Ольга Володарская
Свидание с небесным покровителем

Марго

Распрощавшись с мужем, Марго вернулась в бунгало, включила телевизор и прилегла на диван. Вообще-то она дала себе зарок сразу после еды не принимать горизонтального положения (врач-гинеколог ругал ее за стремительный набор веса и велел худеть), но постоянно его нарушала. Дома еще как-то держалась, находя себе занятия: посуду помыть, пыль протереть, Митины вещи аккуратно сложить, но в «Эдельвейсе» все бытовые проблемы решались без ее участия, и Марго разленилась. И главное, как быстро – за какие-то сутки!

По телевизору шел фильм «Забытая мелодия для флейты». Марго любила его и с удовольствием стала смотреть. Однако не прошло и пятнадцати минут, как ее сморило. Марго выронила пульт, засунула ладони под подушку и погрузилась в сон.

Прошло два часа. Марго просмотрела много интересных снов, а пробудилась от какого-то неприятного ощущения. Открыв глаза, она не сразу поняла, что именно не так, пока не почувствовала зуд в затылке. Причем зудело будто изнутри, и от этого было не по себе. Марго почесала затылок. Затем повернулась с боку на спину и потерлась головой о подушку. Зуд не проходил. Прислушавшись к своим ощущениям, Марго поняла, что уже испытывала такое раньше. Когда она была карлицей, то являлась объектом пристального людского внимания. На нее пялились на улице, в магазинах, в транспорте (пока она не купила свою первую машину, вынуждена была ездить на автобусах и трамваях), и эти взгляды Марго ощущала затылком…

Как сейчас!

Резко обернувшись, Марго посмотрела в окно. Шторы на нем были задернуты, но не до конца, и она увидела ветку росшего за окном декоративного шиповника. Ветка качалась. Но не от ветра, как хотелось бы думать, а от того, что секунду назад ее задел тот, кто стоял у окна и сверлил спящую девушку взглядом…

«Как пить дать Макс, – раздраженно подумала Марго. – Зря я не дала ему твердый отпор! Надо было сказать открытым текстом, что со мной ему ловить нечего…»

Марго поднялась с дивана, подошла к окну, отдернула штору, выглянула на улицу. Никого! Распахнув створки, Марго высунулась из окна по пояс. Но и теперь не увидела ни одной живой души. Макс (точно Макс, больше некому!), наверное, успел ретироваться.

Захлопнув окно, Марго пошла в ванную, умылась. Затем сменила помявшиеся блузку и брюки на спортивный костюм. А оставшееся время до обеда гладила жеваные вещи, решив побыть в вертикальном положении хотя бы с трехчасовым опозданием.

Закончив, Марго вновь переоделась и отправилась в столовую.

Она только вошла в обеденный зал и не успела еще даже найти глазами свой столик, как на нее налетела Катерина, схватила за руку и свистящим шепотом выдала:

– Петя повесился!

Смысл фразы до Марго дошел не сразу. В первые секунды она не могла понять, о ком речь, а когда поняла, то еще какое-то время соображала, что именно случилось с юношей. Наконец Марго стало ясно, что он повесился, и это привело ее в ужас.

– Как? Когда? Зачем? – почти прокричала она.

– Как, как? Просто… На веревке, что натянута на балконе. Снял ее, привязал к кронштейну для портьер, сделал петлю и…

Слова иссякли, и Катя, испустив тяжкий вздох, замолчала.

– Какой ужас, – проговорила Марго. – Просто в голове не укладывается: за завтраком еще жив был, а теперь его уже нет…

– Сразу после завтрака, судя по всему, он и повесился, – сказала Катя.

– Неужто на него такое впечатление произвело известие о самоубийстве Сидорова?

– Скорее всего… Помните, что он кричал утром? «Уважаю того чувака, что осмелился…» Ну и так далее…

– Милицию вызвали?

– Да, сразу же, как его обнаружили…

– А кто обнаружил?

– Человек из обслуги.

– Горничная, наверное, – сделала предположение Марго.

