Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река
– Знаю наверняка: режиссёры, актёры, критики и прочий театральный народ очень практичен и живёт в реальном мире. Иначе и быть не может. Подумай сам, сколько умственных и физических сил уходит на постановку детского утренника, не считая бюрократических согласований разного рода. Здесь всему коллективу приходится быть абсолютно рациональным. Что до авторов произведений, то я с ними не знакома, сказать конкретно ничего не могу, да и не хочу отнимать хлеб у мемуаристов.
Я хотел язвительно заметить ей, что личное общение с настоящим автором, даже краткое, дороже всей болтовни в околотеатральной тусовке, но воздержался.
– Совсем не обязательно лично знать художника, чтобы оценить его масштаб. Большинство талантливых работ, не говоря о гениальных, созданы воображением и просто перенесены из головы автора на внешний носитель информации. Даже если за их основу взято подсмотренное событие или исторический факт. Некоторые считают гениального художника лишь проводником божественных энергий, что только подтверждает его полное погружение в те сферы, которые принято называть вымышленными.
– Может с гениями так и происходит совершенно естественным образом, но нам, простым смертным, приходиться иметь дело с реальным миром, а не тужиться, выдумывая никому не нужные альтернативные вселенные.
– Реальный мир создан твоим воображением, иначе откуда бы он взялся?
– Ну, всё, хватит. Опять завёл старую шарманку. Лучше давай посмотрим какой-нибудь фильм в онлайн-кинотеатре, раз шоу настолько низкопробное. Что у нас сегодня на афише?
– Любовный детектив с хорошим концом.
– Не паясничай.
– Я даже не знаю, честно говоря, на какой фильм не жалко потратить два часа жизни. Сегодня на-гора выдаётся такое количество кинопродукции, не говоря о бесконечных сериалах, что синематограф, как вид искусства, стремительно обесценивается. Найти стоящую картину в океане ширпотреба иногда помогают отзывы критиков. Однако, всё чаще их предпочтения не совпадают с моими, да и надоело вникать в смысл какого-нибудь артхаусного или сюрреалистического фильма, пытаясь понять задумку режиссёра.
– Да-а, безвыходная ситуация. Кино ширпотреб или заумный артхаус, телевизионные передачи вообще дешёвка. Как же быть?
– Найду я неплохую ленту, Оля! Но дело ведь не в этом. Для чего смотреть ещё чужой сон в своём собственном сне, захламляя голову ненужной информацией? Только для того чтобы пощекотать чувства и вызвать на пару минут эмоции? В последнее время я всё чаще замечаю, что жизнь гораздо интереснее надуманных сюжетных схем и предоставляет каждому в достатке переживаний. Не мне тебе говорить.
– Что я слышу! Ты ли это? А как же твоя пламенная любовь к виртуальной реальности? – картинно всплеснула руками Ольга, округлив глаза. – Я и не подозревала, что живу с такой ветренной натурой.
– Не умаляя многочисленных достоинств кинематографа, надо признаться, что всемирная паутина явление совсем другого порядка, отдельная вселенная, вытесняющая на обочину походы в кинотеатр и сидение у голубого экрана. Но в целом ты, дорогая, права. Чем больше я полагаюсь на естественный ход вещей, не пытаясь по поводу и без повода изменить его в свою пользу, тем яснее вижу красоту и уместность череды событий. Мне даже теперь кажется, что живущий затворником у чёрта на куличках одиночка, испытывает ту же гамму чувств, которая доступна обласканному славой богемному полубогу в столице.
– Ну, это ты, парень, загнул.
– Ничуть. Ты, Оля, содержишь в себе целый мир чувств и эмоций, который раскрываешь посредством внешних стимулов. Игрой актёра, например. Отшельник же просто не использует привычные для нас раздражители, но его чувства обязательно прорастут раньше или позже причудливым соцветием. Тем более, что у него отсутствует серьёзная зависимость от мощных импульсов из окружающего, какая сформировалась у живущих среди соблазнов большого города.
– То есть теперь ты ратуешь за монашескую жизнь?
– Во-первых, я говорил о затворниках и отшельниках, а не о монахах. Во-вторых, я не хотел показать превосходство одного образа жизни над другим, но пытался донести до тебя глубинное единство жизни и остроту сопутствующих ей переживаний вне зависимости от статуса и занятий человека…
– В-третьих, не считай себя умнее других. Твоя мысль понятна, тем более не нова.
