Ольга Кузьмина
Коллекционеры редкостей. Книга вторая

Глава 1. Снежная плесень

Снежок раскачался, оторвался от ветки и угодил прямо между ушей Баюна. Кот, не переставая распевать весеннюю серенаду, тряхнул головой. Снежок отлетел в сторону, отрастил ножки-прутики и заковылял обратно.

– Колобок, колобок, я тебя съем, – проворчал Серый Волк, придавив снежок лапой.

Баюн недовольно покосился на приятеля. Нашёл время смешить! Вот когда деревья снова станут зелёными, тогда и посмеёмся. А пока… Он запел громче, выводя такие рулады, что Соловей-разбойник удавился бы от зависти. Только где он теперь, Соловушка-то? Под каким сугробом окоченел? А ведь говорили ему: не пей, козлёночком станешь… В смысле, последнего ума лишишься! Не послушался.

Баюн перевёл дыхание и слизнул некстати навернувшуюся слезу. Серый Волк с шумом разгрыз снежок.

– Жри снег, помогай весне! – Он облизнулся, прицельно оглядывая ближайшие ветки.

– Пузо лопнет, – буркнул Баюн. – В лесу этой пакости больше, чем шишек в урожайный год. Застудишь нутро, я тебя, дурня, лечить не буду.

– Нет, ты послушай, я дело говорю. Весну звать – это, конечно, правильно. Но в наше время помощники всем нужны, даже весне. Давай я за этим смотаюсь… ну, ты знаешь. Который всё глотает, не жуя. Я быстро – одна лапа здесь, другая там.

– Сказала лисица, угодив в капкан! – глумливо хихикнули с дерева. Очередной снежок врезался Волку в лоб.

Серый зарычал, подпрыгнул и сорвал с ветки разом три снежка. Ещё недозрелых, безглазых.

– Свяжешься с Проглотом, я тебя самого съем! – рявкнул Баюн. – Заткнись и не мешай!

Он завыл на манер самца рыси, завидевшего подругу с соперником. Серый зажал уши лапами. Время, когда у рысей гон, Волк считал за худшее в году. Баюн однажды сравнил вопли лесных котов с банши. Но Серый не сомневался, что заморским плакальщицам далеко до таёжных рысей. Да и не осталось, говорят, банши. Перевелись все.

Уходит Старый Народ, оставляет после себя пустоту. А мир, он пустоты не терпит. Вот и лезет отовсюду иномирная погань, вроде этой снежной плесени! Весь Заповедный лес затянула. Май на носу, а снег и не думает таять. Сугробы намело дубам по колено, берёзам по макушку. Наст слежался тяжёлый, душный. Сугробы-гробы всему живому.

Ещё месяц зимы и Леший из спячки не выйдет, усохнет, в труху рассыплется в своей берлоге. А медведи с голодухи передохнут. И рыси в этом году не вопили. Один Баюн за всех старается… А что это тихо стало?!

Волк вскочил и налетел прямо на Баюна.

– Очумел?! – Кот тряхнул приятеля за шкирку, как щенка. – Всё, выманил я эту мразь! Теперь бежим. И не оглядывайся!

Ледяной наст шевельнулся под лапами, словно шкура потревоженной твари. Очень большой твари.

Они мчались по лесу – родному, знакомому до последней сосенки, но ставшему в эту бесконечную зиму чужим. С деревьев шипели снежки, срывались градом, больно били по спине, залепляли морду. Острые льдинки резали глаза, норовили пробраться внутрь – в кровь, в сердце. А за спиной нарастало жужжание, от которого ныли зубы и шерсть вставала дыбом.

– Не останавливайся!

Волк почуял рядом тёплый бок кота, ткнулся вслепую в длинную шерсть. Бежать стало легче. А потом Серый споткнулся обо что-то, опрокинул Баюна, и они покатились кубарем.

– Замрите! – приказал знакомый женский голос.

Они застыли перепутанным клубком. Жужжание слышалось совсем рядом, вокруг, повсюду! Волку отчаянно хотелось зажать уши, но лапы придавило.

– Ш-ш-ш… – успокаивающе прошептал Баюн. – Она справится. Я бы и один осилил, но пусть порадуется. Быть нужным – это важно, Волчек. Это всего важнее, ты мне поверь.

