Ольга Голосова
Преподобный Венедикт Нурсийский. Свет Темных веков

3. Власть Церкви

В раннее Средневековье, несмотря на то что наметились очертания наций, основанные на делении, существовавшем в Римской империи, и на новых этнических образованиях, в первую очередь Запад объединяло христианство. Фактически европейскими территориями управляли в первую очередь епископы, влияние которых росло, особенно в городских органах управления; начиная с VII в. выделяется группа наиболее влиятельных епископов, которых стали называть архиепископами. Христианский Запад подразделяется на территории, подчиненные епископам и архиепископам. Первые осуществляли свою власть в пределах диоцезов (епархий), границы которых в основном совпадали с границами территорий городских общин; вторые – в пределах бывших римских провинций. Кроме епископов и священников, на религиозной сцене возникают новые персонажи, обязанные своим появлением Востоку, – монахи. На Западе монахи, как правило, не были отшельниками, а жили в монастырях, расположенных обычно вдали от городов, в более-менее безлюдных местах. Часто монастыри воздвигались на месте бывших языческих капищ, как мы увидим это и на примере Монте-Кассино, основанного прп. Венедиктом. В период с IV по VIII в. монашество играет главную роль в деле обращения крестьян-язычников.

Фора Герардо ди Джованни. Фрагмент картины «Группа женщин с четками» 1481–1497 г.

В этом новом христианском мире мы увидим и женщин, ведущих религиозный образ жизни; до того, как они, в свою очередь, стали объединяться в монастыри, их уже объединяли обеты нестяжания (бедности) и целомудрия (безбрачия). Они воплощали идеал нового аскетического образа жизни, который, как мы узнаем, становится важной особенностью христианства. Но если аскетически настроенные христиане принимали на себя обеты, то одновременно с этим мы встречаем епископов и священников из мирян, которые еще свободны от обязательного позже обета безбрачия.

4. Новый порядок: время и пространство

Монашеский образ жизни наложил весьма ощутимый отпечаток на традиции формирующегося европейского сообщества. Именно благодаря ему распространяется традиция распределять суточное время определенным образом – появляется распорядок дня. Ведь именно в монастырях (не считая военных лагерей, чья внутренняя жизнь никогда не влияла на гражданские порядки) впервые возникают четкие правила относительно времени пробуждения, общей молитвы, работы, трапезы и отдыха.

Внимание к режиму своего питания тоже получает широкое распространение благодаря распространению монашества. Борьба со страстью чревоугодия и введение пищевого режима вне медицинских предписаний заставили рядового христианина обратить внимание на свое меню, которое отныне становится предметом не только религиозной рефлексии, но и предметом психологических и философских изысканий.

Наконец, именно благодаря монахам, за пределы монастырского общежития проникает график, в котором ясно чередуются будни и праздники и четко разделяется время труда и отдыха. Монахи регулируют свой режим при помощи звука: колокола или била. Усышав сигнал, они оставляют одно занятие и переходят к следующему.

Христианство оказало огромное влияние на систему времяисчисления.

Средневековье продолжает жить по римскому юлианскому календарю, но появляются важные нововведения. Прежде всего это ритм жизни, задаваемый неделей. По образу Книги Бытия и в связи с семидневным циклом творения мира, особое значение приобретает семидневная неделя: шесть дней работы и день отдыха. Соблюдение воскресного отдыха вскоре становится обязательным для всех христиан, и только Карл Великий убедит Церковь сделать исключение для крестьян, которые должны использовать хорошие погодные условия для работы на земле и в своем хозяйстве.

