Олаф Стэплдон
Создатель звезд

На ранних стадиях эволюции на Марсе отдельные организмы становились независимыми друг от друга, как только отделялись при репродукции. Но позже бесполезная прежде рудиментарная энергия излучения нашла применение, и потому после репродукции свободные индивидуумы сразу же начинали осуществлять контакт с другими за счет излучения и вести себя более координированно. Еще позже эти организованные группы стали сами осуществлять радиоволновой контакт с группами своих отпрысков, образуя при этом еще более крупные организмы из нескольких самостоятельных членов. При каждом усложнении увеличивалась сфера охвата такого объединенного излучения, до тех пор, пока, в зените марсианской эволюции, целиком на всей планете (не считая еще остающихся животных и растительных представителей менее удачного вида жизни) временами не стало создаваться единое биологически и психологически живое существо. Но такое происходило, как правило, только когда следовало позаботиться о виде в целом. В большинстве случаев марсианский индивидуум представлял облако, как раз такое, какие сначала удивили Вторых Людей. Но в периоды больших всеобщих беспокойств каждое облако неожиданно пробуждалось от нетерпения отыскать для себя разум всей расы, как бы желая ощутить множество своих собратьев, и изложить свои ощущения в свете жизненного опыта всей расы.

Поэтому жизнь, доминирующая на Марсе, напоминала нечто среднее между хорошо дисциплинированной армией специализированных единиц и телом, обладавшим единым разумом. Как армия, она могла принять любую форму без нарушения своего органического строения; как армия, она временами напоминала толпу свободно блуждающих индивидуумов; однако в другие моменты она же выстраивала себя в особые порядки для выполнения особых функций. Как армия, она состояла из свободных, опытных индивидуумов, которые добровольно подчиняли себя дисциплине. С другой стороны, совсем не как армия, она неожиданно одушевлялась общим самосознанием.

Та же самая неустойчивость состояния, переходы между индивидуальностью и множеством, которая характеризовала расу в целом, была характерна и для каждого из самих облаков. Каждое временами было индивидуально, а временами тучей более примитивных индивидуумов. Но в то время как раса в целом редко впадала в единую индивидуальность, облака расставались с ней только при особых обстоятельствах. Каждое облако было организацией специализированных групп, сформированных из более мелких специализированных же групп, которые, в свою очередь, состояли из базовых специализированных множеств примитивных элементов. Каждая свободно передвигающаяся группа свободно передвигающихся единичных элементов составляла специальный орган, выполняющий некую особую функцию в целом объединении. При этом разные группы были специализированы для притягивания и отталкивания, для химических реакций, для накопления солнечной энергии, для излучения, для всасывания и хранения воды, для восприятия особых ощущений, таких как наличие механического давления и вибраций или изменений температуры или яркости света. Другие же, в свою очередь, были специализированы для исполнения функций, возложенных у человека на мозг, но, опять-таки, особым способом. Весь объем облака вибрировал от передачи бесчисленных «беспроводных» сообщений на самых разных длинах волн от различных «органов». В функцию «мозга» как раз и входило принимать, соотносить друг с другом и интерпретировать эти сообщения в свете прошлого опыта и инициировать реакции в виде соответствующих конкретным органам волн на их индивидуальном диапазоне.

И все эти жизненно важные элементы, за исключением нескольких типов, которые имели слишком высокую специализацию, обладали способностью к независимой жизни, как переносимые ветром бактерии или вирусы. И всякий раз, когда они теряли связь с излучением всей системы, они продолжали вести свою собственную примитивную жизнь до тех пор, пока снова не попадали под общий контроль. Все они были свободно перемещавшимися объектами, но обычно находились под влиянием системы электромагнитных полей «облака» и направлялись ею то туда, то сюда, сообразно предписанным им функциям. И под этим влиянием некоторые из них могли удерживаться в жестком положении относительно друг друга. Вот как, например, обстояло дело с органами зрения. На ранних стадиях эволюции некоторые элементарные организмы были специализированы на переносе мельчайших капель воды. Затем стали переноситься более крупные капли: миллионы первичных организмов удерживали между собой микроскопические частицы наиболее ценной для жизни жидкости. В конце концов эта функция была обращена на пользу зрения. Водяные линзы размером с коровий глаз поддерживались на «платформе» из множества элементов, в то время как на дистанции фокусного расстояния этих линз выстраивалась жесткая сетчатая оболочка из элементарных организмов, удерживаемых в определенной позиции. Таким образом, марсианин мог воспроизводить самые разные глаза, всякий раз, когда появлялась такая необходимость, а еще и телескопы, и микроскопы. Подобное воспроизводство и манипуляция органами зрения были в значительной степени подсознательными, как и работа фокусирующего механизма у человека. Но в итоге марсиане существенно увеличили возможности сознательного управления физиологическими процессами, и достижения их привели к удивительным оптическим триумфам.