– Ничего по-настоящему нового никто сообщить не может. Все находят одно и то же, только описывают немного по-разному.
– Я с тобой согласна, в общем и целом, но всё равно не могу считать жизнь бродяги и принца равнозначными в плане пережитых впечатлений и событий.
– Опять двадцать пять! – притворно злился я, подспудно наслаждаясь беседой. – Да, они не равны в том плане, который ты имеешь в виду. Значение имеет лишь то, насколько счастливым чувствует себя и тот и другой. Бродягу мог осчастливить глоток хорошего виски, а принца, возможно, выводил из себя косо брошенный взгляд лакея. Многое зависит и от характера каждого.
– Следуя твоей логике, – с ехидцей вставила Ольга, – сумасшедшие самые счастливые.
– Что за отвратительная привычка искать логические нестыковки в божественном откровении, – еле сдерживаясь от смеха, назидательно заявил я. – Дай тебе в руки Библию, ты моментально бы нашла кучу противоречий.
– Но ты сам используешь логику в своих рассуждениях, – её голос блеснул металлом.
– Ты, Оля, принимаешь пирамиду из слов слишком серьёзно. Уверен, что самые замысловатые комбинации звуков и букв не могут ускорить или подменить собой необъяснимый процесс пробуждения. К тому же я не лектор, не философ, не учитель. У меня нет задачи навязать тебе свои взгляды, сглаживая острые углы и проясняя непонятные моменты. Я всего лишь делюсь своими мыслями и переживаниями, которые ничего ни для кого не значат кроме меня. Для чего я это делаю? Не знаю. Возможно, хочу простого человеческого общения с близким человеком. А извергаемый мною словесный поток, лишь повод почувствовать невидимое глазу единение между нами, но сам по себе совершенно ненужный. В идеале мы могли бы молча сидеть рядом, отдавая дань ароматному чаю, при этом испытывая те же чувства, что и во время беседы.
– Что ж, честно признаться, мне довольно комфортно находиться рядом с тобой, вопреки множеству разногласий, возникающих во время обмена мнениями, – признала Ольга, смягчившись.
– Вот и чудненько, поскольку всё, кроме этого ощущения полная ерунда! – воскликнул я, а потом про себя добавил. – Да и оно, в конечном счёте, пустяк.
Вдруг пропало электричество, и комната погрузилась во мрак. Я вышел на балкон, увидев отблески уличных огней в чёрных зеркалах соседних окон. Возникло ощущение, будто многоквартирный дом потерял сознание в разгар вечерней суеты. Через несколько минут подача восстановилась, и мы вынырнули на свет из тёмной глубины словно обновлёнными, радостными от возможности видеть друг друга, и совершенно забыв о моментально потерявшем свою актуальность разговоре. Немного помолчав, Ольга предложила потихоньку перебираться в спальню, во избежание недосыпания и опоздания на работу. Ещё один незабываемый вечер утекал сквозь пальцы, согревая меня напоследок своим обещанием надолго поселиться в памяти, делаясь там со временем всё прекраснее.
Глава II
Лежать на кровати днями и ночами Лида не привыкла, но Надежда Николаевна строго-настрого запретила ей нарушать постельный режим, твёрдо решив отпустить гостью на все четыре стороны только после явных признаков восстановления здоровья. Лида уже поняла свою роль пациентки на больничной койке, которая была отведена ей больным воображением хозяйки квартиры и до последнего пыталась выполнять все предписания «врача». Но с каждым часом, проведённым в горизонтальном положении, девушке всё труднее было притворяться послушной.
– Может, я схожу, прогуляюсь, посижу на лавочке у подъезда, подышу свежим воздухом? – голос Лиды звучал по-детски жалобно.
– Рано тебе ещё гулять по незнакомому городу. Упадёшь где-нибудь, ищи потом тебя. Не заставляй грех на душу брать, – отвечала Надежда Николаевна строгим тоном классного руководителя.
Она и правда впервые за бесконечно длинный период почувствовала себя в желанной роли мудрого наставника, пытающегося вразумить своего питомца и уберечь его от всевозможных напастей.
– Давайте хоть полы помою. Или окна, – стонала девушка.
