Ольга Анатольевна Анищенко
Пазл Илюши
6
Ты никогда не поймёшь, насколько ты счастлив иметь здорового ребёнка, пока у тебя не родится больной.
Наши друзья и родственники звонили и переживали за нас. Мы ценили их поддержку, но в тот день попросили никого не приезжать, так как ко мне в палату постоянно приходили врачи и медсёстры. К тому же я не могла двигаться и испытывала сильную боль. Мне нужен был отдых. Улучив удобную минуту, я позвонила маме.
– Наш малыш родился, но он очень болен… – рыдала я в трубку.
– Олечка, пожалуйста, крепись, – как могла, успокаивала меня мама. – Я чувствую твою боль, доченька, и хотела бы тебе помочь. Мы будем молиться. Я знаю: Бог исцелял людей, Он поможет и вам. Мы присмотрим за детьми. Я буду готовить. Скажи Олегу, пусть заезжает покушать. Я передам ему еду домой, – мама плакала на другом конце телефона.
Из-за критического состояния сына, я не могла кормить его грудью и даже не могла подержать на руках. Я знала, как важно малышу ощущать прикосновение материнской кожи. Сама учила этому молодых матерей, работая в программе WIC, что контакт маминой кожи с кожей малыша улучшает его иммунную систему. Это обеспечивает ему необходимый уровень кислорода, нормальное сердцебиение и необходимую температуру тела. Но наш сынок не мог всего этого получить. Он был одинок в его инкубаторе, в окружении проводов, трубочек и лекарств. Я знала, что медсёстры заботятся о нём, но он был моим ребёночком и я очень по нему скучала. С первого момента мы с ним были разлучены, но, к моему удивлению, я была спокойна. Олег тоже был спокоен. Весь день и следующую ночь он оставался со мной.
К утру анестезия перестала действовать, и магниевый препарат был остановлен. Зуд прошёл, а я, наконец, смогла выспаться. Головокружение прекратилось, и я стала пробовать ходить с помощью медсестры. Я благодарила Бога и очень радовалась тому, что почувствовала себя лучше.
В то утро мне позвонила бывшая сотрудница Кэти и сказала, что хочет приехать навестить меня. В это же время, Эдик, двоюродный брат Олега, также решил приехать поддержать. Эдик и Кэти прибыли почти одновременно, и мы общались каждый со своим гостем. Кэти принесла две открытки, одну от себя, а другую от другой бывшей сотрудницы Мардж. Я начала читать их, и не смогла сдержать слезы. На одной из открыток было написано:
«Бог знает всё, через что ты проходишь, и Он поможет тебе…»
Как же замечательно иметь таких друзей, которые беспокоятся о тебе и приносят открытки, вселяющие надежду!
– Я бы хотела увидеть вашего малыша, – сказала Кэти.
– Я его ещё сама не видела, – ответила я. – Вчера я чувствовала себя плохо после наркоза и всех лекарств, но сегодня мне лучше. Давай пойдём к нему вместе. Правда, мне трудно ходить, – неуверенно посмотрела я на Олега. – Как мне добраться туда? Я на четырнадцатом этаже, а малыш на двенадцатом. Туда далеко идти?
– Да, не близко, – ответил Олег. – Поэтому тебе придётся сесть в инвалидную коляску.
– Я не сяду в неё! Коляска для инвалидов, а я – здоровая! Я не хочу снова чувствовать себя слабой и беспомощной! – пыталась я возразить, но у меня не было выбора, если я хотела в тот день увидеть сына.
Пришлось мне сесть в коляску и Кэти меня повезла. Олег с Эдиком шли позади. В отделении интенсивной терапии нам объяснили правила:
– Только три здоровых посетителя могут заходить к ребёнку за один раз. Детям нельзя входить, за исключением братьев и сестёр.
Мы вошли и до локтей вымыли руки дизинфици-рующим средсвом. Затем мы отправились в последнюю палату в конце коридора, где находились недоношенные младенцы. Поскольку нас было четверо, мы договорились, что Эдик подождёт в зале и потом сменит Кэти. Войдя в палату, мы встретили четырёх врачей, обсуждающих у инкубатора нашего сына план его лечения.
