Олеся Стаховская
Баронесса, которой не было

Сердце Тали учащенно забилось. «Значит, отец хочет свадьбы не больше моего», – мелькнула радостная мысль.

– Зачем тащить девчонку в столицу и представлять ко двору? Давайте, как и планировали, сыграем скромную свадьбу у вас в поместье, а потом внезапная болезнь… В конце концов, она может умереть, рожая мне наследника. Обычное дело. И никто ничего не заподозрит. Никогда.

– Виллем, девочка стала мне родной. Она не опасна. Вы сами убедились, что она ничего не помнит. Я дал ей свое имя, для всех она моя дочь. Старые слуги остались в приграничном замке, куда мы не наведываемся. Они даже не догадываются, что на самом деле произошло с моей дочерью. О ритуале знает только кормилица, но она поклялась в храме, на крови. Она будет молчать.

– О боги! Гарет, вы несете вздор! Эти игры в любящего отца нелепы! Вы просто выживший из ума старик! Почему я послушал вас? Почему не разобрался с ней еще тогда? Вы дали ей имя, чужое имя. Эта девка не имеет права носить его. Вы дали ей жизнь, и ее жизнь оскорбляет саму память о Тали!

Тали судорожно цеплялась за перила. Она никак не могла осмыслить подслушанный разговор. О ней ли идет речь? Почему она не Тали, а какая-то девка? Может, она незаконнорожденная? Не дочь той красивой и печальной женщины, чей портрет украшает стену отцовского кабинета? Могло ли так случиться, что законная дочь умерла, а ее место занял плод греха, прижитый со служанкой? Даже если так, даже если она не Талиэн д’Варро, а подменыш, почему Виллем жаждет расправиться с ней?

– Я вам уже все сказал и решения своего не изменю. Осенью, если позволят обстоятельства, мы поедем в Дирм, там я выведу дочь в свет. Попробую устроить фрейлиной в свите императрицы, – голос отца (отца ли?) звучал устало, но непреклонно. – Там же вы объявите о расторжении помолвки. По любой причине, какая вас устроит. Полюбили другую, недостаточно приданого, не захотели породниться с опальным бароном. Все что будет угодно.

– Нет, вы действительно безумны! Война на пороге, а вы белоярскую шпионку во фрейлины императрицы пристраиваете! Вы какому монарху служите? Я сам все сделаю. Без вашей помощи. Главное, не мешайте. Во имя памяти Тали не становитесь на моем пути!

– Мы не уверены, что это были шпионы Кромака. Нам не удалось добиться признания. Девочка здесь совершенно ни при чем. Она же была еще совсем ребенком. Она могла оказаться с ними случайно. Вы же помните, она все отрицала, – барон говорил торопливо, опасаясь быть прерванным.

– Мы не уверены, потому что единственный выживший солдат из их отряда умер от ран, так ничего и не сказав, а девка тронулась умом под пытками. Да и не была она ребенком. Вполне зрелая девица. Память играет с вами в скверные игры.

Тали слушала, не веря своим ушам. Она с трудом держалась на ослабевших ногах. Почувствовав прикосновение к плечу, вздрогнула и едва сдержала крик. Рядом стояла Дарна, кормилица. Приложив указательный палец к губам, она поманила девушку за собой.

Тали не поняла, как очутилась в своей комнате. Путь смазался в памяти. Она сидела на полу возле кровати, спрятав лицо в ладонях. Слез не было. Голова, тяжелая и мутная, с трудом переваривала мысли. Мысли тоже были тяжелыми и мутными. «Как же так? Как такое возможно? Что теперь со мной будет?» – беспрестанно ворочалось в уме. Кажется, она даже произнесла это вслух.

– Ничего не будет! – жестко отрезала Дарна. – Ничего такого, из-за чего стоит впадать в отчаянье! Соберись, девочка! Возьми себя в руки, у нас мало времени!

