Ольга Викторовна Аверс
Огонёк души
Я не смогла промолчать. Впервые обрадовалась, что кто-то проявил ко мне неподдельный интерес. Я всё рассказала. Поведала о том, что Азиз домогался меня летом, а также о том, что чуть не произошла беда на Новый год, когда никто не оставался в школе для принятия пересдачи.
***
Сафи
Зимой мой трюк с неудовлетворительными отметками не прошёл. Хотя я нахватала намеренно много плохих оценок (рассчитала на две недели), меня всё равно отправили домой, потому что в праздники учителя уезжали из школы. Пересдачу перенесли на третью четверть. Как же я не хотела туда ехать! И не зря!
В родной Очаг19 возвращалась с диким чувством отвращения внутри. Первые три дня, как обычно, провела в своей комнате взаперти. Попросила, чтобы еду подавали в спальню.
Приближался неумолимо Новый год. В доме собирали застолье, на которое пригласили близких родственников и друзей. Я была бы счастлива, если бы среди них оказалась тётя Мадина, но Радул никогда не приглашал Медных в Очаг. Только те Огненные вхожи в наш дом, чьи интересы и взгляды не противоречили главе рода. Если кто-то позволял себе открыто усомниться в том, что вознамерился совершить Радул, сразу попадал в немилость и удалялся от нашего поместья. В результате среди приглашённых родственников со стороны Огненных остались одни только боковые ветви, очень дальние, сразу даже и не вспомнишь в каком поколении она нам родня. Как говорится, седьмая вода на киселе. Всех можно описать двумя словами: «подхалимы» и «лицемеры».
Мне пришлось спуститься к семейному столу и надеть платье. Мой брат, пошляк, не сводил с меня своих порочных глаз. Боже, как же мне хотелось запереться в комнате до конца каникул и не видеть его наглой физиономии. Однако отец приказал сидеть за общим столом и изображать из себя счастливую и довольную всем дочь.
Моя болезнь не красила меня. Я реалистка. Заглядывала в зеркало и видела отражение. Кроме волос, и смотреть не на что. Скелет обтянут кожей, грубо выступают суставы. На лице некрасиво выделяются огромные водянисто-зелёные глаза навыкате. Я уродина. Прекрасно осознаю это. Чего же тогда хочет от меня Азиз? Неужели у него нет девушки? Почему отец не найдёт ему невесту? Брат симпатичный: яркие ореховые глаза, как у Радула, рыжие волосы, правда, не такие, как у меня, а более тёмные, не кричаще-огненные, впрочем, у Радула такие же. Внешне Азиз почти копия моего отца, вот только наклонности и характер у брата странные. Слишком мерзкий, слишком порочный. Хотя почему я думаю, что Радул лучше? Может, просто не хочу верить, что родной отец способен быть таким же низким?!
Когда я спустилась к столу, там уже собрались все гости. Все как один с жалостью во взгляде окинули мою фигуру, сдержанно поприветствовали меня.
Сразу вспомнила историю нашей принцессы Самиры Умаровой, с которой случилась беда20. Мне об этом ещё тётя Мадина рассказывала. Родные принцессы сделали всё возможное и невозможное, чтобы оградить её от жалостливых взглядов. Нельзя травмировать человека, который и так пострадал, лицемерным сочувствием.
Да! В Патале не умеют искренне сопереживать. В глаза одно, а за спиной злорадно шипят и перемалывают косточки, радуясь от души чужой беде. Нет ничего приятнее, чем осознавать, что дочь твоего господина – уродина?! А ведь Самира могла бы войти в нашу семью. Она с детства была помолвлена с Азизом. Мой отец расторг помолвку, пошёл на поводу Азиза, потому что тот не захотел некрасивую невесту. Видимо, за это Бог наказал Радула болезнью дочери.
Прекрасно понимаю Самиру и её затворничество. Однако принцессе повезло с родными, а вот мне… Никому в доме нет дела ни до моих чувств, ни до моего здоровья, ни до меня самой. Разве только Азизу я покоя не даю. Не понимаю чем? У него ко мне большой интерес и далеко не братский!
