ГлавнаяАвторский сборникПавел ГушинецГоды в белом халате

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Павел Гушинец
Годы в белом халате

⁂

Автор выражает благодарность своей жене Юлии Линейцевой за безграничное терпение, поддержку и веру в писательский талант; прекрасному художнику-иллюстратору, автору обложки Надежде Буке; моим первым критикам и редакторам Денису и Алёне Фалевичам и врачу-кардиологу Леониду Львовичу; моим консультантам: врачу-паразитологу Екатерине Бондарь, врачам-педиатрам Юлии Руденко, Екатерине Халаевой, врачу наркологу-психиатру Марине Полозковой, капитанам ВС РБ Александру Кротову, Николаю Люеву, Вадиму Лобану, майорам медицинской службы Владимиру Белянко и Виталию Шуляку, старшему сержанту ВС РБ Михаилу Давыдёнку, врачу-гигиенисту отдела радиационной гигиены Алисе Казючиц, врачу-терапевту Марине Царенок, биологу-орнитологу Эдуарду Монгину, медрегистратору Анастасии Доценко, полковнику медслужбы Юрию Анатольевичу Савченко; директору ночного ресторана Эльшану Гаджиеву, барменам Ильгару, Александру, Олегу; широко известному в узких кругах книготорговцу Евгению Кагарлицкому; сайту Pikabu.ru и всем моим 15 тысячам подписчиков и читателей, а особенно моим читателям Евгению Максимову, Максиму Циганивскому, Марии Исламовой, Марии Шастиной, Марату Фаррахову, Александру Романькову, Дарье Трушиной, Гульнур Лозинской, Дарье Кустовой, Николаю Горбунову, Ольге Хорош, Павлу Васильеву, Марине Горбуновой, Светлане Чекушкиной, Елене Чернышовой, Кристине Титовой, Дарье Галенко, Дмитрию Елисееву, Наталье Третельницкой, Анне Казмерчук, Михаилу Есипенко, Владимиру Закурдаеву, Никите Недожогину, Сергею Ганжикову, Владиславу Сирику, Екатерине Саратовой, Никите Чернявскому, Денису Василёнку, Анне Беликовой, Дмитрию Сульжичу, Максиму Бакушину, Арслану Газизову, Сергею Блинову, Илье Волкову, Сергею Лапину, Веронике Мейнарт, Алексею Румянцеву, Игорю Матушкину, Илье Рябкову, Алексею Сырых, Илье Плоткинсу, Виктору Бредихину, Алексею Жавнерику, Александру Шеремету, Дмитрию Кушуеву, Екатерине Егорьевой, Роману Безуглому, Михаилу Цветкову, Андрею Дезесару, Олегу Романычу, Марии Шокуровой, Никите Недожогину, Владимиру Наумову, Михаилу Чернышову, Илье Орлову, Сергею Лебедеву, Александру Першину, Илье Пономарёву, Алексею Семёнову, Павлу Григоренко, Ивану Андрееву, Сергею Молькову и Максиму Пучкову, без которых этот проект не получился бы.

Байки военного врача

Дорогой гость

Было это в те смутные годы, когда наше правительство пыталось дружить с Южной Америкой, Африкой и Азией и почему-то совершенно не хотело дружить с Европой. Именно тогда я служил в воинской части в качестве старшего лейтенанта медицинской службы и делал вид, что я всё знаю и умею.

Именно тогда у меня появилось несколько приятелей-военных. Таких же, как и я, молодых лейтенантов и капитанов, переведённых в нашу часть твёрдой рукой Министерства обороны. Про одного из них этот рассказ.

Как-то утром в части начался переполох. Всех собрали в огромном актовом зале Дома офицеров, на трибуну вышел командир и торжественно прогремел в неработающий микрофон:

– Товарищи офицеры, на следующей неделе нашу страну с дружественным визитом посетит министр обороны южноамериканской республики Большая Патагония (название изменено – ибо военная тайна). Принято решение пригласить министра в нашу часть, как самую образцово-показательную в данном регионе. Мы с командованием долго думали, что показать высокому гостю. И решили разыграть батальную сцену из времён Великой Отечественной войны.