– Здравствуйте. Мы – лечащие врачи вашего малыша, – сказали они. – В последние два дня он заставил нас поволноваться. Боялись, что не выживет. Но он живёт, и мы планируем встретиться с хирургом, чтобы составить план лечения для него.
После их ухода я осмотрела палату. В ней находились ещё четыре инкубатора, со стеклянными крышками и маленькими одеяльцами. В них лежали крошечные младенцы. За ними ухаживали две медицинские сестры. Рядом с некоторыми инкубаторами в креслах-качалках сидели родители малышей.
На инкубаторе нашего сына были маленькие следы от ножек и надпись:
Ребёнок Анищенко
вес 1,4 кг; рост 35.5 см
Мне не терпелось подойти к моему мальчику! Олег помог мне подняться с инвалидной коляски, и я впервые подошла к сыну.
– Какой он крохотный! Давид, Кристина и Миша – все рождались по четыре с половиной килограмма. Я даже не представляла, что мой четвёртый ребёночек будет весить только кило четыреста, – сказала я Олегу.
С каждой стороны инкубатора располагались два круглых окошка.
– Оля, ты можешь открыть их и протянуть руки внутрь к малышу, – предложила медсестра, указывая на них. – Но только не гладь его. Ему это может не понравиться. Малышу ещё нужно было быть в утробе матери, а там бы его никто не трогал.
Открыв отверстия и прикоснувшись к головке и ножкам сына, я посмотрела на его личико. Он был таким прекрасным, со светлыми вьющимися волосами и нежной, шелковой кожей. Он был так похож на Олега.
Медсестра начала объяснять назначение всех трубочек и проводов, подключенных к крохотному тельцу:
– Кислородная трубочка от ротика спускается в лёгкие, чтобы помочь вашему малютке дышать. Датчики на груди проверяют кислород, пульс, сердцебиение и температуру тела. Через длинную капельницу PICC[12], вставленную через пупок, мы отправляем лекарство по вене к его сердечку.
На малыше был крошечный подгузник и, к счастью, к его ножкам ничего не было прикреплено. Но осознание того, что вся ситуация находится вне нашего контроля, болезненно тяготило.
Мы ничего не могли ни отменить, ни изменить. А видеть своего ребёнка, обвешенного трубочками и датчиками, было невыносимо трудно.
– Как же это всё тяжело и пугающе… Что же нам теперь делать? – говорила я Олегу.
Он тоже очень переживал и задавал медсестре много вопросов. Я же хотела как-то подержать моего сыночка и побыть с ним, но это было невозможно. Словами не передать то тяжёлое чувство, когда ты знаешь, что это твой ребёнок, но в то же время понимаешь, что в данный момент он не совсем твой. Я старалась контролировать эмоции и не плакать. «Всё очень серьёзно. Мы и наш малыш в большой проблеме», – думала я про себя.
– Так как у вашего малыша желтуха, мне надо включить ему специальный свет, накрыть глазки, закрыть инкубатор и держать под ультрафиолетом, – прервала мои мысли медсестра.
Мы отошли в сторону. Так не хотелось оставлять нашего крошку, но послеоперационная боль напомнила мне о необходимости приёма очередной дозы лекарств. Вернувшись в палату, я нашла в себе силы сцедить молоко. Затем я просто лежала на моей больничной койке, уставившись в потолок. Слёзы катились по щекам, и я не могла сказать ни слова Олегу, который тихо лежал на диване, тоже в слезах.
Когда я смогла немного успокоиться, я позвонила моей сестре, Люде. У неё тоже был опыт преждевременных родов, и я знала, что она сможет понять меня и поддержать.
– Олечка, я понимаю, через что ты проходишь, – утешала меня она. – Я чувствую твою боль.
Мы говорили и плакали. И мне было легко доверить ей свои чувства, потому что я знала – она поймёт. Она через это уже прошла…
* * *
Во второй половине дня Олег приехал навестить меня вместе со старшими детьми, а заодно познакомить их с братиком.
– Мама, а зачем доктор резал тебе живот? – спросил испуганно Миша. – У тебя большой порез?
– Ребёночек бы умер, если бы врачи не разрезали маме животик. Разрез около десяти сантиметров, – ответила я.