От кошачьего тепла лёд в глазах таял, но Серый всё равно жмурился. Иномирных тварей он нагляделся за свою жизнь досыта, пусть теперь другие любуются, у кого сон крепче.

– На море-окияне, на острове Буяне… – женский голос то срывался на кашель, то снова набирал силу.

Волк знал, что особого смысла в словах нет, это просто способ сосредоточиться, отбросить лишние мысли, но всё равно повторял про себя знакомый заговор.

– Слово моё крепко! Ключ в замке, замок на дне морском!

Жужжание взвилось крещендо и оборвалось. Волк приоткрыл один глаз.

Яга сидела на земле, привалившись к колесу раздолбанного УАЗика. Запрокинув голову и беззубо улыбаясь, смотрела в стремительно яснеющее небо.

– Вот скажи, почему у тебя любая тачка за полгода в эту развалюху превращается? – проворчал Баюн, поднимаясь и встряхиваясь. – Даже меньше, чем за полгода. Я же тебе на Солнцестояние джип подарил! Где джип, я спрашиваю?!

Яга пошарила вокруг себя, подобрала выпавшую железную челюсть, вставила и подбоченилась.

– Ты на меня голос не повышай, котяра облезлый! На чём сто лет ездила, на том и ездить буду!

– Сто лет назад такой техники не делали.

– А я фигурально выражаюсь!

Волк отполз в сторонку. На опушке вовсю таял снег, самый обыкновенный, ноздреватый, как и положено по весне. Прямо на глазах вылезали из прели первоцветы. С деревьев капало. От зловредных снежков и следа не осталось.

«Живём!» – подумал Волк и бочком подобрался к УАЗику. Перебранка набирала обороты. Вот-вот Яга не выдержит, хлопнет дверцей и умчится, загоняя ту дурную сущность, которая у неё в двигателе обитает.

Волк тенью просочился в машину и устроился под сиденьем, прикинувшись ветошью. В тесноте, да не в обиде. Глядишь, не выгонит Яга, если напроситься к ней огород вскапывать. Земля-матушка, она силу даёт, если к ней со всем уважением. Надоело уже за Баюном тенью таскаться, пора встряхнуться и погань иномирную тряхнуть, как в былые времена…

Волк уплыл в сладкие мечты и даже не проснулся, когда взревел мотор.

Баюн проводил глазами подпрыгивающий на ухабах чуфырящий УАЗик и довольно чихнул. Последнее слово осталось за Ягой, вот и славно. Стало быть, не вышвырнет Серого из машины посреди дороги.

Кот вздохнул. Слабеет Волк, и чем дальше, тем заметнее. Ежели по уму, так пора сменить помощника. Но как сменишь того, кто стал частью тебя, к кому всем нутром прирос?

«Отдыхай, Волчек. Мы с тобой ещё повоюем».

Баюн развалился на пригорке, подставляя солнцу живот. Долгожданное тепло растекалось по телу, по всем жилам и костям, выгоняя застоявшийся зимний холод. Вот только зябкие думы солнечным светом не согреть.

Не поможет Волку отдых. Живая вода ему надобна, только на ней и держится последние сто лет. А воды всё меньше… Из трёх источников один остался. Тот, что был у Яги, до дна исчерпался, когда она во время гибельных войн раненых спасала. Второй источник Полоз хранил, да не сохранил. Как начали люди земные недра дырявить, змеиные сокровища разорять, так и утекла живая вода, смешалась с чёрной нафтой. А третий источник на Той стороне. Как говорится, близок локоть, да не укусишь.

Баюн почесал за ухом, припоминая, когда последний раз виделся с братцем. Выходило, что давненько. В прошлый раз, когда живая вода потребовалась, вороны за ней летали. Да и в позапрошлый раз тоже. А до того Волк бегал. Тогда он ещё не боялся по Обратной стороне мира гулять. А теперь и на Изнанку с неохотой заглядывает.

«Да, пора нам с братцем потолковать по душам…» – Баюн встал и потрусил по тропинке в лесную чащу.

