Ольга Котина
Брелок и противовес

© Котина О. И., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

Пролог

Франсуа проделал долгий путь, чтобы почтить своим присутствием необычную на вид лачугу. Материалом для её постройки служило дерево, а крыша напоминала воздетые кверху руки. В Японии такие дома, не принадлежащие привилегированным слоям общества, носили название «минка». Именно здесь обитал знаменитый нэцкэ-си, мастер по изготовлению нэцкэ – брелоков-противовесов. Они крепились к традиционной японской одежде-кимоно, уравновешивая предметы, подвешивающиеся к поясу. Мастер сидел на татами^[1], скрестив ноги, перед низким столиком из чёрного дерева, на котором лежали нужные инструменты, и выполнял заказ Франсуа – миниатюрное нэцкэ, изображавшее одного из семи божеств счастья. Казалось, что ничто не может взволновать его или отвлечь от трудного дела, требующего внимания и решимости доверять собственной пластике, чтобы передать её изделию.

Любой на месте Франсуа был бы так же заворожён, увидев мастера за работой. Этому способствовал и аромат, царивший в лачуге. Кое-где (прямо на полу) стояли вазы, вылепленные из грубой глины. Сосуды были наполнены отнюдь не пустотой, в них расставлялись цветы и ветки деревьев. Присутствие цветов было необходимо, чтобы смягчить запах лака и самшита, пользовавшегося популярностью у мастеров данной специализации ввиду красивого оттенка и плотной структуры. Ни слоновой кости, ни янтаря, ни коралла, ни других, кроме дерева, материалов для изготовления и украшения нэцкэ в помещении не присутствовало. Кость и дерево давно уже считались основными материалами для изготовления этой миниатюрной скульптуры, но кость была материалом крупных японских городов, тогда как жители окраин довольствовались и деревом. За окном стрекотали цикады, в комнате отзывались инструменты мастера. Дыхание Франсуа, частое и напряжённое, когда он входил в жилище, замедлилось и снова приобрело свой обычный спокойный ритм. Франсуа не заметил и сам, как весь обратился в зрение и слух. Но мастер Макито уже ощутил присутствие гостя. Он церемонно поклонился, сев на колени и опустив голову до татами.

– Мастер Макито… – начал Франсуа.

Снова принявшийся за свою работу, мастер как будто бы не обратил внимания на эти слова. Только тёмные глаза на секунду-две задержались на чуть вытянутом лице иностранца и снова обратились к работе.

– Я потратил достаточно времени на ожидание. Прошли ровно две недели с тех пор…

– …с тех пор, как вы спасли мою жизнь, – продолжил японец, – и я обещал изготовить нэцкэ для вашего властителя.

Мастер снова замолчал, но это была лишь пауза перед произнесением главных слов.

– Поверьте, я дорожу своей жизнью. Хотя она, как цветущая сакура, – эфемерна. И я уважаю вашего монарха. Хотя его власть не распространяется на страну богини Аматэрасу^[2]. Гораздо большее значение я придаю не громким словам, а поступкам и чувству долга. Но даже «он^[3]» не может заставить меня ускорить процесс. Ничто не может повлиять на вечность. А вечность и искусство – это одно и то же.

Руки Франсуа яростно взметнулись к волосам и стали мять и рвать их, будто бы намереваясь и вовсе выдрать с корнем. Чёрные, как смоль, волосы Франсуа отличались от огненно-рыжих вихров, принадлежащих голландским путешественникам и купцам, недавно прибывшим в Нагасаки. Но здесь, на окраине островного государства, никто из живущих не видел ни французов, ни голландцев. Никто не слышал о Людовике XIV – короле Солнце, Анне Австрийской или кардинале Джулио Мазарини. Никто. Кроме 69-летнего Макито, который, не обращая внимания на действия Франсуа, снова занялся своей работой.

– 16 августа, когда голландский корабль, на котором, помимо команды, купцов и искателей приключений находился и я, достиг берегов Японии в целости и сохранности, не подвергшись опасности со стороны непогоды и пиратов, я возблагодарил Бога. Когда за день до этого наши моряки втащили на борт знаменитого мастера Макито, лодка которого перевернулась и пошла ко дну, я возблагодарил Бога. Ибо целью моего плавания было найти мастера…

Пока Франсуа говорил, Макито неторопливо продолжал свою работу, изредка замирая, будто бы прислушиваясь к шуму на улице, временами заглушающему слова его гостя.