Командир сделал паузу. Наверное, он ждал долгих продолжительных аплодисментов, но народ безмолвствовал. Генерал кашлянул и заглянул в листок, лежащий на трибуне.

– Мы тут набросали кое-какой сценарий. Сначала в атаку пойдут немецко-фашистские захватчики, силами пяти танков и до полусотни единиц пехоты они прорвут нашу оборону. Но потом бойцы Красной армии воспрянут духом и обратят захватчиков в бегство. Реквизит возьмём на телевидении, я договорюсь. Танки покрасим.

– Ага, и «Тигры» из музеев пригоним, – вполголоса сказал один из моих друзей, старший лейтенант Сергей (имя изменено – военная тайна).

Генерал обладал телепатическими способностями, поэтому фразу лейтенанта услышал.

– Под «Тигры» перекрасим наши танки. Ничего, побудут немного немецкими. А вы, товарищ старший лейтенант, будете гореть.

– Как это? – икнул Сергей.

– По сценарию во время наступления один из наших танков будет подбит. Бросим несколько дымовых шашек. А из люка выберется объятый пламенем танкист и упадёт, сражённый вражеской пулей. Мы решили, что это будете вы.

– А можно я откажусь? – с последней надеждой спросил Сергей.

– Товарищ старший лейтенант, вам Родина приказывает…

Ну, раз Родина – кто ж тут откажется.

Готовились в лихорадке. К деревьям проволокой привязали опавшие листья. На газоны спешно набросали вырезанные в поле куски дёрна. Трещины на асфальте плаца замазали битумом. Издали приказ, запрещающий личному составу материться в присутствии высоких гостей. Покрасили танки. Половине намалевали красные звёзды, половине, кривые чёрные свастики. На киностудии взяли форму. С оружием получилась накладка, поэтому и бойцов вермахта и красноармейцев вооружили автоматами Калашникова.

Подготовили «гибель танкиста». Взяли старую телогрейку, пропитали спину какой-то горючей гадостью. Прошили изнутри тремя слоями изолирующей ткани.

Утром приехал министр. В часть по раздолбанной дороге влетело три правительственных «мерседеса» и два джипа с охраной. Выскочил южноамериканец. Улыбается, руки всем пожимает, лопочет что-то. Вокруг него кольцо из негров в кашемировых пальто бежевого цвета – внутренняя охрана. ТАКИХ погон, я ещё не видел. Звёзды для них снимали, наверное, с кремлёвских башен. Вокруг внутреннего кольца – внешнее. Из наших безопасников. Рядом с министром девочка-переводчица на высоченных шпильках.

Как говорится, приняли, поговорили и поехали театр смотреть.

А накануне, как назло, дождик прошёл. И перепаханный танками полигон, где должно было происходить действо, превратился в море непролазной грязи. «Мерседесы» встали намертво. Министра с охраной пришлось пересаживать в уазики. Южноамериканец по-прежнему улыбался, лопотал и всячески веселился. Наверное, думал, что так по сценарию положено. Типа сафари.

На полигоне для высокого гостя соорудили дощатый помост. Министр сел в кресло, рядом устроилось наше командование. И действо началось.

Сначала с криками «ура!» и «за Гитлера!» в атаку пошли матёрые фашистские сволочи с откровенно славянскими лицами. Впереди всех в эсэсовской форме с ПМ наперевес мчался «арийская белокурая бестия» капитан Джанибекян. Из немецкого капитан знал только «хенде хох» и «Гитлер капут», поэтому подбадривал бойцов исключительно по-армянски.

Красноармейцы не хотели отступать, поэтому в отдельных углах полигона завязались рукопашные схватки с превосходящими силами противника. Игнорируя приказ, немцы матерились. Вермахт пёр, как в сорок первом.

Красная армия быстро пришла в себя и организовала контратаку.

К несчастью, два из пяти краснозвёздных танков взревели моторами, но не завелись.

– Почему они стоят? – через переводчицу спросил министр.

– Они прикрывают наступление, – не растерялся генерал.

Красная армия пошла в атаку.