Дарна никогда не церемонилась с Тали, да и с бароном вела себя весьма свободно. Нет, не позволяла себе лишнего, никаких пошлостей. Просто открыто говорила, что думает, и барон всегда прислушивался к ее мнению. Она входила в число тех, кто был на особом счету и пользовался безоговорочным доверием хозяина дома. Собственно, таких людей в окружении барона имелось немного: ординарец Верт и Дарна, которую даже экономка побаивалась.

Кормилица развила кипучую деятельность. Уверенно и стремительно перемещаясь по комнате, собирала вещи. Движения ее были выверенными, лицо сосредоточенным, но спокойным, и у Тали возникло ощущение, что к подобному развитию ситуации в доме готовились уже давно.

Перед баронессой тем временем поставили вместительную сумку, больше похожую на мешок, чем на привычные изящные саквояжи для путешествующих дам. Сумка была забита под завязку. Дарна протянула девушке сверток. Та механически приняла его, но не удержала, и он упал на пол. Сверток оказался одеждой, которую обычно носят посыльные: штаны, рубашка, дублет. Все простое и добротное. Только дублет без нашивки с гербом барона д’Варро.

Заметив неспособность подопечной к каким-либо действиям, кормилица села перед ней на корточки, взяла Тали за плечи и сильно встряхнула.

– Ну же, девочка, очнись!

Дарна всегда к ней так обращалась. Никогда не произносила имени. Просто девочка. А это подтверждает, что Тали не та, кем себя всегда считала. Она не Талиэн Валерия д’Варро. Не дочь барона Гарета д’Варро. Она свихнувшаяся под пытками девка, случайно, безусловно случайно оказавшаяся три года назад в каком-то отряде, незаконно проникшем на территорию империи, на границе которой находился замок барона, тот самый, куда, несмотря на все просьбы, отец ни разу не возил ее. Как еще, если не волей случая, в диверсионном отряде могла очутиться четырнадцатилетняя девочка? Какой из нее шпион-заговорщик?

– Слушай внимательно! – велела кормилица. – Сейчас ты переоденешься, пойдешь в конюшню, возьмешь лошадь и уедешь отсюда. Иначе быть беде! Все, что может понадобиться в дороге, я собрала. В сумке одежда, деньги, еда. Самое необходимое на первое время. Поедешь в сторону реки Эброльи, на переправу. Сядешь на паром.

– До переправы же два дня пути! Как я поеду туда одна? Разве молодые барышни путешествуют в одиночку? Это же неприлично! – прервала ее Тали.

– Ох, девочка! До приличий ли сейчас? Живой бы остаться. И запомни, ты не барышня, а мальчик-посыльный, едешь к северной границе. У тебя срочное послание его светлости герцогу д’Ирву. Его лагерь стоит на границе недалеко от замка барона. Знаешь, где это?

Дарна, видя замешательство девушки, вытянула из сумки карту северных рубежей Кардийской империи и граничащих с ними территорий соседней державы – недружественного Белоярского королевства, неиссякаемого источника политических козней и пакостей, богомерзкой земли, населенной жестокими дикарями, для которых лучший досуг – пьянка и хороший мордобой, лучшее лакомство – сердце врага. Да, и пленных они не берут. Разве что делают исключение для женщин, обрекая их на участь страшнее смерти. В свое время Тали с замиранием сердца слушала леденящие кровь истории, кои в изобилии рождала фантазия отцовского ординарца. Пока барон не прознал про это дело и не пресек такие разговоры самым решительным образом. Отметины отцовской длани держались на обескураженной физиономии Верта несколько дней.

Карта была потрепанной, засаленной и на сгибах прорывалась. Наверное, ею пользовался барон в те времена, когда еще жил в замке, пожалованном его отцу вместе с титулом за беспримерный героизм, проявленный во время последней войны с Белояром. Барон, получив в наследство замок и титул, как и отец, отвечал за безопасность северной границы. В замке располагался гарнизон, которым и командовал барон д’Варро, не покидая места службы дольше чем на пару недель. Но так было в доопальные времена. Когда, кстати, случилась эта опала? Ну да, три года назад, когда на той самой границе обнаружились вражеские отряды. Один, немногочисленный, удалось ликвидировать на месте, два других прорвались вглубь земель, находившихся под протекторатом соседствующих баронов, из-за чего и случился нешуточный скандал, и дело замять не удалось. Барон д’Варро не справился с поставленной задачей, не сберег неприкосновенности вверенных земель.

