Иван Курилла
Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Редактор А. Новресли

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта Е. Кунина

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Корректоры А. Кондратова, Т. Редькина

Компьютерная верстка К. Свищёв

© Иван Курилла, 2022

© ООО «Альпина Паблишер», 2022

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Моей маме Вере Андреевне Сердюковой и всему поколению шестидесятников, изменившему историю

Предыстория

Это книга о разительных переменах, которые переживает мир в своем отношении к прошлому. Впервые за многие поколения в спор об истории, бывшей ранее достоянием политиков и ученых, по всему миру врываются обычные люди. Они сносят памятники, сочиняют собственные мифы и возвращают память о забытых именах. Людям нужно прошлое, чтобы опереться на него, но та история, которая создана без их участия, их уже не устраивает. Политики ощущают этот запрос и сами экспериментируют с прошлым, делая его инструментом политических конфликтов и жертвуя им в своих интересах.

Автор использовал на страницах этой книги множество примеров американских «культурных войн», которые оказалось очень интересно сравнить с европейскими «войнами памяти» и российскими конфликтами по поводу прошлого. Надеюсь, это сравнение поможет читателю увидеть отечественный опыт более объемно.

Автор признателен коллегам, с которыми обсуждал замысел этой книги: Борису Колоницкому, Илье Калинину, Дмитрию Калугину, Виктору Каплуну, Павлу Кононенко, Андрею Макарову, Марии Мацкевич, Евгению Рощину, Элле Сагинадзе, Дарье Хлевнюк. Они, вероятно, удивятся тому, что получилось в результате, но без их советов эта книга вряд ли бы вышла, а за все ее недостатки несет ответственность только автор. Отдельно хотелось бы упомянуть студентов Европейского университета в Санкт-Петербурге, участвовавших в обсуждении многих историй, попавших в книгу.

История как язык политики

Зачем политики столь часто обращаются к прошлому и почему они делают это так по-разному? Современные «бои за историю» становятся все ожесточеннее. История давно перестала быть уделом историков и государственных школ, а в последние годы превратилась в одно из самых мощных политических орудий и в то же время в поле битвы, на котором разные социальные группы ведут сражения за желанные трофеи. Глядя на прошлое, используемое политиками и пропагандистами, мы видим его не как окаменевшую в янтаре готовую «историю», а рассматриваем примеры нашего обращения к нему, исследуем, что и каким образом делает с прошлым современность. А современность не только устанавливает факты прошлого, но и извлекает из него нужные ей эмоции, ищет в нем ответы на вопросы или просто маскирует свои проблемы разговором о давно прошедших событиях.

Посмотрим на историю как на язык, на котором обсуждаются общественные проблемы. Борьба за его однозначность, превращающая события прошлого в символы, готовые к использованию в сегодняшних спорах, составляет важную часть современных исторических дебатов в мире и особенно в России.

Выступая на пресс-конференции по итогам первого официального визита государственного секретаря США Рекса Тиллерсона в Россию, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров посетовал, что тот отказывался говорить об истории:

Сегодня мы обсуждали исторические экскурсы, и Тиллерсон сказал, что он человек новый и предпочитает не копаться в истории, а заниматься сегодняшними проблемами. Однако мир устроен так, что если мы не извлекаем уроки из прошлого, то едва ли сможем преуспеть в настоящем.

В продолжение этого пассажа Лавров пустился в рассуждения о «ситуациях, когда группа государств, прежде всего страны Запада, члены НАТО, были абсолютно зациклены на ликвидации того или иного диктатора». «Ради того, чтобы убрать президента бывшей Югославии Слободана Милошевича, НАТО в 1999 году развязало войну в центре Европы», – сообщил российский министр, напомнив также о вторжении в Ирак, разрушении государственности в Ливии, разделе Судана. В конце пресс-конференции Лавров снова вернулся к той же теме: «Надеюсь, что все-таки возобладают люди, которые извлекают уроки из истории»^[1].

