Пелам Гренвилл Вудхаус
Перелетные свиньи

4

Никому еще не удавалось ошеломить достопочтенного Галахада. Няни, бонны, гувернантки, учителя (домашние и школьные), профессора, шулеры, букмекеры, продавцы заливных угрей и столичные полисмены стремились к этому лет пятьдесят – и терпели поражение. Клуб «Пеликан» знал и повторял, что превратности судьбы не отнимут у Галли Трипвуда спокойной беспечности, которой обладает, к примеру, свинья на льду. Однако сейчас он так дернулся, что монокль упал, как падало обычно пенсне у брата его, Кларенса.

– Две тысячи? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Они мне очень нужны.

Галли вздохнул и погладил ее маленькую ручку.

– Дитя мое, я – нищий, я – младший сын. Здесь, в Англии, все получает старший, а прочие подбирают крошки с его стола. Дать вам две тысячи не легче, чем балансировать этой свиньей.

– Ну хорошо. Я думала, у вас есть. Забудем об этом.

Галли глядел на нее, размышляя о том, может ли она думать, что человек, прославленный своим любопытством, так это и оставит. Он, Галахад Трипвуд, хотел бы получать по фунту, нет – по шиллингу за всякий раз, когда ему скажут: «Не твое дело!»

– Неужели, – спросил он наконец, – вы так и не объясните?

– Не знаю. Смотря по тому, умеете ли вы хранить тайну.

– Конечно, умею! Да если б я открыл все, что мне рассказали, мир пошатнулся бы, вся цивилизация! Не бойтесь, рассказывайте.

– Да, так будет легче. Правда, тяжело молчать?

– Мерзко и гнусно. Ну-ну! Что за две тысячи фунтов? На что вам они?

– Не совсем мне… Ах, Галли, я влюбилась!

– Вот оно что!

– Чему тут удивляться? Все влюбляются.

– Бывает, бывает.

– Ну, и я влюбилась в Джерри.

– В какого именно?

– В Джерри Вейла.

– В жизни своей не слышал!

– Что ж, и он не слышал о вас.

Галли пришел в негодование:

– То есть как не слышал? Слышал. Англия звенит моей славой уже лет тридцать. Если бы вы не были янки, вы бы знали меня как миленькая и относились ко мне с должным почтением. Хорошо, вернемся к Джерри. Судя по вашей просьбе, он не очень богат. Как говорится, плохая партия, бедный воздыхатель?

– Не такой он бедный. Зарабатывает.

– Чем?

– Пишет книги.

– О Господи! Конечно, и писателя создал Бог…

– Он пишет про всякие ужасы. Но вы же помните поговорку: «Преступление не окупается»?

– А ваш отец-миллионер?

– Если я ему напишу, он меня тут же отвезет в Америку, а там – пошлет к тете, в Огайо.

– Суровый отец? Я думал, это отменили в прошлом веке.

– Да, но ему не сказали. Да и вообще, Джерри гордый, он не станет жить на чужие деньги.

– Ничего, переучите!

– Нет, я его за это люблю. Видели бы вы, сколько мерзавцев охотится за моим приданым! Как хорошо встретить джентльмена. Он – истинный рыцарь, Галли, таких просто нет. Ему бы две тысячи фунтов…

– Зачем? Он любит фунты или есть другая причина?

– Один его друг, врач, хочет основать курорт. Вы слышали о Малдуне?^{2}

– Конечно. Я бывал у вас в Америке.

– Вот примерно такой, только…

– Пошикарней?

– Ну, скажем, поизящней, это же в Англии. Для усталых лордов и обессиленных миллионеров. Плата – огромная. Такой курорт уже есть в Уэлсе, они просто гребут деньги. А этот – еще и удобней, он в Сассексе или в Сарри, ближе к Лондону. Джерри находит две тысячи фунтов и становится младшим партнером. Друг щупает пульс, прописывает диету, а Джерри играет с ними в гольф, ездит верхом, вообще – развлекает их. Ему это нравится, и выйдет у него прекрасно. Мало того – он сможет писать свою книгу.

– Он пишет книгу?

– Пока что нет, ему некогда. Но у него все в голове. Ему бы несколько часов в день посидеть спокойно, и он такое напишет… Почему вы похожи на лягушачье чучело?

– Вы хотите сказать, на роденовского «Мыслителя»? Потому что я гадаю, как вы с ним познакомились. Конни встретила вас в порту и повезла сюда.

– Подумайте, Галли. Ну, ну!

– Нет, не понимаю!

– Да на пароходе. Джерри очень умный. Он решил изучить американский рынок и побывал в Америке.

