bannerbannerbanner
Магия Чарли. Кусачая книга

Одри Альветт
Магия Чарли. Кусачая книга

Audrey Alwett

Magic Charly (Tome 2)

Bienvenue à Saint-Fouettard


© Ефимова Е.М., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Мне хотелось кричать: «Наука! Письменность! Слово!»

Я хотел натянуть школу на тюрьму.

Виктор Гюго. «Созерцания»


Summum jus, summa injuria[1].

Цицерон. «De officiis»[2]


Лишь два типа людей могут насмехаться над законом: те, кто его нарушают, и те, кто его устанавливают.

Терри Пратчетт. «Ночная стража»



Пролог

Джун Бурдонкль решила, что соображения безопасности её не касаются – по крайней мере, пока никто не видит, как она роется на развалинах.

От школы «Спички чик-чирички» не осталось камня на камне. Разрушили даже Драконий фонтан в глубине двора – безумно грустно, памятуя о том, что это был настоящий дракон и Джун недавно видела его собственными глазами.

Зато она не нашла ни одного трупа – хоть какая-то хорошая новость. Таким образом у Джун оставалась надежда, что её лучший друг Чарли сумел выбраться, а вместе с ним и Мангустина (Джун обожала её дразнить), и почтенная Мелисса, очаровательная бабуля, которую Джун собственноручно втянула в эту историю. Однако куда же они все делись?

Она разгребала завалы в поисках хоть каких-то подсказок, но нашла только разбитые балки и раскрошенную в пыль штукатурку.

Вдруг у Джун ёкнуло сердце: под выбитым окном что-то шевелилось. Она поспешила туда, с трудом шагая по разбитым камням и чуть не вывихнув ноги.

Сначала девочка удивилась:

– Тряпка?

Потом она узнала этот кусок ткани:

– Тряпуля, это ты?!

Джун вытащила находку из завала. Половая тряпка была разрезана надвое, но обе половинки двигались самостоятельно, словно разрубленный червяк. Как только Джун сложила их вместе, они моментально соединились: торчащие по краям волокна перекрутились, образовав грубый шов.

– Фу! Половая тряпка-зомби! – проворчала Джун.

И всё же она испытывала облегчение. Тряпка радостно подпрыгивала, правда без прежней гибкости – сказывалась нехватка воды, – но Джун подхватила её и засунула себе в сумку, где уже лежала недавно украденная ею Книга мага почтенной Мелиссы. Теперь Книга не расставалась с Джун.

– Давай-ка залезай. Ты милая, возьму тебя с собой.

Больше тут ловить нечего. Джун решила в виде исключения нанести визит Цезарии Вернье, матери Чарли, а по совместительству директрисе этой школы, ныне разрушенной. Возможно, Чарли просто вернулся домой? Может, всего через пару минут они упадут друг другу в объятия? Джун покачала головой. Нет, у неё слишком большой опыт попадания в неприятности, чтобы так думать.

Джун пошла по улицам Экс-ан-Прованса. Дом Чарли, симпатичная двухэтажная хибарка из песчаника, находился в двух минутах ходьбы – в соответствии с негласным правилом Экс-ан-Прованса, где всё, абсолютно всё, находится в двух минутах ходьбы, даже если на самом деле это больше чем в двадцати минутах.

На юге Франции ноябрь каждый год ломится к вам в дверь. Проще говоря, все ходят в майках с коротким рукавом, а потом в один прекрасный день из далёкой Сибири на всех парах прибывает мистраль, ставит свои чемоданы и начинает щекотать прохожих своими ветреными холодными пальцами, бесцеремонно забираясь под одежду. Вот тут-то, несмотря на вызывающе голубое небо, все и надевают по нескольку свитеров, дабы противостоять стуже.

Джун не отличалась предусмотрительностью и до сих пор ходила в лёгкой футболке. От ветра у неё по коже бегали мурашки, но её это почти успокаивало. Неприятно, конечно, но не смертельно: если уж она может это вынести, то Чарли и подавно не умрёт от обморожения, где бы он ни был.

Джун не могла совладать со страхом, нажимая на кнопку звонка. Она не питала тёплых чувств к представителям власти и предпочитала не встречаться с директрисой без особой необходимости.

– Джун Бурдонкль, – сказала Цезария, открывая дверь. В её голосе явственно прозвучали удивление, неодобрение, а также вопрос «Что это ты здесь делаешь?» и распоряжение «В твоих же интересах объяснить всё побыстрее!». Так явственно, что Джун могла бы без труда всё это записать и даже расставить знаки препинания.