– У меня в доме идеальная чистота, если ты заметила. Стерильно даже в туалете. Не так как у некоторых.
– Тошно мне лежать часы напролёт без занятия.
– Тебе следует научиться ничегонеделанию. Очень полезная штука. Мне один мудрый человек показал эту практику.
– Чему научиться? – Лида чуть округлила глаза.
– Сможешь ли ты пребывать в уединении хотя бы полчаса без телевизора, радио, компьютера, книг, журналов и сна?
– Что же здесь трудного?
– Я тоже поначалу так считала. Но, скорее всего, ты и десяти минут не продержишься. Вся накопившаяся в мозгах дрянь с ужасным дискомфортом полезет наружу, заставляя тебя браться за любое занятие, лишь бы не выпускать её наружу. Но если выдержишь, выстоишь, оставаясь бездеятельной, то награда превзойдёт все ожидания. Навязанные с младенчества чужие мысли и стереотипы уйдут, освободив место изначальной чистоте сознания. Появится такая лёгкость, которую невозможно передать, что положительно отразится на твоей внешности, способности ясно мыслить и жизненном тонусе.
– Честно говоря, не вижу ничего хорошего в том, чтобы сидеть на месте сложа руки и терять драгоценное время.
– Ты, дурочка, даже не представляешь себе, сколько времени растратила на пустые хлопоты и ненужную беготню, лишь бы успокоить загаженный ум, обманывающий тебя сказками о счастье. А вот чистое сознание поможет тебе взяться именно за то, к чему по-настоящему лежит душа, наплевав на всё остальное. В любом случае без дела не останешься, так уж наша жизнь устроена.
«А ведь она права, – призналась про себя Лида. – Я всегда боялась оставаться наедине с собой и хваталась за любую рутину, лишь бы не дать клокочущим мыслям навести на меня тоску и страх. А уж сколько времени отняла у меня суета, вспомнить страшно».
– Давайте, Надежда Николаевна, сходим куда-нибудь вместе. Покажете мне город.
– Ну, хорошо, хорошо. Отведу тебя завтра утром на Серебряный пруд, если ты, проказница, будешь хорошо себя вести: сладко есть, крепко спать и прислушиваться к тому, что тебе говорят.
– Ура! – девушка радостно вскинула руки.
Той ночью она долго не могла уснуть. В голову лезли самые мелкие детали и подробности завтрашнего дня, рисуемые обманчивым воображением. Похожее состояние посещало её только перед свадьбой подруги и выпускным вечером.
Серебряный пруд оказался довольно большим водоёмом в десяти минутах ходьбы от дома Надежды Николаевны, обрамлённый плакучими ивами. Недалеко от воды в выгоревшей траве яркими летними васильками синели беспорядочно разбросанные скамеечки. Разместившись на одной из них, спутницы глубоко дыша свежим воздухом, наслаждались зеркальной гладью пруда, на которой озорной ветерок то и дело оставлял полоски ряби.
– Устала, поди? – заботливо поинтересовалась женщина.
– Нисколечко, – слукавила девушка.
– Вижу, что устала. Меня не обманешь. Это потому что пластом лежала несколько дней, а потом сразу пошла в такую даль. Ничего. Скоро всё восстановится.
За их спинами послышались какие-то звуки. Лида обернулась и увидела на одной из скамеек троих помятых мужчин неопределённого возраста с пластиковыми стаканчиками в руках. Они, морщась, выпивали, закусывая то ли яблоком, то ли луковицей.
– Полюбуйтесь на них! – вдруг громко и презрительно заговорила Надежда Николаевна, кивнув головой в их сторону. – Жрут, пьют, ссут, срут, блюют, мусорят, а убрать за собой не считают нужным. Или вам, скотам, в школе не объяснили, что такое хорошо, что такое плохо? – заводила сама себя женщина, дрожа мелкой дрожью. – Или вы, твари, человеческих слов не понимаете? Или остатки совести сожгли своим пойлом? – она перешла на крик, судорожно сглатывая слюну. – Я бы вас научила уважать чужой труд и природу беречь! Весь город засрали! Как таких земля только носит!?