– А как изучают рынок?

– Наверное… ну, изучают.

– А, вон что! Изучают.

– Именно. Он изучил и поплыл домой.

– И естественно, встретил вас?

– Да. На второй день. Мы больше не разлучались. Какая луна!

– Там есть луна?

– А то как же!

Галли почесал подбородок, снял монокль и тщательно его протер.

– Прямо не знаю, что и сказать. Да. Удивили вы седого друга… Значит, вы влюблены?

– Рассказать еще раз?

– Но вы же недавно знакомы!

– Ну и что?

– Так, размышляю… Не мне говорить о благоразумии. Сам я хотел жениться на певичке в розовом трико. Однако…

– Да?

– Я бы на вашем месте был осторожен. Разные бывают люди. Одно дело – пароход, луна, другое – жизнь. На суше, среди всяких блондинок, человек меняется.

– Галли, мне противно вас слушать.

– Простите. А все ж надо намекнуть – суровая реальность, то да се.

– Если бы я узнала, что Джерри – плохой, я бы бросила его, Доналдсоны горды.

– Еще бы!

– Но он хороший. Он – просто тюпочка. Это же очень хорошо!

– Куда уж лучше!

– Ну вот!

Императрица жалобно захрюкала – картошка, источник калорий, откатилась за изгородь. Галли учтиво ее вернул, и благородная свинья хрюкнула благодарно.

– Если он тюпочка, дело плохо. Нелегко расстаться с таким сокровищем! Вы – здесь, он – в Лондоне. Томитесь, а?

– Томилась до сегодняшнего дня.

– Почему это?

– Сквозь тучи пробился свет. Леди Констанс едет завтра на примерку. Нас повезет лорд Воспер.

– Как он вам?

– Ничего, нравится.

– Вы ему тоже нравитесь.

– Да, я заметила.

– Красивый такой.

– Ничего, красивый. Да, так вот, мы едем в Лондон, и я обедаю с Джерри.

Галли приятно поразил этот детский оптимизм.

– Под надзором Конни? Ничего не выйдет!

– Выйдет, выйдет. Понимаете, у папы есть в Лондоне старый друг. Папа мне не простит, если я к нему не зайду. К ней, это дама. Вот мы и пойдем обедать.

– И с Джерри?

– Между нами говоря, ее нет. Я – как поэт у Шекспира, дала небытию и дом, и имя.^{3} Вы видели «Как важно быть серьезным»?

– Не отвлекайтесь.

– Я и не отвлекаюсь. Помните Бенбери? Герой его выдумал. Вот, а у нас – его мама, миссис Бенбери. Немного такта – и все устроится. Ну, я пошла. Надо написать Джерри.

– Вы же его завтра увидите!

– Нет, правда, Галли, вы плохо знаете жизнь! Письмо я прочитаю за столиком, а он прочитает мне свое, он его сейчас и пишет. Утром я послала телеграмму, что остановлюсь у леди Гарленд. Если вы помните, это ваша сестра Дора. Встретимся мы с ним в «Савое», ровно в восемь.

И Пенни убежала легкой поступью любви, а Галли, чья молодость прошла среди менее предприимчивых девиц (если не считать танцовщиц или барменш), погрузился в размышления о современных нравах. Бесспорно, думал он, нынешняя девица умеет решать свои проблемы, тем более если она духовно сформировалась в Северной Америке.

Придя к выводу, что благоразумные советы седых друзей не годятся там, где действует младшая дочь Доналдсона, Галахад стал смотреть на свинью, когда сзади раздалось блеяние. Он обернулся. Лорд Эмсворт напоминал умирающую утку, и брат его понял, что с ним что-то случилось.

5

Он не ошибся. Глядя на него, Галахад вспомнил Рожу Биффена, который приклеил ассирийскую бороду, чтобы спастись от букмекеров, а она упала. Такой самый вид.

– Ну, Кларенс, – воскликнул он, – ты прямо из русского романа! Что случилось? Что ты сделал с Парслоу? Гадаешь, куда деть тело?

Лорд Эмсворт обрел дар речи.

– Галахад, – начал он, – не знаю, как тебе и сказать. Во-первых, – лорд Эмсворт повис на перильцах, как мокрый носок, – этот Парслоу истинный мерзавец.

– Ничего нового. И что же?

– Не перебивай!..

– Ты говори, в чем дело. Значит, так: ты пошел к безнравственному баронету. Входишь в замок, он сидит босой. Холодно на него взглянув, ты сухо спросил: «Чем обязан чести?» – а он, шевеля пальцами ног, ответил… Чему ты обязан? Что он ответил?