– Чарли здесь? – спросила она.

– Чарли? – удивлённо повторила Цезария.

– Ваш сын. Он ведь пропал, да?

– У меня нет сына. Это моя мать пропала, и мне нужно многое сделать, чтобы её найти. У неё не всё в порядке с головой, наверное, она заблудилась.

Джун на миг стиснула зубы. Она совсем забыла про чары, которые Мангустина и Чарли навели на Цезарию. Их целью было избавить мать от чрезмерных переживаний за судьбу сына, но заклинание сработало слишком хорошо, и Чарли просто-напросто исчез из памяти директрисы. Это нисколько не облегчит поиски.

– Почтенная Мелисса тоже не вернулась? – предприняла вторую попытку Джун.

– Вы знаете мою мать?

– Да, и вашего сына тоже.

– Повторяю: у меня нет никакого сына.

– Неужели? А кто тогда живёт во второй спальне на втором этаже?

– На втором этаже всего одна спальня… Во имя четырёх шабашей, а это ещё что?!

Джун вздрогнула, услышав эти слова. Откуда Цезария взяла подобное выражение? Впрочем, она не успела продолжить эти размышления, потому что увидела, что испугало директрису: Тряпуля выбралась из сумки и теперь ползала по вымощенному красной плиткой крыльцу.

– Эта страхолюдина живая! – взвыла Цезария. – Я сейчас же вызываю дератизаторов!

– Нет, подождите!

Джун вломилась в дом без разрешения. Она оказалась в захламлённой гостиной, заполненной картинами Цезарии: они стояли на мольбертах, лежали, сваленные как придётся. Обычно Цезария отдавала предпочтение абстрактной живописи, но со свеженаписанной картины на Джун смотрело человеческое лицо, притом до боли знакомое.

– Это он, ваш сын Чарли, – заявила она. – Хотя, по правде говоря, он вовсе не такой урод.

– У меня нет сына! – нервно огрызнулась Цезария.


Между тем Тряпуля уже начала карабкаться по ступенькам лестницы и очень быстро добралась до лестничной площадки.

Цезария и Джун побежали следом за ней.

– Надеюсь, эта тварь не опасна!

Тряпка энергично протискивалась в щель под дверью комнаты Чарли.

– Она… исчезла в стене?! – потрясённо пролепетала Цезария.

Джун озадаченно уставилась на директрису. Выходит, Цезария даже не видит дверь в комнату сына? Джун поколебалась, потом решила, что всё равно ничего здесь не узнает, а наведённые Мангустиной чары слишком мощные и разрушить их не получится.

Кроме того, в комнате Чарли Тряпуля на своём месте.

– Я пойду, мадам Вернье, – сказала Джун.

– Вы же не оставите меня одну с этой… с этим существом?! Это же вы его сюда притащили!

– Не подходите к ней, когда она в плохом настроении, и время от времени ставьте ей ведро с водой. Обычно она не пытается задушить спящих людей.

– Но… подождите! Джун Бурдонкль, я требую, чтобы вы… о чём мы только что говорили? – Внезапно у Цезарии Вернье сделался чрезвычайно озадаченный вид.

Джун бросила на неё сочувственный взгляд и ушла.

Изначально она намеревалась вернуть Книгу мага почтенной Мелиссы – незаметно положить на стол, – но потом передумала.

Накануне вечером Джун осмотрела Книгу и пришла к выводу, что она живая – в этом не было сомнений. Казалось, Книге не нравится, когда к ней прикасаются. С другой стороны, Книга позволяла себя читать, самостоятельно переворачивая страницы. Внутри было записано множество заклинаний. Возможно, одно из них позволит Джун вернуть Чарли.


1. Кого люблю, того и бью

Обратный путь в Тэдем, город магов, занял очень мало времени. Похоже, сами академики магию не экономили.

Запряжённая лошадьми белая тыквина тряслась по покрытым лужами ноябрьским дорогам.

В салоне экипажа находилось четверо пассажиров: один взрослый и трое подростков.

Судья Денделион правой рукой строчил отчёт о событиях сегодняшнего вечера, а левой небрежно сжимал дорогу. Весьма непростое заклинание, но маг справлялся с ним без всяких видимых усилий, словно виртуозный музыкант, способный сыграть самую сложную партию по памяти, почти не заглядывая в партитуру. Лицо судьи элегантно обрамляли волны волос – из его причёски не выбилось ни одной пряди, несмотря на бушевавшую недавно бурю.