– Лишь теперь я понимаю, что лёгкая смерть в волнах стала бы для меня благом, а смерть мастера по причине козней морского дьявола не дала бы повода к пробуждению у короля сомнений в моей АБСОЛЮТНОЙ преданности.

– Взгляните, – тихо произнёс Макито, поднося нэцкэ к глазам иностранца, – моя работа может показаться вам завершённой. Но поверхностный взгляд часто не замечает то, что есть на самом деле. А мои пальцы ясно говорят мне, что я ещё не передал достаточно тепла и совершенства своему изделию. То, что сейчас находится перед вами, запросто изготовит любой ремесленник школы Эдо, но если вы хотите увидеть работу, которую выполнил мастер Макито, – придётся подождать.

– Сколько? – сухо спросил француз.

– День. Месяц. Год. Это всего лишь время. Я не даю гарантий, я лишь делаю свою работу. Нэцкэ – часть моей жизни. Так же, как рис и рыба, которыми я питаюсь. Как воздух, которым я дышу. Как цветок, который я созерцаю, чтобы познать блаженство и внести ясность в мои мысли.

Макито неторопливо поднялся с колен. И сделал он это с достоинством человека, над которым нет ничьей власти. Франсуа наблюдал за ним, чувствуя, как с каждой минутой в нём растёт уважение к этому невысокому, тощему, но сильному духом мужчине. По мере того, как японец поднимался, его левая рука опускалась к поясу оби. Минута – и в руках сверкнула пережившая не одно сражение сталь короткого меча вакидзаси, за какое-то мгновение покинувшая плен своих чуть изогнутых ножен. Захваченный врасплох Франсуа схватился за шпагу, но он неправильно истолковал действия мастера. Макито уже перехватил рукоять вакидзаси правой рукой – в знак доверия к гостю, а затем покорно протянул меч Франсуа.

– При нашей первой встрече я сказал вам одну вещь. А именно, что по истечении выделенного срока вручу вам одно из двух – завершённое нэцкэ или свою жизнь. Я готов сдержать своё обещание, – произнёс он, вкладывая оружие в руки Франсуа.

Глава 1

Даша проснулась и села в кровати, о чём сразу же пожалела. От резкого движения обрывки красочного сна стали быстро покидать её сознание. Они ещё продолжали исчезать, тая, как воздушные пузыри, соприкоснувшиеся с землёй, когда где-то вдалеке загремели барабаны и запели трубы. Это будильник, заведённый на 9 утра, призывал к порядку. Даша вздохнула и проснулась окончательно.

Умывшись и расчесав длинные тёмно-каштановые волосы, Даша с минуту всматривалась в своё отражение в зеркале, висевшем в ванной комнате, будто бы всё ещё надеясь обнаружить там следы пропавшего сна. Но вместо этого зеркало, видимо, по привычке, показало Даше лишь её отражение. Живые карие глаза, чуть вздёрнутый нос, светлая кожа – в общем, ничего нового, кроме пары веснушек, облюбовавших себе участки у крыльев носа, к большому Дашиному неудовольствию.

Однако у девушки больше не оставалось времени, чтобы вспоминать сон или разглядывать своё отражение, ей следовало торопиться на открытие выставки нэцкэ из частных коллекций в Эрмитаже. Ноги и руки хорошо знали своё дело, и в скором времени Даша успела одеться, позавтракать и, прихватив под мышку блокнот, выскочить из дому.

Японские нэцкэ, выставленные на всеобщее обозрение в середине июля, произвели фурор среди петербуржцев и гостей города. Эти миниатюрные скульптуры, несмотря на свой размер – всего каких-то три-семь сантиметров, или немногим больше, приковывали к себе взгляды посетителей, не делая исключений.

– Выходит, нэцкэ – это пуговица? – интересовался мальчик лет девяти у своей мамы.

– Я думаю, что, скорее, нэцкэ – это что-то вроде подвески для ключей.

– Нет, их же прикрепляли к одежде. Значит, они – пуговицы.