– А-а, Надька-училка лекции читать пришла, – просипел один из собутыльников, заставив двух других заржать. – Доброе утро, Надюш. Таблетки не забывай принимать! А лучше присоединяйся к нам, мы тебя подлечим. И подружку свою не забудь, – добавил бодрый моложавый голос под недвусмысленный хохот.
Из-за внезапной вспышки гнева у своей спутницы Лида растерялась.
– Не обращайте на них внимания, Надежда Николаевна. Поберегите свои нервы.
– Как не обращать внимания? Я не могу спокойно взирать на подобное. Такое уж, извините, воспитание, – она гордо подняла голову, устремив свой взгляд куда-то вдаль.
– Конечно, конечно. Никто не сомневается в ваших благородных порывах, но вы же видите, какой это контингент. Их трудно вразумить.
Тем временем от компании отделился плотный бородатый мужчина и подошёл к ним.
– Доброе утро, – обратился он к Лиде. – Вы, наверное, приехали проведать Надежду Николаевну, узнать, как она живёт. Хочу доложить: мы все её здесь уважаем и в обиду никому не даём. Так что будьте спокойны за вашу родственницу.
– Всё сказал? – прервала его женщина.
– Я хотел просто познакомиться с девушкой и прояснить ситуацию, – оправдываясь, затараторил он.
– Ступай, пока полицию не вызвала.
Бородатый ничего не ответил, несколько секунд постоял, переводя ничего не выражающий взгляд с Лиды на Надежду Николаевну и обратно на Лиду, потом медленно поплёлся к ожидающим его приятелям.
Спутницы решили сменить дислокацию и, взяв друг друга под ручки, не спеша побрели вдоль берега, вглядываясь в тёмную муть пруда. Несмотря на большую разницу в возрасте и недавнее знакомство, Лида чувствовала полное единение с рядом идущей женщиной, которое не испытывала ни с одной из своих подруг. Они как бы находились на одной волне, понимали друг друга с полуслова, улавливали самые незначительные изменения в интонации, взгляде, настроении. Со стороны спутницы походили на маму с любимой дочкой, или даже на бабушку с приехавшей на каникулы внучкой.
– Есть же и хорошие люди в вашем прекрасном городке, – прервала безмолвие Лида.
– В нашем городе вся власть в руках мафии, которой руководят люди из мэрии. Зарплаты нищенские, перспектив нет никаких. Расторопная молодёжь убегает в столицу. Простые люди влачат жалкое существование, живя от зарплаты до зарплаты, что жутко их озлобляет. Может и есть два-три праведника на весь город, но мне о них ничего не известно. Потому как они хорошо маскируются, дабы не прослыть белыми воронами и не стать изгоями. Все просто смирились с безнадёгой и живут своими маленькими радостями. Кто пьёт, кто рыбачит. Но есть и те, кто пашет на трёх работах за гроши. Ты от них отличаешься по сути лишь одним: у тебя есть вера в себя, в свои поступки, вера в возможность кардинально улучшить условия жизни собственными усилиями. А они потеряли надежду на будущее и оправдывают свою пассивность болезнями, возрастом, несправедливостью.
– Беспросветный мрак какой-то.
– Это жизнь. Можно подумать в том месте, откуда ты явилась, совсем другой расклад. Оглянись назад и вспомни, много ли было тех, кто искренне сочувствовал тебе и всегда пытался помочь? Думаю, немного. Будь как-либо иначе, разве бегала бы ты в поисках лучшей доли и оказалась бы в итоге у меня обманутая и разбитая?
«И опять она права на все сто, – горько думала Лида. – Ни на кого из подруг я не могла полностью положиться. Сколько раз жалела, что делилась с ними самым сокровенным. Некоторые меня просто предавали, испытывая, по-видимому, от этого удовольствие. О парнях лучше совсем не вспоминать».
Надежда Николаевна остановилась у раскидистой ивы, опустившей свои пожелтевшие косы к самой кромке воды.
– Я в своё время, когда первый раз вернулась из больницы, сильно страдала от того, что люди, встретив меня, отводят глаза и шушукаются за спиной, – лицо женщины причудливо подсвечивалось играющими на воде солнечными бликами. – Дошло до того, что выходила из дома только в магазин и по самым неотложным делам. И знаешь, в чём я нашла утешение?
– В чём, интересно.