Инцидент вылился в дипломатическую истерию между империей и варварским Белояром. Кромак, король Белояра, обвинял империю в провокации, направленной на дискредитацию королевства и развязывание войны, и клялся, что его люди не нарушали границ. Дипломатическими же усилиями конфликт удалось свести на нет, а новую войну на время отложить. Виновные были найдены и понесли заслуженное наказание. Это единственное, что Тали знала.

Верт на все ее вопросы о случившемся выдавал потоки забористой брани, отчего девушка краснела, бледнела, а потом и вовсе перестала интересоваться этой темой. К тому же она искренне считала, что жизнь вдали от границы, пусть и не в таком большом и загадочном доме, как замок д’Варро, гораздо комфортней и интересней. До столицы всего пять дней пути в карете, поэтому сплетни о придворной жизни, хоть и не самые свежие, а заодно и последние веяния моды долетали до них гораздо раньше, чем до той самой границы, о местоположении которой юная баронесса имела весьма смутное представление. Да и не дело молодой барышне интересоваться всякими там приграничными разборками, барышни должны поэмки читать да акварельки рисовать. Так по крайней мере уходил от ответов Верт, памятуя о тяжести хозяйской руки.

Размышления были прерваны кормилицей.

– Смотри внимательно, вот мы, а вот Эбролья, – Дарна водила пальцем по карте. – Переправа в этом месте. Видишь? Тут еще деревня большая есть, названия не помню, то ли Пеньки, то ли Дубки. Переберешься на другой берег, поедешь по тракту в сторону баронского замка. Вот он на карте. Но туда тебе не надо. В полудне пути от переправы будет село Перебе́ги, оно недалеко от замка барона, там живет моя сестра Лирка. Третий дом от леса. Запомнила?

Тали кивнула, пытаясь уложить в памяти названия и имена.

– Вот конверт, передашь его Лирке. В нем письмо от меня. Схоронишься у нее на какое-то время. Соседям скажете, что ты дочка моей подруги, сирота. А там, глядишь, все успокоится, тогда барон за тобой и приедет.

– А послание герцогу? – поинтересовалась Тали.

– Его светлости герцогу д’Ирву. Не забывай, ты мальчишка-посыльный и разговаривать должна как простолюдин, а не как благородная дама.

Тали подумала, что не научена разговаривать как благородная дама, поскольку в доме, как назло, не проживало ни одной, а с Минькой и другими дочками соседствующих помещиков она общалась, не прибегая к тонкостям придворного этикета. Она, конечно, прочитала несколько книг на тему «как вести себя благовоспитанной девице, желающей сделать удачную партию», да и события любимых романов разворачивались на балах или в салонах именитых светских львиц, где волей автора сталкивались влюбленные герои. Но этого было явно недостаточно.

Так называемых дам, путешествовавших в компании жениха и его приятелей, девушка откровенно недолюбливала. Причиной тому были ее догадки об истинном, далеко не благородном, происхождении и роде деятельности этих самых дам. Копировать их манеру поведения она поостереглась.

– Вот письмо для его светлости. Но тебе к нему ехать не надо. Письмо на тот случай, если стражники привяжутся. – Кормилица протянула второй конверт, запечатанный сургучной печатью с гербом барона.

Дарна помогла девушке переодеться. Придирчиво оглядела с ног до головы. Игнорируя изумление Тали, выудила из шкафа полотняную шапочку, а следом простые добротные сапоги. Девушка чем угодно готова была поклясться, что еще вчера в этом шкафу находились лишь платья.

И когда Дарна все успела? Значит, барон знал о недобрых планах Виллема. Знал и имел на этот счет другое мнение.