– Нет, не горничная. То ли слесарь, то ли электрик. Пришел что-то чинить в его номер, а Петя на веревке болтается… – Она передернулась. – Я как раз по коридору шла… Гляжу, из Петиного номера просто-таки вываливается этот то ли слесарь, то ли электрик, лицо белое, глаза по пятаку… Я спрашиваю: что случилось? Думала, приступ у него или давление резко упало, а он – парень повесился!

– Вы в комнату не заходили?

– Боже меня упаси! – замахала руками Катя. – Я сразу побежала в наш номер, чтобы супругу рассказать о случившемся, а мужчина, что Петю обнаружил, кинулся к директору «Эдельвейса» – милицию вызывать…

– Кстати, где Сережа? – поинтересовалась Марго, привыкшая к тому, что супруги в столовую всегда приходят вместе.

– Никак его найти не могу! В номере его не оказалось, на причале тоже. Думала, в столовой найду, но и тут его нет… – Она выудила из кармана похожего на домашний халат сарафана мобильник последней модели и, нажав на одну из кнопок, поднесла трубку к уху. – Ну вот, опять «абонент, не абонент», – с досадой произнесла она, дав отбой. – И где он шляется?

– Тут я, – послышалось сбоку. Когда женщины синхронно повернулись на голос, то увидели запыхавшегося Сергея. – А телефон я, как всегда, зарядить забыл…

– Где ты был? – потребовала отчета Катя.

– В бильярдной, – ответил муж, направляясь к столику, на котором уже стояли холодные закуски. – А потом с Иваном разговаривал.

– С каким таким Иваном?

– Как с каким? С тем самым, который Петю в петле обнаружил…

– То ли слесарь, то электрик?

– Вообще-то он плотник. Пришел в номер починить шкаф – Петя еще вчера жаловался горничной на то, что дверца болтается на одной петле…

За разговором они проследовали к столику, расселись. Схватив с тарелки бутерброд с красной икрой и затолкав его в рот, Сергей продолжил:

– Иван мне рашшшкажал…

– Прожуй сначала, – наставительно сказала Катя. – А то ни черта не понятно, что ты говоришь…

Супруг послушно заработал челюстями, а когда пища была проглочена, заговорил, на сей раз внятно:

– Так вот, Иван мне рассказал, что мальчишка уже холодный был. Он подошел к нему, чтобы убедиться в том, что тот мертв, дотронулся до руки, а она ледяная…

Катя охнула и отложила надкушенный бутерброд.

– Ивану тоже не по себе стало… Поэтому он поспешил из номера убраться. Однако когда уходил, краем глаза заметил на тумбочке лист стандартного формата, на котором от руки было что-то написано…

– Он не прочитал что? – полюбопытствовала Катя.

– Я ж тебе говорю, не по себе Ивану стало, поспешил убраться…

– Это предсмертная записка была – факт!

– Скорее всего, – кивнул Сергей. – Иван сказал, что почерк подростковый был….

– Это как же он определил, интересно? Чем, скажите на милость, подростковый почерк от других отличается?

– Корявостью. Молодежь нынешняя от руки писать разучилась… Все на компьютере шлепает, вот навык и растеряла…

– Да этого плотника не Иваном назвать надо было, а Шерлоком, – фыркнула Катя.

– Может, Иван и не Холмс, а мужик не глупый… Вон, кстати, и он! – Сергей ткнул концом вилки в направлении арочного проема, ведущего в соседний зал (там обычно столовался обслуживающий персонал, только не в то время, когда отдыхающие, а позже). – Перекусить прибежал, пока милиция не подъехала…

Марго посмотрела в указанном направлении и увидела худощавого мужчину в униформе. У него были большие залысины, зато волосы на затылке Иван отрастил такой длины, что собирал их в хвост.

– Что за нелепая прическа, – не удержалась от комментария Катя. – В сорок лет и при такой плеши хвост носить…

– Да он из бывших металлистов, наверное, – предположил Сергей. – Постоянно с плеером ходит и тяжелый рок слушает.

Уши Ивана действительно закрывали огромные наушники допотопного кассетного плеера. С такими уже никто не ходит. Даже Базиль, игнорирующий большинство технических изобретений, и тот купил себе DVD-проигрыватель, чтобы не таскать на рыбалку кучу кассет, а брать всего пару дисков. Но Ивану, возможно, не хватало на такое приобретение денег. Зарплата у него наверняка была небольшая и, судя по одутловатому лицу, вся уходила на выпивку.