Российский министр и раньше углублялся в историю (куда более давнюю, чем последние десятилетия), когда пытался объяснить резкую перемену курса внешней политики России. В статье, опубликованной весной 2016 года в журнале «Россия в глобальной политике», он «высказал некоторые соображения в увязке с историческими примерами и параллелями», предложив читателям экскурс в тысячелетнюю историю России. Напомнив о Первой мировой, о войне с Наполеоном, а также об освобождении Москвы от поляков в 1612 году, Сергей Лавров заключил, что «эти вехи недвусмысленно свидетельствуют об особой роли России в европейской и мировой истории»^[2]. Еще раньше к подобной стратегии прибег его руководитель. В конце 2014 года президент России Владимир Путин объяснял необходимость присоединения Крыма ссылкой на далекое прошлое: «Ведь именно в Крыму, в Херсонесе, крестился князь Владимир, а потом крестил Русь. Изначально первичная купель крещения России – там», а уже в июле 2021 года писал в статье о российско-украинских отношениях:

«Чтобы лучше понять настоящее и заглянуть в будущее, мы должны обратиться к истории». Признав, что «в рамках статьи невозможно охватить все события, произошедшие более чем за тысячу лет», Путин все же попытался рассуждать о «тех ключевых, поворотных моментах, о которых нам – и в России, и на Украине – важно помнить»^[3].

Не только государственные деятели прибегают к истории для разговора о политике. На бытовом уровне люди используют прошлое для обозначения своих политических предпочтений. Отношение к Иосифу Сталину или к распаду СССР по-прежнему является более понятным маркером взглядов, чем определение человека как «либерала» или «консерватора». Показательно, что ведущая организация по исследованию общественного мнения россиян «Левада-центр», продолжает публиковать опросы людей об отношении к Сталину и другим деятелям прошлого: на сайте организации по слову «Сталин» находится в два раза больше статей, чем по слову «демократия»^[4].

В использовании истории для объяснения политики нет ничего нового. В любом обществе обострение политических противоречий затрагивает оценки исторических деятелей и событий прошлого. Однако в последнее время в России часто отмечается, что история окончательно заменила собой политику^[5].

Этим апеллированием к истории Россия традиционно отличалась от США, в которых политические разговоры чаще велись с использованием не отсылок к прошлому, а понятий – идеалов, таких как демократия или республика. Приведенный выше фрагмент пресс-конференции С. Лаврова демонстрирует смешение именно этих языков. Российский министр настаивает на важности истории для понимания проблем современной политики, а его американский коллега отказывается с этим соглашаться. Таким образом проявляется традиционное различие роли истории в политическом дискурсе двух стран. Однако всего через несколько месяцев после этого разговора американское общество напомнило своей политической элите о важности прошлого.

Часть первая
Рассказы о прошлом

Пролог
«Проект 1619» и «Комиссия 1776»

В августе 2019 года ведущая американская либеральная газета The New York Times объявила о начале большого предприятия под названием «Проект 1619», организованного в память о 400-летии прибытия в Америку первых порабощенных людей. Целью проекта было «переосмыслить историю страны путем переноса центра национального нарратива на последствия рабства и на вклад черных американцев» в развитие США^[6]. В текстах проекта, состоявшего из серии эссе, подкаста и обещания написать школьный учебник, содержалось, в частности, утверждение, что колонисты начали Войну за независимость для того, чтобы защитить институт рабства, а Авраам Линкольн изображался как сторонник белого превосходства. Многие активисты Демократической партии и афроамериканского сообщества с энтузиазмом восприняли «Проект 1619». Камала Харрис, ныне вице-президент США, а на тот момент сенатор, написала в твиттере, что «“Проект 1619” – сильное и необходимое разбирательство с нашей историей»^[7]. Главный инициатор проекта, журналист The New York Times Николь Ханна-Джоунс, получила за этот проект Пулитцеровскую премию 2020 года. В то же время сам проект подвергся резкой критике с разных сторон.