Лорд Эмсворт немного успокоился, словно черпал силы из созерцания весомой красоты.

– Галахад, – спросил он, – у тебя бывают предчувствия?

– Не юли, Кларенс.

– Я не юлю. Я рассказываю. Когда я вошел, мне что-то подсказало: он принес дурную весть. Он был какой-то зловещий. Знаешь, я не ошибся. Он говорит: «Добрый день, Эмсворт», – а сам вынимает из кармана фотографию.

– Чью?

Бросив для подкрепления сил еще один взгляд на Императрицу, подступившую к пятидесятичетырехтысячной калории, лорд Эмсворт проговорил, понизив голос:

– Огромной свиньи, Галахад! И еще говорит: «Прошу! Победительница будущей выставки». Прямо так и сказал.

Галли его не понял. Ему показалось, что старший брат говорит загадками.

– Это была фотография Красы Матчингема? – уточнил он.

– Нет, нет, нет. Что ты, что ты. Она в два раза больше. Новая. Только что привез из Кента. Зовут Королева. Галахад, – голос девятого графа задрожал от страданий, – Императрице будет очень трудно победить.

– Неужели та свинья толще? – удивился Галли, бросая искоса взгляд на Свинью свиней.

Лорд Эмсворт был неприятно поражен.

– Я бы не сказал. Нет-нет, не сказал бы. Но разница – в каких-то унциях. Соревноваться теперь труднее.

Галли присвистнул. Кроме любви к брату в дело входили и финансовые соображения – как и Бидж, он поставил на Императрицу.

– Вот почему Бинстед ходил такой гордый! А можно прикупать свиней? Я думал, надо растить своих собственных, какие есть.

– Неписаный закон был всегда, а правила – нет. Никому и в голову не приходила такая низость! Прямо поразительно!..

– Чудовищно, – согласился Галли.

– А ужасней всего, что ее готовит к борьбе не Моника.

Галли стал суровым. Увидев его, продавец заливных угрей бежал бы со всеми угрями, словно от грозы.

– Долой Монику! – сказал он.

Лорд Эмсворт заморгал.

– Конни…

– Долой Конни! Нам не до ее прихотей. С ней управлюсь я. Кроме того, я предупрежу Парслоу, что мы таких штук не потерпим. Не забывай, Кларенс, он на этом не остановится. Если его не предупредить, он не оставит камня на камне, только бы унизить Императрицу.

– Господи!

– Да. Но ты не волнуйся. Я владею ситуацией. Главное – вдохнуть страх божий в Конни. Где она? Отравляет нервы чаем? Ничего, я с ней поговорю, как строгий дядюшка!

– Галахад, – сказал лорд Эмсворт, глубоко вздохнув, – ты мне очень помогаешь!

– Стараюсь, Кларенс, стараюсь, – откликнулся Галли, установил покрепче монокль и, дыша решительностью, направился к замку. Лорд Эмсворт восторженно глядел ему вслед, не понимая, как может так держаться человек, который сейчас увидит Конни.

Что ж, Галахад – это Галахад.

Глава 2

1

А в замке, кое-как обувшись, сэр Грегори стоял у окна и глядел в парк.

Если вам нравятся тонкие, извилистые баронеты, вы не оцените сэра Грегори. То был высокий и толстый человек за сорок, похожий на тех вельмож, которые так расцвели во времена принца-регента (1811–1820). Как и Бидж, он утратил стройность, но вы могли бы сделать из него не двух вполне солидных дворецких, а двух солидных аристократов; утратил же он ее потому, что получил наследство и замок, которых у него не было в те дни, когда он слонялся по Лондону без гроша в кармане.

Если вы неравнодушны к яствам и винам, то, получив после тощих лет^{4} много денег и обширный погреб, вы станете лицом к лицу с тяжкими соблазнами. В земле, текущей молоком и медом,^{5} естественно сесть поудобней и есть, пока не лопнешь. Так и случилось с сэром Грегори. Лишь железная воля спасла бы его от излишнего веса, а железной воли у него не было. День ото дня, долю кляня, он становился все то-о-ол-ще.

Терраса за окном сверкала в солнечном свете, но у балюстрады была тень от раскидистого дерева, а в этой тени – накрытый к чаю стол, за которым сидела леди Констанс Кибл, читая письмо. Сэру Грегори захотелось выйти к ней. После такого пути чашка чаю не помешала бы.