– Ну, что он алкаш, сразу видно, – точно прочитав мысли Марго, заявила Катя.

– Вот тут ты ошибаешься, – не согласился с ней супруг. – Иван сейчас не пьет. Здесь с этим строго, а он не хочет работу терять…

– Но когда-то пил?

– Когда-то пил. Но это давно было… Теперь же исключительно здоровый образ жизни ведет. Спортом занимается. Витамины принимает. Даже мяса не ест…

– Мяса, может, и не ест, а водку жрет точно, – не дала себя переубедить Катя. – А вообще хватит о нем, надоело! Тоже мне, знаменитость местного масштаба!

Марго также хотелось сменить тему. Причем кардинально, поскольку во время трапезы она предпочла бы разговаривать о чем-нибудь приятном. Например, о погоде. А что, чем не тема для беседы за столом? Тем более что дни стояли на удивление теплые и ясные, и этому хотелось бы сообща порадоваться…

– Ой, смотрите, – встрепенулся Сергей, – менты приехали!

– Те же, что утром, – заметила Катя, глянув через зал в фойе. – Я помню этого лысого бугая… Он у них главный!

Марго обернулась и увидела Митрофана, пересекшего фойе и ставшего в арочном проеме. Не было никаких сомнений, что он высматривает жену.

– Извините, я на минутку, – сказала Марго, вставая из-за стола.

И направилась к супругу. Тот, увидев ее, хмуро кивнул в сторону выхода из столовой и двинулся к нему. Марго последовала за ним.

Когда супруги Голушко оказались на улице, Митрофан сказал:

– Я понимаю, что тебе тут нравится. Знаю, что ты чувствуешь себя прекрасно. Догадываюсь, что в «Эдельвейсе» гораздо веселее, чем дома, и, уж конечно, кормят во сто крат лучше… – Он шумно выдохнул в усы. – Но, несмотря на все это, ты должна уехать!

– Опять начинаешь?

– Рита, у нас еще один труп!

То, что он назвал ее Ритой (а не Сусликом, Малышом, Маргариткой и, как последний вариант, Маргаритой Андреевной), говорило о высшей степени недовольства женой. Митрофан знал, что она терпеть не может, когда к ней так обращаются, и старался этого не делать. Но когда злился, Марго неизменно становилась Ритой или гражданкой Голушко.

– Еще один самоубийца, насколько я знаю, – спокойно сказала она. – Парень с неустойчивой психикой, на которого добровольный уход из жизни Сидорова произвел такое впечатление, что он решил последовать его примеру…

– Гражданка Голушко, не делайте поспешных выводов!

– А вы, гражданин Голушко, не давите на меня!

– Я давлю? Да я самый демократичный супруг в мире! Другой бы с тобой даже разговаривать не стал, взвалил на плечо, впихнул бы в машину и увез домой!

– Я б с таким ни дня не прожила, – парировала Марго. – Теперь займись, пожалуйста, своей работой, а я пойду доедать свой обед!

И она, развернувшись, зашагала к дверям столовой.

Митрофан

Митрофан беспомощно смотрел жене вслед и тяжко вздыхал. У Марго был отличный характер, очень уживчивый, и упрямилась она редко, но уж если упрямилась, то стояла на своем до конца. Когда такое случалось, Базиль любил повторять поговорку: «Хоть писай в глаза, все божья роса» – и с невесткой не связывался. А вот Митрофан не терял надежды на то, что здравый смысл победит и Марго признает свою неправоту…

Не стоит и говорить, что его надежды еще ни разу не оправдались.

– Митрофан Васильевич, – услышал Голушко голос стажера и, обернувшись на оклик, увидел и самого Славика, трусящего к столовой со стороны ворот. – Митрофан Васильевич, там ваш отец!

– Где? – не понял тот.

