Ольга Викторовна Дашкова
Хозяин

Глава 7

– Смотри в глаза.

Часто дышу через нос. Тяжелая крупная ладонь лежит на шее, но пальцы расслаблены. Если подумать, то ему ничего не стоит просто их сжать и придушить меня. А может, сразу, одним движением переломать хрупкие кости.

– Ты боишься меня?

Мужчина спрашивает. Нет, не грубо. Просто ради интереса, а я, кажется, забыла, как говорить, потому что в горле стоит ком, во рту сухо так, что язык прилип к небу.

– Какой забавный сюрприз, а Захир не без фантазии, решил подложить под меня девчонку. И где он только тебя нашел?

Да, вопрос странный, но тут один небольшой нюанс: я сама нашла его. Решила лечь за деньги под первого встречного.

– Так ты что, девственница?

Я не отвечаю, широко распахиваю глаза.

Он все понимает.

Чувствую, что понимает,

– Интересно, очень интересно.– Сейчас и в голосе нотки иронии. Он даже, наверное, улыбается, но я смотрю куда угодно, только не в глаза.

Не понимаю, почему именно этот мужчина вызывает во мне такой животный, откровенный, чистый страх? С первого взгляда, еще там, в кафе, с первой встречи.

В те первые секунды, когда я подняла свой взгляд от изумрудных красивых бусин четок и крупных пальцев, что их перебирали на его лицо, меня сковал страх и не отпускает до сих пор.

Зайдя, он сказал, чтобы я разделась, прямо так, стоя на пороге и не закрыв дверь номера. А я думала, что он обращается не ко мне, а к кому-то другому, даже хотела повернуться, до того все происходящее было для меня нереальным.

Наивная, я еще больше тогда вцепилась в ветровку, словно он сейчас подойдет и сорвет ее с меня вместе с кожей.

Мысли путались, я как мантру повторяла про себя слова, что я здесь по собственной воле, что сама, добровольно пошла на все этои нечего теперь трястись. Мне самой это нужно больше, чем ему. Мне нужны деньги. Деньги, только деньги, и пусть моя ненужная девственность принесет пользу.

– Ты меня слышишь? – низкий и требовательный голос.

– Да.

Ответила быстро севшим голосом и начала, не дожидаясь второго приказа, медленно расстегивать куртку. Спустила ее с плеч, отбросила в сторону, на мне футболка, джинсоваяпо колено юбка и кроссовки, все очень скромное и все на два размера больше.

– Дальше снимай. Я хочу видеть, что меня ждет.

Мама бы сошла с ума. Но ее давно нет, а я привыкла отвечать за свои поступки сама. Отвечаю, иду на все осознанно, такая самостоятельная, но черт возьми, но очень страшно.

А когда на пол полетела футболка и одновременно с этим хлопнула дверь номера, я вздрогнула, но дрожащими пальцами продолжила расстегивать юбку. На мне лишь спортивный белый топ и обыкновенные трусики, а кожа моментально покрывается мурашками от взгляда мужчины, который скользит по обнаженным плечам.

Шаги медленные, вот мужчина останавливается рядом, а когда юбка падет к ногам, кладет ладонь на грудную клетку. Становится жарко, а позвоночник сковывает холодом.

Я не знаю, что у него на уме, может, он вообще маньяк и сейчас меня отшлепают ремнем, связав на кровати, или просто прикуют наручниками к батарее, изнасиловав во все места, а потом выбросят. Да, я такой вариант не исключаю.

Ну, я все-таки надеялась, что он не такой, потому что его в глазах было больше равнодушия, чем интереса. Кажется, что он просто зашел сюда от скуки, узнать, что может предложить ему Захир за свои косяки и провинность.

– Ты знаешь, кто я?

– Нет. Точнее… я слышала, как вас называл по имени Захир.

В одном белье перед незнакомым человеком неловко, мне приходится высоко задирать голову, чтоб видеть его лицо. Высокий, огромный, моя макушка на уровне его груди.