С другой стороны, влияние христианства привело к серьезному изменению календаря. Возникает новая точка отсчета времени – христианская эра: монах Дионисий Малый в 532 г. назвал Рождение Христа новой точкой отсчета летоисчисления. Христианский календарь – это календарь солнечный, исключая дату Пасхи, которая рассчитывается по фазам луны. Христианский календарь закрепит для всей будущей европейской цивилизации два важнейших праздника: это Рождество Христово, которое начиная с IV в. празднуется 25 декабря, и Воскресение Христово (Пасха), переходящий праздник, дата для которого каждый раз высчитывается. Каждый день года, кроме двунадесятых праздников, связанных с Христом и Богородицей и вехами Их жизни, соотнесен с именем определенного святого: день их памяти выбирается по дате их смерти. Реформа времяисчисления коснулась также и обыденной жизни.

Монахи за чтением. Средневековые миниатюры

Строительство собора. Средневековая миниатюра

В VII в. широко распространяется еще одно новшество: использование колоколов, о чем мы уже упомянули.

Для того чтобы звук был слышен далеко за монастырскими стенами, чтобы по нему могли ориентироваться те, кто работает в поле или в селении, начинается строительство высоких башен, – колоколен и звонниц, – на которые помещали колокола. Появляется должность звонаря – того, кто в определенное время поднимается и дает сигнал. Конкретные часы для звона еще выбираются произвольно, в зависимости от устава, которого придерживается монастырь, и времени года (важность светового дня), но удары колокола теперь слышны повсюду и в городе, и в селе; таким образом, основным нововведением становится обычай отмерять время и громко оповещать о текущем часе. Колокольным звоном также оповещают о значимых событиях, рождениях, смертях граждан, о собрании. Появляются определенные знаковые ритмы, которые позволяют людям понимать транслируемое сообщение. Средневековая цивилизация – звуковая, аудиальная, в отличие от современной – визуальной.

Звон монастырского колокола на многие века станет основным и единственным мерилом человеческой жизни.

Новый взгляд на пространство, привнесенный христианством, был не менее важен, чем новая система времяисчисления. В обоих случаях изменения затронули всю территорию бывшей западной Римской империи. Изменение восприятия пространства было связано с новым разделением на епархии-диоцезы, хотя границы их формировались постепенно. Возникали системы связей между некоторыми населенными пунктами, некоторыми областями. Поклонение святым мощам приводит к тому, что места, где хранятся мощи великих святых, становятся общеизвестны и их социальный статус повышается. Примером могут служить города Тур, с мощами св. Мартина, и Рим – с мощами перво-верх. ап. Петра и Павла. Поклонение христианским святыням и реликвиям рождает паломничества – путешествия с целью поклонения – к святым местам, что приводит к возникновению новых дорог, торговых и экономических связей между самыми разными областями и народами. На пути паломников (вспомним маршрут Сантьяго-де-Компостелло) возникают селения, трактиры и дороги.

Монастыри, придерживающиеся одного устава, объединяются в сообщества – конгрегации и ордена, и между ними тоже возникают новые типы коммуникаций. Так, в VII в. настоятель орлеанского аббатства Сент-Эньян основал монастырь Флери-сюр-Луар, который стал крупным паломническим центром после того, как туда перевезли мощи прп. Венедикта Нурсийского: после вторжения лангобардов они хранились, скрытые, в Монте-Кассино. Многие паломничесские пути впоследствие превратятся в мощные тракты, остановки – в города. Пространство окажется связанным и сплоченным не только по административному принципу, как это было в римской цивилизации, но и по духовному, чего никогда до этого не было.

С. Мартини. «Обретение мощей святого Мартина». Около 1325 г.

5
Натуральное хозяйство

Первое из этих изменений экономического порядка мы уже назвали – это переход Европы, сильно урбанизированной в римскую эпоху, к сельскому образу жизни. Приходят в негодность дороги, мастерские, склады, оросительные системы; понижается уровень культуры. Упадок техники особенно заметен в уменьшении числа изделий из камня: место главного материала вновь занимает дерево. Отток городского населения в сельскую местность не компенсирует последствий демографического спада. Вместо города (urbs) базовой экономической и социальной ячейкой становится большое имение (villa). Единицей населенности и использования земель теперь является манс, земельный надел, размер которого варьируется, но обычно остается очень небольшим: это минимум, необходимый, чтобы прокормить одну семью.