– На проходной. Он хочет попасть на территорию, а его не пускают! Сходили бы вы, попросили, чтоб разрешили ему пройти, а то меня охранники не слушают…

Митрофан беззвучно выругался. Мало ему с женой проблем, так еще отец пожаловал! И, главное, для чего? Что ему тут нужно? Нос свой совать куда не следует? Или сыну, проработавшему в органах двадцать лет, советы давать?

Пройдя к воротам, Митрофан вошел в зданьице КПП, где около охраняемой худощавым, но мускулистым секьюрити «вертушки» стоял раскрасневшийся от гнева Базиль. Увидев сына, он вскричал:

– Товарищ старший следователь, скажите им, что я главный свидетель по делу и хочу попасть на территорию для оказания помощи…

Охранник вопросительно посмотрел на Митрофана. Тот кивком подтвердил слова Базиля.

– Под вашу ответственность, – буркнул служащий «Эдельвейса». – У нас тут пропускной режим строгий, а ваш свидетель документов при себе не имеет… – Он смерил Базиля презрительным взглядом. – И выглядит как бомж…

Старший Голушко зло сощурился. Хотя обижаться не стоило, поскольку выглядел он и впрямь непрезентабельно. В линялой штормовке, старых джинсах и болотных сапогах, он походил если и не на бомжа, то на попивающего пенсионера, завсегдатая городских помоек. Да и попахивало от него соответственно: рыбой, потом и легким перегаром.

Когда Базиля пропустили, Митрофан отвел отца подальше от проходной и хмуро спросил:

– Ты зачем явился?

– Вообще-то я проводил следственный эксперимент.

– Только не это, – простонал Митрофан. – Еще один престарелый сыщик-дилетант объявился… Мало нам миссис Марпл и Джессики Флэтчер, теперь к ним еще Василий Дмитриевич Голушко присоединился!

– Митя, поздравляю, в тебе проснулся острослов! Иди блесни своим юмором перед женой, а то она мне не поверит, если расскажу…

– Ладно, пошутили, и будя. Выкладывай давай про эксперимент!

Базиль мог заартачиться, он бывал иногда по-стариковски вредным, но на этот раз повел себя покладисто.

– Докладываю, – буркнул он. – После того как твои ребята убрались с острова, я решил порыбачить. Отплыл довольно далеко, закинул удочку и тут смотрю на берег, а там – отпечатки подошв на глине. Точь-в-точь таких, как…

– Ну понял я, понял. Те же следы, что и на острове. Только не ври уж про рыбалку! Наверняка исследовал берег, выискивая эти самые следы…

– Два часа потратил, – сознался Базиль. – Уже отчаялся… И вдруг! Смотрю, уж больно берег хороший. Я б сам выбрался на сушу именно там. Ну и что ты думаешь? Подгребаю, и точно! Следы!

– Ну и куда они тебя привели?

– Никуда… Оборвались почти тут же. Он переобулся, видимо, в другую обувь, а главное, по траве дальше пошел, чтобы следов не оставлять.

– Сообразительный.

– Да уж, все продумал!

– Выходит, следственный эксперимент не удался?

– Выходит, нет. Только я уверен, что убийца направлялся именно сюда! Я это, Митя, нюхом чую!

– Жаль, что твой нюх к делу не пришьешь, – невесело усмехнулся Митрофан.

– А ты чего, здесь с самого утра торчишь?

– Да нет, второй раз уже приехал.

– Зачем?

– У нас, папа, еще один самоубийца объявился!

Глаза Базиля расширились от удивления.

– Мальчишка на этот раз. Студент, – продолжил Митрофан. – Повесился сразу после завтрака. Труп обнаружили ближе к обеду… – Он достал из папки, которую держал в руках, завернутую в полиэтилен бумажку. – Вот записка предсмертная…

– И что там?

– Много чего! Понакатал столько, что читать замучаешься… Вначале о мире – бардаке, бабах – б… в смысле, непорядочных женщинах… Ну и прочее… В конце о смерти как единственном избавлении от мук…

– Да уж какие муки-то? В двадцать лет?

– Вот как раз в двадцать малейшее переживание мукой кажется!

– И с тобой такое было?

– Конечно!