Обувшись и натянув шапку, Тали предстала на строгий суд кормилицы. Девушка не могла похвалиться пышностью форм, поэтому мужской костюм смотрелся на ней вполне естественно, превращая ее в миловидного отрока. Только одна деталь нарушала достоверность образа: из-под шапки, сшитой из грубой ткани и формой напоминавшей перевернутую ночную вазу, свободно струились длинные волнистые пряди. С костюмом посыльного они совершенно не гармонировали, поэтому Дарна усадила девушку перед туалетным столиком, сняла с нее уродливый головной убор и принялась вынимать из волос заколки и шпильки. Черные локоны мягкими волнами укрыли плечи.

Баронесса по праву гордилась своими волосами. Густые и шелковистые, сияющие на солнце и при свете свечей, они опускались ниже талии. Тали заплетала их в косу или оставляла распущенными, перехватывая у висков и на затылке заколками, но когда требовал случай, непокорную гриву укладывали в высокую прическу, отчего черты лица юной баронессы делались изящными и аристократичными, даром что дворянство было пожалованным.

Дарна, с сожалением покачав головой, взялась за ножницы. Тали не успела понять, что происходит, как первые пряди черными змейками полетели на пол. Слезы потоками хлынули из глаз. Что же это такое? Чем она прогневила богов? Почему за одно утро у нее отняли прежнюю жизнь, имя, отца, жениха (как бы ни был он противен, сам факт помолвки стал предметом черной зависти подруг, что приятно щекотало тщеславие), чудесные платья и даже волосы? Но в полной мере предаться горю не позволила Дарна. Она нацепила шапку на взлохмаченные короткие кудряшки девушки и потянула ее к выходу, подхватив сумку. Замерла у двери, вслушиваясь, и вышла в коридор осмотреться. Не обнаружив признаков опасности для подопечной, вытолкнула ее из комнаты и потащила за собой по лестнице для прислуги. Привела к конюшне, где сдала в руки Верту. Крепко обняла на прощание и ушла не оглядываясь.

Всегда жизнерадостный, сейчас ординарец был хмур и неразговорчив. Без привычного балагурства вывел молодую кобылку, на которой ездил один из отцовских посыльных. Видно, Ласточка останется здесь, что вполне объяснимо. Слишком хороша лошадка для простого гонца. А лишнее внимание к персоне Тали сейчас ни к чему. Да, может, оно и к лучшему, что любимая лошадь, чья масть так удачно сочетается с цветом волос, будет дома, в безопасности.

Верт повязал на талии девушки пояс с ножнами и коротким легким мечом. Этот меч Тали преподнес отец сразу после странной болезни, отнявшей память, объяснив столь неординарный подарок тем, что пошатнувшееся здоровье нужно укреплять физическими упражнениями. От фехтования гораздо больше пользы, чем от бесцельного блуждания по парку, сказал он, видя недоумение на лице дочери. Тали не спорила. Фехтование определенно было интереснее математики, геральдики и этикета. Владеть мечом учил Верт. Он же обучал верховой езде в мужском седле. Как будто они знали, что все это может пригодиться.

Вслед за мечом появились два тонких длинных ножа. Мужчина вставил их девушке в сапоги. В голенищах были предусмотрены специальные крепления.

Ординарец довел Тали до ворот поместья. Стиснул ее плечи, кивнул на прощание и, не проронив ни слова, ссутулившись, пошел в сторону дома. Как и кормилица, не оглядываясь, проводя черту между Тали и ее прошлым, в котором все было просто, понятно и беззаботно. И которое уже не вернуть.

Баронесса нехотя взобралась в чужое, изрядно потрепанное седло, приторочила к нему сумку, бросила тоскливый взгляд на отчий дом и помчалась по дороге, прочь от прошлой жизни. Она пустила лошадь в галоп и вихрем пронеслась вдоль парка, затем миновала деревеньку, что находилась неподалеку от поместья, и выехала на тракт, который через два дня должен был привести ее то ли к Пенькам, то ли к Дубкам и переправе через Эбролью.