Для людей путь на Ту сторону долог и труден – через Огненную реку, через Железные горы, через Туманную долину…

Баюн тряхнул головой. Умеют люди всё усложнят. Чем полжизни в мороках блуждать, всего-то и надо, что найти тень погуще, да принюхаться получше. Где сквозняком потянет, там и щель на Ту сторону.

Кот остановился, всмотрелся в тень между двумя вековыми елями. Пошевелил усами, переминаясь с лапы на лапу, и прыгнул.

***

«Мир – это плащ с подкладкой. Как полагается, есть у плаща Лицевая, иначе говоря, Эта сторона. Кое-кто называет Лицевую сторону Миром живых. Это верно. Имеется у плаща и Обратная, Та сторона. Кое-кто, особенно суеверный, называет Обратную сторону Миром мёртвых. А вот это не совсем верно. На Обратной стороне всякие встречаются, а жизнь – она и есть жизнь, с какой стороны ни посмотри. Мыслишь, стало быть, существуешь. Взять хотя бы Дикую Охоту… Впрочем, нет, эту свору лучше не трогать.

Между Той и Этой стороной – Изнанка. Её не видно и не должно быть видно никому – ни тем, кто на Той стороне обитает, ни тем, кто на Этой. Появляться во плоти здесь позволено только нам – тем, кто плащ от мышей охраняет. А мышам, к превеликому сожалению, ничьи позволения не требуются.

Какие мыши способны сожрать целый мир, спрашиваете? Лучше вам этого не знать, спокойнее спать будете.

В плаще имеются карманы. Внутренние, как бы вшитые, улавливаете? Все полые холмы, в которых обитают фэйри – это карманы. Из них, если уметь, можно попасть и на Ту сторону, и на Эту. А можно провалиться на Изнанку или наоборот – с Изнанки угодить в карман, но это если сильно повезёт. Больше шансов провалиться в Бездну.

Ах да, я ведь ещё про Бездну не рассказал!Бездна – это пустое место, до которого у Вселенского Ткача и его коллег руки не дошли.

Кто такой Вселенский Ткач? Да, пожалуй, следовало начать с него. Нет, он не бог, и молиться ему бесполезно, всё равно не услышит. Он из демиургов. Они ведь разные бывают. Есть такие, кто способен песней мир создать. Эти быстро управляются, но и миры получаются недолговечные – по вселенским меркам, разумеется. Есть каменщики – медленные, зато обстоятельные. Миры у них живут долго. А есть Ткач. Его творения – роскошные гобелены, ковры с хитроумными узорами или тёплые, удобные плащи. Самый, на мой взгляд, лучший вариант.

Как все эти миры в одной вселенной уживаются? А что в этом странного? Вот у вас в доме, небось, и ковёр есть, и картины на стенах, и плащ в шкафу, да ещё и музыка звучит. И всё это друг другу не мешает, верно? А Вселенная – общий дом.

Наш мир-плащ Ткач создавал не торопясь, вдумчиво, так что успел обзавестись помощниками. И вот тут-то начинается наша история.

Итак, жил-был Ткач и было у него три кота. Двое умных, а третий… не очень. Но речь не о нём пойдёт. Знаю-знаю, обычно сказки как раз о младшем недоумке рассказывают. Чтобы, стало быть, слушателям легче было себя с героем ассоциировать. Но я не сказочник. Я всё, как есть, рассказываю. Так вот, Ткачу коты не просто для компании требовались, а чтобы потом, когда он уйдёт, сотканный плащ от мышей защищать. Иначе прогрызут насквозь, и смешается Та сторона с Этой, ко всеобщей беде. Или швы повредят, да так, что весь плащ наизнанку вывернется. Это уже полный и безоговорочный конец – для всех.

Пока магии вдоволь было, плащ крепким оставался, мыши его прогрызть не могли, так по краешку кусали. И котам вольно жилось. А как начала магия иссякать, так и плащ стал ветшать. Вот тут пришлось нам всерьёз за работу взяться. Мыши плодятся быстро, и с каждым разом становятся всё умнее и крупнее, паскуды. У нынешних такие зубы… Смилодоны бы обзавидовались, если бы дожили. В общем, третьего брата мы лишились задолго до того, как люди устроили Первую гибельную войну. Теперь крутимся вдвоём. Ну, как вдвоём? С помощниками. Я Обратную сторону охраняю, а кузен мой – Лицевую. Братец наш младший, покуда жив был, шастал туда-сюда, негде подолгу не задерживаясь. Хотя знал, что смена климата вредна для здоровья. Как его звали? А он имена менял чаще, чем места обитания. Что тоже не свидетельствует о величине ума. В именах заключена сила. А если эту силу разбазаривать, скоро от тебя ничего не останется. Мы с кузеном тысячи лет свои прозвища не меняем. Он Баюн, а я – Йольский Кот…»