– Не знал… – протянул Базиль удивленно. – А ты по какому поводу переживал? Вроде все у тебя ладилось – в институте отлично учился, ни с кем из сверстников не конфликтовал, даже девушку какую-то имел, за ручку, помню, с ней ходили, как школьники…

– Я уж и не помню сейчас, – слукавил Митрофан.

Да разве мог он признаться отцу, что мечтал быть таким, как он: красивым, бесшабашным, лихим, активным, страстным, и осознание того, что это невозможно, рождало в нем страшные комплексы. Особенно когда та девушка, о которой вспомнил Базиль, бросала томные взгляды не на него, Митю, а на старшего Голушко и с сожалением в голосе замечала: «Вы такие разные». Или когда они играли во дворе в волейбол и в команду Базиля просились все, а в его, Митину, один полоумный Витек, не умеющий играть вовсе. А уж когда в их доме случился пожар и Базиль единственный не бросился вон из подъезда, а поднялся на чердак, чтобы вынести обитающую там трехлапую кошку, Митрофан почувствовал себя ничтожным червем! И вот тогда он тоже мечтал о смерти как единственном избавлении от мук…

– Только не говори мне, – голос отца вывел Митрофана из задумчивости, – что ты тоже думал о самоубийстве…

– Нет, не думал. Но знаешь, какая мысль часто меня посещала? «Вот умру, вы еще поплачете…»

– Ну, это ничего… Через это все проходили… Даже я! Только лет мне тогда было то ли семь, то ли восемь. В двадцать же мне не до этих глупостей было…

– Да уж… Карты, девочки, вино! Что еще для счастья надо?

– Ничего, сын мой, только здоровье, а оно в двадцать лет у меня было богатырское… – Базиль широко улыбнулся. – За ночь мог восемь раз… э… обязательную программу отработать! А если сил не оставалось на девятый заход, выполнял произвольную…

– Только, прошу, без интимных подробностей!

– Ханжа ты, Митька!

– Вообще-то я на работе…

– Да ты и дома от слова «секс» пятнами покрываешься… Как только Марго тебя такого терпит?

– Кстати, о Марго, – еще больше помрачнел Митрофан. – Эта упрямица не хочет отсюда уезжать! Может, ты с ней поговоришь? Тебя она хоть иногда слушается!

– Ты считаешь, что ей опасно тут оставаться?

– Конечно!

– Но почему, Митя?

– Ты ж сам говорил про нюх, который чует, что убийца Сидорова – обитатель «Эдельвейса»!

– Но это не значит, что он, этот убийца, начнет мочить всех отдыхающих…

– Вот и Марго так рассуждает, нет чтобы вспомнить старинную поговорку «Береженого бог бережет» и перестраховаться! Тем более Марго в положении… Мало ли что! Я вообще жалею, что ее сюда отправил… Нельзя беременную одну отпускать… Что, если ей плохо станет? И помочь ведь будет некому…

– По-моему, ты перегибаешь палку. Здесь очень внимательный персонал. Есть медсанчасть. К тому же Марго – девушка общительная и скорее всего уже успела с кем-нибудь подружиться…

– Да уж, – прорычал Митрофан, вспомнив Радова.

– Ну вот… А ты говоришь, помочь некому. Да в «Эдельвейсе» она в большей безопасности, чем дома. Ты на работе торчишь, я тоже, бывает, надолго отлучаюсь, а тут она всегда на людях. К тому же природа, свежий воздух, хорошее питание…

– Папа, я не успокоюсь, пока Марго не окажется дома! Я боюсь за нее, это ты понимаешь?

– Очень хорошо понимаю. Я за тебя уже двадцать лет боюсь. С тех пор, как ты начал в органах работать. Как представлю, что ты вдруг в беду попадешь, а я далеко и ничем помочь не могу, так холодным потом покрываюсь…

– Сравнил тоже! Я здоровый мужик, а она хрупкая женщина… Беременная к тому же… Как мне ее защитить? Бросить к чертям работу, приехать сюда и сторожить ее? Увы, я не могу этого сделать…

– А я могу, – сказал Базиль.

– Что можешь? – раздраженно переспросил Митрофан.

– Ее сторожить.

– Это каким же образом?

– Куплю путевку в «Эдельвейс»…

– Папа, не смеши! Ты знаешь, сколько она стоит?