– Как меня зовут?

– Мурат Русланович.

Пальцы слегка сжимают горло. Некомфортно, хочу отодвинуться, но мне не дают.

– Я – хозяин. Запомни это. И ты будешь делать сегодня все, что я тебе прикажу. А ты – моя вещь.

Часто дышу, адреналин бежит по венам. Я, как маленький котенок рядом с огромным волкодавом, который сейчас одним движением свернет шею. Но хватка слабеет, он проводит подушечками пальцев по шее, скулам, губам.

Не могу выровнять дыхание и успокоить сердце, а оно как сумасшедшее выламывает ребра в груди. Больше всего пугает неизвестность, нет, я морально готова лишиться девственности, но… так много «но».

Тем временем Мурат заправляет мои волосы за ухо, пристально изучает, рассматривает, его палец все еще гладит губы.

– Встань на колени.

Отрывистый приказ, а я готова сама уже на них рухнуть от напряжения. Сейчас он заставит взять его член в рот, я хоть и девственница, но знаю, что такое оральный секс.

Покорно опускаюсь, стараюсь не делать лишних движений. Проходит минута, а он так и стоит, ничего не делая, не отдавая приказов, к которым он, видимо, привык. Такого, как он, точно слушаются с первого слова.

– Сколько тебе пообещал Захир?

– Что? – смотрю наверх.

– Сколько? Впрочем, неважно, мне все равно. Ты мне неинтересна, он зря потратил деньги.

Это что, значит, он сейчас уйдет? И я останусь ни с чем? А Захир просто высмеет меня, а в худшем случае втопчет в землю. И все мои мучения, все душевные терзания и ломка зря?

– Нет, постойте, – сказала слишком громко, даже сама испугавшись своего голоса.

Быстро снимаю спортивный топ, грудь покрывается мурашками, соски твердеют, тяну руку, но она застывает на месте. Теперь мужчина смотрит иначе, сжимает челюсти, играя желваками на скулах.

Он медленно убирает четки в задний карман джинсов, расстегивая ремень и ширинку, спуская джинсы вниз:

– Ну, давай, останови меня.

Склоняет голову, во взгляде налет презрения и лишь немного любопытства. У него наверняка может быть любая женщина, и бесплатно, а может, даже есть жена и дети. И точно нет недостатка в сексе.

Сглатываю несуществующую слюну, смотрю в пах, не понимая, что делать дальше. Нет, я знаю, что обычно делают в таком случае… но, черт, как же тяжело.

– Надо взять его в рот как можно глубже и сосать. Не томи, у меня нет времени торчать в этой дыре. И не заставляй говорить Захиру, что хреновый подарок.

Тяну руку, касаясь пальцами слегка эрегированного полового органа, как под гипнозом не могу отвести от него взгляд.

– Я… я не делала этого раньше никогда.

– Сделай сейчас, а если мне понравится, я заплачу тебе лично.

Глава 8

– Лианочка, деточка, помоги, пожалуйста. Господи, думала, руки отвалятся, сил моих нет тащить с самого рынка эти проклятущие сумки.

– Да, тетя Люба, конечно.

– Некому помочь, а ведь двоих детей рожала и мучилась. Так нет у них ни стыда ни совести. Лешка все ковыряется со своей машиной, она денег жрет больше, чем от нее толк, ну хоть пристроен, работает в гараже у мэра нашего, а Оксанка моя в город умотала, чем занимается, один бог знает.

Тетя Люба тяжело дышит, лицо у нее круглое, красное, на лбу испарина. Сарафан прилип к груди, она обмахивается огромным носовым платком, а меня трясет от холода.

– А ты чего такая, случилось что? Отец все пьет, паразит? Вот же скотина, и неймется ему столько лет, ой чует мое сердце, приберет его к себе твоя мамка, ой приберет.