Я перестаю диктовать и смачиваю пересохшее горло молоком из миски с добрый таз размером. Низкий поклон матушке Грюле за то, что на мелочи не разменивается. Уж если делает посуду, так с размахом, от всей великанской души. Мои руки замирают над тетрадью в коленкоровом переплёте, терпеливо ждут, покачивая самопишущим стилосом.

– А что такое луна? – Брауни Мики отвлекается от плетения тростниковой корзины. – Её тоже Ткач сделал?

– Нет, сама приблудилась, а Ткачу понравилось, вот и оставил. В те времена на Луне ещё можно было дышать, и жил там один бродяга со своим зайцем.

– А сейчас?

– А сейчас от них даже пыли не осталось. Оно и к лучшему. Лунный Заяц, помнится, был безумнее Мартовского, а бродяга, судя по всему, Шляпнику приходился родным братом.

– Ты лучше про своего кузена расскажи, – встревает в разговор Редди. – Правда, что он лучший сказочник во всём мире?

– Один из лучших.

– Это с его друганом наш Ворчун дрался? – Она зубасто ухмыляется. – Жаль, я не видела.

– Только тебя там и не хватало. – Я киваю рукам, чтобы убирали тетрадку. Вокруг разочарованно вздыхают. Пока я диктовал, моя живая коллекция набилась в пещеру в полном составе. – А ну брысь отсюда! Делом займитесь. Чья очередь сегодня готовить?

Я смотрю на Редди.

– Не моя! – Она фыркает по-лошадиному. – Сами же просили, чтобы я не кашеварила.

Вот заноза в лапе! Всего три месяца здесь, а уже столько натворила, сколько другим за триста лет не успеть. И готовит прескверно. Впрочем, для пэка это в порядке вещей, эти фэйри отродясь одним сырым мясом питались.

– Флейтист с Ворчуном на болото пошли, – подсказывает брауни. – Должны скоро вернуться с добычей.

– На какое болото? Я их в Долину Блаженных послал, за яблоками!

– Да что яблоки, это разве еда? – Пэк снова фыркает. – А Ворчун сказал, что на болоте много вкусного: утки величиной с гуся, гуси с лебедя, а лебеди сразу жареные плавают. В яблоках. – Она облизывается.

– Плавают, значит? – Я медленно выпускаю когти. – И кто это у нас шутником-сказочником заделался, а?

Прежде, чем успеваю оглянуться, пещера пустеет, только в коридорах, ведущих в подгорный лабиринт, слышится шорох крыльев, топот ног и цокот копыт. Судя по скорости исчезновения и количеству беглецов, в розыгрыше участвовали все. Паразиты безмозглые!

– На болоте опасно, да? – Глаза Мики расширяются на пол-лица.

– Здесь повсюду опасно. Я вам об этом с первого дня твержу, а толку никакого! – У меня дёргается хвост и свербит по всему телу. Фантомные блохи, вот как это называется. Кузен мой где-то подцепил нервную болезнь, а она заразной оказалась.

– Ну, я им это припомню! – Редди сжимает кулаки. – Так, чего сидим? Бежать надо, спасать!

– Ты никуда не побежишь.– Я разминаю лапы. – Добегалась уже, хватит! Оставайтесь здесь, оба, сам разберусь.

Руки мои увязываются следом, приходится рыкнуть, чтобы отстали. Лишние свидетели предстоящей встречи с хозяином болота мне не нужны.

Не люблю волков! Ни настоящих, ни тех, кто в их шкуру рядится. Ежели ты Болотник, так и выгляди соответствующим образом – как ящер или змей, на худой конец. Но видать боги кого-то наказать решили: либо Болотника, лишив его разума, либо меня, как ближайшего соседа этого безумца! Назваться Болотным Волком – это же явный признак душевного расстройства. И даже тот неоспоримый факт, что ни один уважающий себя волк в трясине жить не станет, его не останавливает.