Ужин в новогоднюю ночь прошёл по давно заведённому событию: пустые светские беседы, обмен ничего не значащими фразами, восхищение моей красотой, чтобы польстить главе рода. Меня тошнило от фальши. Одно лишь событие разнообразило ужин. Радул, мой «заботливый» отец объявил, что женится во второй раз. Произнёс пафосную тираду о том, что и так десять лет пребывал в трауре по своей горячо любимой жене Данее, которая безвременно покинула его. Он старался быть ей добрым мужем, с отеческой любовью взрастил её сына Азиза от первого брака.
Да, мой урод-брат вдобавок родной мне только наполовину. Меня мама родила во втором браке с Радулом Аслановым. Её первым мужем был Расул Асланов, старший из двух братьев. Именно Расул и был изначально главой Огненных, однако погиб в Верхнем мире при загадочных обстоятельствах, оставив маму и десятилетнего сына.
Вдова главы рода не могла долго жить одна. Огненным требовался новый лидер. Азиз ещё совсем ребёнок, поэтому деверь поспешно женился на Данее, объясняя всё тем, что никто не станет лучшим отцом Азизу, как родной дядя. И Радул действительно сделался для брата настоящим родителем. Так получилось, что и внешне Азиз сильно походил на дядю. Удивительно даже!
Я же наоборот. На Радула совсем не похожа. Про меня говорили обратное, якобы огненными волосами я пошла в дядю Расула. Сколько раз слышала, как кухарки между собой костерили мою маму, что якобы с двумя братьями ложилась и детей родила, да перепутала, чей от кого. Как же смешно им было! Такой порочный смех разносился по кухне, будто не о госпоже говорили, а о девке гулящей.
Сейчас мой благородный родитель обращался к своим детям за благословением на новый брак. Я чуть в голос не рассмеялась. Всё так забавно выглядело, будто бы моё возражение что-то изменит. Самое интересное не то, что отец женится, а то на ком. Это особа лет на пять старше меня, и, соответственно, на столько же младше Азиза. Некая дальняя родственница из Огненных, эффектная рыжая девушка, с соблазнительными формами, надутыми губами (полагаю, руку приложил косметолог) и совершенно бестолковыми жёлтыми глазами. В них отражалось лишь подобострастие, пресмыкание перед деньгами отца и больше ничего.
Ничего удивительного. Девочка и её родители хотели возвыситься и поправить своё финансовое положение благодаря деньгам моего отца. Усмехнулась. Плохо вы знаете Радула Асланова! Он скорее задушить эту губастую в первую брачную ночь, чем копейку потратит ради благосостояния её родни.
Мои мысли сразу же подтвердились делами. Не услышав возражений со стороны детей, Радул преподнёс невесте подарок на помолвку – браслет. Мой браслет! Тот самый из золота с инкрустированными топазами, который на 10 лет подарили дядя Ильдар и тётя Мадина. Я любила это украшение, просто обожала!
Девица с накачанными губами поднялась из-за стола и с приклеенной улыбкой протянула руку, чтобы отец надел ей мой браслет. Наряжена она была в платье из золотистой парчи, туго подхватывающего её фигуру. Теперь, когда невеста встала, накачанными мне казались не только губы, но и грудь, которая явно превышала пропорции тела нагини и весила больше положенного. Только одна выходила размером с мою голову. Интересно, у неё спина не болит носить постоянно столь ценный груз?!
Да, во мне тоже есть змеиная язвительность. Я не лишена её, как и все представители моего вида. Да и если учесть все обстоятельства, она вполне обоснована.
Посмотрела на брата. Тот пускал слюни, глядя на декольте нашей будущей мачехи. Ну да!
Радулу следовало бы сначала сына женить, а потом своим счастьем озаботиться. Интересные события развиваются в нашем доме. А может, всё это мне на руку? Внимание Азиза переключится на красивую, грудастую мачеху. Кстати, как её там зовут? Зиля! Надо запомнить.