Когда он вышел на террасу, слегка ковыляя, ибо натер ногу, всякий подумал бы, что он размышляет о чае, но это было не так. Недели две назад он обручился, и размышлял о своей невесте Глории Солт. Если кто-нибудь умилится, мы заметим, что мысли его были горьки. Он едва ли не жалел, что, сраженный ее сверкающей красотой, произнес: «Вот что, как вы насчет, а?» Мы бы не сказали, что за эти дни он прозрел, но кое-какие стороны ее характера заметно охладили его чувства.

Завидев его, леди Констанс опустила одно из писем, которые пришли к ней с дневной почтой, и приветливо улыбнулась. В отличие от своих братьев, Кларенса и Галахада, она любила сэра Грегори.

– Как я рада вас видеть! – сказала она. – Что-то я не слышала машины.

Сэр Грегори объяснил, что пришел пешком, и леди Констанс удивилась:

– Боже мой! Вы очень устали?

– Отдохнул бы, ничего не скажу. Натер ногу, там пузырь.

– Ах Господи! Придете домой, проткните.

– Хорошо.

– Раскаленной иглой.

– Спасибо.

– Только не булавкой! А пока – выпейте чаю. Пончик?

Сэр Грегори посмотрел на пончик странным, печальным взглядом и положил его на блюдо. Леди Констанс снова взяла письмо.

– От Глории, – сообщила она.

– А! – сдержанно отозвался сэр Грегори.

– Послезавтра она сюда заедет. С секретарем все улажено.

– Э?

– Для Кларенса. Помните, вы собирались позвонить ей, чтобы она подыскала ему секретаря?

– О! Значит, подыскала? Прекрасно.

Если бы с ними был лорд Эмсворт, он бы этого не сказал. Конни вечно приманивала в замок жутких людей в очках, истинное мучение, но сейчас их давно не было, и он надеялся, что опасность миновала.

– Она его знает. Самый подходящий человек.

И это бы сразило несчастного графа, который именно и не хотел, чтобы им управляли подходящие люди.

– Кларенс такой беспомощный, за ним надо присматривать. Как мило, что Глория это вспомнила. Прелестная девушка!

– А? – снова сказал сэр Грегори с прежней сдержанностью.

– Такая спортивная, такая цельная. Я просто восхищаюсь. Как эти теннисные соревнования?

Сэр Грегори молчал. Он смотрел на пончик, тяжело вздыхая. Проследив за его взглядом, леди Констанс обратилась в удивленную хозяйку.

– Вы ничего не едите! Вам не нравятся пончики?

Звук, который вырвался из самых глубин баронета, нельзя назвать вздохом. То был стон, примерно такой, какой издает на костре индеец.

– Нравятся, – глубоким, дрожащим голосом сказал он. – Глория не разрешает.

– Глория? Не понимаю!..

Как спартанский мальчик с лисой, сэр Грегори скрывал свою боль от мира, опасаясь насмешек. Изнурять себя в угоду женской прихоти и впрямь смешно. Но сейчас он больше не мог – он просто бы лопнул, если бы не доверился доброму другу.

– Глория, – сказал он, – считает, что я толстый. Если я не похудею, она расторгнет помолвку. Она говорит, что не будет стоять у алтаря с таким… ну, в общем, с полным человеком. Вы же знаете этих спортивных девушек! Им подавай тренированных. Очень глупо. Я ей говорю: «Да что вы, я же не спортсмен!» – и все впустую. Пока я похож на воздушный шар – это ее слова, – она за меня не выйдет. Посмеяться она любит, но всему есть предел. Так и сказала.

– О Господи!

Изливать душу приятно. Сэру Грегори стало легче. Хозяйка в ужасе смотрела на него, как бы приговаривая «Ах!» или «О!», и на него снизошла та легкость речи, которая так помогла Отелло в похожей ситуации.

– Ни масла, – продолжал он, – ни сахара, ни хлеба, ни супа, ни соуса, ни спиртного, что там – картошку есть нельзя. Это не все. Она составила список ужасных упражнений. Утром – быстро встать. Глубоко вздохнуть. Коснуться ножных пальцев. Легкий завтрак. Прогулка. Легкий полдник. Опять прогулка – сейчас я ее и совершаю, ногу натер… Зачем вас утомлять? – спохватился сэр Грегори, собрав все свое мужество. – Да, я в аду, что поделаешь… Нет-нет, вторую чашку нельзя!

Тяжело поднявшись, он заковылял по террасе, вспоминая о новой свинье. Какая ирония судьбы! – думал он; ему надо худеть, ей – толстеть. Почему у свиней – один закон, у людей – другой?

Так шел он и размышлял, радуясь тому, что теперь идти не в гору, а под гору, когда услышал властный, звонкий оклик и, обернувшись, увидел Галли Трипвуда.