Необходимо отметить еще одну физиологическую функцию, прежде чем переходить к обсуждению марсианской психологии. Полностью развитый, но, однако, так и не создавший цивилизации типичный марсианин уже давно перестал зависеть от потребления химических веществ из окружавшей его вулканической пыли. Он отдыхал ночью на грунте, подобно плотному, высотой до колен человека туману, заполнявшему земные долины, и выпускал в почву, словно корешки, специальные группы элементарных организмов. И часть дня он проводил точно таким же образом. Немного позже этот процесс был дополнен поглощением стелющихся по земле представителей растительной жизни. На пике развития своей цивилизации марсиане значительно улучшили способы эксплуатации грунта и солнечного света, при помощи как механических средств, так и искусственной специализации своих собственных органов. Но даже в этом случае, как только усилилась их активность, эти медленно текущие растительные функции стали для них серьезной проблемой. Они занялись сельским хозяйством, но для этого подходил лишь очень небольшой участок засушливой планеты. Именно земная вода и земная растительность – вот что в итоге заставило их предпринять столь дальнее путешествие.

3. Марсианский разум

Марсианский разум по своему типу очень сильно отличался от земного, однако их основа была одинакова. В таком странном теле разум неминуемо должен был быть наделен чуждыми пристрастиями и желаниями и чуждыми способами восприятия окружающей обстановки. И с этой совсем иной историей он был опутан предрассудками, очень не похожими на те, что существовали в сознании человека. Однако это был никак не менее сложный мозг, занятый в конечном счете сохранением и развитием жизни, а также поддержанием жизненно важных способностей. В своей основе марсианин был таким же, как и другие живые существа, в том, что касалось свободного функционирования его тела и разума. Однако если судить внешне, то он отличался от человека как телом, так и разумом.

Наиболее существенной отличительной чертой марсианина по сравнению с человеком являлось то, что его индивидуальность была значительно сильнее склонна к изоляции и в то же самое время была несоизмеримо больше способна к прямому участию в деятельности разумов других особей. Человеческий мозг в жестко очерченном теле поддерживал единство органов и свое верховодство над ними при всех нормальных обстоятельствах. И только при болезни человек был подвержен умственному или физическому расстройству. С другой стороны, он был неспособен к прямому контакту с другими людьми, как было совершенно невозможно и возникновение «супермозга» в группе человеческих индивидуумов. Летучий же, как «облако», марсианин хотя и распадался на части физически, а также и ментально, был куда проще организован, чем человек, но мог точно так же в любой момент стать осмысленным разумом всей своей расы, мог ощущать с помощью органов чувств всех других индивидуумов, а также порождать связанные с переживаниями мысли и желания, которые были, так сказать, результирующей всех индивидуальных мыслей и желаний, соединившихся на объекте общего интереса. Но, к несчастью, следует заметить, объединенный разум марсиан никогда не поднимался на более высокую ступень развития, чем разум любого отдельного индивидуума.