Сельские работы. Средневековая миниатюра

Денежная экономика отходит на второй план, уступая первое место меновой торговле. Перевозка товаров на большие расстояния почти прекращается, исключение составляют только самые необходимые продукты, например соль.

Некоторое время назад появилась тенденция недооценивать упадок, в котором находились города; в относительном порядке оставались только крупные центры – такие как Тур, Реймс, Лион, Тулуза, Севилья, Майнц, Милан, Равенна, – резиденции епископов и некоторых влиятельных вождей варварских племен.

6. Королевская власть и варварские законы

Две другие составляющие, на которых базируется единообразие нового мира, подвергшегося влиянию варваров, относятся к области политики и юриспруденции.

Во главе новых политических образований встают короли, которые вызывали такое презрение римского мира: ведь это просто вожди племен, царьки. Англосаксонские короли, франкские короли, начиная с Хлодвига, короли бургундов, готов (авторитет Теодориха, царствовавшего в Равенне, – единственное исключение), а также короли вестготов и лангобардов пользовались лишь ограниченной властью, рядясь при этом в обноски былого римского величия. Однако в истории будущей Европы королевской власти было уготовано большое будущее.

Внизу: Коронация. Средневековая миниатюра

Пока же законы, издаваемые этими королями, носили ярко выраженный варварский характер. Это своды расценок, штрафов, денежных и телесных наказаний, положенных за проступки и преступления, причем наказаний различных, в зависимости от этнической принадлежности и общественного положения виновного.

Не стоит строить иллюзий по поводу этих законов: они были крайне примитивны. Это касается даже эдикта остгота Теодориха Великого, последнего истинного наследника римских традиций на Западе. Конечно, то же самое можно сказать о салическом законе франков, записанном на латыни при Хлодвиге.

Эти варварские законы, принимавшиеся на руинах римского права, тем не менее способствовали постепенному складыванию европейского правосознания на протяжении раннего Средневековья.

Теодорих Великий. Изображение на золотом медальоне достоинством три солида. Национальный музей (Рим)

Начало монашества

Вряд ли сегодня найдется человек, который бы не видел монахов или никогда не слышал о них. Монашество настолько глубоко вошло в культуру христианской цивилизации, пропитало ее собой, что, отвергнув его сегодня, нам по сути придется отвергнуть бóльшую часть краеугольных камней нашей сегодняшней культуры, медицины, сельского хозяйства, генетики, астрономии, химии, литературы, истории, психологии, философии, эстетики и этики. Все эти отрасли знаний когда-то были заложены монахами, над ними они трудились и благодаря им мы оказались в мире, где столь высоко ценится человеческая личность, свобода выбора, индивидуальность и самосознание. Представьте себе, что когда-то всего этого просто не было, а способность к размышлению и созерцанию, научная деятельность и нравственная рефлексия были уделом лишь избранных философов, жрецов и правителей.

Как же так? Мы же привыкли думать, что это Церковь с ее ретроградством мешала развитию наук и искусств. Но это мнение возникло только после Французской революции XVIII столетия, которая когда-то, как и наша Октябрьская в двадцатом. решила переписать историю заново, ибо кто владеет прошлым – владеет и будущим.

Эта книга не ставит своей целью реабилитацию монашества как института или его подробный анализ. В этой книге мы будем говорить о монахах, потому что прп. Венедикт Нурсийский был монахом, и чтобы нам понять его жизнь, соприкоснуться с его личностью, нам понадобятся некоторые самые первоначальные сведения о тех, кто вдохновил его на этот путь, о тех, с кем он делил его тяготы, о тех, кого он приобрел как основатель монастыря, и о тех, кто уже вторую тысячу лет шагает по протоптанной им ддороге.