– Ну, с Богом, – сидя в танке, перекрестился старший лейтенант Сергей.

Напарник выбросил из люка две дымовые шашки и щёлкнул зажигалкой.

Серёга, объятый пламенем, с воплями и матами вывалился из люка. За танком его приняли два капитана-танкиста, накрыли брезентом, потушили огонь. Лежат, курят, ибо за дымовыми шашками всё равно ничего не видно.

Рядом с танком в грязи лежит убитый немец.

– Пацаны, дайте покурить, – шепчет он. Ибо форма на всех киношная, кто офицер, кто солдат – не разбирает.

– Лежи, гад, ты убитый.

– Суки! Может, я раненый, подползу?

– Лежи! Ты нам ещё за Сталинград ответишь!

– Пацаны, шухер! Министр бежит!

– Какой министр? – танкисты забыли, что они убиты, и поднялись.

А южноамериканский гость так проникся сценой боя, что в восторге вскочил с кресла, перепрыгнул невысокую дощатую оградку и прямо по грязи полигона побежал к подбитому танку. Привычная к таким эксцессам охрана из негров, не жалея лакированных ботинок, бросилась следом. Больше всех было жалко девочку-переводчицу, которая потеряла свои шпильки в двух шагах от помоста и, матерясь, побежала за министром босиком.

Ошарашенное командование части осталось на месте.

Министр хватал танкистов за руки, тряс их, беспрерывно лопоча что-то по-испански. С Серёгой полез обниматься. Серёга обмер, видя, как на бежевом пальто министра от его грязной обгорелой телогрейки остаются страшные чёрные разводы.

В общем, спектакль прошёл на ура.

Через неделю нас опять собрали в актовом зале Дома офицеров.

И Сергею объявили УСТНУЮ благодарность от командования за проявленный героизм и артистический талант.

Война с забором

Нашу воинскую часть окружал стандартный советский забор. Забор тянулся километра на полтора, и для прохода сквозь него предусматривалось целых пять КПП. Пятый КПП находился как раз напротив медроты, в которой я служил.

Однажды утром командир проснулся с идеей, что с таким количеством КПП забор недостаточно суров, поэтому было принято мгновенное решение пятый КПП закрыть, а медикам и их пациентам ходить через четвёртый. Но вот беда – напротив пятого КПП располагалась автомобильная стоянка. Кроме того, остановка электрички, на которой в часть прибывали иногородние офицеры, также находилась ближе всего к пятому КПП.

И начался армейский беспредел. Ранним утром вся электричка, одетая в форму, как по команде, совершала бросок через забор. Стремительно перескакивали капитаны и лейтенанты. Отдуваясь и матерясь, перебирались майоры. Поминая командира и его родителей, рисковали жизнью бабушки-поварихи.

Неделю командир ходил довольный своим решением, но однажды узрел на вершине забора 150-килограммового начальника столовой. Командиру стало грустно от того, что его приказ так плохо выполняют. И он велел натянуть над забором колючую проволоку. Он забыл про прапорщиков! Ночью два прапора вооружились специальным инструментом и срезали метров пять проволоки, освободив проход для сослуживцев.

Утром командир приказал починить колючку. Те же прапоры её и починили. А ночью разрезали снова. Через неделю проволока состояла из латаных кусков размером не более метра.

Тогда под фуражку командира пришла новая мысль. Верх забора залили солидолом. Первым в солидол угодил уважаемый всеми майор медицинской службы. Майор нелестно отозвался об умственных способностях командира и пошёл менять форменные брюки. Управу на солидол нашли быстро. Рядом с забором с двух сторон появились удобно помятые куски картона, которые подстилались при штурме преграды.

Командир окончательно расстроился. И как-то вечером решил лично засесть в кустах в засаде, чтоб пристыдить словом и делом наглых нарушителей. И надо было такому случиться, что попался не молодой лейтенантик, не прапорщик, а сам командир медроты. Между прочим, целый подполковник. Он оставил на стоянке свою машину, а обходить полкилометра ограды ему было лень. Вот и подался привычным маршрутом – через забор.

Командир части, заслышав шорох приближающихся к переправе шагов, выскочил из засады с торжествующим криком:

– Ага!