Бежать до болота недолго – спустился с Сумеречного хребта, перемахнул через пустошь с чёрным вереском, и вот уже под лапами становится мягко и слякотно. Отвратительное место!

Я принюхиваюсь, но могильного запаха баргеста не чую. Микаэля – тем более. Всё перебивает душный аромат орхидей. А видимость ещё хуже – испарения колышутся плотными занавесями, искажают и без того неустойчивую реальность.

– Волк! Выходи, разговор есть! Во-олк!

В ответ с мерзким звуком лопается пузырь, обрызгав мне лапы зловонной жижей.

– Да чтоб у тебя хвост облез и отвалился! Выходи, пёс болотный!

Это срабатывает. В трёх футах от меня ряска взрывается и в ореоле зелёных огней появляется Болотный Волк. Как обычно, выныривает только голова. С телом и, особенно, с хвостом, у него проблемы. Здоровая натура упорно сопротивляется приказам больной души и обрастать непрактичной шерстью, вместо чешуи, отказывается.

– Ах, какой гость! – Болотник щурит золотые глаза. – Пришёл полюбоваться моим садом? Самое время – орхидеи расцвели.

– Где мальчишка и баргест? – Спрашивать напрямик у нас не принято, но мне не до этикета, время поджимает.

– Вот что я скажу тебе, киса, – он скалит грязные клыки, – следить нужно лучше за своими питомцами. Кто в болото попал, тот пропал. Ты знаешь правила.

Огоньки разгораются ярче. Ну, понятно, Болотник предвкушает торговлю. Редкое для него развлечение. Дураков соваться в гиблую трясину в наших окрестностях исчезающе мало.

– Буду должен, – веско говорю я, снова нарушая неписаный этикет. – Если вернёшь обоих живыми и невредимыми.

Болотник вздыхает. От его разочарования огоньки гаснут.

– Ты сказал, я услышал. Забирай своих утопленников.

Он беззвучно исчезает. В прорехе зелёного ковра ряски снова бурлит, и прямо к моим лапам вылетает, выброшенный пинком, не иначе, баргест, а за ним – Микаэль. Я поскорее отступаю. Мои помощнички насквозь промокли и провоняли. И обоих тошнит так, что вот-вот наизнанку вывернет. Болотный Волк – щедрый хозяин, на тину не скупится.

– Вот вам и утки, и гуси, и лебеди в яблоках, – говорю.

– П-прости… – Микаэля трясёт. Свою накидку он где-то потерял, да и остальную одежду придётся выбросить.

Баргест молча прячет глаза.

– Бегом! – командую я. – И даже не заходите в пещеру. Где горячий источник, вы знаете. А потом отправляйтесь в карцер и сидите, пока не разрешу выходить!

– Там холодно… – хрипит баргест.

– Да неужели? – я картинно развожу передними лапами. – Так и было задумано, мой милый. Это место для наказания, а не курорт. Всё, бегом я сказал!

Надо отдать должное баргесту – хоть и держится на лапах с трудом, закидывает Микаэля себе на спину. Я провожаю их в отдалении, с подветренной стороны. Карцер для провинившихся у меня в нижнем ярусе пещер, там, где ледяные статуи на каждом шагу. Мальчишку я долго морозить не стану, а то ещё горло застудит. Но баргест отсидит полный срок. Может, хоть немного поумнеет.

Глава 2. Букка под диваном

Все жёлуди в корзине, на взгляд Дона, ничем не отличались друг от друга. Но Айри придирчиво рассматривала каждый, нюхала, лизала и даже прикладывала к уху. Некоторые откладывала в другую корзинку, поменьше, остальные ссыпала в миску, откуда их потихоньку таскал Дьюи.

– Пожарил бы лучше, чем сырыми жрать, – проворчал Вихан. – А жареные перемолоть можно и заварить, как кофе.

Он сидел на полу возле Айри, помогая перебирать жёлуди, хотя Дон сомневался, что лепрекон разбирается в тонкостях разведения дубового народца.

Дьюи вынул изо рта надкусанный жёлудь и вопросительно посмотрел на Дона.