Эти различия между марсианской и человеческой психикой влекли за собой особые преимущества и недостатки. Марсианину, устойчивому к неисправимому людскому эгоизму и духовной изоляции от своих собратьев, не хватало ментальной связанности и последовательности, концентрированного внимания, широты анализа и синтеза, а еще жизнеутверждающего самосознания и самокритики, которых до некоторой степени добились даже Первые Люди в свои лучшие времена и которые Вторые Люди развили еще больше. Марсиане, более того, были под давлением необходимости быть почти одинаковыми по характеру. Они обладали совершенной гармонией – но только в ситуации, когда были почти в полностью органическом согласии. Их подобие друг другу мешало им. Им не хватало богатства разнообразия характеров, дающего человеческому духу возможность столь широко перекрывать возможный диапазон сознания. Это бесконечное разнообразие человеческой натуры поначалу вызывало, разумеется, бесконечные расточительные и жестокие столкновения личностей, и даже порой затяжные у второй генерации людей; но это также и давало возможность каждой личности с развитым чувством взаимопонимания обогатить свой дух через соприкосновение с теми индивидуумами, чьи темперамент, мысли и идеалы отличались от его собственных. А поскольку марсиане были мало обеспокоены междоусобными спорами и ненавистью, то они были почти полностью лишены и любовных страстей. Индивидуум-марсианин мог восхищаться и быть крайне предан объекту своей привязанности; но его восхищение было предназначено не для конкретных и уникальных персон, выделенных из того же вида, что и он сам, а в лучшем случае неопределенно воображаемому «духу расы». Индивидуумов, подобных себе, он полагал лишь инструментами или органами «супермозга».

Это не было бы ошибкой, будь тот коллективный разум расы, который регулярно активизировался под влиянием общего излучения, разумом гораздо более высокого уровня, чем его собственный. Но этого не было. Было всего лишь объединение способности восприятия, мышления и желания подобных друг другу «облаков». Таким образом получалось, что грандиозная преданность марсиан безрассудно тратилась на то, что по своему качеству было не больше, чем они сами в ментальном измерении, но с увеличенной массой.

Марсианин, или «индивидуум-облако», подобно человеку-животному имел сложный набор природных инстинктов. Ночью и днем, в заведенном порядке, он был вынужден выполнять растительные функции по всасыванию химикалий из грунта и поглощению энергии от солнечных лучей. Воздух и воду он также с жадностью потреблял, хотя и поступал с ними, разумеется, на собственный манер. У него были свои характерные инстинктивные импульсы для передвижения собственного «тела», как при движении вперед, так и для управления. Марсианская цивилизация обеспечила и дополнительное применение для этих способностей, как в практике сельского хозяйства, так и в замысловатых и удивительно прекрасных танцах и гимнастике «облаков». Потому что эти идеально гибкие существа радовались при построении красивых воздушных фигур, образуя ритмично развевающиеся вымпелы, спирально переплетаясь друг с другом, собираясь в непрозрачные сферы, кубы, конусы и всевозможные фантастические переплетения. Многие из этих движений и форм имели глубокий эмоциональный смысл в отношении их жизненных процессов и исполнялись с религиозным пылом и серьезностью.

Марсианин имел также эмоции страха и неуживчивости. В отдаленном прошлом они бывали часто направлены против враждебных собратьев его же собственной породы; но поскольку раса стала объединенной, они находили выражение только по отношению к другим типам жизни и к неживой природе. Инстинктивная стадность была, разумеется, чрезвычайно развита у марсиан за счет инстинктивной самоуверенности. Сексуальность у марсианина отсутствовала; и у него не было партнеров при репродуцировании. Но его побуждение слиться и физически, и ментально с другими индивидуумами и оказаться в состоянии суперразума заключало в себе то, что служило характеристикой секса у человека. Родительские стремления – точнее, их некая разновидность – были ему знакомы; но их едва ли можно было так называть. Он стремился лишь выделить из своей системы избыток живой материи и поддерживать гармонию с новыми индивидуумами, сформированными таким способом, так же, как он обычно поступал с любым другим индивидуумом. Он знал не больше о человеческой привязанности к детям как потенциальным многообещающим личностям, чем о тонких и трудноуловимых взаимоотношениях мужских и женских характеров. Однако ко времени первого вторжения репродуцирование было значительно ограничено, потому что планета была полностью заселена, а каждый «индивидуум-облако» был потенциально бессмертен. Среди марсиан не было понятия «естественной смерти», не было и спонтанной смерти от старости. Обычно входящие в облако элементарные организмы восстанавливали себя репродуцированием своих составных частей. Конечно, болезни существовали, и часто они бывали фатальными. Главной среди них была чума, соответствующая земному раку, при которой элементарные группы теряли свою чувствительность к излучению, так что продолжали жить как примитивные организмы и воспроизводиться без каких-либо ограничений. А поскольку они при этом неизбежно становились паразитами по отношению к не пораженным соединениям, то «облако» погибало.