Встретив Новый год и посидев за столом ещё минут тридцать, я решила, что с меня станется, пора уходить из этого цирка. По большей мере представление всё же оказалось скучным, кроме помолвки.
Я встала, попрощалась со всеми. Хотела выразить ещё раз поздравления отцу и его, как её там, Зиле, но не увидела их. Решила, что обойдутся без моего фальшивого поздравления, отправилась в комнату, тем более, мне давно следовало принимать лекарство. Задержалась и так на три часа. Однако до комнаты своей без приключений я не добралась.
Как ему удалось подкрасться ко мне так тихо и незаметно? Наверное, пологом невидимости воспользовался.
Он зажал мне рот и потащил к чёрной лестнице, ведущей в подвал, не в каморку для швабр на этот раз. Азиз всё продумал. Брат уволок меня дальше, ниже на этаж, в подсобное помещение с хорошей звукоизоляцией. Его использовали как котельную. Здесь можно обораться, никто наверху не услышит. Азиз пошёл ещё дальше. Для верности ещё полог тишины набросил.
– Ну вот, сестрёнка! Теперь нас точно никто не услышит, а значит, и не помешает. Да и ты так просто от меня не сбежишь. Я дверь заговорил. Тебе её не открыть, разве только взорвать!
Азиз выпустил меня из своего мерзкого захвата. Здесь я никуда от него не денусь. Брат прекрасно это знал.
– Ты уже, наверно, поняла, что отцу нет никакого дела до тебя, сестрёнка. Он сейчас… хм… хм… веселится со своей невестой в библиотеке, прямо на столе вколачивается в её тёплое податливое тело, – Азиз расплылся в сальной улыбке.
Видимо, его воображение рисовало перед ним более красочные картины, чем моё. А может это мягкое тело было брату уже знакомо? Не удивлюсь.
– Что тебе нужно от меня? – выкрикнула я.
– От тебя? – брат как будто бы удивился. – Любопытно.
– Что любопытно?
– Почему ты всё ещё такая недоразвитая. Видела, какие буфера у Зили?
У Азиза выделилась слюна от упоминания будущей мачехи.
– Отпусти меня. Я не нужна тебе. Я больная, страшная, недоразвитая. Почему бы тебе не обратиться к Зиле? Уверена, она и для тебя место найдёт в своём сердце и шикарном теле.
Азиз фыркнул:
– А ты умная, хоть и страшная. Ну да ладно, давай на тебя посмотрим. Неужели у тебя там всё, как у младенца? То, что ты не пацан, я уже понял в прошлый раз.
Брат похотливо заржал. Я вспомнила, как он пытался забраться ко мне в трусы, и тошнота подступила к горлу.
– Ну давай, покажи мне себя, сестрёнка, – подбадривал Азиз. – Чего робеешь? Помочь?
Он сделал шаг навстречу. Я метнулась от него в сторону и налетела на складную железную лестницу, больно ударилась. Азиз уже стоял рядом и схватил меня за плечо.
– Пусти!
– Нет! Ты не поняла, малышка. Сегодня всё будет, как я хочу. Выйдешь отсюда, когда удовлетворишь моё любопытство, а может, и что ещё…
– Азиз! – взмолилась, – я же сестра тебе. Так нельзя…
– Мне можно всё, Сафи. Разве ты ещё не поняла? – и он дёрнул рукав моего платья. Тот мгновенно разошёлся по шву и полетел вниз.
– Ну? Сама снимешь или мне продолжить?
– Мне же только 15 лет. Я несовершеннолетняя, – обхватила себя руками. Всё надеялась достучаться до сознания брата.
– Вот именно. Мне хочется узнать, как же это с такими, как ты… – от возбуждения зрачки Азиза расширились, он хищно облизнулся. Его рука потянулась снова к моему платью. Я понимала, битву мне не выиграть.