– Что ага? – не испугался медик. – КПП открой и прекрати эту войну с забором.

Слово командира – закон. Пятый КПП так и не открыли. Но воевать с забором перестали. Через месяц прапорщики подтащили к переправе пару бетонных блоков, и ежедневный штурм преграды стал ещё комфортнее.

Машина – в огне!

Знаете, какая самая большая опасность для начинающего военного врача? Думаете, проворонить в части тяжёлую пневмонию или прозевать эпидемию брюшного тифа? Как бы не так! Самая большая опасность – это принять дела у предшественника, не проверив толком, что он вам оставляет.

Среди выпускников нашего вуза ходили страшные байки, как новоиспечённые начальники медицинских пунктов годами покрывали из своих зарплат недостачи, оставленные ушлыми прапорщиками медицинской службы. Поэтому на первое место службы все ехали настороженные и запуганные.

Мой однокашник Алексей прибыл в свою часть, представился командиру и пошёл осваивать медпункт. В кабинете его с распростёртыми объятиями встретил старший прапорщик Иванов, который на протяжении последних двух лет являлся И. о. начальника медпункта и теперь готовился передавать дела.

– Как тут вообще? – нерешительно спросил молодой доктор.

– Всё в порядке! – браво ответил прапорщик. – Документы – комар носа не подточит! Принимай!

И он широким жестом вывалил на стол кипу запылённых папок.

Лейтенант погрустнел. В таком обилии документов грех было не ошибиться. Призраки будущих выплат закружились над его фуражкой. Тем более, что хитромордый прапорщик явно не внушал доверия.

Ну что делать? Стал проверять.

Инструментарий вроде на месте. Лекарства, перевязочный материал, столы, стулья…

Через каждые минут пять прапорщик трагически закатывал глаза и кричал:

– Да что ты тут смотришь? У меня комар носа не подточит! Подписывай и пошли выпьем! Надо же отметить.

Но лейтенант не сдавался.

Наконец дошли до машины.

А надо вам сказать, что к каждому военному медпункту полагается машина. Этакая разваленная «буханка» времён покорения космоса и кукурузы. Обычно она стоит где-то в парке и медленно рассыпается.

Судя по документам, машина была в порядке. Пробег, путевые листы, списанный бензин.

– Показывай, – решительно вздохнул Лёша.

– А что тут показывать? – засуетился прапорщик. – Машина – в огне!

– В смысле? – не понял доктор.

– В смысле: масло я менял, шины новые, двигатель – зверь! На капоте – мухи не е…, а если и е…, то в тапочках! Я и говорю: машина – в огне! Подписывай!

– Показывай! – в тон прапорщику ответил лейтенант.

Ну что делать – пошли.

Минут сорок прапор водил доктора по всему парку. Наконец лейтенант не выдержал и спросил у пробегавшего мимо сержанта в засаленном комбинезоне:

– Боец, где медицинская машина стоит?

– Да вон там, – боец указал на ближайшие ворота, совершенно проигнорировав гневный взгляд прапора.

– Нашли, – радостно сказал лейтенант. – Открывайте.

– Я, это… Ключи куда-то дел, – замялся прапор. – Да чего там смотреть?! Машина – в огне! Ты что, мне не веришь?

– Верю. Но хотелось бы посмотреть.

Часа полтора безуспешно искали ключи. Наконец лейтенант поймал ещё одного сержанта, узнал, где обитает начальник парка, и выцыганил у него запасной комплект ключей.

Ворота распахнулись!

На четырёх берёзовых чурбачках в полутьме одиноко стоял пустой корпус медицинской «буханки». Без колёс, двигателя, стёкол и даже сидений. Фары были аккуратно скручены и увезены в неизвестном направлении. Корпус, словно потрёпанный непогодой череп, смотрел на своего нового владельца пустыми глазницами.

– В огне, говоришь? – процедил сквозь зубы лейтенант. – В смысле – горела, что ли?

Прапор плюнул и пошёл за запчастями.