Подобно высшим видам земных млекопитающих, марсиане имели сильно стимулирующую их любознательность. Кроме того, имея стремление к удовлетворению множества практических потребностей, как итогу развития их цивилизации, и будучи чрезвычайно хорошо оснащены природой для физических экспериментов и микроскопии, они достаточно далеко продвинулись в естественных науках. В физике, астрономии, химии и даже в биохимических процессах человек не смог бы научить их ничему новому.

Широкое собрание марсианских знаний потребовало для своего накопления многих тысячелетий. Все его стадии и его нынешние достижения были записаны на огромных свитках бумаги, сделанной из растительной ткани, и хранились в библиотеках, построенных из камня. Потому что марсиане, как ни странно, стали искусными каменщиками и покрыли большую часть своей планеты зданиями легкой ажурной конструкции, такими какие совершенно невозможно встретить на Земле. У них не было нужды в зданиях для жилья, за исключением арктических регионов; но как мастерские, зернохранилища и всякого вида склады, эти здания стали марсианам совершенно необходимы. Более того, эти чрезвычайно слабые существа находили особое удовольствие в обработке твердых веществ. Даже их самая утилитарная архитектура была украшена различными видами орнаментов и замысловатых рисунков, в виде готики или арабесок там, где изящество тонких линий казалось издевательством над твердой субстанцией камня.

Ко времени вторжения марсиане все еще продвигались в интеллектуальном развитии, и, разумеется, то, что они смогли покинуть свою планету, произошло благодаря достижениям в теоретической физике. Им было давно известно, что мельчайшие частицы на верхней границе их атмосферы на рассвете и на закате могут быть отнесены в космическое пространство давлением солнечных лучей. И со временем они придумали, как использовать это давление – по тому же принципу, как ветер используется при плавании под парусами. Они придумали, как, составляя из самих себя сверхмикроскопические единичные элементы, использовать для передвижения гравитационные поля Солнечной системы, по аналогии с тем, как киль и рулевая система судна позволяют управлять движением на воде. Таким образом, они оказались в состоянии проложить курс к Земле как армада сверхмикроскопических кораблей. Достигнув земного неба, они реформировали себя в виде облаков, проплыли через плотный воздух к горной вершине и слезли вниз, как пловец может спуститься по лестнице под воду.

Подобное достижение было связано с очень сложными расчетами и новыми открытиями в области химии, особенно важными для сохранения жизни при перелете и в условиях чужой планеты. Этого никогда бы не удалось сделать, если бы они не были существами с широкими и точными знаниями о природе физического мира. Но хотя марсиане так успешно продвинулись в «естественных науках», они чрезмерно отставали во всех тех областях, которые можно было бы назвать «духовными познаниями». Они имели очень скудное представление о собственном разуме и еще меньшее – о месте разума в космосе. Хотя они и были, в некотором смысле, высокоинтеллектуальными созданиями, у них при этом совершенно отсутствовал интерес к философии. Они едва осознавали и еще менее энергично решали проблемы, с которыми весьма часто сталкивались даже Первые Люди – хотя так же безрезультатно. Для марсиан не было загадки в различии между реальным и кажущимся, или в отношениях единичного и множественного, или в состояниях добра и зла. Не бывало случая, чтобы они критиковали собственные идеи. Они были искренне устремлены к прогрессу марсианского сверхиндивидуума. Но, представляя собой сверхмикроскопические единичные элементы, они никогда серьезно не обдумывали, что должно составлять индивидуальность и ее прогресс. А такая идея, что они могут быть также в долгу и по отношению к существам, не входящим в марсианскую систему излучающих существ, оказывалась им недоступной. Потому что, хотя и очевидно, они были весьма наивными и подверженными самообману, они не имели способности понять это и не имели для этого никакого желания.