Монахи. Миниатюра. Манесский кодекс, начало XIV в., Германия

Итак, понятия монах, монастырь были заимствованы из греческого языка и обозначали соответственно «один, одинокий», «быть одному, жить уединенно», «уединенное, одинокое жилище». Это название в современном обществе, как и тысячи лет назад, применяется не только к отдельным людям, но и к обществам, которые они составляют, и члены которого выбирают обеты, направленные на отречение от столь ценимых в обществе благ: брака, семьи, имущества, свободы поступать по собственным желаниям.

Эти общества руководствуются определенными правилами, называемыми уставом, и стремятся к реализации определенных целей, которых можно достичь лишь путем самоотречения, удаления от мира и постоянного духовного труда над собой.

Мы встретим эту идею не только в христианстве, но и в брахманизме, буддизме, иудействе, а также в культах Древнего Египта, в греческой философии пифагорейства и платонизма, а также в александрийской школе философов.

Но особое значение эта идея получила именно в христианстве, и именно в нем она достигла небывалого расцвета и распространения. Что же это за идея?

Это идея в сути своей имела жажду Богообщения, единения с Богом, самосовершенствование и Богопознание.

И если как организация, созданная с определенной сознательной целью, монашеская община появляется лишь в IV в., то развитие ее идеи с первых же времен христианства шло непрерывно, а отдельные попытки ее осуществления возникали уже в середине I в. Со времен апостольской проповеди отдельные люди, следуя евангельскому призыву, отрекались от благ мира и посвящали себя проповеди Благой Вести, другие, отрекаясь от брака и имущества, отдавали себя служению бедным и нуждающимся в помощи членам христианских общин.

Монастырь св. Екатерины на Синае – самый древний христианский монастырь в мире

Но с распространением христианства в Древнем мире эта идея испытала на себе влияние со стороны тех философских и мистических традиций, которые уже существовали в обществе или только возникли под влиянием проповеди Иисуса Христа.

Во-первых, это влияние аскетических иудейских сект (ессеи, терапевты), члены которых, по всей видимости, охотно становились последователями христианства и привнесли в него стремление к уединенной, аскетической, созерцательной жизни.

Во-вторых, соприкосновение христианства с греко-римским миром вызвало потребность все резче и резче отрицать основные черты этого мира как царства греха и дьявола, все резче подчеркивать разницу жизни по «плоти» и жизни «по духу», указывать, что «помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – “жизнь и мир”», что «плотские помышления суть вражда против Бога» и «живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. 8:6–8), и призывать к «умерщвлению духом дел плотских» (Рим. 8:13).

В-третьих, наряду с этим, сравнительно рано возникли мнения, что в Евангелии даны два образца жизни и святости: один – обязательный для всех, другой – добровольный, предлагаемый стремящимся к высшей святости.

Масла в огонь подлили идеи александрийских неоплатоников об очищении духа воздержанием от телесных наслаждений. К этому добавились еще теории гностиков о погрязшей во зле материи.

Последние, привлеченные к христианству нравственной высотой евангельского учения и чистотой жизни христиан первых веков, внесли в теоретическое объяснение сущности христианства чуждые ему черты своего учения, заявляя, что тело человеческое есть гроб духа, и только умерщвление его приведет к освобождению высшего начала и его победе над злом.

Гностики резко противопоставили Богу, Творцу духов, мир материи, мир чувственной ограниченности и конечности, мир зла. Они учили, что человеческий дух есть искра Божия, плененная враждебным ей плотским началом, миром чувственного, что спасение наше через Христа есть осовбождение духа от телесности, восстановление чистой духовности нашего существа. Отсюда высшей целью человеческих устремлений должно быть полное обуздание плоти, полное отречение от злого начала, воссоединение с первоисточникиом духа, божеством. Эти дуалистические воззрения древнего гностицизма, а впоследствии монтанизма и особенно манихейства были отвергнуты Церковью, но выдвинутый ими аскетический идеал полного отречения от царства материи как царства зла отразился, в известной степени, на развитии идеала христианского аскетизма. Наконец, в Египте существовало в то время отшельничество культа Сераписа, по вснешним формам имевшее нечто общее с христианством.