– Так чего все еще не прибрала?

Держу в двух руках тяжелые сумки, так хоть стою на ногах, и меня не качает по сторонам, как пьяную. Да, вопрос странный, мне сейчас не до молчаливого согласия с соседкой.

– Видно, судьба такая, Тимофей нужен на этом свете. Он еще не выполнил свое предназначение. Должен сам понять, что ему о тебе заботиться надо, а не горькую заливать.

– Тетя Люба, вы слишком много смотрите телевизор.

Да, он нужен на этом свете, чтоб портить жизнь своей дочери, взяв кредит на мое имя, и пусть она решает эту проблему сама. Но я, конечно, все это не сказала вслух, лишь сильнее вцепилась в ручки сумок.

Хорошо, что вечером небо затянуло тучами, и сейчас темнее, чем обычно в десять часов вечера, но стоит все такая же духота, как и днем. А я ее совсем не чувствую, все еще в застегнутой под горло ветровке.

Как бы мне хотелось ни о чем не думать и не вспоминать, что было час назад и продолжалось, кажется, целую вечность. Я еще не понимаю, что у меня болит больше – тело или душа, но всю дорогу до дома в душном автобусе я сжимала в руке три пятитысячных купюры, что оставил мне Хасанов.

– Пошли, Лианочка, чего ты застыла? Ты как себя чувствуешь, что-то бледная совсем?

Идем к нашему подъезду, тетя Люба живет на первом этаже, ее муж такой же запойный, как и мой отец, но дядя Володя периодически трезвеет, ходит хмурый несколько дней, а потом опять срывается. Жена орет, что он скотина, он материт ее, все стандартно для нашей местности.

– Нормально все, работу ищу.

– А что кафе? Ой, там такой мерзкий хозяин, да и этот его притон в мотеле, как ни проедешь мимо, так проституток полно.

Вот и я практически стала одной их них.

– Да так, у нас возникли некие разногласия.

– А учиться не пробовала поступать, скоро комиссии приемные откроются, может, в большой город? Чего ты себя здесь с Тимофеем хоронишь, Галина бы хотела, чтоб ты училась.

– Да, мама хотела.

– Господи, горе-то какое, я все еще не верю, что такое с Галечкой могло случиться.

Мы как раз дошли до подъезда, и, поднявшись на несколько ступенек, я поставила сумки у порога соседской квартиры. Она права, можно в этом году попробовать в музыкальное училище, но я несколько лет вообще не прикасалась к клавишам, что я могу им показать?

– Я пойду, тетя Люба.

– Да, деточка, иди, ой, я же что-то хотела сказать, совсем забыла, дура старая, ну ничего, дай бог, вспомню. Вова, открывай, открывай, пьянь такая! Я тебя, суку, сейчас убивать буду, если ты хоть грамм в рот взял, паразит паскудный.

Таких криков и диалогов у нас хватает в каждом доме и на каждом этаже. Но странно, я мало помню, чтоб так вели себя отец или мама. При ней была совсем другая жизнь. Я училась играть на пианино в доме творчества, мама работала в пекарне, от нее всегда пахло выпечкой, корицей и ванилью, а отец водил рейсовый автобус.

Поднялась на свой этаж, медленно повернула ключ в замке, зашла, машинально закрываясь на все обороты. Полумрак, пахнет чем-то горелым, но кажется, это от меня, внутри все выжжено дотла и пустота.

Разулась, прошла до комнаты отца, его нет, вот и хорошо, не хочу сейчас никого видеть.

В ванне, заткнув слив, открыла кран, смотрела несколько минут на то, как течет вода, просто сидя на бортике. Но потом встала, начала раздеваться, лишь бросив ветровку и футболку к ногам, посмотрела на свое отражение.

Бледная кожа, на шее и груди синяки, четкие отпечатки пальцев. Он трогал требовательно, без ласки, изучая мое тело ощупывая. Прикусила сухие искусанные губы, зажав рот ладонью, сунулась к раковине, глуша всхлип и вой, что вырывался наружу.