– Но не пришивали же. И где ты видел, чтобы на одежде была только одна пуговица?

– В магазине. И это была очень красивая пуговица. Красная.

Рядом стояла усталая бабушка, переминающаяся с ноги на ногу, в поисках в этом идейном пространстве, увы, отсутствующие скамейки. Какой-то мужчина зевал, не в силах продвинуться вперёд, в то время как его более удачливые отпрыски уже облепили витрину и с любопытством рассматривали маленькие предметы, помещённые под стекло. Их глаза заблестели, когда они увидели нэцкэ под названием «обезьяны-акробаты», выполненное в середине XVIII века мастером из Киото. Незамысловатый сюжет представлял собой пародию на уличных артистов, устраиваемую одной большой и тремя маленькими обезьянками, образовавшими пирамиду, вскарабкавшись друг на друга.

– Видимо, они тоже хотели посмотреть эту выставку, – кивая на обезьян, заметил самый младший из ребятишек.

Ещё один из посетителей, поправляя на носу очки, рассказывал своей даме про то, что название «нэцкэ» происходит от двух иероглифов, переводящихся как «корень» и «прикреплять».

– И если второй иероглиф намекает на функциональную сущность нэцкэ как брелока-противовеса (в традиционной японской одежде не было карманов, и люди цепляли всё к поясу!), то первый восходит к обычаю бедняков использовать с той же целью корень дерева! – воскликнул знаток, радуясь своему красноречию. – Вот представь, что на твоих джинсах и куртке нет карманов. А тебе нужно куда-то убрать телефон, что бы ты сделала?

– Убрала бы его в сумку, – не задумываясь, ответила русоволосая девушка в джинсах (как было отмечено ранее её собеседником) и оранжевой блузке, внимательно изучая инро^[4], также представленное на выставке. Это была красивая сумочка, украшенная резьбой и покрытая лаком в одной из заимствованных китайских техник. Посередине сумочки-инро красовался дракон, изогнувшийся так, будто бы пытался поймать кончик собственного хвоста.

Чтобы протиснуться к витрине, Даше потребовалось некоторое время, но наконец ей удалось занять устойчивую позицию, способствующую продолжительному осмотру музейных экспонатов, выполненных из дерева и кости, инкрустированных хрусталём и драгоценным кораллом. Теперь, когда только стекло отделяло Дашу от миниатюрных фигурок, выставленных напоказ перед посетителями Эрмитажа, в её голове проносился ураган мыслей, начиная от впечатлений о выставке и окружающих людях и заканчивая намерением набросать пару слов для своей колонки. В промежутках между обрывками наблюдений возникал образ аппетитного круассана в форме полумесяца, покачивающегося над чашечкой горячего шоколада. Французская сдоба мешала сосредоточиться на мысли о нэцкэ, но Даша уже достала блокнот на пластмассовой пружине для записи дат, школ, мастеров и других сведений по атрибуции нэцкэ. На выставке были представлены фигурки, символизирующие семь божеств счастья, нэцкэ зооморфного и мифического характера и, наконец, различные сценки из японской жизни.

Даша знала, что данная выставка собрана благодаря усилиям частных коллекционеров Санкт-Петербурга и Москвы. Неожиданно она поймала себя на интересной мысли. «Одна японская поговорка гласит, что вещи похожи на своих хозяев, – пронеслось у неё в голове, – относится ли это высказывание и к данному случаю?» Убрав блокнот в карман, задуманный модельером с правой стороны платья в шотландскую клетку, Даша стала рассматривать людей, слонявшихся в нетерпении заснять себя на фоне японских редкостей, не получив нагоняя от смотрительницы и не столкнувшись лбом или спиною с такими же рьяными любителями искусства. Пока Даша разглядывала толпу, её немного оттеснили от витрин, и, несмотря на то, что сейчас её и нэцкэ разделяла всего пара шагов, обзор был полностью заслонён от девушки. Теперь только толпа превратилась в объект для созерцания, и Даша отметила один интересный факт…