Легенды призыва

Сразу после медицинского университета привела меня кривая судьбы в армию. Причём не просто в армию – а старшим лейтенантом, начальником микробиологической лаборатории при медроте. Ощущение было странное. Ещё вчера в джинсах я бегал по столице, оформляя документы, а уже сегодня в неудобной форме с непонятными шевронами и звёздочками сидел посреди пропахшей микробиологическими средами лаборатории. Вокруг шумел сосновый лес. Во дворе какой-то ястреб охотился за воробьями. Издалека доносились строевые песни и грохот солдатских сапог.

Я сидел и думал, как я докатился до такой судьбы.

Через полгода я освоился. Служба была несложная. Ввиду особого положения военного доктора я решительно забил на всякие армейские обязаловки вроде утренних построений и заседаний штаба. Сидел в лаборатории со своим микроскопом, лишь изредка выезжая в подчинённые части с проверками. Проверял я в основном столовые и медпункты.

В помощниках у меня числилась лаборантка. Назовём её Анна Николаевна. Было ей на тот момент где-то слегка за пятьдесят, и была она женой отставного полковника. То есть всю жизнь промоталась за ним по просторам Советского Союза.

Анна Николаевна была золотым человеком. Службу понимала лучше меня, молодого офицерика, вчерашнего «пиджака». Где-то подсказывала, где-то помогала. В общем, служили мы с ней душа в душу.

Теперь история.

Лаборатория была изолирована от всего остального медицинского корпуса. Вход к нам осуществлялся через двойные двери. Во внутренних дверях на высоте моей головы было окошко с сакральными надписями «Для выдачи анализов» и «Вход воспрещён». Рядом с окошком был звонок. То есть приходит пациент, звонит – мы выходим и между двумя дверями производим все манипуляции.

Утро начиналось с того, что Анна Николаевна принимала поток жаждущих сдать анализы. Это были не только больные, но и те, кто в армии отвечал за питание. То есть повара, хлеборезы и т. д. Поток иссякал часам к двенадцати. После чего я садился за микроскоп проводить над этими анализами врачебную работу. В подробности вдаваться не буду, это все-таки не научный трактат.

Однажды случилась катастрофа. Анна Николаевна ушла в отпуск. Это была хана! Я разрывался между сбором анализов, их обработкой и выездом на проверки! Две недели я не находил себе места, а потом как-то поток схлынул и я даже заскучал.

И вот как-то сижу я в одиночестве в лаборатории, оформляю треклятые бумажки, как вдруг раздаётся звонок.

– Кого это там принесло? – ворчу я, натягиваю на форму халат и плетусь к двери.

Напоминаю: в двери окошко на высоте моего лица. Смотрю в окошко – никого нет.

– Бывает, – я пожимаю плечами. – Полтергейст в армии ещё никто не отменял.

Только разворачиваюсь, чтобы уйти, как откуда-то снизу к звонку протягивается рука.

Я высовываю голову в окошко и встречаюсь глазами с мальчиком в ГОЛУБОМ берете. Ростом мальчик где-то 165–170, то есть над нижней гранью окошка он даже макушкой не торчит.

– Здравствуйте, – от неожиданности вежливо говорю я. – Вам кого?

Мальчик вытягивается в струнку.

– Товарищ старший лейтенант! Я – повар Н-ской мобильной бригады, для прохождения анализов для допуска прибыл.

В моей голове крутилось два вопроса: «Сколько тебе лет?» и «Кто тебя послал?»

Но задал я другой:

– Как же тебя в армию взяли? Да ещё в мобильную бригаду.

Мальчик не обиделся. Видно, этот вопрос ему не раз задавали.

– А я в нашей деревне самый здоровый! – бодро отрапортовал он.

А вы говорите, у военкоматов план не выполняется. Этак мы до Гитлерюгенда докатимся.

Эпидемия

Самое весёлое время в жизни военного врача начинается, когда в часть прибывает молодое пополнение. Бойцы приезжают из разных концов страны, у каждого своя, характерная для данного региона микрофлора, ослабленное нервным напряжением и проводами здоровье. И, как следствие, приблизительно через неделю-полторы после прибытия солдат в часть у нас начиналась повальная эпидемия.