– Пожарить, да?

– Не слушай его. Я ещё не настолько обнищал, чтобы пить желудёвый кофе.

«Хотя весьма к этому близок». Дон вздохнул. О том, насколько пострадал его банковский счёт после покупки двух соседних ферм, он старался не вспоминать. Земля не продавалась. Фермеры упёрлись намертво, отказываясь даже обсуждать вопрос. Дьюи предложил старый проверенный способ выживания людей из дома:

– Это сейчас полтергейст называется, – объяснял он. – Вот как полетает у них посуда по кухне, да как перевернётся кровать пару раз за ночь, с ними вместе, так мигом передумают и за бесценок продадут.

Вихан с восторгом поддержал план гоблина, но Дон диверсии запретил.

– Хотите, чтобы сюда телевизионщики съехались? Да усадьбу с полтергейстом тем более продавать не станут. Они билеты продавать начнут, как в замок с привидениями!

– Тогда обокрасть, – подал идею Вихан. – Разорить их подчистую, чтобы не кочевряжились.

– Слишком подозрительно.

Айри ничего не советовала, но потихоньку собирала жёлуди по всей округе, а когда Дон брал её с собой в город, подолгу застывала возле витрины салона ландшафтного дизайна, где чахли деревца в кадках. И манурм решился. В конце концов, слово есть слово.

Отказавшись от услуг риэлтора, Дон лично наведался к соседям с чемоданчиком, до верху наполненным пачками пятидесятифунтовых купюр. Оба фермера были пожилыми людьми и вид наличности подействовал на них магическим образом. А предложенная сумма гарантировала не только безбедную старость, но и возможность отправить внуков в престижный колледж. К апрелю все бумаги были оформлены и соседи съехали, оставив два дома, с которыми Дон теперь не знал, что делать. Разрушать жалко, а платить налоги накладно.

– Арендаторов пусти, – посоветовал Лорн.

– Ты с ума сошёл?!

– Так ведь я не людей имею в виду. У меня знакомые дварфы ищут спокойное местечко для мастерской.

Дон обещал подумать. Дварфы – это, с одной стороны, надёжные соседи, на которых, в случае чего, можно положиться. Но, с другой стороны, едва ли мастера, ценящие тишину и покой, согласятся поселиться в заповеднике для фэйри. Хотя, до заповедника ещё далеко. Весна выдалась холодная, с посадками Айри не торопилась. Да и растут деревья неспешно.

– А мы сегодня на Ярмарку поедем? – спросил Вихан.

– Всё надеешься отыскать своего пехта? Он умер, смирись с этим.

– Кто тебе это сказал? Гоблины?! Так им веры нет. Не хотят с дармовым мастером расставаться, вот и врут в глаза!

– Не кричи. – Дон помассировал висок. Последнее время к проблемам с глазами добавилась неотвязная головная боль. – Даже если ты прав, я не подряжался искать всех сгинувших в гоблинских норах. И на Ярмарку поеду один. Сегодня мне обещали назвать имя того умельца, который зачаровал пули.

– А я, стало быть, по боку, да?! – возмутился Вихан. – Это наше общее дело! Вместе воевали, вместе и…

Обрывая его гневную тираду, зазвонил телефон, Манурм поднял трубку.

– Дон, кайт-ши у тебя? – спросил Лорн с заметной одышкой, как после долгого бега.

– Нет. А что, он собирался ко мне?

– Не знаю. Но куда ему ещё деваться? – Лорн помолчал. – Мы… повздорили. Прошу тебя, если он появится, позвони мне.

– Договорились. – Дон положил трубку и посмотрел на Айри. – Где Винни?

– А почему ты меня спрашиваешь? – Она шевельнула длинным, как у оленёнка, ухом. – Мало ли где он бродит. Весна…

– Вообще-то, кайт-ши – это ценная добыча. Вы забыли, как за ним охотились все – от королевы Неблагого Двора до последнего гоблина?

– Королева его не тронет, пока он под защитой Лорна.

– Вот именно – пока. Айри, что происходит? Если Винни не хочет жить у Лорна, пусть перебирается ко мне, я не возражаю. Но эти побеги следует прекратить.

Айри кивнула, по-прежнему не глядя ему в глаза.