– Мама, а тебе было больно? – продолжал Миша.
– Нет. Во время операции я не чувствовала боли, потому что врачи использовали наркоз и боле-утоляющие лекарства. Но болело после операции и сейчас болит, – объяснила я.
– А как долго рана будет заживать? – спросила Кристина.
– Около двух недель. Мне надо быть очень аккуратной. Так что теперь вам придётся много мне помогать, – сказала я с улыбкой.
– Мамочка, не переживай. Мы тебе будем помогать! – обняв меня, Кристина пристроилась рядом со мной на больничной койке.
– А почему малыш родился так рано? – спросил Давид.
– Потому что у мамы давление поднялось очень высоко. У мамы есть проблемы со здоровьем. Нам надо заботиться о маме, – объяснил детям Олег.
– Мама, а когда ты с ребёночком приедешь домой? – не унимался Миша.
– Я приеду домой через четыре дня, но ваш братик пока останется в госпитале на некоторое время. Ему нужна операция на сердечке, – ответила я.
Дети сидели грустные и задумчивые. Похоже, у них больше не было вопросов. Давид переживал больше, а Кристина и Миша, из-за своего возраста, ещё мало что понимали. Проведя некоторое время со мной, Олег взял детей и они пошли к братику.
Миша боялся всех трубочек и спрашивал папу, почему Бог дал его братишке больное сердце. Он также был обеспокоен тем, что мама и ребёночек могут умереть. Кристине было жаль братика и она также боялась всех трубочек и проводов. Давид смотрел на всё это сквозь слёзы и с жалостью. Папа объяснил проблемы с сердцем малыша и попросил детей не бояться, но молиться, чтобы Бог сохранил жизнь мамы и братишки.
* * *
Во второй половине дня пришёл врач, чтобы поговорить с нами.
– Мы встречались с кардиологами, детскими врачами и хирургами и составили план лечения для вашего сына, – сообщил он. – Мы решили отложить операцию на открытом сердце до тех пор, пока его вес не достигнет трёх килограммов. Лекарства подержат клапан сердца открытым и помогут ему работать, пока малыш подрастёт. Это увеличит шанс на успешную операцию. Мы будем кормить его внутривенно или через питательную трубочку и так будем помогать ему дышать и расти.
Услышав долгосрочный план врачей, мы поняли, что наш сыночек не вернётся домой так скоро, как бы нам этого хотелось. Он будет оставаться в больнице не меньше двух месяцев до операции и пару месяцев после неё. Мы поняли, что теперь наша жизнь станет другой, и что нам нужно научиться справляться с таким серьёзными изменениями.
– Вы уже выбрали имя для вашего сына? – неожиданно спросил доктор.
– Нет. У нас ещё не было времени подумать об имени, – ответила я.
Для родителя, чей ребёнок рождается здоровым, нет больше забот, чем выбор имени. Но для нас в тот момент самым важным было то, чтобы наш сын выжил.
– На совещании один из врачей назвал вашего мальчика «Русский Принц». Пока вы ещё решаете с именем, можно мы будем его так называть? – спросил врач.
Мы были не против. Мне даже понравилось, что врачи так его называли. Это говорило о том, что они любят нашего сына.
– Да, пожалуйста, – сказала я. – С таким трудным началом жизни, он заслужил это имя.
– В первую неделю нам нужно будет взять много анализов крови у вашего мальчика, – продолжил врач. Мы переживаем, что у него понизится гемоглобин, что может привести к развитию анемии. В таком случае не обойтись без переливания крови. Вы могли бы подписать документы с разрешением?
Мы согласились.
– Состояние вашего сына стабильно, поэтому мы начали доставлять в его желудочек грудное молоко через питательную трубочку, – добавил врач.
Как же мы были рады услышать хоть что-то хорошее о состоянии нашего малыша!
– Слава Богу за такую прекрасную новость! – говорили мы друг другу.