Господи, да почему же так больно?

Ведь ничего, в сущности, ужасного не случилось, я жива, дышу, я дома, и я далеко не нежная особа, воспитанная в тепличных условиях. Я много что видела и уже с четырнадцати лет знаю эту жизнь и ее изнанку. Но сердце рвется на части, мне словно вывернули душу наизнанку, вытерли ноги и, даже не отряхнув, бросили в угол.

Сняла остальную одежду, забралась в ванну, от воды идет пар, а я не могу согреться. Вытираю слезы, опускаюсь на дно, сквозь толщу воды смотрю на облупившейся потолок, зажмуриваюсь, снова открываю глаза. До последнего задерживаю дыхание, а когда легкие уже начинает печь,выныриваю.

– Возьми его в рот.

– Что?

– Мне повторять каждое слово?

Действовала больше на инстинктах, чисто физически и представляя этот процесс. Провела по члену пальцами, придвинулась ближе, обхватив рукой, сжала, провела несколько раз. Мужчина смотрел сверху вниз, а его половой орган увеличивался в руке, становясь больше. Много растительности, черные волосы с лобка идут дорожкой до самого пупка.

– Ну? – Тихий, но твердый приказ. – Я не люблю ждать.

Если бы это была другая ситуация, иные обстоятельства, мой любимый молодой человек, то, естественно, мое поведение было бы другим.

Коснулась губами, зажмурилась, легкий солоноватый привкус, я проталкиваю его глубже, шире открыв рот, задерживая дыхание. А потом ему надоело ждать, схватив меня за волосы, стал входить слишком резко, до самой гортани, не давая сдвинуться с места.

Он насиловал мой рот, разрывая на части, перекрывая кислород. Член стал огромным, он не мог войти в меня полностью физически, а он все продолжал это делать. Слюна капала с подбородка, я хрипела, издавая булькающие звуки, упиралась в его бедра руками. Но мужчина даже не заметил моего вялого в сравнении с его силой сопротивления.

Мне тогда казалось, что все продолжается вечность, потому что пальцы ломило от боли. А когда он наконец вынул из моего рта член, больно схватив за волосы, заставил посмотреть на себя, я чуть не упала на пол.

– Ты плохая сосалка, знаешь об этом? – Ничего не ответила, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. – Но если ты не обманываешь и это твой первый опыт, то сойдет, у тебя сладкий ротик.

Снова ушла под воду, набрав полные легкие воздуха. Как перестать думать и вспоминать, я не знала. Пальцы на бортике коснулись чего-то твердого, нащупала, это была старая, разборная бритва отца, он брился всегда только такой, покупая новый набор лезвий.

А может, это выход?

И мама наконец «приберет» меня…

Глава 9

Зажимаю пальцами гладкую рукоять бритвы, внутри легкая паника, легким снова не хватает воздуха. Не выдерживаю, поднимаюсь, сажусь на дно ванны, прижимаю колени к груди. Смотрю в одну точку на разовую мыльницу, я выпросила ее у мамы, на ней раньше были цветные морские звезды.

В голове все еще звучит голос того мужчины. Голос человека, который режет своими словами по живому, но я принимаю их, потому что ничего больше не остается. Слова отрывистые, в них больше презрения и раздражения, чем злобы, словно я его чем-то расстроила или разочаровала.

Он бросает на кровать тонкую кожаную куртку, футболку. Я, когда увидела его впервые в кафе, подумала: как он ходит в ней в такую жару? А когда он повернулся и я посмотрела на его обнаженное тело, первым желанием было отползти в дальний угол, закрыть себя руками.

Хасанов был по-настоящему огромным, пугающим. Широкие плечи, на руках буграми мускулы, под кожей играют мышцы. Выпуклые вены опутывают паутиной руки, такие же на мощной шее. Он что-то достает из кармана, рвет упаковку, это презерватив, который он легко раскатывает по члену, а мне кажется, что не налезет и вот-вот порвется.