(Христианство. Энциклопедический словарь, 1995).

Таким образом, слова апостолов и Иисуса Христа были приняты весьма буквально, породив борьбу не на жизнь, а на смерть с собственным телом и необходимыми потребностями в пище, сне, воде и гигиене. Именно эти крайности отталкивают многих людей от аскетических идеалов, а путаница в определении значения «плоти» в Новом Завете, как мы увидели, только увеличилась от притока в христианство манихеев, орфиков, валентиниан и других сторонников дуализма.

1. Аскетизм

Итак, в христианстве аскетическая традиция возникла уже к концу I в. Некоторые христиане в римской общине добровольно воздерживались от брака или от супружеских сношений. Игнатий Антиохийский увещевал всех, кто может, хранить в честь тела Господня девство. По свидетельству современных писателей, много женщин и мужчин сохраняло целомудрие от детства до глубокой старости.

В сочинениях писателей III в. аскетизму уделяется значительное место. Доминирующая на территории Римской империи философская доктрина неоплатонизма, отождествляя материю со злом, видела основу добродетельной жизни в освобождении от чувственного. Подобно неоплатоникам, последователи александрийской философской школы Климент и Ориген считают самоотречение, самоотвержение и с христианской точки зрения необходимым средством, чтобы стать совершенным христианином.

Ориген считает отличительными чертами истинного христианина безбрачие, отказ от собственности, воздержание от мяса и вина, посты, и сам живет самоотверженным аскетом. Отцы Церкви старательно противопоставляют христианских аскетов языческим, но они не в силах затушевать тождественность стремлений тех и других.

Как существенное, в христианском аскетизме остается постоянное девство; с ним связано бегство от мира, освобождение от земных занятий и общения с миром, чтобы можно было без помехи, беспрепятственно отдаться созерцанию или углублению в христианские истины. Аскеты уже пользуются особенным уважением в Церкви. В храмах они занимают место рядом с пресвитерами, вдвигаясь между клиром и мирянами. Вместе с пророками, апостолами и мучениками аскеты причисляются к столпам Церкви, напоминают светлую толпу девственников, изображенную автором Апокалипсиса. Приходится уже сталкиваться и с их подымающимся самосознанием, указывать им на опасность и неуместность гордыни.

Трудно провести линию, отделяющую аскетов от религиозных мирян, но кое-где аскеты обособляются в особые группы: в общежития (аскетерии) или в бродячие товарищества. Такие уже дальше от мира, но все еще в нем. Другие были решительнее, покидая свою семью и родину и удаляясь в пустыню. «Кто блажен?» – спрашивал Ориген и отвечал: «Тот, кто уходит от мира, чтобы всего себя предать Господу».

Воодушевленные увещаниями отцов Церкви, девственницы замыкались от мира, образуя общежития; мужчины бежали в пустыню, следуя за Христом и Иоанном Крестителем. Епископ Иерусалима Нарцисс провел много лет в дикой пустыне, вызывая сочувственное удивление своих современников.

Росту пустынножительства способствовали и преследования христиан. При римских императорах Деции (250–251), Валериане (257–258) и позже при Лицинии (315 или 319) много египетских христиан бежало в пустыню и в горы. Многие из них погибли от голода и жажды, от болезней или диких зверей. Проходили бедствия, и выжившие беглецы возвращались, – но не все. Иные так и оставались в полюбившемся им уединении небольшими ли группами, одинокими ли анахоретами.

В первые века христианства постники и молитвенники, не налагавшие на себя обетов, как потом монахи, но проводившие жизнь в посте и молитве, не обязательно принимали священство или другие церковные чины. Само слово «аскет» происходит от греческого философского понятия «аскетерия» – «упражнение в добродетели» с особым акцентом на подчинении своей воли. Христианские аскеты изначально были близки по телесным практикам к иудейской секте терапевтов (См. Филон Александрийский, Евсевий Памфил).