– Знаю, – спокойно ответил Базиль. – Интересовался. Трехнедельную не потяну. Как и проживание в номере категории люкс и полный пансион. А вот неделю в полулюксе с двухразовым питанием – вполне. У меня заначка есть. Я на новое ружье копил. Чтоб на Ветлугу поехать с хорошим стволом… Но могу и без него обойтись.

– Спасибо, пап, – благодарно улыбнулся ему Митрофан. – А насчет ружья не переживай… Я обязательно тебе его куплю… С премии.

– Не смеши меня, Митя, – фыркнул Базиль. – С твоей премии можно только игрушечное купить.

– Не такая уж у меня маленькая зарплата, чего ты?

– Да уж, конечно! Уж скорей бы ты по выслуге на пенсию ушел, глядишь, в службу безопасности какой-нибудь фирмы устроишься… Хоть приличные деньги будешь получать!

– Не начинай, а? Двадцать раз уже слышал это.

– А все как об стенку горох, – проворчал Базиль. – Ладно, погнал я. Надо до острова добраться, собрать там все, потом в город двигать. Пока барахлишко упакую, пока деньги сниму, уже и вечер наступит, а мне нужно на последнюю маршрутку успеть, на такси-то уже денег не будет…

– Я попробую договориться насчет машины…

– Да ладно тебе, Мить, чай, я не барин и на общественном транспорте доберусь!

И он, махнув на прощание рукой, потрусил к проходной. А Митрофан пошел к «уазику», чтобы попросить шофера Колю оказать ему услугу. Вообще-то в их семье была машина. «Фольксваген»-«жук». И принадлежал автомобиль Марго. Эту милую машинку она купила, когда еще в борделе работала (тогда она могла себе позволить немецкое авто – теперь же, на учительскую зарплату, только китайский велосипед), и лихо на ней гоняла. А вот Митрофан водить не умел. Когда-то давно он попытался научиться, но ничего не вышло. Инструктор автошколы поставил ему диагноз: «Рожденный ползать – летать не может» – и дважды завалил на экзаменах по вождению. Митрофан, естественно, мог воспользоваться связями и получить права без всяких экзаменов, но решил, что это нехорошо. Не умеешь – не берись, так говорят. И правильно! Коли водитель из тебя никакой, то и на дороге тебе делать нечего. И так аварий полно.

Шофер Коля был того же мнения и к Митрофану относился с уважением. И если требовалось, выручал. Но только не сегодня.

– Никак, Митрофан Василич, – с сожалением протянул Коля, выслушав просьбу Голушко. – Сегодня не могу, за тещей в деревню еду… У ней там одних ягод две корзины, а еще овощи… Не допрет!

Митрофан понимающе кивнул и отошел от машины. Он собрался вернуться в номер покойного, чтобы еще раз все осмотреть, но тут его внимание привлекла молодая женщина, торопливо шагающая от ворот к главному корпусу. Она была высока, стройна, очень хороша собой, великолепно одета, но Митрофан обратил на нее внимание не поэтому. Просто красавица шла попискивая при каждом шаге. Не сразу Голушко понял, что это она так всхлипывает.

– Простите, – обратился он к ней, – скажите, почему вы плачете? Возможно, я могу помочь…

– Вы кто? – спросила девушка, остановившись. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она умудрялась плакать бесслезно. Наверное, чтобы не размазать безупречный макияж.

– Я старший следователь Митрофан Васильевич Голушко.

– Тогда вы мне не поможете! Мне нужен директор «Эдельвейса»!

– А могу я узнать, кто вы?

– Я жена… то есть вдова Геннадия Сидорова.

– И зовут вас?..

– Вероника.

– А по отчеству?

– Ивановна, – наморщив свой чудесный носик, ответила она. Отчество свое, судя по всему, она не любила. Слишком оно было простецкое.

– Вероника Ивановна, я хотел бы с вами побеседовать… Вы не против?

– Давайте не сейчас, а? Я к директору должна попасть! И чем скорее, тем лучше…

– Зачем он вам?

– Я хочу получить вещи мужа. Сейчас же! Пока их не растащили.