Поток людей постоянно менялся, будто бы косяк разноцветных рыб, пронёсшись вперёд-назад, освобождал место новому потоку. Но три фигуры неизменно оставались в зале. Среди этой тройки выделялась рыжеволосая женщина средних лет, одетая в чёрное прямое платье, дополненное массивным колье. В руках она держала миниатюрный блокнот-книжечку, удобный для заметок на ходу. Словно дельфин, рассекающий волны, она прорывалась сквозь толпу, появляясь то в одном её конце, то в другом. «Странная тактика для сбора информации, – подумала Даша, – разве что… эта женщина занимается анкетированием посетителей…»

Кроме рыжеволосой, выставку не желали покидать в течение двух часов длинный молодой человек с тёмно-русыми волосами и миловидная девушка среднего роста, чертами лица напоминающая японку. Молодой человек был одет в тёмно-синий пиджак, голубую рубашку, элегантные бежевые брюки и зелёный галстук, выпущенный поверх рубашки. Девушка подстрижена а-ля Мирей Матье, а её наряд состоял из белой блузки, подвязанного у воротника алого банта, розовой жилетки, юбки в клетку и завершающего образ японской школьницы фиолетового рюкзачка, на который временами неодобрительно косились смотрительницы.

Через некоторое время зал начал постепенно пустеть. Люди шли дальше – смотреть привезённую недавно картину «Географ» кисти Вермеера Дельфтского из музея Штедель в городе Франкфурт-на-Майне или в отдел сувениров. Кто-то же, преданный основным коллекциям Эрмитажа, уже давно расстался с нэцкэ, чтобы раствориться в атмосфере Зимнего дворца, изучая лоджии Рафаэля, Георгиевский зал и другие не менее великолепные залы, хранящие в себе прелесть голландского натюрморта, музыкальность итальянского портрета и идиллию французского пейзажа.

Когда в зале стало меньше народа, Даша смогла оценить особенности самого помещения. Нэцкэ были выставлены в небольшом круглом зале. Кроме самих брелоков-противовесов, в витринах были представлены инструменты резчика нэцкэ. Это создавало атмосферу сопричастности с ремеслом мастера – ты видишь объект и инструмент, а твоя фантазия достраивает всё остальное. Воображение Даши тут же нарисовало живую картинку – пожилой японец, сидящий прямо на полу или на чём-то, покрывающем пол, вроде японских матов, погружённый в свою работу. Он превращает кусок дерева в произведение искусства. Что-то… что-то в этом было знакомое. «Наверное, я где-то об этом читала, – подумала Даша. – Только никак не могу вспомнить название книги. Оно как будто ускользает из моей памяти, как только мне кажется, что я вот-вот «схвачу» его и всё вспомню». Наконец и Даша закончила осмотр выставки нэцкэ и двинулась в сторону выхода, но как раз там её остановила рыжеволосая женщина.

– Девушка, я вижу, что данная выставка вам понравилась. Не ответите ли на некоторые вопросы анкеты?

– С удовольствием, – вежливо ответила Даша и приготовилась к стандартной системе вопросов для анкет с оценкой по 5-балльной или 10-балльной шкале организации выставки.

– Вы бы смогли отличить нэцкэ от других произведений японского искусства?

– Да, конечно, – уверенно сказала Даша.

– К примеру, отличить нэцкэ от окомоно?

– Окомоно имеют больший размер, чем нэцкэ, и предназначены исключительно для созерцания, поэтому у них отсутствуют химотоси^[5]… – голосом отличницы начала Дарья, но женщина, не дослушав, перебила её.

– Отличить нэцкэ от инро?

– Ну, это совсем разные вещи, – рассмеялась Даша, – инро – это сумочка для благовоний, в то время как нэцкэ…

– А вы бы могли отличить подделку от подлинника?

– Не знаю, – нерешительно ответила девушка, не ожидавшая такого допроса с пристрастием.

– И как бы вы попробовали узнать подделку? – тон говорившей как будто изменился. Даше даже показалось, что в нём проскользнуло нетерпение и напряжение. А может, это была усталость человека, повторяющего одни и те же вопросы из раза в раз?

– По внешнему виду, подписям, возможно…

– А смогли бы отличить подпись мастера Макито?

– Кого? – удивилась Даша, отмечая про себя, что где-то уже слышала это имя, но смутное воспоминание снова было прервано репликой собеседницы.

– Один из японских мастеров. Но это неважно. Спасибо, что не отказались ответить на вопросы анкеты.

