отвлечь ее от горестных мыслей, и у меня все получилось. Я поздравила себя с успехом.
– Семитысячный год от сотворения мира – это одна тысяча четыреста девяносто второй год по нынешнему календарю. Православный народ с облегчением выдохнул и, в ликовании, что пронесло, занялся привычными делами. А в то самое время на другом краю мира Колумб открыл Америку.
Варенька вытерла слезы, сквозь них проступила печальная улыбка:
– Не очень удачный пример. Не позитивный.
– Повторюсь: то, что кажется концом, всегда оказывается началом, и когда ждешь чего-то очень сильно, оно происходит, но не так, как нам думалось. Хочу сказать, что ожидание хорошего или плохого приводит именно к хорошему или плохому. Не строй отдельные планы, строй жизнь целиком. Ожидай только хорошее.
– А чего ждешь от жизни ты, бабушка Лида?
– Чтобы мы с тобой жили вместе. Хочу понянчить правнуков. Мне недолго осталось.
– Бабушка, минуту назад ты меня сама убеждала: конец – это начало.
– Я говорю о смерти.
– Я тоже.
Варенька улыбалась. Да, семнадцать лет религиозного воспитания одним коротким разговором не вытравишь.
– Я приехала за тобой, – честно сказала я. – Думала отпраздновать вместе Новый Год…
– Бабушка, оставайся у нас до Рождества. Отпразднуем.
То есть…
– Ты не хочешь ехать со мной? – Под сердце словно ядовитая змея проскользнула. – Ты не представляешь удовольствия от жизни в столице! Ты вообще ничего не знаешь о жизни, у вас же, по-моему, и телевизора нет!
– У меня есть телефон с интернетом. Бабушка, я не могу уехать, даже если бы захотела. Папу нельзя оставить одного.
– Наоборот, без тебя ему проще найти другую жену, он еще молодой.
– Священники не женятся второй раз.
У меня внезапно кончились аргументы. Что еще сказать внучке, как убедить? Увезти силой? Ей не пять лет. К тому же, угрозами любви не добиться. Увезти для того, чтобы в столице, как мне в свое время, Вареньке разбил сердце какой-нибудь лощеный хмырь?
– Бабушка, оставайся у нас.
Глаза Вареньки осветились надеждой.
Несмотря на детскую наивность и глупость предложенного, ранее невообразимого мной в самом страшном сне… почему, собственно, нет? Что и кто ждет меня дома? Муж сбежал, не дождавшись даже рождения дочери, родители умерли, братьев и сестер нет, других детей я не завела, так как они сломали бы карьеру. Дальние родственники ждут не дождутся, когда копыта откину, чтобы наследство поделить – знают, что с внучкой отношений не поддерживаю.
А что мне делать здесь, в глуши, где одна моя шуба дороже градообразующего предприятия?
А что делать дома одной? Здесь моя кровь. Мое будущее. Моя семья. В конце концов, девиз сегодняшнего дня – «конец – это начало».
Варенька воспользовалась заминкой.
– Папа! – взвилась она с постели. – Можно бабушка поживет у нас?
– До Рождества, – втиснула я. – Чтобы продукты не пропали. Надо отпраздновать встречу по-человечески.
Невероятно, но, приехав со скандалом вырвать ребенка из рук непонимающего реальной жизни фанатика, я согласилась по-родственному погостить у него. Как меня заставили?! Никто и никогда не принудил бы меня сделать то, чего я делать не собиралась. Так мне и остаться предложат, и что же, тоже соглашаться?!
А может быть, втайне от себя, я ждала чего-то похожего? Внучка у меня чудесная, зять тоже вроде бы зла не таит за мое к нему отношение…
Если быть честной, то это я ему жизнь отравляла, а не он мне. С ним Лялечка была счастлива, я же дочку месяцами не видела из-за всепоглощающей работы, которая на тот момент казалась главным делом жизни. Вот, правильное слово: «казалось». Народ говорит: когда кажется – креститься надо. Жизнь показала, что главное – не в комфорте, не в развлечениях и не в карьере. Главное – то, без чего нельзя жить, но чего не купишь.
«Конец – это начало». Неужели ряженый новогодний волшебник был прав?
– Лидия Леопольдовна… – В приоткрывшейся двери Гриша запнулся, на меня поднялся его смущенный взгляд: – Мама… оставайтесь у нас, это и ваш дом. Я давно хотел предложить, но не решался. Места хватит всем. У нас здесь такая природа и такие люди… Вам понравится. А сейчас мы стол накроем, встретим Новый Год вместе. Варя, разогревай капусту, режь салат!
Дверь вздрогнула от стука, на кухне звякнула посуда. С лестничной площадки донеслось громогласно:
– Открывай ворота, праздник на пороге!
Гриша умчался открывать.
В проеме возник Дед Мороз из самолета. Халат – нараспашку, взор – осоловелый и чуточку расфокусированный. Видно, что работа в самом разгаре.
– Т…тринадцатая квартира?
– Двенадцатая.
– Пардоньте, не туда попалыч.
– Туда, туда. Одну секунду. – Я схватила напоминавший Геркулесову дубину окорок и всучила судьбоносному гостю: – Это вам. Спасибо.
– Так ведь на дворе пост, матушка.
Ватная борода Деда Мороза не позволяла увидеть улыбку. Шутит?
Шутит, глаза переполнены лукавством. А взгляд и поза – как в былые годы у «продавцов полосатых палочек» на трассе, после чего обычно звучало: «Может, договоримся?»
Договоримся.
– Тогда отдайте вашим ездовым собакам, – объявила я. – У них-то, надеюсь, не пост?
– Обижаете, я настоящий Дед Мороз, у меня в упряжке кони.
Я выглянула в подмороженное окно. У подъезда чадил облаком выхлопов аэропортовский ПАЗик, такие же белые клубы вырывались через опущенное стекло из салона, где курил ожидавший водитель.
– Вот с конями и поделитесь, – сказала я. Рядом стояли Гриша и Варенька. Я вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. – Хорошего вам Нового Года… и Рождества.
– Спасибо. И вам. – Прижав к себе окорок как новорожденное дитя, довольный Дед Мороз пьяно подмигнул: – «Конец – это начало». Волшебная фраза. Всем говорю по любому поводу, и, представьте, всегда срабатывает!