Да за что же мне всё это? Что я сделала не так?
От осознания собственной беспомощности залилась слезами, упала на колени и умоляла брата не делать этого. Азиз же наслаждался моим унижением, он пил его до дна. Оторвал второй рукав у платья и схватился за ворот.
– Нет! Нет! – кричала я. – Не смей! Убери от меня свои грязные руки, мразь!
– Мразь? Вот значит, как ты меня называешь? Не хочешь повиноваться? Я заставлю.
Он встал передо мной в полный рост. Я всё ещё стояла на коленях. Ремень от брюк Азиза, как раз поравнялся с уровнем моих глаз.
– Сначала я подчиню тебя так. А уж потом удовлетворю любопытство. У тебя слишком грязный ротик, малышка. Много слов плохих говоришь. Надо его почистить.
Азиз расстегнул ремень и спустил с себя штаны. Я зажмурилась что есть силы, но брат сжал мой подбородок больно и приказал:
– Смотри!
Я не послушалась. Тогда он ударил меня по щекам. От злости открыла глаза и увидела…
Налитый кровью, словно дуло пушки, нацелен на моё лицо, слегка подрагивал в ожидании.
– Открой рот и возьми его! – очередной приказ.
Меня сильно замутило: то ли от приказа Азиза, то ли оттого, что не приняла вовремя капли, то ли от запаха…
– Сафи! Я сказал… – брат не договорил.
Содержание моего желудка фонтаном изверглось прямо на драгоценнейший орган Азиза и штаны от Armani.
Брат завопил и перебрал все нецензурные выражения, которые смог только вспомнить, щедро осыпая меня ими. Азиз выпустил моё плечо и заметался по помещению в поисках тряпки, которой можно обтереться, но ничего не нашёл. Тогда он рванул подол моего платья со словами:
– Тебе одежда сегодня всё равно уже ни к чему.
Зная Азиза и его чопорность в одежде, нездоровое отношение к любому микроскопическому пятнышку, я понимала, что для брата не было ничего хуже, чем извозиться в блевотине. Пока он копошился с моим подолом, новый приступ тошноты подкатил к горлу, стоило только представить, что Азиз вознамерился сделать со мной. Я повернулась в сторону брата и изрыгнула вторую порцию своего праздничного ужина только уже на рубашку.
– Фуу, Сафи, ну ты и свинья! Облевала здесь всё. Весь кайф обломала. Ладно, иди сюда, придётся брать тебя так. Ротик твой оставим в покое, пусть блюёт на здоровье.
Он схватил меня за талию и поставил на четвереньки, сильно шлёпнув по заду.
– Ну и тощая же у тебя задница. Ничего, тем лучше для меня. Когда узко, всегда круто.
Когда он задрал то, что осталось от подола моего платья, и схватился за нижнее бельё, такое зло пробрало, накатила неконтролируемая ярость… Я не понимала, что происходило дальше. Помню только, что кончики пальцев рук будто свела судорога. Следом раздался хлопок. Взорвался отопительный агрегат, полыхнуло пламя, и повалил удушливый дым.
Азиз отпустил меня и закашлялся. Я же, слепая от злости, на ощупь метнулась к двери. Стоило только дотронуться до неё, как она рухнула кучей пепла к моим ногам. Я не оборачивалась, бежала сломя голову в спальню. Мне нужно скрыться. Никто не должен видеть меня такой. Это позор! Позор для всей семьи, для рода!
Успела проскочить незамеченной и заперлась на все замки. Осела на пол, наконец, чувствуя себя в относительной безопасности. Выдохнула и горько разревелась. Так начался новый год моей жизни. Хорошо, нечего сказать!
Спустя некоторое время по дому забегала прислуга, в панике кричали гости. Отец раздавал приказы тащить шланги, а сам носился с огнетушителем. Об этом я могла судить, слыша через дверь его чертыханья, когда пытался сорвать с баллона пломбу.