Глава 2

Юной баронессе и раньше доводилось путешествовать этой дорогой, но всегда в сопровождении слуг и всегда в карете. Комфорт был привычной составляющей ее образа жизни, не считая тренировок с Вертом, но к ним она относилась как к забавной игре. Верховая езда считалась развлечением, девушка умела и любила ездить верхом, но никогда раньше не совершала длительных прогулок. С галопа она довольно скоро перешла на рысь, а потом и вовсе позволила лошади идти шагом. Никто же не сказал, что Тали должна мчаться, как воинствующая саритянка, так недолго отбить то место, которым барышни обычно сидят в каретах. На третьем часу пути баронесса искренне жалела всех, чья работа требовала долгих разъездов.

Дорога убегала вдаль, растворяясь в солнечном мареве. В голову лезли тревожные мысли. Перед отъездом Тали не удалось поговорить с отцом, и она подозревала, что таково было его решение. У барона не хватило смелости сказать ей в лицо, что она не его дочь. Проще поручить слугам вышвырнуть ее из дома. Она, пожалуй, впервые за всю свою короткую жизнь по-настоящему злилась на отца.

Случалось, барон был суров. Временами проявлял жесткость. Но жесткость оправдывалась образом жизни, все-таки он военный офицер, хоть и в отставке, а суровость обусловливалась ответственностью за ее благополучие: тяжело быть отцом девицы на выданье, да еще такой неугомонной. Ни суровость, ни жесткость не переходили в жестокость. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня, Тали не сомневалась в его любви. Она не могла представить, чтобы отец поступился ее благополучием ради собственной выгоды. Но сегодняшний день изменил все. Отец лишил ее опеки, крыши над головой и куска хлеба ради того, чтобы скрыть свое участие в каких-то политических махинациях. И даже не посчитал нужным объясниться.

С другой стороны, он мог так поступить, чтобы защитить ее от кровожадного графа. Тот явился незваным-нежданным, без предупреждения, чего раньше за ним не водилось. Принялся угрожать буквально с порога и готов был собственноручно привести угрозы в исполнение. Более чем вероятно, не выстави отец ее из дома, до утра она бы не дожила. Сломала шею, упав с лестницы, утонула в ванне, больше похожей на большой таз, повесилась на ленте для волос. Отец хотел дать ей фору, боялся, что промедление будет стоить Тали жизни. Если так, если Дарна не соврала, самое страшное позади. Ей только нужно укрыться в приграничной деревне, переждать, когда с Виллема спадет помрачение и он забудет о своих черных планах. Тогда отец приедет за ней и отвезет домой.

Но как пережить это время? Ей, не привыкшей думать о завтрашнем дне, о хлебе насущном. Что она будет делать, оказавшись среди крестьян? Копаться в огороде? Начищать полы в крестьянской избе? Таскать воду коромыслами? Сама себе шить одежду? Чем там еще занимаются крестьянки? Может, ей придется отвешивать поясные поклоны «барам» и «барыням» и терпеть их пренебрежение? Боги, какая мерзость!

Кормилица обещала, что отец приедет за ней, как только неурядица с Виллемом разрешится. Но сам-то он ничего не обещал! Захочет ли? Вспомнит ли о ней? Нужна ли она ему, учитывая, что их не связывают узы родства? Злость сменилась страхом. Страхом за свою жизнь. Девушке хотелось вернуться, но она понимала, что это невозможно. Жених не оставит ее в покое.

За что Виллем ненавидит ее? Допустим, она не дочь барона, не Талиэн Д’Варро, но это же не повод желать ей смерти. Она не сделала ему ничего плохого, не считая мелких пакостей в виде куриного помета в туфлях и крапивы в кровати. Но он сам ее спровоцировал! Да и досталось в итоге лакею, которому Тали в качестве компенсации за понесенные страдания полгода презентовала всякие мелочи вроде пудры для парика, ваксы для башмаков или одеколона. Нет, причина, безусловно, в другом. В чем же? Неужели она и вправду когда-то была белоярской шпионкой? Или же…