Аскеты носили отличную от других одежду определенных цветов, по преимуществу черных и коричневых, надевая поверх другой одежды «плащ философов» – паллиум. Аскетизм является предшественником монашества. Не стремясь занять место в клире, аскеты составляли особый класс христиан, стремившихся буквально исполнять Евангельские заповеди.

 

Евангелист Лука. Евангелие аббатисы Ады. Около 800 г., Трир

Рассмотренные формы аскезы появились не сразу. Мы видели, что древнее всего – воздержанная жизнь в миру, разнообразная по степеням своей строгости, и анахоретство. Несколько позже появляются, с одной стороны, аскетерии в миру, с другой – лавры и монастыри. Но ни те, ни другие не вытесняют прежних форм, и развитие анахоретства продолжается наряду с расцветом общежительных форм монашества, частью вырастая на почве самих лавр или монастырей.

Было бы неправильно устанавливать историческую преемственность форм монашества и аскезы, считая лавру развитым анахоретством и монастырь – развитою лаврою. Все формы аскезы вытекают из однородного понимания идеала христианского совершенства, а то, что иногда лавра – совокупность анахоретов – образуется в результате случайного соседства пустынников или сплочения их около известного своею святостью аскета, является моментом внешним и случайным. Не из стремления лучше осуществить идеал анахорета вытекала мысль о создании лавры и тем более монастыря, отличавшегося от первой преобладанием общежительного начала, а из иного представления об этом идеале, из сознания трудности его осуществления для одинокого пустынника, из желания обеспечить спасение души могучею помощью традиционных форм и соединить достижение личной святости с осуществлением заветов Христа, предписывавшего не только аскезу, но и взаимную любовь (понимаемую чаще всего как любовь между монахами) и помощь всем, нуждающимся в помощи. Идея монашеского общежития только пользуется естественно возникающими группами анахоретов.

В волнующейся массе аскетов мало-помалу всплывают более прочные и долговечные организации, обязанные своим существованием сознательной работе таких пустынников, как Пахомий или Василий Великий. Позднее им будет принадлежать первенствующее положение, но к нему приводит медленное и неуловимое в частностях своих развитие.

Анахоретом принято называть христианского подвижника, удалившегося из мира и живущего в полном уединении, всецело посвятившего себя покаянию, молитве и Богопознанию. Образ жизни монаха-анахорета отличается от образа жизни киновийного монаха. В Предании первым анахоретом является прп. Павел Фивейский, подвизавшийся 91 год в отшельничестве. Отцом анахоретства считается прп. Антоний Великий.

«В IV–V вв. монашество египетское шло двумя путями: анахоретским и общежительным. Это намечает и два типа жизни, два типа спасения, два типа отношения к личности. Эти два типа остались и на всем протяжении истории монашества и ярко обозначились как в монашеском царстве – Афоне, так и в России, в Греции и на всем Востоке. Путь анахоретский – путь индивидуальный, впоследствии изменившийся в тип идиоритмических монастырей; путь общежительный – путь коллективный, менее яркий для личности, ее в значительной мере подавляющий, но зато более сильно организованный для церковного строительства; это – путь массового устроения монашеского спасения».