«Какое странное анкетирование. И всё же… интересно, кто такой этот мастер Макито?» – подумала Даша. И с этой мыслью она направилась в сторону эрмитажного книжного магазина, владения которого располагались в холле первого этажа.

Стопки разноцветных книг эрмитажного магазина могли бы рассказать о многом. Но вместо этого они тихо лежали на стеклянных столиках или на полках книжных шкафов, дожидаясь, когда подходящий читатель подойдёт и возьмёт их в свои руки.

«Макито, Макито», – повторяла Даша, водя пальцем по алфавитному указателю в справочнике, посвященном японскому искусству. Погружённая в своё занятие, она встала посреди магазина – в самом центре потока входящих-выходящих покупателей. И, что и следовало ожидать, не прошло и пяти минут, как кто-то врезался в Дашу, и книга выпала из рук задумчивой читательницы.

– О, биг пардон! Извините! – воскликнула девушка с ярким бантом на шее. От неё приятно пахло духами с нотками апельсина и корицы. – Я сейчас подниму ваша книга!

– Ничего страшного, – улыбнулась Даша, беря книгу из её рук. – Я, кажется, видела тебя на выставке нэцкэ из частных коллекций.

«О, да, я ошибалась, когда приняла её за школьницу, – в этот момент подумала Даша, посмотрев на виновато улыбающуюся посетительницу, – эта девушка, видимо, моя ровесница! Ей должно быть лет девятнадцать-двадцать… или около того. Просто она ниже меня ростом и так забавно одевается!»

– Да, я прийти оттуда. Думать, посмотреть выставку вместе с подругой, но мы разминуться. Подруга звонить мне из отеля. Она хотеть купить каталог выставки на японском. Но забыть деньги в номере. Зато ей не нужно будет возвращаться за книгой, её отложить до моего прихода.

– Значит, ты – японка? – спросила Даша, пытаясь вставить хотя бы один вопрос в поток слов, управляемых её случайной собеседницей.

– Наполовину, – рассмеялась девушка, теребя на левой руке ремешок часов приятного мятного цвета, – отец – русский, а мать – японка. Меня назвать Марией в честь двоюродная бабушка, но дома все звать меня на французский манер – Мари. Ой, я совсем забыла про книгу!

С этими словами Мари подскочила к продавцу лет двадцати пяти-двадцати семи с длинными светлыми волосами, убранными в хвост, и завивающимися усами. Он со скучающим видом настукивал ритм какой-то африканской мелодии по столу, на котором стояла касса и лежали несколько отложенных книг в мягких обложках. Даша не стала мешать Мари, а продолжила свой поиск. Имён на «М» было довольно много: Масадзё, Масамори, Масатами, Масатомо, Масахидэ… Но нужного имени не было видно. Тогда Даша захлопнула книгу, решив поискать информацию уже дома в интернете.

«А может быть, стоит расспросить Мари, пока она не ушла?» – подумала Даша. Обернувшись, девушка увидела возвращающуюся к ней Мари, грустную и порядком встревоженную.

– Что-то случилось? – спросила участливо Даша.

– Продавец сказал, что книгу уже кто-то купить.

– Мне очень жаль. Но разве твоя подруга её не откладывала?

– Продавец сказал, что Кей (это имя моей подруги) откладывать книга и предупредить, что подруга (то есть я) или она сама заберут книгу через пару часов. И тот, кто приходить, сказать, что выполнять просьбу Кей, – сбивчиво начала рассказывать Мари.

– Так, может быть, кто-то ещё из её друзей… – Даша пыталась уловить смысл только что сказанных слов. «Разве может быть, чтобы на открытии выставки уже начали заканчиваться каталоги?» – недоверчиво подумала она.

– И я, и Кей ни души здесь не знать. Мы впервые навещать Санкт-Петербург. Мы недавно приехали из Японии.

– А она хорошо говорит по-русски?

– Ну… я думать, что хуже, чем я.

– Может быть, Кей сама вернулась за книгой, а продавец просто её не узнал? Она хотела сказать: «Я – Кей, как и обещала, вернулась за книгой», а он понял, что она «от Кей»?