– Да, конечно, ты прав. Но Винни вернётся. Он… он вообще не убегает. Просто прячется.

– От кого? От Лорна?

– От всех. Понимаешь, он весной перекидывается. Это получается само собой, Винни не контролирует себя и поэтому прячется.

– Он настолько ужасен? – Дон вспомнил, как старательно скрывал свой второй облик кайт-ши, и как Лорн всю зиму пытался разгадать эту загадку.

Вихан хохотнул и тут же закашлялся, поймав взгляд Айри.

– Вовсе нет, – она хмуро пожала плечами. – Но я поклялась, что никому не расскажу, как он выглядит. Мы все поклялись, кто его видел. Так что… Придётся Лорну потерпеть.

– Тогда объясни ему, что происходит. – Дон набрал номер, который знал наизусть, и протянул трубку Айри. – А я пойду собираться на Ярмарку. Нет, Вихан, ты не едешь! Лучше займись крыльцом. Никакой мифический пехт за тебя работу не сделает.

Дьюи тихонько хихикнул. Лепрекон надулся. На его взгляд, крыльцо второй месяц как было закончено. Стоит крепко, не шатается, даже не скрипит. А что ступеньки разной высоты и перила чуток кривятся, так это особый шик! Понимать надо. И вообще, к лету всё плющом зарастёт.

Айри щебетала в телефонную трубку, разъясняя Лорну тонкости душевной организации кайт-ши. Дон ушёл наверх. Вихан задумчиво почесал затылок под кепкой и махнул гоблину:

– Плющ, пошли.

Дьюи прихватил горсть желудей и побежал за лепреконом, даже не спрашивая, куда и зачем. Он был готов заниматься чем угодно, даже распрямлять кривые гвозди, лишь бы на него не злились.

В прихожей Вихан сгрёб с полочки под зеркалом ключи от машины.

– Значит так. Я сейчас заберусь в багажник, а ты меня закроешь и быстренько вернёшь ключи на место. Понял?

– Ты что?! Господин запретил с ним ехать!

– Слушай ты, подлиза зелёный! – Вихан ухватил гоблина за футболку на груди. – Господа в Неблагом Дворе остались! А змей нам не господин! И вообще, если бы не я… не мы, все трое, не было бы сейчас никакого змея!

– Не боишься, что он тебя заставит домой пешком возвращаться?

– После той перестрелки я уже ничего не боюсь. – Лепрекон ухмыльнулся. – А на Ярмарку мне до зарезу надо. Так поможешь или нет?

Дьюи кивнул и взял ключи. Потом, вспоминая об этом, он отчаянно жалел, что не стукнул Вихана чем-нибудь тяжёлымпо голове и не запер в кладовке.

***

Что говорила Айри по телефону, Кунла не слышал – Лорн крепко прижимал трубку к уху. Но догадаться было не сложно.

– А ты видел, как Винни перекидывается? – шёпотом спросила Спайк.

– Вообще-то нет. Только краем глаза однажды. Но он тогда быстро исчез. А потом я поклялся, что никому не расскажу, что видел. Хотя и не видел ничего, – путано объяснил Кунла. У него не только язык, но и мысли путались, когда гругаш оказывалась рядом. Да ещё в душистом венке из молодых листьев и новом платье.

Весна подействовала и на Винни, и на Спайка. Но если кайт-ши второе обличье скрывал, то гругаш свою женскую сущность демонстрировала с удовольствием. Особенно после того, как Лорн подарил ей на весеннее равноденствие шёлковое платье и цветочный шампунь. Теперь белёсые, словно выгоревшее сено, волосы гругаш блестели, а сама она постоянно вертелась возле змея.

Кунла тосковал. Зимой всё было просто: они согревали друг друга – озябшие души, последыши, изо всех сил старающиеся сберечь искорки родной магии. Тогда Кунла ждал весну, а теперь… Бельтайн на носу, а радости никакой. Даже поговорить не с кем. Винни огрызается на каждое слово, а Спайк всё время с Лорном. Конечно, ейсо змеем интереснее, они почитай что ровесники.

Вообще-то, фэйри не обращают внимания на возраст, но только после ста лет. А Кунла и пол столетия на прожил, вот его и шпыняют все, кому не лень. Даже эти… кошмары подкроватные, которых Лорн непонятно зачем притащил в дом!