Первая эпидемия настигла меня в чине лейтенанта медицинской службы в огромной учебке. Была слякотная, дождливая зима. Бойцы приехали сопливые, лихорадящие. В городе набирал обороты грипп. В считаные дни все пять медпунктов были забиты до отказа, госпиталь брал на себя только самых тяжёлых, к воротам части стягивались автобусы с мамами и бабушками. Ещё бы, ведь только кровиночку от титьки отобрали, как у неё уже страшный диагноз – ОРВИ.

Под больных отвели изолированный первый этаж казармы. Скоро он стал напоминать холерный барак. В огромном помещении на скрипучих железных кроватях метались и бредили полсотни солдат в одинаковом казённом нательном белье. Те из них, которым было получше, выбирались покурить на крыльцо. Вся наша медрота не ночевала дома.

На третий день эпидемии из столицы прибыла ПОМОЩЬ. Целая комиссия в чинах подполковничьих.

– Слава богу! – вздохнули мы.

Но, как оказалось, рано обрадовались.

Важные медицинские подполковники сработали быстро. Они разработали АНКЕТУ для солдат «Почему я заболел?». И мне, как самому молодому, пришлось собирать солдат в актовом зале (привет эпидрежиму!) и задавать идиотские вопросы.

Собрав анкеты, комиссия посчитала свой долг выполненным и уехала.

Эпидемия набирала обороты. Под больных отвели ещё один этаж. Больными числилось уже 50 % личного состава.

И тогда из министерства приехала вторая комиссия. Седые важные полковники в течение двух дней изучали работу предыдущей комиссии. И пришли к выводу, что анкета была НЕПОЛНОЙ. Полковники добавили в анкету ещё два вопроса и снова отправили меня по солдатам.

Бойцы посмотрели на меня, как на идиота, но подчинились. Для полноты картины замечу, что количество больных достигло уже пары сотен.

Полковники прочитали анкеты, довольно кивнули, выпили на дорожку. И уехали.

– Суки! – сказал начальник медроты, кратко охарактеризовав работу комиссии.

Словно в ответ на его характеристику через три дня в часть прибыла третья комиссия. В составе этой был самый главный полковник-терапевт. Мы настороженно встретили комиссию.

И не ошиблись. Начальство в считанные часы приняло меры. Наказали врачей, которые неправильно лечили солдат. И разработали ТРЕТЬЮ анкету.

С анкетой носился догадались кто? Конечно же, самый молодой.

А надо вам сказать, что к этому времени половина солдат из опрашиваемых уже выздоровела. И мне пришлось бегать по подразделениям, искать бойцов пофамильно и снова пытать их: «Почему ты заболел?»

Апофеозом этого идиотизма было моё выступление в актовом зале. Я собрал там полсотни солдат из опрашиваемых, вышел на трибуну и сказал без микрофона:

– Пацаны, вы, наверное, думаете, что я кретин?

Бойцы промолчали. Офицеру грубить они уже были не приучены, но ответ читался в глазах.

– Правильно считаете, – сказал я. – Эту… бумажку разработали… полковники. То что они…, я с вами абсолютно согласен. Поэтому давайте заполним её в третий раз и разойдёмся по подразделениям.

К моему удивлению, ни один из солдат меня не сдал. И мой откровенный разговор с ними не дошёл до вышестоящего начальства.

Комиссия уехала. Грипп как-то сам собой пошёл на спад.

Через месяц мне объявили выговор за то, что я эпидемию не предотвратил. И не вылечил её за три дня имеющимися у меня в наличии таблетками активированного угля и аспирина.

Отдельно хотелось бы отметить перлы в анкетах. Бойцы были молодые, а школа не всех успела научить писать.

На вопрос «С чем вы связываете своё заболевание?» бойцы отвечали (орфография сохранена):

– Пошёл на ФИЗО и упацеу.

– Было холадна, ноччу замёрз и забалеу.

– Упацеу после ФИЗо, када шли в казарму замёрз.

Но отдельного упоминания удостоился боец, который грешил на ОЗК. Он написал: «Када учились, одел ЮСеКа и упацеу».

Короче все «упацели». И я больше всех.

следующий лист >>