Невероятные теории, одна нелепее другой, рождались в ее голове. По самой привлекательной из них Тали была незаконнорожденной дочерью белоярского короля Кромака или кого-нибудь из его приближенных. Поэтому-то ее, рискуя жизнью верноподданных, решили спасти, переправив через границу. Затем, как это обычно случается, что-то пошло не так и хорошо продуманный план с треском провалился. Она оказалась в плену, ее даже пытали (тут девушка вздрогнула и поежилась), но благородный барон, заметив фамильные черты королевского, княжеского или еще какого-нибудь важного рода, решил спасти девочку от смерти и защитить от врагов, выдав за свою дочь. Виллем же, будучи отпетым патриотом, воспротивился этому.

Что ж. А как все было на самом деле?

Тали пыталась вспомнить свое прошлое, но, как и много раз до этого, словно уперлась в глухую стену. Она отлично помнила первый день своей жизни. Вот только случился он года три назад, и было ей на тот момент не меньше четырнадцати лет.

Незнакомая комната встала перед глазами. Тали, одолеваемая слабостью, лежала на кровати. Стоило ей открыть глаза, как странный молодой мужчина бросился к ней. Она не узнала его и испугалась неожиданных объятий. Вокруг поднялась суматоха. Тот, молодой, привел другого мужчину, постарше. Они, перебивая друг друга, принялись сыпать вопросами. И Тали осознала, что не понимает их речи, не знает языка, на котором к ней обращаются. Попыталась объясниться, но тут ее ждал провал. Голова разрывалась, она была полна языков и диалектов, вот только это больше мешало, чем помогало общению. К тому же Тали испытывала смертельный страх. В итоге беседа не состоялась. К девушке приставили надзирательницу – ее кормилицу. Точнее, не ее, а той, умершей Тали, о которой так деятельно скорбел Виллем.

Пару дней она провела в полубредовом состоянии, пока в сознании теснились неизвестные слова и малопонятные образы, вызывая страшнейшую мигрень. Потом вернулось – появилось? – понимание языка. И начались расспросы. Помнит ли она, кто такая? Как здесь оказалась? Как ее зовут? Сколько ей лет? Тогда она поняла, что ничего не знает о себе. У нее не было воспоминаний, не было прошлого. Ничего. Пустота. Словно она родилась несколько дней назад.

Ей разрешили вставать с постели, но не позволили выходить из комнаты. Да она и не стремилась, чувствуя, что силы не торопятся возвращаться. Барон проводил с девушкой все свободное время, рассказывая забавные истории из ее детства. Взамен утраченной памяти ей дали новую. Она – Талиэн Валерия д’Варро, дочь барона. Тяжелая болезнь едва не унесла ее жизнь, но отступила, забрав память. Случай, безусловно, редкий. Самое главное, что она осталась жива, а память, дадут боги, рано или поздно вернется.

Когда Тали окрепла, ее перевезли в другой дом, который находился в одной из центральных провинций и, как она позже выяснила, в свое время перешел в наследство матери, теперь уже покойной. На границе, в замке д’Варро, девушка больше не бывала. С ней отец отправил кормилицу Дарну и ординарца Верта. Им он доверял как себе. Позже, уладив дела, барон поселился в поместье покойной жены, и жизнь Тали стала такой же, как у большинства сверстниц.

Первый год за ней неотступно, сменяя друг друга, следовали Дарна и Верт. Постоянно интересовались, не возвращается ли память, не посещают ли странные сновидения. Память упорно не желала возвращаться, сны посещали самые приятные, иной раз не вполне пристойные, и ее, наконец, оставили в покое, рассудив: если девушка что и вспомнит, сама об этом расскажет.

В дом приходили учителя, с которыми Тали осваивала книжные премудрости, по большей части разрозненные, никак не систематизированные, не вызывавшие особого интереса у ученицы и не слишком способствовавшие развитию девичьего ума. Но от девицы ее положения общество не требовало познаний в точных науках. Того скудного осадка, что остался после трех лет домашнего обучения, вполне должно было хватить, чтобы сделать хорошую партию и не ударить в грязь лицом в приличном обществе. К ее чести, она полюбила чтение, но книги выбирала преимущественно легкие для восприятия и задевающие тонкие струны ее чувствительной души, а именно сентиментальные романы.