Профессиональные историки были возмущены искажением исторических фактов, обвинив авторов проекта в «подмене исторического понимания идеологией»^[8]. Ряд афроамериканских интеллектуалов, поддерживающих правую повестку дня, заявили, что проект, требующий возводить историю США не к основанию государства в 1776 году, а к прибытию рабов в 1619-м, и рассказывающий всю историю Америки как историю рабства, оскорбителен для афроамериканцев, и в феврале 2020 года запустили собственный «Проект 1776», целью которого стала демонстрация успешности афроамериканцев и невозможности сведения их опыта к опыту рабства. Инициаторы этого проекта обвинили авторов «Проекта 1619» в скрытой поддержке того же «белого превосходства», с которым он декларативно борется^[9]. Наконец, осенью 2020 года президент Трамп объявил о создании «Комиссии 1776» по подготовке празднования 250-летия независимости Соединенных Штатов, которое будет проходить в 2026 году. Комиссия ставила целью поддержание героического и позитивного взгляда на историю США в ответ на ревизионизм, представленный «Проектом 1619». «Несмотря на доблести и достижения нашей Нации, – писал Трамп в исполнительном указе о создании комиссии, – многих школьников учат сейчас в школах ненавидеть их собственную страну и верить, что мужчины и женщины, построившие ее, были не героями, а скорее злодеями». Именно борьба с такой историей являлась задачей комиссии^[10]. Новый президент Джо Байден отменил создание «Комиссии 1776» в первый же день своего президентства^[11]. Поляризация американской политики приводит и к поляризации взглядов на американскую историю, быстро обрастающих институтами их защиты.

Дробление прошлого

Важной практикой обращения к истории является построение связного рассказа о прошлом своего народа и человечества в целом, который обычно называют словом нарратив. Для изучающих историю такой рассказ служит подобием географической карты, на которой можно найти место, где находишься ты сам, и таким образом упорядочить представление о времени. Школьные учебники иногда прямо предлагают детям «найти свое место на стреле времени», обучая их соотносить свою жизнь с «историческими событиями». Конечно, масштаб такого нарратива может отличаться: он может описывать тысячелетия, а может – историю нескольких десятилетий, но не в этом основная проблема «связных рассказов» о прошлом.

Дело в том, что в обществе сосуществует множество нарративов, совершенно по-разному описывающих развитие человечества или отдельного народа. Продолжая аналогию с географией, различие между экономической и политической историей можно сравнить с сосуществованием физической и политической карт мира – они не противоречат друг другу, а описывают разные черты одной и той же реальности. Однако наличие несовместимых цельных рассказов о прошлом – два разных глобуса одной планеты – труднее принять как данность.

Первая реакция на столкновение таких противоречащих нарративов – стремление отвергнуть один из них как ошибочный. Но очень часто дело тут не в ошибке. У проблемы сосуществования противоречащих друг другу образов прошлого есть несколько уровней. Разные рассказы о прошлом существуют внутри исторической науки. Если в конце XX века это воспринималось как «внутрицеховая» проблема историков, то спустя полтора десятилетия ею озаботились политики, возглавляющие государство. Дмитрий Медведев, будучи президентом, отмечал опасность «фрагментарного восприятия истории» и сокрушался, что «после такой достаточно четкой позиции, которой придерживались историки в советский период, история стала разваливаться на куски»^[12]. Чтобы стать пригодной для политиков, история нуждается в «цельных» интерпретациях, которые пригодны для выстраивания национальных нарративов, и то, что воспринималось как кризис исторической науки, повлекло за собой кризис и в «исторической политике». Однако куда более разнообразны нарративы прошлого, развиваемые писателями, режиссерами и самими политиками.

История представляет собой непрерывный диалог современности с прошлым. На протяжении XIX – первой половины XX столетия главным «заказчиком» исторического диалога были нации, испытывавшие подъем, «от имени» которых и задавались вопросы прошлому. Именно поэтому историки зачастую рассматривали себя как чиновников, состоявших на государственной службе в национальных государствах (и даже фактически были таковыми). Интерпретация прошлого оказывалась в целом единой, что соответствовало и методологическим воззрениям позитивистской исторической школы, доминировавшим с середины XIX века.