– В воображении. Да-да, наши мысли великая сила, способная создавать целые миры. В какой-то момент я начала представлять себя уважаемым учителем в уютном городке с аккуратными кирпичными домами, убегающими в тень деревьев извилистыми улочками и утопающим в зелени новым зданием школы. Готовя обед, делая покупки, убираясь в квартире, я мысленно находилась в нём, спеша на урок или прогуливаясь по незнакомым районам. Однако самым главным было то, что там я могла учить ребят, занимаясь любимым делом и возвращаться после уроков домой к ожидающему меня мужу и двум нашим очаровательным детям – мальчику и девочке, становясь хранительницей домашнего очага. О чём ещё можно мечтать! Посреди самых тяжёлых переживаний приоткрытая дверь в новый мир всегда находилась где-то рядом. Понимание этого вмиг снижало остроту ситуации, убирая из неё безысходность и трагизм. Мало-помалу я стала проводить всё больше и больше времени во второй своей реальности, пропадая там сутками и выходя из неё только в случае крайней необходимости. Здесь нечего было делать. А в новом мире я с огромным наслаждением проводила уроки, пытаясь заинтересовывать своих любимых ребятишек необычной подачей информации. Мне разрешалось вести учебный процесс именно так, как я считала нужным, о чём даже мечтать не могла в реальной жизни. Веришь, нет, но счастье и благодарность за возможность вновь оказаться у школьной доски переполняли меня вполне реально, даже если они брали своё начало в вымышленном мире, где била фонтаном настоящая жизнь. Мы с мужем гуляли тёплыми летними вечерами по благоухающим ароматами цветов улицам и здоровались с прохожими лёгким кивком головы. Ходили к своим знакомым в гости и приглашали их к себе, смаковали изысканные вина, дарили и получали подарки. Планировали переезд в более просторную квартиру, помогали делать домашние задания сыну и дочке, притворно ругались, быстро мирились. В длинные выходные отправлялись на загородную дачу, долго колеся на автомобиле среди бескрайних полей и живописных предгорий. – Надежда Николаевна прикрыла веки, словно воскрешая в памяти рассказанное и наслаждаясь им.
– Но я ни разу не замечала за вами отрешённости или безразличие к окружающему, – тихо сказала Лида, рассматривая плавающих поблизости уток.
Ответом девушке стал презрительный смешок её старшей подруги, после которого она продолжила:
– С какого-то момента вторая реальность зажила своей собственной жизнью, став самодостаточной. Мне уже вовсе не приходилось ничего додумывать в ней. Скорее она дорисовывала меня, заставляя переживать такие моменты, о которых я и не смела мечтать. Вот тут то, как кажется, и наступил переломный момент. Вечного ничего нет. В том числе и счастья. Пусть даже в выдуманном мире. Началось с того, что один из учеников, забегая в класс после перемены, неудачно оступился и сильно ударился головой об учительский стол. В больнице констатировали серьёзный ушиб мозга. Его буйные родители прилюдно обвинили меня в халатности и профнепригодности, угрожая заявлением в прокуратуру. Отношение других преподавателей ко мне быстро ухудшалось, вопреки всем попыткам с моей стороны наладить контакт. Директор стал игнорировать мои предложения по улучшению учебного процесса, чего до этого никогда не было. В дом пришла беда: тяжело заболел младший ребёнок, сыночек. Врачи оказались беспомощны и он быстро угасал. К тому же выяснилась правда о супруге, который спал с моими лучшими подругами, успев обрюхатить одну из них. Я долго не могла находиться дома, а одна мысль о походе в школу была теперь невыносима. Боясь увидеть смерть любимого ребёнка, я решила окончательно покинуть вторую реальность, тем самым уничтожив её. Но не тут-то было! Чуть стоило мне отвлечь внимание от бытовых дел и забыться, как я вновь оказывалась в выдуманном мире, где положение ухудшалось с каждым днём. Пришлось всё время концентрироваться на происходящем в данный момент времени, дабы случайно не впасть во вторую реальность. Но если время бодрствования я научилась контролировать довольно быстро, то ворота сна для выдуманного мира были открыты настежь. Ночи превратились в кошмар. Что только я не