Как и любая хорошо воспитанная юная леди, она изучала живопись и искусство игры на лютне. Правда, вскоре выяснилось, что художника из нее не выйдет, а от потуг освоить музыкальный инструмент страдала не только лютня, но и все обитатели поместья. Махнув рукой на живопись, баронесса тем не менее продолжала увлеченно терзать лютню. Причина ее творческого подвига появлялась в доме дважды в неделю, имела высокий рост, тонкие черты, белокурые волосы и незначительную примесь эльфийской крови.

Учитель музыки, вызывавший повышенное внимание у своих учениц, но ни разу не уличенный в связях с ними, снискал репутацию добропорядочного мужчины. В дом он попал по рекомендации одной милой дамы, водившей знакомство с бароном. Этот красавец стал первой тайной и трагической любовью Тали. Ради его похвалы она по несколько часов в день старательно выполняла все заданные упражнения и, со слов лютниста, начала делать значительные успехи.

Закрепить их, однако, не позволил барон, который в неурочный час решил лично проверить, как обстоят дела в музыкальной части дома, и застал в гостиной пасторальную картину, повергшую его в нешуточную ярость.

За окнами буйствовал май, в комнате витал аромат цветов, а солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву растущих возле окон кустов и деревьев, наполняли помещение мягким, приглушенным светом. Юная баронесса и молодой учитель о чем-то нежно беседовали, склонив друг к другу головы так близко, что легкий порыв ветра на миг смешал черные и золотистые пряди. Мужчина сжимал в своей руке тонкие пальчики старательной ученицы и, видимо, намеревался осыпать их поцелуями. Громкое покашливание заставило красивую пару вздрогнуть, влюбленные отпрянули друг от друга, но было уже поздно.

Отец молча сделал знак лютнисту следовать за ним. Учитель так же молча подчинился, бросив на Тали прощальный взгляд, полный сожаления и скорби. Уроки музыки после этого прекратились. Появившаяся на смену молодому красавцу престарелая лютнистка не смогла вызвать в девушке прежнего интереса к предмету. Лишь иногда, когда легкая грусть закрадывалась в душу, жертва несчастной любви и родительского произвола закрывалась у себя в комнате, брала в руки инструмент и наигрывала милые сердцу мелодии. Первая любовь вскоре затерлась новыми увлечениями и впечатлениями, потускнела и забылась.

Предаваясь воспоминаниям, девушка подъехала к небольшому городку, где решила найти ужин и ночлег. Стражник у городских ворот не обратил особого внимания на робкого щуплого паренька и, скупо ответив на его вопросы о постоялых дворах и корчмах, вернулся к прежнему занятию – жадному разглядыванию приехавших в город молодых женщин.

Тали какое-то время поплутала в поисках названного заведения, потолкалась на узких грязных улочках, ведя кобылку под уздцы, была обругана нищей старухой, получила пару раз локтем в ребра в давке на базарной площади и, наконец, добралась до длинного деревянного двухэтажного строения, над дверью которого крепилась вывеска с поистершимся изображением летящего голубя и надписью «Почтари». На этом постоялом дворе чаще всего останавливались посыльные. Здесь можно было недорого поесть, снять комнату и дать отдых лошади. Мальчишка-привратник затребовал два медяка, забрал поводья и увел кобылу в конюшню.

Тали с силой толкнула дверь и попала в шумное, заполненное чадом и набитое людьми помещение корчмы. Договорившись о комнате, заплатив за кров и стол, она направилась на поиски последнего, надеясь найти свободное место. Таковое вскоре обнаружилось на лавке за длинным дощатым столом. Напротив сидел крепкий парень, потертый дублет которого имел знак с гербом неизвестного Тали аристократического дома. Незнакомец с интересом поглядел на нового соседа в надежде найти в его лице собеседника и собутыльника, чтобы весело скоротать вечер. Он держал в руке ополовиненную кружку с пивом, другая, уже пустая, стояла рядом. Молоденькая прислужница подала Тали тарелку жаркого и стакан красного вина, хохотнув на подмигивание парня. Девушка отпила вино и поморщилась. Сосед воспринял ее гримасу как хорошую возможность завязать разговор.