* * *
В субботу нас посетили родственники и друзья с красивыми цветами и подарками. Мы разговаривали, молились и надеялись на лучшее. Таня была первой из моих братьев и сестёр, кто увидел своего племянника. Когда мы пришли к нему, крышка инкубатора была поднята и медсестра меняла повязку на крошечной ручке. Глазки были закрыты тёмными очками, но он не спал и двигал ручками. Из-за дыхательной трубочки в его ротике невозможно было слышать издаваемые им звуки, но по дыханию и выражению лица было понятно, что он расстроен и беззвучно плачет. Мы тихо стояли у инкубатора, пытаясь сдерживать слёзы. Моё сердце разрывалось на части от неспособности помочь сыну! Таня не задавала много вопросов, но, уходя, тихо плакала, поражённая тем, насколько хрупким и больным был её племянник.
Чуть позже приехал мой брат Лёня с женой и детьми. Они привезли еду и подарки. Разговаривая с невесткой, я услышала, как Олег говорил брату: «Быть дома с детьми без жены нелегко. Мне пришлось убирать, готовить кушать, отправлять детей в школу, выяснить, где их автобусная остановка, прочитать все письма от учителей и стирать одежду. Очень тяжело дома без жены. Она так много делает. Я понял, как тяжело быть отцом-одиночкой».
Позже я узнала, что тем вечером Лёня звонил всем в нашей семье и просил молиться за нашего хрупкого ребёночка.
* * *
На следующий день прилетела бабушка Оля чтобы поддержать нас в это трудное время. Мы были так благодарны брату и сестре Олега за то, что они оплатили ей билет. Свекровь планировала побыть у нас две недели. Теперь мы были спокойны, что на это время наши дети будут окружены любовью и заботой. Мы видели, как наши переживания влияли на сердца и поступки близких нам людей и все они были готовы помочь. То, что происходило, не только влияло на нашу ближайшую семью, но и на семьи родственников, друзей, соседей и коллег. Они разделяли нашу боль.
* * *
В воскресенье, на третий день после родов, я проснулась в пять часов утра. Поскольку Олег ещё спал, я решила отнести молочко малышу. Это было не просто, так как самостоятельно я ещё к нему не ходила. Опираясь на инвалидную коляску, я медленно пошла.
– Доброе утро, Оля. Ты пришла рано! – медсестра встретила меня с улыбкой.
– Доброе утро!
– А у нас хорошая новость для тебя! Дозу молочка для вашего сыночка мы смогли увеличить с одного до двух миллилитров! У него всё хорошо! – сообщила мне она.
– Ах, как я рада слышать хорошие новости! – ответила я с радостью.
Сквозь маленькие окошки я могла держать ручку моего малютки и прикасаться к его головке и ножкам. Он, казалось, спал.
– Оля, вы уже выбрали имя вашему малышу? – поинтересовалась медсестра.
– Пока ещё нет, извините… Сегодня обсудим это с мужем, – пообещала я.
Проведя целый час рядом с сыном, я вернулась в свою палату. Олег к тому времени уже проснулся.
– У меня хорошие новости для тебя, дорогой! – поспешила я обрадовать мужа. – Наш сыночек уже может пить больше молочка!
– Это здорово! – обрадовался Олег.
– Нам нужно выбрать имя нашему малышу. Медсестра опять меня об этом спросила.
– Ну, хорошо. Какое имя тебе нравится? – поинтересовался Олег.
– Мне нравится Иаков, Илюша, Аарон и Николас, но я чувствую, что имя Илия подойдёт ему лучше всего. Это библейское имя означает «Мой Бог – Иегова». Что ты об этом думаешь?
– Мне нравится имя Илюша, – согласился Олег. – У нашего малютки серьёзный дефект сердечка и его жизнь будет нелёгкой. Да, я думаю, что имя Илюша ему очень подойдёт.
В тот день в свидетельстве о рождении нашего сына мы записали:
«Илия Иосиф O. Анищенко.
Ребёнок Олега и Ольги Анищенко.
Рождён 9 сентября 2010 года».
Олег также посетил Илюшеньку и поговорил с врачами. Затем он уехал домой, чтобы провести время с детьми и его мамой. У меня тоже было много дел: перезвонить друзьям и родным, сцедить молоко, отнести его Илюше, принять лекарства и выбрать здоровую пищу. Мой сахар в крови и артериальное давление по-прежнему были высокими, поэтому мне нужно было отдыхать и выздоравливать.
* * *
В полдень в дверь постучали. Я обернулась на стук и увидела встревоженные лица моих родителей.