Я все еще продолжала стоять на коленях, медленно стирая с подбородка слюну, наблюдая, как мужчина раздевается полностью. Вот он выпрямился, а мой взгляд остановился на его груди.

На ее левой стороне, уходя на предплечье, была татуировка. Летящий над пропастью между двумя пиками гор дракон с расправленными крыльями и агрессивно открытой пастью с клыками.

Что у дракона, что у хозяина был одинаковый взгляд, он пугал, мне бы не смотреть на это, отвести взгляд, чтоб еще больше не накручивать себя, но я не могла этого сделать.

Хасанов возвышался надомной каменной скалой, обнаженный, возбужденный, со стоящим колом огромным членом, сжал несколько раз пальцы в кулаки, на руках заиграли мышцы. А я, прикрывая глаза, пыталась унять сердцебиение, я никогда раньше не видела голого мужчину вот так, в непосредственной близости. Я на коленях, он голый, все понятно, что будет дальше.

Но он не дал мне долго рассматривать себя, один рывок, я лечу на кровать, сильные пальцы рвут белье, треск ткани, вскрик. Рывком притягивает на себя, разводя широко мои бедра.

Я тогда все время ловила себя на мысли, что не надо кричать и сопротивляться, что этому суждено случиться. Рано или поздно я перестану быть девочкой и наконец-то стану женщиной.

И какая кому разница, как и с кем это произойдет? Нужно лишь немного потерпеть, перешагнуть через себя, через свою ненужную гордость и убеждения. И да, пусть даже так, но заработать на то, чтоб не выплачивать долг и проценты и жить более-менее спокойно.

Этот мужчина не самый худший вариант, ведь на его месте мог быть совершенно другой, даже мой сосед Гена. Который пугал и смотрел стеклянными глазами маньяка, который перед этим накачал бы меня наркотиками. Или здесь мог быть какой-нибудь знакомый Захира, такой же жирный, мерзкий, говорящий грубости на чужом языке.

Он плюет на свои пальцы, а потом по-хозяйски проводит ими по половым губам, дергаюсь, меня только притягивают ближе.

– Сейчас мы проверим, насколько ты целка. Если это так, то лучше не дергаться.

– Я…

Не успеваю ничего сказать, он входит в меня – резко, раздирая на части, кричу, голос срывается на хрип. Боль пронзает тело, а мне кажется, что меня режут на куски.

Толчок, еще один, глубоко, болезненно. Между ног становится влажно и тепло, по вискам бегут слезы, я кусаю губу, пытаясь отстраниться, но толчки продолжаются. Мужчина лишь на миг останавливается, я пытаюсь дышать, но потом он снова продолжает входить в меня.

Я не помню, сколько времени это все продолжалось, голос осип, я выбилась из сил, но он двигался уже медленно, руки мужчины трогали грудь, живот, поднимали мои ноги выше. Он встал на кровать коленями, а я через пелену слез видела не его лицо, а пасть дракона, которая пожирала меня живьем.

В какой-то момент он начал двигаться резче, боль растекалась по телу, стала частью меня, я стала к ней привыкать. А когда мужчина застыл на месте, по его телу прошла судорога, утробно прохрипел, я поняла, что он наконец кончил.

Вода в ванне давно остыла, а я все еще вспоминаю, что было, и держу в руках бритву. Покрутила ее в пальцах, потрогала лезвие – совсем тупое. И как с таким уходить в мир иной? Одна мука.

Что вообще со мной было? Могу ли я назвать произошедшее насилием? С одной стороны, да, и этому нет оправдания, но…

Но я осознанно пошла на это, и мне заплатили. Я лежала на кровати, повернувшись на бок, когда Хасанов снял презерватив, бросив его на пол. Ушел в ванную, я услышала, как потекла вода, но совсем скоро мужчина вернулся и начал одеваться, повернувшись ко мне спиной.