4. Заблуждения марсиан

Чтобы понять, как марсиане впали в самообман и как, в конце концов, они были погублены собственным безумным желанием, надо бросить взгляд на их историю.

Цивилизованные марсиане образовали множество обособленных племен. Одно из этих племен в далеком прошлом конкурировало со многими другими племенами того же самого вида и даже уничтожало их. При содействии общей перемены климата оно также истребило и почти все племена из фауны, в значительной степени напоминавшей земную, и таким образом сильно сократило растительность, которая впоследствии должна была понадобиться этим существам и оберегаться ими с особой тщательностью. Такая победа этого племени произошла отчасти благодаря его гибкости и разумности, отчасти благодаря удивительной и напористой ярости, отчасти благодаря такой способности испускать и улавливать излучение, которая позволяла ему действовать с координацией, невозможной даже и для наиболее стадных животных. Но, как было и с другими племенами в биологической истории, способность, с помощью которой оно обрело триумф, со временем стала источником его слабости. Когда племя достигло стадии, соответствующей первобытной человеческой культуре, одна из его рас, добившаяся еще большей степени радиоволновой связи и физического единства, оказалась способной вести себя как отдельная живая единица – и благодаря этому преуспела в уничтожении всех своих соперников. Расовый конфликт упорно продолжался многие тысячи лет, но как только привилегированная раса развила вот такое, почти абсолютное, совпадение желаний, его победа была окончательно утверждена восторженным истреблением врага.

Но даже после этого марсиане страдали от психологических эффектов их победы на исходе эпохи расовых войн. Та чрезмерная жестокость, с которой были уничтожены другие расы, входила в конфликт с благородными порывами, старательно прививаемыми цивилизацией, и оставила шрам на сознании победителей. При самозащите они старались убедить себя в том, что поскольку они значительно превосходили остальных, то уничтожение «низших» было почти священным долгом. И их уникальная ценность, уверяли они, состояла в их уникальной способности к манипуляции с излучением. С этого момента возникла прискорбная лицемерная традиция и культура, которые окончательно разрушили это племя. Марсиане долгое время верили, что физической основой сознания обязательно должна быть система элементарных организмов, непосредственно чувствительная к «неземным», эфирным вибрациям, и что организмы, зависимые от физического контакта их частей, были слишком большими и грубыми, чтобы вообще обладать каким-то опытом. После эпохи расового истребления они попытались убедить себя, что совершенство или этическое богатство любого организма зависит от степени сложности и единства его излучения. Век за веком они усиливали свою веру в эту вульгарную доктрину и развивали к тому же еще и систему совершенно нелепых заблуждений и иллюзий, построенных на абсурдной и необузданной страсти к излучению.

Потребовалось бы слишком долго рассказывать обо всех этих малозначащих фантазиях и искусных способах, с помощью которых все они были объединены в единое тело разумного знания. Но по крайней мере об одном факте следовало бы упомянуть, потому что он отчасти играл существенную роль в борьбе с человеком. Разумеется, марсианам было известно, что «твердая материя» была твердой благодаря силе взаимного сцепления мельчайших электромагнитных систем, называемых атомами. Поэтому теперь твердость для них имела почти тот же смысл и уважение, что и воздух, дыхание, душа имели для раннего человека. То, к чему более всего физически тяготели сами марсиане, имело квазитвердую форму, и поддержание этой формы было изнуряющим и трудным. Эти факты объединялись в марсианском сознании со знаниями о том, что жесткость форм была, кроме всего, результатом взаимного сцепления электромагнитных систем. Таким образом, жесткость была наделена особой святостью. Это суеверие постепенно вылилось, благодаря нескольким многозначительным с точки зрения психологии случаям, в фанатичное восхищение всяким прочным материалом, но особенно твердыми кристаллами, а из них более всего – алмазами. Потому что алмазы были чрезвычайно прочны, и в то же время, как излагали это сами марсиане, алмазы были самыми восхитительными манипуляторами с эфирным излучением, называемым светом. Каждый кристалл алмаза был по этой причине высочайшим олицетворением возбужденной энергии и вечного равновесия космоса и должен быть глубоко почитаем. На Марсе все имевшиеся алмазы были выставлены на солнечный свет на остроконечных частях всех священных сооружений, и сама мысль, что на соседней планете могут быть алмазы, которые не имеют соответствующего почтения, была одним из мотивов вторжения.