предпринимала для избавления от страшных сновидений, в которых раз за разом проживала обрушение своей идеальной жизни. Какая мука наблюдать за тем, как то, во что ты верила и любила, чем ты дышала, превращается на твоих глазах в полную свою противоположность. Дошло до того, что я спала не более двух часов в сутки. Пришлось обратиться к своему лечащему врачу, который прописал мне дополнительные препараты и дал исключительно дельный совет, – женщина на минуту умолкла и, вздохнув, продолжила. – А посоветовал мне Аркадий Ефимович перед отходом ко сну принимать комбинацию лекарств, радикально понижающих тревожность, чтобы легче переносить происходящее в сновидении. И не убегать из второй реальности, а досмотреть воплощенные в ней подсознательные страхи до самого конца. Но ещё лучше попытаться понять в самом сне, что всё происходящее лишь пугающая иллюзия и не более того. Сделать это оказалось проще, чем казалось. Каждый раз перед засыпанием я напоминала себе о том, что скоро увижу страшное сновидение, которое не может причинить мне вреда. Сумев постепенно перенести это понимание в свой кошмар, я стала наблюдать его без особого трепета. К чему скрывать, без эффективно подобранных препаратов на первых порах было бы трудно сохранять самообладание. К счастью, вскоре ночные видения сделались менее пугающими, даже скучными, потом частота их появлений заметно сократилась, пока они вовсе не исчезли. Тот редкий случай, когда доктор мне действительно помог! – Надежда Николаевна хитро улыбнулась и подмигнула девушке левым глазом.
– Сколько всего вы перетерпели. На несколько жизней хватит.
– Здравствуйте! – громкое приветствие заставило Лиду вздрогнуть и обернуться.
В двух шагах от них стоял худосочный пожилой человек выше среднего роста в низко надвинутой на лоб грязной бейсболке.
– Проходи мимо, я сегодня не подаю, – не оглянувшись, сказала Надежда Николаевна. – Дожил до седых волос, а так и не понял, что побираться ниже человеческого достоинства! – её голос вновь повысился, пугая девушку повторением вспышки гнева.
Мужчина съёжился, робко отошёл и встал чуть поодаль, нервно теребя козырёк бейсболки то одной, то другой рукой.
– Это, дорогуша, мой старый знакомый Юрий Степанович. Несколько лет назад он попал в непростую ситуацию, можно сказать беду, оставшись буквально на улице без денег и документов. Зная Юру с молодых лет, я помогала ему, чем могла. Когда денежкой, когда хлебом. В лютый мороз пускала к себе домой, дабы не околел. Теперь понимаю, что зря привечала. Полгода назад добрые люди устроили его разнорабочим на овощную базу, рядом с которой ему коморку в подсобке выделили, при условии, что он будет следить за чистотой окружающей территории. Живи – не хочу! Но наш уважаемый Юрий Степанович так и продолжает клянчить деньги у сердобольных граждан. Попивать стал, а это хуже всего. На работе появляется через раз. Но не выгнали пока из сострадания и уважения к почтенному возрасту. Скоро и пенсию начнёт получать, а занятия своего постыдного уже не оставит. Только сильный человек может отказаться от развращающей халявы и дармовых денег. Слабый же подсознательно ищет покровителя и со временем принимает его подачки за должное. Потом перестаёт чувствовать за них благодарность. Может и вцепиться в некогда кормившую его руку, если сочтёт себя обделённым или отвергнутым. Но Юра у нас добродушный, смирный. Правда, Юрий Степанович! – она быстро вынула из сумочки мятую купюру и потрясла ей перед собой.
– Стоит ли? – сквозь тёмные пятна солнцезащитных очков проступило недоумение девушки.
– Мы в ответе за тех, кого приручили. К сожалению, – горько вздохнула Надежда Николаевна.
Не успела Лида моргнуть, как Юрий Степанович подбежал к женщине, словно услышавшая команду собачка, низко наклонил голову, быстро схватил деньги, и невнятно бормоча благодарности, стал пятиться задом, в неуклюжем реверансе. Когда его щуплая фигура скрылась за деревьями, Надежда Николаевна обратилась к Лиде:
– Думаю, на сегодня достаточно с нас. Встречи с интересными людьми любопытны и познавательны, пока эти люди не лезут к вам карман, – она мельком взглянула на девушку. – Или ещё куда. Поглубже.