– Не беспокойтесь, все вещи вашего супруга в целости и сохранности. Их досмотрели, после чего отнесли в камеру хранения дома отдыха…

– Ага, уже досмотрели? Ну, тогда я опоздала… – Она насупилась. – Как пить дать, что-нибудь сперли! У Генки была куча дорогих мелочей. Одна ручка стоила триста баксов! Ее под шумок запросто зажать могли…

Митрофана слова вдовы покоробили. Разве можно думать о мелочах, пусть и дорогих, когда муж умер?

– Портсигар позолоченный, фляжка, обтянутая крокодиловой кожей, часы швейцарские, – продолжала перечислять Вероника. – Я помню все вещички, которые он с собой прихватил… И если чего-то на месте не окажется… В суд подам!

– На кого?

– А на кого надо? На вас, ментов, или на «Эдельвейс»? – живо поинтересовалась она, но тут же самой себе и ответила: – Да один фиг толку не будет! Не докажешь же, что украли, вы скажете, мало ли куда он это дел, может, потерял…

Старшему следователю очень хотелось высказать «безутешной» вдове все, что он о ней думает, но он сдержался. И чтобы побыстрее избавить себя от ее общества, довольно бесцеремонно прервал ее:

– Так вы ответите на пару моих вопросов?

– Если отвечу, вы от меня отстанете?

– Сейчас мы побеседуем без протокола. Но потом я вынужден буду вас вызвать повесткой…

– Ладно, черт с вами, задавайте свои вопросы… Только сначала закурить дайте.

– Я не курю.

– Ну, так стрельните у кого-нибудь! Вон у шофера вашего, к примеру… – Она, сощурившись, посмотрела на курящего Колю. – Хотя не надо, он смолит какую-то гадость… Лучше вон у того типа с пачкой «Мальборо»… – Она ткнула пальцем в утреннего знакомца Митрофана – Макса Радова. Привалившись спиной к колонне, он лениво покуривал, пуская кольца дыма в небо. Рисовался, одним словом.

– Вероника Ивановна, если вы так хотите курить, идите и стреляйте сигареты сами, но лучше потерпите пять минут, я вас надолго не задержу…

– Не любите курящих женщин, товарищ милиционер?

– Не люблю дым. У меня на него аллергия. Глаза слезятся.

– Ладно, потерплю, уговорили…

– Давайте присядем. – Митрофан указал на лавочку возле фонтана. Она была единственной пустующей, на остальных сидели пообедавшие отдыхающие. Правда, жены среди них не было. Видимо, Марго отправилась в свое бунгало.

Вероника прошествовала к лавке. Походка от бедра, спина прямая, подбородок вздернут. «Из модельных, сразу видно», – подумалось Митрофану, и он решил проверить правильность своей догадки.

– Вы манекенщица? – спросил он, когда Вероника уселась.

– Была когда-то. Но, как вышла замуж, ушла с подиума… – Взгляд ее потеплел. – А что, сразу заметно, да?

– Конечно. По походке…

– Не зря говорят, мастерство не пропьешь, – хмыкнула она. – Ну, давайте уже, спрашивайте, а то я курить хочу…

– Каковы были ваши отношения с супругом в последнее время?

– Нормальные.

– Не ругались?

– Как сказать… – Она помялась. – Всякое бывало! Иной раз чуть ли не до развода дело доходило… Но мирились!

– А из-за чего ссорились?

– Ревнивый он был очень. Чуть меня с каким-нибудь мужиком увидит, так давай орать… Типа, это твой любовник, обнаглела, средь бела дня не стесняешься налево ходить!.. Будто я не могу просто знакомого встретить и с ним поболтать…

– То есть вы уверяете, что его подозрения были беспочвенными?

– Конечно! – довольно правдоподобно соврала она. – Вот взять, к примеру, последнюю ссору. Как раз перед его отъездом. Приревновал меня (смешно сказать!) к парикмахеру. Парень небесной голубизны, это ж невооруженным глазом видно! Я прямо оскорбилась, когда Генка начал меня подозревать в шашнях с ним… Но когда он заявил, что едет отдыхать без меня, я поняла, где собака порылась…

– В смысле?