– Всё будет хорошо, доченька, – обняла меня мама.
– Я тебя очень сильно люблю, – добавил папа, обняв меня и прижав к себе.
Так приятно почувствовать любовь родителей! Я улыбнулась сквозь слёзы.
– Мы назвали сыночка Илюшенька. Он ваш двадцатый внук. Я хочу, чтобы вы его увидели, – поспешила познакомить родителей с внуком я.
– Конечно, мы хотим увидеть его! – ответила мама.
Я потихоньку поднялась с кровати, села в инвалидную коляску и отец повёз меня, толкая коляску его единственной левой рукой. Когда мы пришли к Илюше, родители почти ничего не сказали, задав всего лишь несколько вопросов. Большую часть времени они смотрели на малыша тихо и только изредка глубоко вздыхали. Медсестра нас сфотографировала, и мы возвратились ко мне в палату.
– Оля, мне очень трудно говорить тебе это, но, пожалуйста, разреши Богу сделать Его работу, – заговорил со мной отец. – Илюша очень болен. Ему будет нелегко болеть всю жизнь. Возможно, с Богом ему будет лучше. Если бы ты посоветовалась с нами перед родами, я бы предложил тебе не спасать ребёнка. Пожалуйста, не проси Бога оставить его здесь, с вами. Проси Бога либо исцелить малыша, чтобы он был здоров, либо забрать его на небо.
Мне было трудно слышать это. Слова застряли у меня в горле, и я не могла говорить. Слёзы застилали мои глаза. Я знала, что мой отец говорил правду, потому что имел большой жизненный опыт, но мы уже приняли решение, и ребёнок уже был здесь! Когда я, наконец, смогла говорить, я ответила папе:
– Именно так я и молюсь, но по какой-то причине Илюша всё ещё здесь и Бог даёт ему жизнь. Я чувствую, что у Бога есть планы для Илюши. Пусть Господь решит, жить ему или умереть, но мы с Олегом дадим ему все шансы на жизнь.
Сегодня я ещё больше уважаю моего отца за то, что он смог высказать мне его честное мнение. Поразмыслив, я теперь понимаю, насколько трудно было ему, любящему отцу, говорить это дочери, которая также его сильно любит.
* * *
Примерно через час приехали мои сёстры – Ира и Люда.
– Олечка, наша дорогая сестричка, мы тебя так сильно любим! – сказала Люда, обнимая меня.
– Мы привезли тебе цветочки, и я тебе что-то вкусненькое приготовила, – добавила Ира и тоже крепко меня обняла.
– Спасибо вам большое, родные, – я была очень тронута.
– А мы сможем увидеть Илюшеньку? – поинтересовалась Ира.
– Да, конечно.
И снова я в инвалидной коляске. На этот раз меня везёт сестричка Ира. Для меня это были особые моменты. Я чувствовала любовь и заботу моей семьи. Они делали для меня то, что я не могла делать сама, и я это ценила.
Мои сёстры были рады увидеть племянника и сквозь слёзы повторяли, какой же он крошечный. Я стояла рядом с Илюшей, положив руки на его головку и ножки. Сыночек лежал неподвижно. Его глазки были покрыты чёрными очками, и мы не знали, спит ли он. Ира и Люда задали несколько вопросов и сфотографировали нас. Им нужно было возвращаться домой. Когда я убрала руки от Илюши, он начал плакать, но всё так же беззвучно из-за дыхательной трубки. Я моментально положила руки обратно на его головку и ножки и он успокоился. Говорят, что ещё в утробе младенцы различают звуки извне. Мой сыночек знал мой голос и тепло моих рук, и когда я их снова убрала, он опять заплакал. Но нам с сёстрами нужно было уходить.
– Я скоро вернусь, мой сынулька, – прошептала я сквозь слёзы. – Мамочке больно стоять. Мне надо принять лекарства. Я тебя очень сильно люблю. Всё будет хорошо.
Илюшенька успокоился, но мне было очень тяжело оставлять его одного без тепла моих рук.
* * *
Вскоре приехал Олег с детьми и свекровью. Мама обняла меня.
– Олечка, как дела? – спросила она.