Однако во второй половине ХХ века ситуация изменилась. Социальные группы, ранее не имевшие голоса, начали обретать субъектность, и вот уже в американской историографии появились «женская история» и «история афроамериканцев», а европейские историки начали активно разрабатывать различные варианты истории регионов, не совпадающих с государственными границами. Зачастую само создание такой истории становилось мощным механизмом формирования группы с политическими амбициями. Политики, контролирующие государственный аппарат, утратили монополию на постановку вопросов перед прошлым, хотя в некоторых случаях они пытаются запретить поднимать некоторые вопросы или затруднить поиск ответов на них. Зато в США само государство (в лице властей отдельных штатов) стало проводником «дробления» исторического нарратива, вводя по требованию меньшинств изучение их наследия в школьную программу. Так, например, в Калифорнии в 2011 году законодательное собрание штата приняло закон, требующий освещать в общественных школах исторические достижения геев и лесбиянок^[13].

В результате под вопросом оказалась вся картина единого исторического знания, противопоставленная разнообразным мифам о прошлом, создававшимся в литературе и искусстве: сама научная история начала предлагать разнообразные варианты рассказа о прошлом. С точки зрения читателя, спектр описаний прошлого простирается теперь от публикаций документов и научной монографии до компьютерной игры и книги в жанре фэнтези без особых швов между ними. Лишь профессиональные историки стойко обороняют границу между мифом и основанным на источниках нарративом, неустанно объясняя обществу важность такого различения.

Варианты российской истории

Еще одним вызовом для единой интерпретации истории стало одновременное осознание историками и политиками возможностей социального конструирования при помощи исторической науки. Вопрос «Кто мы такие?» – один из важнейших, которые задают себе люди. Ответ на него обычно дается через описание себя посредством действий в прошлом, собственных либо своих реальных или мифических предков. Задача ученого все больше рассматривается как создание непротиворечивой картины прошлого из имеющихся в его распоряжении источников – их интерпретация. Очевидно, что таких логически непротиворечивых картин может быть создано множество. Развернувшаяся в России борьба за гегемонию того или иного дискурса – борьба за идентичность – проявляется не только в интеллектуальных текстах, но и в прямой поддержке политиками и чиновниками той или иной трактовки отечественной и мировой истории. Каков же доступный в сегодняшней России спектр вариантов трактовки истории?

Ниже предлагаются в крайне схематичной форме несколько интерпретаций отечественной истории, очевидно противоречащих друг другу, каждая из которых, на мой взгляд, не может быть опровергнута на основании изучения исторических источников. Все они бытуют в современном российском обществе, отражая поиски идентичности различными его группами. Каждая может претендовать на концепцию учебника.

Концепция первая. Новая «государственная школа»

Основы подхода: подчеркивать ведущую роль и заслуги «строителей государства», причем практически любые затраты и жертвы оправдываются целью достижения величия России. Среди героев отечественной истории – Михаил Романов и Петр I, Сталин, а особенно Александр III, среди антигероев – все революционеры и диссиденты. Отношение к Ивану Грозному двойственное: считается, что он пытался укрепить государство, но итог оказался противоположным, вскоре наступила Смута. Внешняя экспансия всегда оправдана обеспечением безопасности и необходимостью получения доступа к ресурсам и торговым путям. Главные «фигуры умолчания» – коррупция чиновников, негативные результаты деятельности «героев» и преступления государства (усиление крепостного права и страдания крестьянства при Петре, ГУЛАГ, масштабы репрессий и количество жертв модернизаций сверху).

