Пан Зайчински
Правила благополучия
«Лиц, участвующих в экспедициях»! Коли они уже участвуют, зачем им этот магазин.
– Понятия не имею. Мне кажется, вы не на той улице.
– Конечно, не на той, – ответила она, осматриваясь. На шее у нее висел желтый цветок. – На этой.
Да что же происходит! Не тогда, а сейчас, не на той, а на этой! Что за тяга к беспочвенным исправлениям? Еще год назад такого не было!
– Извините, ничем не могу помочь. Не теряйте бодрость духа.
На самом деле, это я сказал себе. И пошел дальше.
Сделав несколько шагов, я решил, что непременно должен встретить еще кого-то, как это бывает во всяких притчах, и мне это почти удалось – я увидел свое отражение в дверях офиса, и оно сказало мне: «Дурно выглядишь».
Я сорвал все приветы на мое единственное «всем (а значит, никому) привет» и направился к себе в кабинет. Я сам его выбрал еще год назад среди четырех других и остался вполне доволен. Доволен своими плоскими шутками и наш юрист, время от времени называющий меня советским ветераном войны, который с непривычки «теряется в объеме новой просторной квартиры», а потому предпочитает угол. Не совсем понимая, у какого ветерана просторная новая квартира, я угрожаю ему большими неприятностями, которые легко могу устроить при первом же звонке в мой отдел – отдел претензий. Поэтому мы живем в согласии.
И тут я вижу на столе бумагу.
Бумага.
Позвони, пожалуйста, тому одноглазому господину и объясни, что сегодня пятница. Работы будут завершены только в воскресенье.
Уговор дороже каприза даже такого замечательного клиента.
С уважением, надеждой и симпатией,
Новак.
Да не может быть.
Я перечитал это снова, потом еще раз, и, наконец, понял, что Вера ушла. Я даже не стал звонить домой, потому что для этого надо хотя бы иметь сомнения, чтобы подтверждать их или развеивать, а их у меня не было.
Новак со своей будничной запиской выкинул магический трюк.
Я сделал круг вокруг своего стола и остановился у двери, но открывать ее мне не очень хотелось.
Впрочем, что тут удивительного. Стоило догадаться раньше, что это случится, подготовиться к предотвращению и предотвратить появление обиды.
Но я этого не сделал, и мне стало обидно.
Я сел на ее диван и уставился в черное окно экрана. Там застыли незнакомцы. Кстати, хоть один фильм со смыслом. Впрочем, и тот недосмотрен.
Через четыре дня я позвонил ее брату, своему брату и ее лучшей подруге, которая живет на соседней улице. Я узнал, как у них обстоят дела, и понял, что у меня все не так уж и плохо.
Через неделю об этом знали все. Библиотекари любезно привезли мне коробку с ее вещами, как будто она умерла.
Через месяц выяснилось, что она уехала на юг, в маленький городок, где, как я слышал, неплохо лепят цветочные горшки.
Еще через месяц я окончательно избавился от ее присутствия, выкинув все барахло, которое она не прихватила с собой по одним ей известным причинам. Все любят барахло, даже я, а в особенности – магнаты.
Через год по моему дому бегали две собаки. Еще полгода – и их стало три. Таким образом, один я размножил свою семью гораздо более быстрыми темпами. Постепенно я перестроил свой график: перестал навещать родителей строго по четвергам, ходить к Алексу по пятницам, издыхать в тренажерном зале по выходным и по понедельникам ходить в кино с племянником. Единственное, что осталось неизменным за эти четыре с половиной года – это встречи с братом.
Гордость моего детства, пионер моего воспитания, человек, который мог сказать одно лишь слово и этим словом выколоть глаза любому недоумку. Он всегда знал, что делать и как делать, а если и не знал, для меня это ничего не меняло.
Его многочисленные планы всегда завораживали и казались реализуемыми – преподносил он их с такой чрезвычайной убежденностью, как будто каждая его новая идея была последним шансом изменить однообразные бытовые семейные будни. Каждый раз я в это верил. И я многому научился.
В общем, у него был настоящий характер, пока он не сошел с ума. И теперь каждую среду мы встречаемся с ним в одном и том же месте – в психиатрической клинике, на одной из парковых скамеек, защищенных большими красивыми деревьями. Думаю, это белый клен, но не уверен.