– Всё хорошо, мама. Спасибо, что вы приехали помочь нам, – ответила я сквозь слёзы.
Проведя некоторое время со мной, Олег пошёл с мамой к Илюше. Вернувшись, она не могла скрыть волнения.
– О, Боже, пожалуйста, помоги моему хрупкому внучку! – повторяла она.
Позже Олег рассказал мне, как мама плакала, увидев своего девятого внука таким крохотным и беспомощным. Примерно через час Олег отвёз маму и детей домой и вернулся в больницу. Как хорошо, что бабушка заботилась о наших детях и мы могли быть вместе!
Позже в тот вечер, друг бабушки прислал нам стихотворение, которое он посвятил Илюше. Последнее четверостишие особенно затронуло моё сердце:
Уйдут года, промчатся даты…
Мы вспомним этот день когда-то.
Для папы с мамочкой – серьёзное решенье.
Для неба и земли – мой День Рожденья!
Слёзы наполнили мои глаза, и я взмолилась: «Господи, пожалуйста, сделай чудо и исцели Илюшеньку! Покажи нам Твою славу!»
7
Молитвы близких людей и друзей дают нам уют и силу, и напоминают, что мы не одни.
На четвёртый день после рождения Илюши Олег вернулся на работу. Врачи планировали выписать меня домой. Я постепенно выходила из того шокового состояния, в котором находилась все эти дни. Наконец, пришло осознание того, что происходило. В течение последних трёх дней у меня не было возможности побыть наедине с собой и как-то высвободить свои эмоции. Теперь же, находясь одна в палате, я разрыдалась и не могла успокоиться, пока не услышала стук в дверь. Это была Руфь – моя бывшая коллега по работе.
– Оля, ты почему плачешь? – удивлённо спросила она.
– Ох, Руфь. Спасибо, что ты пришла посетить меня. Прости, что я встретила тебя в слезах. Врачи планируют выписать меня сегодня домой, но я не могу забрать с собой моего малыша…
Слёзы снова градом покатились по моим щекам. Руфь подала мне салфетку.
– Олечка, пожалуйста, не плачь. Всё будет хорошо. Твой малыш приедет домой скоро. Ему просто нужно побыть в госпитале немного дольше.
– Я знаю, Руфь, но почему с Илюшей всё складывается не так, как нужно? Я привозила моих троих старших детей домой сразу после их рождения. Почему сердечко у Илюши такое больное?
– Оля, мы не знаем, но Бог поможет тебе. Пожалуйста, не плачь, а то у тебя давление поднимется.
Руфь держала меня за руку и успокаивала, повторяя, что всё будет хорошо. Когда она уехала, я снова расплакалась, теперь уже от осознания того, что так много друзей любили меня и заботились обо мне. В тот день я оценила, как важно иметь настоящих друзей. Вскоре пришла медсестра, чтобы померять моё давление и температуру.
– Оля, врачи планируют выписать тебя сегодня домой, – сообщила она.
– Я знаю, но я не хочу ехать домой без моего сыночка, – ответила я. – И моё давление всё ещё очень высокое. Могут ли врачи позволить мне остаться в госпитале ещё на один день, чтобы мне больше окрепнуть и быть ближе к сыну?
– Я спрошу у доктора, – ответила медсестра и вышла из палаты.
К сожалению, врач выписал меня домой, прописав увеличенную дозу лекарств, чтобы понизить моё артериальное давление. Как раз в этот момент моя сестра Таня приехала посетить меня. Она помогла мне собрать вещи и мы пошли попрощаться с Илюшенькой. Моё сердце, казалось, разорвётся на части. Я знала, что я нужна дома, но и Илюшенька также сильно нуждался во мне. К сожалению, я не могла остаться с ним. Я могла посидеть возле его кроватки час или два, но потом моя рана начинала сильно болеть и я нуждалась в отдыхе и в восстановлении после операции. Вся в слезах, я покинула госпиталь.
* * *
Несмотря на то, что меня не было дома восемь дней, наш дом выглядел блестяще чистым, благодаря моим сёстрам и свекрови. Цветы и горячий ужин стояли на столе. Как же приятно было мне ощутить любовь и тепло моих родных!