Через пятнадцать минут всё стихло. Я решила, что сегодня наказывать меня не будут. Не при гостях же шоу устраивать, поэтому спокойно отправилась в душ.
Смыла с себя всё. Нещадно натирала кожу мочалкой, пытаясь содрать все прикосновения поганых рук Азиза. Рыдала каждый раз, когда вспоминала, что он хотел со мной сделать.
Разве брат может так поступать с сестрой? За что мне всё это?
Наказание не прилетело и на следующий день. Никто, кроме прислуги, не посетил мою уединённую келью. По-другому свою комнату и не назову. Обстановка без излишеств. Стол, стул, узкая жёсткая кровать и встроенный крохотный шкаф. Маленькая душевая. Радовало только большое окно, выходящее в сад, за которым виднелась усыпальница рода, где похоронена мама. Я часто сидела на подоконнике и мысленно беседовала с ней. Представляла себе её лицо и говорила сердцем.
Каждый раз перед моим взором возникал образ женщины с чистой, светлой кожей, пышными медными волосами и прекрасным лицом, намного красивее моего.
После новогодней ночи весь день провела на подоконнике в мысленном трансе. Вызывала образ мамы в голове и жаловалась на свои беды. Спрашивала её, почему она меня покинула. Знала, что не услышу ответа никогда. Вопросы возникали в моей голове по привычке. Однако на этот раз я услышала голос, который сказал: «Прости, милая! Прости меня. Ищи защиты… »
А вот у кого искать защиты, я так и не расслышала. В глазах потемнело. Я свалилась с подоконника на пол и потеряла сознание.
Когда очнулась, за окном стояла ночь. В дверь барабанил отец. Я кое-как поднялась на ноги и дошла до входа, чтобы отпереть.
– Сафи! Почему ты молчишь?
– Извини, я спала.
– Плохо выглядишь. Азиз сказал, тебя рвало вчера.
Азиз! Значит, не задохнулся в подвале, червь поганый!
– Что ещё он тебе сказал, папа?
– Это ты устроила вчера пожар?
– Какая разница, что я отвечу. Всё равно мне не поверишь. Всегда слушаешь только Азиза.
– Сафи, дочка, ты пьёшь капли? – Радул проявил нежность.
Как это странно! С чего бы это?
– Вчера я пропустила из-за новогоднего ужина. Приём строго по часам. Праздничная трапеза началась в 9.00, а лекарство принимаю в 9.30. У меня не было возможности сделать это, папа. Ты же знаешь, что после приёма мне становится на несколько часов плохо и следует находиться в постели.
– Получается, ты пропустила приём?
– Да.
– Почему же не приняла их, как только вернулась к себе?
– А я же пожар в котельной устроила, папа. Ты же сам сказал. А ещё меня там вырвало. И всё это видел Азиз. Не хочешь спросить, что брат делал в котельной вместе со мной? Я-то понятно, поджог готовила в подвале, а он? Да, папа меня вырвало Азизу на ширинку и на рубашку, потому что держал меня и хотел изнасиловать. Тебе показать, во что превратилось моё вчерашнее платье?
– Что ты несёшь? – взорвался Радул.
– Я говорю правду! – не выдержала я. – Но ты почему-то мне не веришь. Как мне достучаться до тебя? Знаешь, а мне опостылела жизнь. Не буду больше капли эти пить. Болезнь так болезнь! Пусть лучше я умру, чем жить вот так в постоянном страхе за собственную неприкосновенность. Ещё хуже стать игрушкой Азиза! Папа, почему ты меня не слышишь? Ведь я твоя родная дочь, не он! Но ты всегда на стороне Азиза!
Я не ожидала, что моя речь возымеет действие перед отцом.
– Сафи, умоляю тебя, не прекращай пить лекарство! Ты сильно заблуждаешься в своих рассуждениях.
– В чём я заблуждаюсь?
– В том, что мне нет до тебя дела.