Архим. Киприан (Керн)

Знаменитый историк-медиевист Карсавин в своем практически единственном оригинальном на сегодняшний день русскоязычном труде^[2], посвященном исследованию средневекового монашества, дает следующее, ставшее знаменитым, определение этому явлению: «Монашество – историческая форма осуществления ^{аскетического и}деала». По его мнению, в основе этого аскетического идеала лежит дуалистическое мирочувствова-ние и миропонимание, свойственные гностическому учению. Карсавин полагает, что если существует тот или иной вид, та или иная степень дуализма, хотя бы в противопоставлении добра и зла, духа и тела, попытка доставить торжество тому, что признается ценным, необходимо приводит к аскезе. Таким образом, всякое самоупражнение, духовное самовоспитание, достигаемое путем воздержания от ряда своих желаний или путем устремления к добру (благодаря чему многие желания отпадают сами собой), уже будет аскезою. Отсюда следует вывод, что «нет принципиальной разницы между духовной борь-бою со своими «грехами» (прямой – в первом случае, косвенный – во втором) и самобичеванием, какие бы дикие формы оно ни принимало. Разница – в силе борьбы признаваемого положительным с тем, что признается отрицательным, в ожесточенности ее и во внешних ее проявлениях, то есть в средствах борьбы. Чем интенсивнее дуалистическое мирочув-ствование, чем сильнее ощущается сила зла, тем ярче проявления аскезы. Наоборот, «прирожденная святость», благодать увлечения добром, при которой преодоление зла является не главною целью, а следствием, вторичным эффектом, делают излишними крайние формы аскезы, легкою борьбу со злом, но не устраняют аскезы, потому что для этого надо было бы стереть само различие между добром и злом» (Красавин Л., 1992).

Житие преподобного Антония Великого – основателя отшельнического монашества. Фрагмент

В чем-то Карсавин безусловно прав, недаром мы в житии прп. Венедикта увидим эпизод, в котором он велит одному анахорету снять с себя цепи, которыми тот для умерщвления плоти приковывал себя к скале. Любая крайность часто уводит человека с того пути, на котором он может вступить в Богообщение и обрести личное спасение, и то, что гностицизм был признан ересью Вселенскими соборами, только подтверждает это.

Но нельзя свести монашеские идеалы только к дуализму, подпортившему мировоззрение первых подвижников. Мы не можем сбросить со счетов тот факт, что этими духовно одаренными людьми действительно руководил Божественный Промысл, и что благодаря монашескому подвижничеству нравственное сознание Церкви поднялось на небывалую высоту. На место общепринятого учения о греховных действиях и поведении («убийство, клятвопреступление, воровство, блуд, ростовщичество) монашество поставило свое учение о главных грехах, как могущественных враждебных наклонностях, которые внутренне присущи каждомуу человеку и борьба с которыми должна составлять задачу его жизни.

И тогда слова «брань ваша не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесных» приобрели новый смысл и вдохнули новый смысл в аскезу и отречение от соблазнов и грехов этого мира. Мир стал тем, кто отвлекает от этой борьбы, требует служения семье, роду, государству, возбуждает «похоть очей и гордость житейскую». И бегство от мира стало бегством к самому себе, к внутренней свободе от его пут, уходу во «внутреннюю клеть» своей души.

Христианская монашеская аскеза отвергла в своем идеале не физическое тело и материю, из которого оно сотворено. Она отвергла принципы и законы мира, вынуждающие «ветхого» человека жить по дарвинскому закону борьбы за существование, и предложила свой путь – путь обожения плоти и превращения ее в храм Духа Святого.

По сути именно это смещение акцентов борьбы с внешнего врага (дьявола, чужеземца, завоевателя, «плохого» ближнего) на внутренних – страсти и греховные помыслы – дало новый смысл монашескому подвигу и явилось толчком к развитию человеческого самоосознания, исследованию своего внутреннего мира и формированию субъективности.

Тем самым можно утверждать, что зачатком великой христианской культуры и всей цивилизации стал поворот, который произвели аскеты, обратив взор от внешнего к внутреннему и обнаружив там вселенную, бóльшую, чем видимый мир. Бог, Царствие Небесное и невидимый враг оказались внутри. «Царство Божие внутри вас есть». Эти слова были услышаны, и отныне человеку открывается истинный путь и способ Богообщения и преображения. Начало человеческой индивидуации было положено.

Д. Веласкес. «Святой Антоний навещает апостола Павла»