– Мама, мы так рады, что ты дома! – крепко обняла меня Кристиночка. И тут же добавила: – А ты можешь, пожалуйста, подписать мои школьные бумаги?
– Мама, мне тоже нужно подписать школьные бумаги! – заявил Миша, подавая мне бумаги и тоже крепко обнимая меня. – Я соскучился по тебе, мамочка! Я так рад, что ты дома!
Давид стоял рядом с нами с полуулыбкой на лице. Он тоже был очень рад, что мама наконец была дома. Я улыбнулась детям и обняла их. Мы все вместе поужинали. Всё внимание было обращено на меня. Дети забыли, что папа только вчера подписывал их школьные бумаги. Сегодня это опять стало ответственностью мамы. Дети знали, что у меня была операция, но они не понимали, какую боль я испытывала. Мне вообще было не до их школьных бумаг, но я терпеливо их подписала, стараясь сдерживать слёзы от боли и не думать об Илюше.
Когда я уже больше не могла сидеть, Олег помог мне подняться по лестнице в нашу спальню. Каждый шаг причинял мне много боли. В уединении нашей комнаты Олег обнял меня, и мы оба заплакали. Мы так нуждались в этом объятии. Всё было совсем не так, когда мы приезжали домой после рождения наших старших детей. С ними мы были счастливы, но с Илюшей всё было иначе. Мы радовались, что Илюша жив, но в то же время, как можно радоваться, когда он так болен? Эту радость как-будто вырвали из нашего сердца. Мы не могли подарить радость детям, положить Илюшеньку в его кроватку, одеть его в новые костюмчики и использовать подарки от друзей и семьи. В тот вечер мы чувствовали себя неполноценной семьёй, зная, что наш малыш остался в госпитале.
Дома я продолжала сцеживать молочко для Илюши. «Почему я должна это делать?» – задавалась я вопросом. Когда ты кормишь ребёнка грудью, это очень радостное и волнующее чувство. Но сцеживать молоко для ребёнка, который настолько слаб, что даже не способен его пить, – это приносит чувство беспомощности и неуверенности. И оно просто невыносимо!
Увидев, что я сцедила так много молока, Олег хотел меня ободрить, сказав мне:
– Оля, ты весь госпиталь сможешь накормить таким количеством молока!
Я улыбнулась, но подумала о том, что наш малыш, возможно, никогда не выпьет это молочко…
* * *
Моё первое утро дома было тихим. Олег собирался на работу.
– Оля, тебе принести что-нибудь поесть? – спросил он.
– Да, пожалуйста, принеси мне чай из ромашки и кусочек сыра, – попросила я.
Сыр давал мне энергию и не поднимал уровень сахара в крови, а чай с ромашкой успокаивал.
Мы с Олегом помолились, и он уехал на работу. Бабушка Оля отправила детей в школу. Когда я немного отдохнула, я проверила электронную почту. Было много писем от друзей, которые хотели знать новости об Илюше. Я ответила всем одним письмом и поблагодарила за поддержку.
Мы с Олегом договорились поехать к Илюшеньке вечером, так что в тот день я просто отдыхала. Я вспомнила, что было бы неплохо позвонить нашим соседям, Сэнди и Росу, учителям-пенсионерам. Они всегда беспокоились и молились обо мне. Сэнди подняла трубку.
– Оля, что случилось? В вашем доме очень тихо. Когда я увидела машину Олега во дворе, не выезжавшую несколько дней, я позвонила в ваш дом, но незнакомый голос ответил, что тебя нет дома. Как у вас дела?
Я сделала глубокий вздох.
– Моё давление поднялось так высоко, что врачам пришлось сделать мне кесарево сечение, – сдавливая слёзы, рассказывала я Сэнди. – Наш малыш родился очень больным и я также чуть не умерла…
– Ох, Оля. В прошлую пятницу, когда я поняла, что что-то не так с вашей семъёй, Дух Святой побудил меня молиться за вас весь день, – сказала взволнованно Сэнди.
– Дорогая, спасибо вам за молитвы, – благодарила я сквозь слёзы, чувствуя любовь моих соседей.
В тот же день Сэнди принесла нам свежие овощи из своего огорода.
Также я позвонила моей другой соседке, Шарлот, которая была в пожилом возрасте и одинокая. Раньше я часто угощала её нашей домашней едой.