– А разве есть? Папа, меня Азиз пытается изнасиловать. Он лапает меня, зажимает в углах, а в подвале хотел, чтобы я… – не смогла такое описать отцу. – Лучше сам спроси, что Азиз мне показал.
– Сафи, твоя болезнь… Это всё твоя болезнь! Тебе всё это кажется. Это всего лишь галлюцинации, первый признак. Всё потому, что вовремя не приняла лекарство. Возможно, нужно увеличить дозу. Организм привыкает. Малышка, обещай мне не прекращать приём, – Радул говорил вкрадчивым голосом, обнял меня, гладил по голове.
Стало тепло и приятно. Я даже на мгновение допустила мысль, что всё мне показалось, но синяки на теле говорили о другом.
– Нет, папа. Это не болезнь! Не галлюцинации. У меня синяки на плече, руке и бедре…
– Во время эмоционального возбуждения, которое спровоцировала галлюцинация, лопаются кровеносные сосуды, – терпеливо объяснял Радул.
– В форме пятерни, принадлежащей брату? – я уже не верила отцу.
Почему он всегда покрывает Азиза? Племянник для него важнее дочери. Хотя о лекарстве вон как печётся, значит, для чего-то я нужна. Только для чего?
– Сафи…
– Нет, папа. Я не буду принимать капли. Лучше умереть, чем жить так. Ты мне не веришь…
– Тогда я помещу тебя в клинику, и лекарство будет постоянно капать в твои вены. Заберу тебя из школы! – взорвался отец. – Неужели не понимаешь, что без капель ты делаешься опасной для общества!
Бросить школу – единственное место отрады – я не могла. Учиться мне нравилось, а в литературе я находила утешение. Пообещала отцу принимать капли, как и раньше, даже увеличить дозу.
Остаток каникул провела спокойно.
Азиза Радул отослал куда-то в далёкое имение на границу с Багровыми. То ли дело, как он выразился, срочное, то ли всё же к моим словам прислушался.
***
Сафи
Весной я обо всём рассказала своей учительнице литературы. Мне больше некому было излить душу. Голос советовал искать защиты, но у кого, я так и не поняла. Однозначно это должен быть кто-то взрослый. С тётей Мадиной отец видеться запрещал. В моей болезни винил их с дядей Ильдаром. Говорил, что недоглядели. Слово «Медные» звучало ругательством на его устах. Он ненавидел мамину родню.
Учительница пришла в шок, услышав мою историю. Она вознамерилась сообщить об этом директору и просить разрешения на аудиенцию у махараны. Я умоляла её не делать ничего подобного, объяснила, что огласка опозорит меня и весь род. Достаточно будет просто позволить мне проживать в пансионе во время каникул.
Видя моё сильное возбуждение, учительница пообещала подождать с аудиенцией, но директору сообщить просто обязана, потому что именно глава школы решал, кому позволить проживать на территории пансиона.
***
Сафи
Прошли весенние каникулы, а за ними пролетела незаметно и четвёртая четверть.
Я с нетерпением ждала, что мне позволят провести лето в пансионе. Однако к концу мая уволилась моя учительница литературы, а вслед за ней поменялся и директор школы.
Мне пришлось возвращаться домой.
Всё лето просидела в своей спальне, даже на свадьбу отца не спускалась. Радулу нет дела до моих проблем. Вот и я плевать хотела на то, что подумают обо мне другие. Сослалась на недомогание и свою болезнь.
В начале учебного года я узнала, что учительница и бывшая директор пансиона погибли в Верхнем мире при очень странных обстоятельствах. Этот случай научил меня ни с кем не делиться своими проблемами, чтобы не навлечь беду на невиновные души. Мой отец – монстр, а брат и того хуже. В том, что к гибели учителей имеет отношение мой родитель, не сомневаюсь ни капли.
Новый учебный год начала по старому сценарию. Осенние и весенние каникулы проводила в школе, зимние и летние безвылазно в своей келье. Так продолжалось ещё три года, пока не перешла в выпускной класс.
Случилось это в марте, третья четверть подходила к концу…