Так марсианский ум, невольно сбитый с правильного пути развития, впал в расстройство и еще фанатичней стремился всего лишь к призракам своей цели. На ранних стадиях этого расстройства лишь излучение считалось непогрешимым признаком разумности, а весь комплекс излучения считался непогрешимым критерием меры ее разумности. Но потихоньку, постепенно различия в понятиях «излучение» и «интеллект» стали почти неуловимыми, и единение системы посредством радиоволн ошибочно стало считаться признаком наличия сознания.

Этой идеей марсиане напоминали нечто такое, чем были Первые Люди в течение периода дегенерации, когда были преданными самой идее движения; но при этом была и разница. Потому что разумная деятельность марсиан все еще была созидательной, хотя результаты ее подвергались суровому переосмыслению в плане «духа расы». Каждый марсианин был лицом двойной индивидуальности. Он иногда бывал не только личностью с обособленным сознанием или личностью с сознанием расы, но более того, даже как отдельная личность он был своеобразно отделен от себя. Хотя его практическая приверженность сверхиндивидуализму и была абсолютной, так что он осуждал или игнорировал все мысли и побуждения, которые не могли бы ассимилироваться с общественным сознанием, он фактически имел и такие мысли, и такие стимулы, хотя это и было в глубочайших тайниках его существа. Он очень редко замечал, что на самом деле имеет их, и всякий раз, когда замечал это, был потрясен и напуган; однако он имел их. Они порождали периодические, иногда почти регулярные, критические замечания в отношении его, считавшегося вполне непогрешимым, жизненного опыта.

В этом заключалась величайшая трагедия духа обитателей Марса. Марсиане во многих отношениях были чрезвычайно хорошо обеспечены всем необходимым для прогресса разума и для истинно духовного предприятия, но из-за насмешки судьбы, которая склонила их выше всего ценить единство и единообразие, они почти на каждом шагу ввергались в непрестанные противоречия со своим собственным мятущимся духом.

Весьма далекий от того, чтобы превосходить разум отдельного индивидуума, коллективный разум, который довлел над каждым марсианином, в большинстве случаев был значительно ниже разума этого индивидуума. Он начал доминировать в период кризиса, требовавшего суровой военной координации; и хотя со времен той далекой эпохи он совершил огромный интеллектуальный прогресс, все равно оставался в своей основе воинственным разумом. Его характер был чем-то, находящимся между образом мыслей фельдмаршала и бога древних иудеев. Известный английский философ однажды описал и прославил вымышленные корпоративные черты государства, назвав это сочинение «Левиафан». Марсианский «сверхчеловек» был Левиафан, наделенный сознанием. В этом сознании не было ничего, кроме того, что легко ассимилировалось и согласовывалось с традицией. Поэтому коллективный разум интеллектуально и культурно всегда отставал от нужд времени. Только в отношении практики социальной организации он продолжал держаться на одном уровне со своими собственными индивидуумами. Интеллектуальный прогресс всегда инициировался отдельными индивидуумами и вторгался в общественное сознание только тогда, когда заметное количество индивидуумов попадало под личное влияние этих нескольких пионеров. Само коллективное сознание инициировало прогресс только в социальной и военной сферах и в сфере экономики.

Новые обстоятельства, с которыми они столкнулись на Земле, устроили разуму марсиан превосходное испытание. Потому что уникальное предприятие по захвату нового мира потребовало чрезмерных напряжений как коллективной, так и личной активности и таким образом привело к мучительным конфликтам с отдельными разумами самих индивидуумов. Потому что в то время, как все это предприятие было, по существу, коллективным, а к тому же и военным и требовало очень жесткой координации и единства действий, чрезвычайная новизна окружающей обстановки требовала активного участия всех индивидуальных сознаний. Более того, марсиане столкнулись на Земле со многим, что смешало все их базовые предположения. И в отдельные моменты прояснения своего индивидуального сознания они иногда осознавали этот факт.