– Еда здесь так себе, вино и подавно. А вот пиво отменное, неразбавленное. И девчонки красивые.

Последнее было адресовано служанке, убиравшей со стола. Она улыбнулась парню и ответила бойкой шуткой, на что тот добродушно осклабился. Видно было, что он здесь частый гость. Подавальщица с интересом оглядела Тали и многозначительно подмигнула ей. Беглая баронесса зарделась, скосив глаза на тарелку. Заметив смущение красивого паренька, прислужница насмешливо фыркнула и занялась другими посетителями, бросая на Тали игривые взгляды.

– А ты ей понравился. Ее Вейкой кличут. Горячая девчонка. Я Милек, а для здешних девчонок – милок, – парень засмеялся собственной не слишком изящной шутке, протягивая руку.

– Верт, – отвечая на крепкое рукопожатие, буркнула Тали первое имя, какое пришло в голову.

– Куда направляешься, Верт?

– На границу, с поручением к его светлости герцогу.

Тали не продумала как следует фальшивую биографию и сейчас корила себя за то, что время в дороге потратила на фантазии и светлые воспоминания, вместо того чтобы сочинить правдоподобную историю своей новой жизни.

– И ты к старикашке Ирву! Ну, там, брат, сейчас неспокойно. Говорят, белоярцы планируют заварушку. Так что ты поторопись: и туда, и оттуда.

В этот момент вернулась прислужница и принялась протирать стол, беспокоясь не столько о его чистоте, сколько о производимом на красивого юношу впечатлении. Она изгибалась столь усердно, что ее внушительные прелести едва не выпали в стоящую перед Тали тарелку. Прелести эти в иной ситуации вызвали бы у девушки приступ черной зависти и черной же меланхолии, но сейчас, поняв, чего добивается служанка, она пристально разглядывала столешницу, чувствуя, как наливаются жаром щеки. Схватила стакан с вином, сделала большой глоток и поперхнулась. Милек заржал как конь, а Вейка стала нежно похлопывать ее по спине. Не зная, как прекратить этот фарс, Тали подняла на Вейку слезящиеся глаза, кивнула и поблагодарила. Служанка расценила ее поведение по-своему. Уселась рядом, гораздо ближе, чем того требовала царившая за столом давка.

– Милек, познакомишь меня со своим другом? – Прислужница кинула томный взгляд из-под густых ресниц на парня, затем перевела его на Тали.

– Запросто, – ухмыльнулся парень, – знакомься, Верт. А это Вейка. Золотая девка, не пожалеешь.

В этот момент Вейку окликнул хозяин, и она с неохотой поднялась, пообещав, впрочем, скоро вернуться. Тали с облегчением выдохнула. Милек же тем временем принялся сыпать советами, как получить от Вейки желаемое, приправляя рекомендации сальными остротами. Девушка подумала, что получить от Вейки не нужное ей «желаемое» можно и без всяких там советов, гораздо ценнее были сведения, как отделаться от прилипчивой служанки.

Тали слушала болтовню захмелевшего Милека, задавая вопросы и переводя темы, едва тот начинал интересоваться ее жизнью и службой. Вейка несколько раз подходила к Тали, подливала вина в стакан, всякий раз словно невзначай касаясь ее плеча пышным бюстом. Подобные действия горячо поощрялись Милеком и сопровождались пошлейшими комментариями. Во время одного из Вейкиных подходов Тали поднялась, пожелала новому приятелю спокойной ночи, поблагодарила подавальщицу, оставив на столе монетку, и отправилась наверх в отведенную ей комнату. Милек и Вейка удивленно переглянулись, после чего прислужница, сцапав монету, пожала плечами и задержалась у стола поболтать с парнем.