Концепция вторая. Либерально-западническая

Основы подхода: история России – летопись борьбы общества с государством за право определять судьбу страны, постепенная эволюция государственного строя в направлении европейской демократии. Среди героев – реформаторы-либералы: Александр I, Никита Хрущев, Михаил Горбачев, а также Петр Чаадаев, представители либеральной интеллигенции, партия кадетов в начале XX века, диссиденты-правозащитники советских времен. Отношение к Петру I двойственное: его хвалят как западника, но осуждают за жестокие методы проведения реформ. Среди антигероев – Иван Грозный, Сталин. Внешняя экспансия в некоторых случаях оправдывается (в основном в восточном и южном направлениях, поскольку «несла прогресс отсталым народам»), но осуждается в западном направлении (Польша, Прибалтика), так как навязывала более развитым народам отсталые формы государства. О чем умалчивается: о необходимости выживания государства в условиях европейской экспансии XVII–XIX веков и мировых войн XX века, о противоречиях между либерализмом и демократией.

Концепция третья. Националистическая

Основы подхода: Россия – «государство народа русского», история страны – постепенное освоение русским этносом пространств Восточно-Европейской равнины, Сибири, Кавказа и Средней Азии с мирным вхождением в состав государства других этносов на правах младших братьев. Пробиравшиеся к власти представители «малых народов» причиняли, как правило, вред Российскому государству. Украинцы и белорусы – часть русского народа, обманом отсеченная от великой общности. Герои учебника – Петр I, Александр III (с оговоркой «несмотря на онемечивание Романовых»), Сталин (с оговоркой о грузинском происхождении), былинные богатыри, Евпатий Коловрат, Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, генералиссимус Александр Суворов, маршал Георгий Жуков, а также интеллектуалы-антисемиты, например Федор Достоевский. Возможен вариант учебника с подчеркиванием роли православия (и добавлением Сергия Радонежского, патриарха Гермогена и пр.). Антигерои – польские мятежники, Лев Троцкий (Бронштейн), Григорий Зиновьев (Радомысльский), Лев Каменев (Розенфельд), Владимир Ленин (Бланк по материнской линии). Отношения между людьми или экономическими субъектами сведены к отношениям между представителями разных этнических групп, которым приписываются врожденные неизменяемые черты и род деятельности. Умалчивается о современных концепциях сконструированности наций, о роли многообразия наций в современных обществах и о вкладе нерусских людей в развитие России.

Концепция четвертая. Цивилизационная

Основы подхода: в мировой истории соперничали несколько цивилизаций, одной из которых являлась Россия наравне, например, с Европой. В основе цивилизаций лежат различные религиозные традиции, разные способы хозяйствования и формирования отношений государства и общества. Важная роль отводится специфически понятому термину «менталитет», которым объясняются все различия. Герои – создатели отечественной культуры (все российские писатели, философы, композиторы и художники) и строители государства (см. список из «государственнического» учебника). Антигерои – западники, поставившие перед собой ложную цель – догнать Европу, которая идет другой дорогой и много раз предавала доверившихся ей русских. Внешняя экспансия естественна в рамках своего «цивилизационного ареала». Умалчивается о состоявшихся плодотворных заимствованиях, о тех областях, в которых стадиальность развития несомненна (например, в развитии техники и инженерных знаний).

Концепция пятая. Радикально-критическая, постколониальная

Основы подхода: вся история является историей угнетенных классов и социальных групп. Герои – «простые люди», женщины, представители покоренных народов, а также вожди народных восстаний: Стенька Разин, Емельян Пугачев. Антигерои – деспотические государственные мужи, чья деятельность развенчивается с точки зрения ее пагубного влияния на жизнь угнетенных групп: Петр I (виновен в гибели и страданиях сотен тысяч крестьян; возможно, миллионов), Екатерина II, Российская империя в целом (разрушала культуру небольших этносов), Советское государство (страдания крестьянства, многомиллионные жертвы). Сторонники этого подхода не всегда готовы признавать позитивную роль государства и элит в развитии страны.

Можно сказать, что у большинства россиян существует запрос на «позитивный образ прошлого», но позитив все воспринимают по-разному.

В то же время развитие коммуникаций превратило визуальные искусства – театр, кино, телевидение – в мощный фактор мифотворчества, конструирования образов прошлого. Эти образы приобретают политическое значение и порождают конфликты^[14].