– Он специально со мной разругался, чтоб свалить! Мы обычно вместе отдыхаем, а тут нате вам – еду один, а ты, изменщица проклятая, в городе оставайся и думай над своим поведением!

– А зачем ему это надо было?

– Да с любовницей, поди, поехал.

– Нет, Вероника Ивановна, вы ошибаетесь, с женщиной его тут не видели.

– Странно… А я-то уверена была… – Сидорова покусала акриловый ноготь. – Видите ли, в чем дело… Когда Генка впервые узнал, что я ему изменяю… Ой! – Она чуть ноготь не откусила от досады. – В смысле когда он впервые заподозрил… В общем, сказал, что любит меня и разводиться не хочет, но в отместку тоже себе кого-нибудь заведет.

– И как, завел?

– Уж не знаю, завел ли, но попытку делал! На сайте знакомств анкету разместил. Типа, ищу любовницу, готов стать спонсором.

– А вы откуда об этом узнали?

– Он сам мне ее показал. Даже переписку с некоторыми бабами. Да только, сдается мне, не нашел он там никого. Может, пару раз кого и оприходовал, но ему-то хотелось постоянную… Чтоб не только для тела, но и для души – надо ж было кому-то на меня жаловаться… Короче, он быстро к интернет-знакомствам охладел, к компу стал редко подходить, но где-то месяц назад смотрю – опять сидит. Все вечера у монитора. И, главное, как подхожу, все окна сворачивает. Не дает смотреть! А раньше давал. Видать, нашлась какая-то… А тут еще скандал на ровном месте и этот его отъезд…

– Вы уверены, что он сидел на сайте знакомств, а не, скажем, вел деловую переписку?

– Ни в чем я не уверена, говорю же, не давал смотреть… – Тут Вероника призадумалась. – А вообще все возможно… У него дела что-то не заладились в последнее время. Даже мне содержание урезал. Раньше десять тысяч ежемесячно перечислял на карту, а тут пять начал.

– Да, на пять тысяч рублей не разгуляешься…

– Каких рублей? Долларов!

Митрофан не сдержался, присвистнул. А Вероника разорялась:

– А что такое пять тысяч? Ерунда! У меня один абонемент в спортклуб стоит пятьсот баксов…

– Скажите, Вероника Ивановна, для вас стало большой неожиданностью известие о том, что супруг покончил с собой?

– А вы как думаете? В двадцать три года – и вдова!

– Нет, я не о том… То, что он именно добровольно ушел из жизни, вы как восприняли?

– Офигела!

– А поконкретнее?

– Вот уж не думала, что Генка всерьез говорит, что сдохнуть мечтает…

– Он такое говорил?

– Было дело! Напился как-то и давай орать, что все его задрало, в том числе я… Сдохнуть бы, говорит, чтоб не видеть вас, уродов… Уроды – это я, его отец-алкаш, дочка-наркоманка от первого брака, дружки-подлюки…

– Почему «подлюки»?

– Да потому что кто-то из них на него ментов натравил, чтобы бизнес отнять, – пояснила Вероника. – Из-за этого Генка больше всего убивался… И тогда, когда напивался, все кричал: как жить, если никому доверия нет?!

– А когда трезвел, что говорил?

– Да ничего… Он вообще в последнее время хмурый ходил. Со мной сквозь зубы… Домой явится, поест и за комп… И, главное, такая у него переписка бурная была с кем-то… По клавишам лупил по десять минут без передыха, потом щелкнет мышкой, отправит письмо то есть, и ждет ответа… – Она понизила голос до шепота и заговорщицки сообщила: – Я даже пыталась влезть в него, когда Генка отсутствовал, да там пароль…

– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы на время заберем у вас компьютер?

– Да берите, не жалко, он все равно древний!

– Спасибо вам большое.

– Это означает, что я свободна?

– Да, на сегодня свободны.

– Отлично, – обрадовалась она, но, вспомнив о том, что всего несколько часов назад овдовела, вернула на лицо скорбное выражение.

– За компьютером мы приедем в шесть, будьте, пожалуйста, дома!

Она кивнула, поднялась со скамейки и направилась к главному корпусу. Через несколько секунд Митрофан услышал знакомое похныкивание.