Когда закончил, повернулся, мои слезы к тому времени уже высохли, я пыталась собрать себя и не показывать эмоций. Сцепив до боли челюсти, смотрела ему в глаза.

– Девственность стоит дорого, она ценнее денег, а ты продалась за копейки. Ты такая же дешевка, как все.

На пол упали три небрежно брошенных купюры, а меня тогда захлестнули новые эмоции. Нет, это была не физическая боль, не от того, что меня взяли грубо и лишили девственности. Он оказался прав. Я всего лишь дешевка, и мне с этим придется жить.

– Да к черту его! К черту, мать его, суку такую! Катись к чертям, чтоб ты сдох!

Кричу эти слова сейчас, бью руками по воде, выплескивая злость, безысходность, все отчаяние и ненависть к таким хозяевам жизни, которые имеют право судить и вешать ярлыки на всех, кто беднее их.

Не хочу его видеть никогда в своей жизни. Завтра же уеду, и плевать на долги, на отца, я не стану никого жалеть и терпеть. Нет, сначала выбью из Захира то, что он мне должен, а потом уеду.

Быстро выдохлась, сердце снова отбивало чечетку, смертельно заболела голова. Выбралась из ванны, не глядя на себя в зеркало, вытерлась, промокнула волосы, надев халат, зашла на кухню, в аптечке нашла успокоительное. В блистере было всего несколько таблеток, даже нет возможности выпить горсть и заснуть в коме.

Но не успела дойти до своей комнаты, как раздался стук в дверь. Если это отец и он сейчас, зайдя, скажет, что проиграл нашу квартиру в старом бараке в карты, я этому не удивлюсь. Вспоминаю, что деньги и паспорт я спрятала, спрашиваю: «Кто?», но, услышав знакомый голос, открываю:

– Тетя Люба? Что-то случилось?

– Лианочка, деточка. Я же вспомнила, дура старая. Господи, совсем памяти нет.

Соседка бьет себя в лоб ладонью, смотрю на нее и не могу понять, что ей от меня надо? Что там такое тетя Люба великое вспомнила, что надо было сказать мне именно тогда, когда я выпила три таблетки успокоительного, пытаясь заснуть?

– Я вас слушаю.

– Тут такое дело, у меня знакомая устроилась в одно место хорошее работать горничной, ну, прислугой в очень богатый дом. Там убрать, на кухне помочь, но место просто сказка: частный дом, огромный, там своя комната.

Смотрю на тетю Любу, а у самой закрываются глаза, напряжение двух последних дней отпускает, хочется спать ужасно.

– И при чем здесь я?

– Так она ногу сломала утром.

– Кто?

– Приятельница моя, она в городе, в больнице лежит. А такое хорошее место пропадает, так вот, я думаю, идти тебе, Лиана, туда надо, от отца отдохнешь, денег заработаешь. Та работа на сезон, до сентября, говорят, потом там что-то изменится.

– Нет, тетя Люба, извините, я уезжаю завтра. Хочу попробовать поступить, сами говорите, мама бы этого хотела.

Меня уже ведет в сторону, язык еле шевелится, я даже суть предложения соседки улавливаю плохо.

– Ты не говори сразу «нет», подумай завтра до обеда, если согласишься, позвони по этому номеру, женщину зовут Луиза Азизовна, скажешь, от Анны Степановны.

– Да, хорошо, спасибо за заботу, тетя Люба.

– Ты только позвони, обязательно позвони, место хорошее, обещают около пятидесяти тысяч в месяц.

– Пятьдесят? Что там за дом такой? Дворец?

Соседка как-то странно смотрит, хочет еще что-то сказать, но потом отводит глаза и быстро уходит.

К черту всех – соседей, дом, мужиков, отца. Хочу спать, а проснуться в другой жизни.