– Я думаю, она бы мне позвонить, если вернуться за книгой сама. Сейчас я узнаю у неё, – сказала Мари, набирая номер на своём мобильном телефоне.

Даша же в это время решила расспросить продавца. Хотя в глубине души она была уверена, что тот просто забыл отложить книгу из-за невнимательности.

– Извините, – вежливо обратилась к продавцу Даша-детектив, – вы не помните, кто забрал последний каталог выставки на японском языке?

– Конечно, помню, – ухмыльнулся продавец, ни на минуту не забывая настукивать свой излюбленный ритм. – Это был молодой человек в коричневых ботинках.

– Вы уверены? – удивилась Даша. – Вы запомнили только цвет его обуви?

– Не только цвет. Это были кожаные ботинки 45 размера с застёжкой-молнией. Видимо, какой-то итальянский бренд. Не поношенные, но и не новые, скорее всего, были куплены месяца три-четыре назад.

– Вы шутите?

– Почему же? Моя мать всю жизнь работает в обувном магазине, в детстве я часто помогал ей – выполнял мелкие поручения. Запоминать внешний вид обуви вошло у меня в привычку. От скуки.

Решив про себя, что замечание про обувь стоит взять на заметку, Даша продолжила беседу.

– А как так вышло, что в день открытия уже начали заканчиваться каталоги?

– На японском языке они были в ограниченном количестве.

– Неужели сегодня здесь побывало столько японцев?

– Нет, почти все каталоги скупила одна дама с сороковым размером ноги, только один пропустила, он оказался на одной полке вместе с каталогами на другом языке. Его как раз и изъявила желание приобрести ваша подруга.

«Вернее, подруга моей новой знакомой», – подумала Даша.

– А нет ли у вас каталога на русском языке?

– Да, конечно.

– Можно его посмотреть, пожалуйста?

Просмотрев каталог, Даша как будто бы снова погрузилась в атмосферу выставочного пространства и не сразу услышала, как сзади подошла Мари.

– И мне тоже… дайте посмотреть каталог на французском, пожалуйста! Мерси!

Взяв в руки оба каталога, Мари улыбнулась Даше.

– Мы с Кей в школе изучать французский язык. Кей знать его лучше русского, а вот свой французский я давно не практиковать. Хочу просмотреть и решить, взять ли нам на двоих русский или французский экземпляр.

– Как замечательно знать сразу два иностранных языка! – восхитилась Даша.

– На самом деле я знать… знаю ещё английский и китайский, – скромно добавила Мари.

– А что сказала Кей?

– Мне не удалось с ней связаться, – грустно ответила Мари. – Но мне уже пора бежать по делам. Нам стоит обменяться телефонами? Ты будешь первый человек, с кем я познакомиться в этом городе.

– Конечно! Записывай…

Продиктовав свой номер и записав телефон Мари, Даша распрощалась с новоприобретённой подругой и направилась к выходу из Эрмитажа.

«Надо было спросить, сколько дней Мари провела в Питере. Она кажется очень общительной. Не может быть, чтобы она не успела подружиться здесь ни с одним человеком… хотя первое впечатление бывает обманчивым».

На улице было прохладно. Чувствовалось, что недавно прошёл дождь. Даша решила прогуляться пешком до метро, вдыхая свежий воздух, а по дороге зайти в своё любимое кафе «Bon'appetite». Она миновала Дворцовую площадь, что-то напевая на ходу, замедлила шаг, проходя мимо Александровского сада, чтобы полюбоваться его задорной зеленью, и наконец вышла на Невский проспект, где как раз и находилось кафе «Bon'appetite».

Сев за свободный столик, покрытый красивой скатертью с вышитыми на ней полевыми цветами, Даша принялась изучать меню. Она долго выбирала, что взять на второе для ланча с овощным супом. Сражение уже развернулось между двумя фаворитами – английским паем с курицей в правом углу ринга и картофельным гратеном с грибным жюльеном в левом, когда в кафе скрипнула входная дверь. Ей скромно отозвался колокольчик, предвещавший приход очередного посетителя. Шаги раздались совсем близко. Кто-то отодвинул стул и сел напротив Даши. И девушка, склонившись над списком блюд, смогла разглядеть в промежутке между углом стола и полом кожаные коричневые ботинки с застёжкой-молнией.