– Я буду молиться за вашу семью, – пообещала Шарлот, выслушав обо всём, что произошло. – И я добавлю вашу семью в молитвенный список в нашей церкви!
После звонков я просто лежала и тосковала по нашему малышу. Мне не терпелось знать, как у него дела, поэтому я позвонила его медсестре.
– Всё без изменений. Всё так же, – сказала она. – Только кардиолог собирался позвонить вам и о чём-то поговорить.
Я поняла, что кардиолог не звонил бы мне, если бы не было проблем, и сильно забеспокоилась. Мне всё ещё было больно после операции и нужен был отдых, чтобы пришло полное выздоровление. Но каким-то образом, логично это или нет, мне казалось, что если я буду рядом с сыночком в госпитале, я смогу ему помочь.
Через час позвонила кардиолог.
– Оля, могу ли я встретиться с вами завтра в 10 часов утра, поскольку я предпочитаю не разговаривать об этом по телефону?
– Да, конечно, – ответила я дрожащим голосом.
Теперь я разволновалась ещё больше! Было ясно, что появилась ещё какая-то проблема. Вечером мы с Олегом, как и планировали, поехали к Илюше в госпиталь. Было понятно, что разговор с кардиологом будет серьёзным. Но мы также знали, что ситуация с нашим ребёнком не изменится, если Олега не будет со мной во время разговора. Мы решили, что лучше ему пойти завтра на работу. В финансовом отношении у нас не было сбережений. Олег пропустил несколько рабочих дней на прошлой неделе, разрываясь между госпиталем и домом, и если бы он продолжал пропускать работу, то у нас могли бы возникнуть большие проблемы. Моя верная сестричка Таня пообещала отвести меня на встречу с врачём.
* * *
Утром, пока дети были в школе, Таня, моя свекровь и я поехали на встречу с кардиологом. По пути туда Таня сказала мне:
– Оля, вся наша семья сегодня молится и постится за Илюшу. Мы планируем собраться вечером у Иры на молитву.
– Я так вам благодарна, – сквозь слёзы ответила я. – Ваша поддержка для меня так необходима, как никогда раньше!
Когда мы пришли в госпиталь, медсестра меняла трубочки Илюши.
– Это стерильная процедура, – предупредила она. – Пока я не закончу, вы не можете быть рядом с вашим малышом.
Нам пришлось отойти и смотреть издалека. Илюшенька казался спокойным, но я чувствовала, что ему так плохо без меня, что он нуждается в моём постоянном близком присутствии. Я не могла дождаться, когда я смогу прикоснуться к нему и утешить его.
Вскоре пришла кардиолог и отвела нас в конференц-зал.
– Оля, возникли серьёзные проблемы, – начала она, рисуя картинку сердца на бумаге. – Слишком много крови течёт к лёгким Илюши и недостаточно крови течёт к его желудочку и к остальным частям тела. Его кишечник не может переваривать молочко. Из-за этого мы не можем увеличить кормление. Чтобы решить проблему, хирург должен выполнить рискованную процедуру и затянуть крошечные артерии в сердце Илюши. Если он слишком сильно их затянет, операция будет неудачной.
Я не могла вымолвить ни слова. Это было не то, что я когда-либо хотела слышать.
– Хирург очень квалифицированный, – продолжала она. – Он делал эту процедуру маленьким деткам уже много раз, но такому крохотному, как ваш, будет делать впервые. Есть высокий риск, что ваш сыночек не выживет.
Мне было очень тяжело всё это слышать. Моё сердце начало биться очень быстро, и мне стало трудно дышать от таких новостей. Руки вспотели и начали невольно трястись. Я изо всех сил старалась держаться и не падать духом.
– Но до этой процедуры мы попробуем увеличить кислород Илюши с 19 % на 21 %, – продолжила кардиолог. – Возможно, это изменит ситуацию. Если нет, то операция будет через четыре дня, если вы согласитесь. У вас есть какие либо вопросы?
Слёзы застлили мои глаза. У меня не было вопросов и я не могла вымолвить ни слова. От её информации и рисунков, объясняющих, где хирург будет резать грудную клетку нашего малютки, меня начало тошнить.