– Благодарю за сведения! – Манурм грохнул трубкой по телефону. – Я с ума сойду этой весной! Вы нашли мои часы?

– Ищем! – Кунла клятвенно прижал руки к груди. – Может, ты их в парке обронил, а сорока утащила?

– У меня не живут сороки! Дриады их не любят, слишком шумные.

– Чужая залетела, – предположила Спайк.

– Крупные птицы через ограду без позволения не перелетают. Ищите в доме. И побыстрее, у меня важная встреча.

– На Ярмарке гоблинов? – встрепенулся Кунла. – А можно мне с тобой?

– Нельзя! – отрезал Лорн. – И никого больше не куплю, даже не заикайся. Разберитесь сначала с теми, кого я в прошлый раз привёз. Где они, кстати?

– Где-то здесь, – туманно ответила Спайк. – Не беспокойся, они безвредные.

– Относительно, – буркнул Кунла, косясь в угол гостиной.

Дон быстро обернулся, но успел заметить только метнувшуюся под диван тень. В тени что-то блеснуло. Не иначе как пропавшие золотые часы.

– Поймать и запереть в клетку! – приказал манурм. – Прямо сейчас. Иначе все останетесь без ужина.

Кунла и Спайк переглянулись. Угроза была нешуточная. В поисках часов Лорн перерыл их комнаты, попутно разорив все тайники с запасами на чёрный день. Сказал, что тараканов разводят. И никого они не разводят, сами всё до крошечки съедают!

– Не понимаете по-хорошему, будет по-плохому! – Лорн выдернул из стойки в углу трость и лёг на пол, заглядывая в темноту, гораздо более глубокую, чем позволяло поддиванное пространство. Темнота смотрела на него двумя парами жёлтых глаз и чем-то позвякивала.

– Отдайте часы! – потребовал Лорн и пошуровал тростью под диваном, но ничего не нашарил.

Глаза зажмурились, позвякивание стало громче.

– И это бывшие боги Корнуолла! – Манурм плюнул и поднялся. – Спайк, неси клетку.

– Не надо их в клетку! – Гругаш рыбкой нырнула под диван. Кунла – за ней.

Последовавшие за этим шипение и треск заставили Лорна передёрнуться. «Если испортят мне паркет, вышвырну за ворота! – подумал он. – И в каком помрачении рассудка я купил это двойное недоразумение?»

Взять в заповедник Букку-бу предложила Айри, когда Лорн спросил, нет ли у неё кого на примете из последних фэйри.

– Вообще-то их двое: Букка Чёрный и Букка Белый, – пояснила она. – Но они всегда вместе. В старые времена в Корнуолле им поклонялись, как богам, особенно рыбаки и крестьяне. Оставляли для них рыбу или куски хлеба. И обязательно проливали на землю пиво, чтобы Букка-бу отплатил удачей. А ещё раньше им жертвовали детей.

«Разжалованные» боги среди фэйри – не редкость. Но двойной Букка-бу заинтересовал Лорна. Продавец, торгующий на Ярмарке гоблинов живым товаром, с готовностью взялся выполнить заказ. И даже запросил вполне разумную цену.

«Уже тогда надо было насторожиться!» – Лорн, скрестив руки на груди, наблюдал, как Спайк и Кунла вытаскивают из-под дивана воплощение детских кошмаров.

Отличались близнецы только цветом и напоминали помесь костлявых лисиц и пауков-переростков. Восемь тощих лап оканчивались пальцами с цепкими когтями, которыми бывшие боги орудовали с ювелирной ловкостью.

– Вот! – Исцарапанный Кунла протянул Лорну сложенные чашей ладони. В них лежали вскрытые и выпотрошенные часы.

– Они просто хотели узнать, кто внутри тикает! – заступилась Спайк. Она единственная понимала шипение близнецов. – Они починят.

– Полчаса! – процедил Лорн. – И если не уложатся в срок, вы все отправитесь в подвал.

– Мы-то за что?! – взвыл Кунла.

– Они – за вредительство. А вы – за то, что не уследили!

«Сбегу! – мрачно подумал Кунла. – Заберу Флейту и сбегу к Айри. Она единственная меня любит».