Лида сделала вид, что не расслышала последних слов, а женщина продолжила:
– Пойдём-ка мы с тобой домой. Блины будем жарить. Тонкие, с дырочками, на молоке. Сметану деревенскую я уже купила. Любишь блины?
– Кто же их не любит?
– Отвечать вопросом на вопрос, даже если в нём содержится ответ, недопустимо. Поняла, глупышка?
Женщина взяла спутницу под руку, и они неторопливо зашагали к дому.
Блины получились настолько вкусными, что Лида прекратила их поглощение только когда почувствовала тяжесть в желудке и страх превратиться в одну из изнуряющих себя диетами толстушек, которых она всегда жалела.
– Ничего вкуснее в жизни не ела, – девушка промокнула губы салфеткой.
– Как не ела? А мой фирменный куриный супчик?
Лиде в который раз пришлось рассыпаться в комплиментах, искренне восхищаясь кулинарными талантами хозяйки. На что она отвечала шутливо, почти не скрывая, тем не менее, своего удовлетворения. Так болтали они обо всём и ни о чём, временами отдавая дань тишине, пока разговор не зашёл о скоротечности времени и неразумности в связи с этим откладывания дел на потом. Заканчивая одно из своих соображений по этому поводу, гостья бросила такую фразу: «Вот и мне пора в дорогу. Чувствую я себя уже хорошо, так что завтра-послезавтра будем прощаться. Не представляю, как буду жить вдали от вас». Услышав её, хозяйка будто поперхнулась слюной, и некоторое время говорила односложно, часто отвечая невпопад и с трудом подбирая нужные слова.
Ежевечернее чаепитие пришлось начать чуть раньше, так как компот не смог утолить жажду после сытных блинов. Надежда Николаевна приготовила чай на травах, аромат которого напомнил Лиде безвозвратно ушедшее лето с его обманутыми надеждами, отчего поселившаяся в глубине её чёрных глаз грусть стала более заметна. После нескольких глотков горячего напитка, Лида почувствовала непонятный дискомфорт, связанный с тем, что её речевой аппарат не успевал озвучивать водопад генерируемых мозгом мыслей. Она встала, намереваясь умыть лицо холодной водой, но с трудом дошла до ванной комнаты. Тело отказывалось выполнять свои функции автоматически, как это обычно происходит. Теперь, прежде чем сделать шаг, ей нужно было подумать и усилием воли заставить свою конечность изменить положение. Отражение лица в зеркале над раковиной напугало Лиду неуловимостью своих очертаний, которые постоянно менялись, делая его попеременно то ужасным, то прекрасным, то абсолютно чужим. Бесконтрольно вытекающая изо рта слюна, повисла тонкой ниткой у девушки на нижней губе. Дыхание сделалось затруднённым, по всему телу выступил пот. Мочевой пузырь требовал немедленного опорожнения, но спутавшиеся мысли не давали ей вспомнить расположение туалета.
– Тебе следует прилечь, – раздался за спиной голос хозяйки, больно бьющий по ушам.
Она обхватила Лиду сзади и, подталкивая, повела к кровати.
– Учишь вас, безмозглых, силы тратишь, а толку нет, – бормотала женщина, укладывая девушку на белоснежную простыню и укрывая тяжёлым одеялом. – Поедет она, видите ли! Куда? Прямо в лапы очередных аферистов и разбойников?
Лиде казалось, что кровать под ней превратилась в трясину, которая постепенно затягивает ставшее чужим тело в свою тёмную пропасть.
– Нет, дорогая. Педагогу лучше знать, кого оставить на второй год, кого перевести в следующий класс, а кого и отпустить на все четыре стороны, – слова хозяйки тяжёлыми камнями падали с потолка, пронзали Лиду насквозь и уходили в вязкую тину под её спиной.
– Пойми, глупая, процесс обучения подразумевает не только поощрения, но и наказания. В любом случае всё делается во благо ученика. Да и подлечиться тебе не помешает, нервы свои расшатанные успокоить, мысли в порядок привести. А то больно резвая вновь стала. Такая прыткость до добра не доведёт. Отдыхай и не беспокойся ни о чём. В конечном итоге всё будет хорошо. Поверь старому педагогу.
Мозг девушки преображал голос Надежды Николаевны в приятный мужской баритон, доносящийся вместе с дуновением ветра откуда-то издалека.