 

Напротив судьи Денделиона, сложив руки на коленях, сидел его сын Тибальд. Как и Чарли с Мангустиной, он был всего лишь недомагом, то есть начинающим волшебником. Тем не менее он чувствовал, что ему уготовано блестящее будущее, и с высоты своих пятнадцати лет пытался по мере сил подражать всем повадкам отца – ни дать ни взять юная копия папаши. Дабы преуспеть в этом, Тибальд явно был не прочь показать двум другим пассажирам тыквины, кто тут главный (накричать на них, возможно даже отвесить им пару оплеух), но те вели себя тише воды ниже травы, не давая ни малейшего повода для придирок.

Двадцать минут назад, отчаявшись хоть как-то зацепить своих попутчиков, Тибальд развалился на сиденье, широко раздвинув ноги, чтобы стеснить сидящую рядом Мангустину. Его колено упёрлось в округлое бедро девочки – таким образом представитель золотой тэдемской молодёжи надеялся вывести соседку из себя. Если повезёт, она может вспылить, и тогда он поставит её на место. Чарли пытался вмешаться, и Тибальд, только того и ждавший, быстро утихомирил защитника парой болезненных заклинаний. В теории простой недомаг имел доступ лишь к очень небольшому количеству магии, но благодаря жемче – жемчужине, содержащей воспоминания волшебников, которую сын судьи тайно прикрепил к своему кулону недомага, – его возможности многократно умножились. Тибальд мог тратить магию не скупясь, и, разумеется, его отец безмерно гордился выдающимися успехами сына.

К его большому огорчению, Мангустина вжалась в стенку тыквины и отгородилась от соседа длинной завесой светлых волос. Широкие поля её остроконечной шляпы словно немного опустились, чтобы лучше скрывать лицо девочки. Это уже можно было расценить как небольшой бунт, но Тибальд не нашёл, к чему придраться. Вдобавок Мангустина спряталась за толстыми стёклами своих очков, и даже её взгляд, казалось, был обращён внутрь: она полностью ушла в себя.

Чарли понимал, что девочка сейчас в ужасе из-за конечной точки их путешествия: Святых Розог. Сам-то он совершенно ничего не знал об этом месте, слышал только, что туда отправляют молодых магов, совершивших непростительные преступления. Тяжесть проступка обычно определялась тем, принадлежит совершивший его человек к тэдемской элите или нет. Мангустина успела провести какое-то время в этом заведении, и оставшиеся у неё воспоминания заставляли её дрожать при мысли о том, что придётся туда вернуться.

Высокий чернокожий парень с отлично сформированными мускулами, Чарли был одет с иголочки благодаря своей волшебной шапке-выручалке, а точнее – щегольству учителя Лина. Этот сильный маг, определённо заслуживающий гораздо большего, чем его нынешнее звание Элементариата, и одолжил пареньку сей магический головной убор.

Чарли не особо тревожился о будущем – ему вполне хватало неприятностей, обрушившихся на него в недавнем прошлом и в настоящем. Несколькими часами ранее он заточил в свою шапку Всадника, Аллегорию смерти, и заявил, будто сразил его в бою. Представители Академии не очень-то поверили его словам, но разозлились не на шутку. Чарли этого ожидал. На словах-то академики клялись и божились: мол, знать не знаем ни о каких таких махинациях, – а на самом деле использовали Всадника в своих интересах. Он не собирал свою жатву в их рядах, сделав академиков почти бессмертными, и это ещё не всё. Магия, редкий товар, драгоценный и доступный не всем, содержится в памяти магов. Похищая их воспоминания своей длинной косой, Всадник накопил огромный запас магии. Почтенная Мелисса, бабушка Чарли, в прошлом заплатила высокую цену за свою смелость. Она решилась выступить против Академии, и тогда Всадник похитил её воспоминания в результате чудовищной сделки, на которую почтенная Мелисса пошла ради спасения внука.

Чарли снова вспомнил день, когда бабушка приехала к ним, совершенно опустошённая. С тех пор прошла всего неделя, но за это время столько всего случилось! Чарли всё-таки сумел вернуть бабушке воспоминания – вот только какой ценой!.. Едва став прежней, почтенная Мелисса во второй раз спасла внуку жизнь, схлестнувшись со Всадником. Именно она сумела заточить его в шапку. Увы, потом она тоже туда провалилась, а Чарли пришлось отрезать ей путь обратно.

Есть ли у бабушки хоть малейшая надежда выбраться? Неужели она в эту самую секунду погибает под натиском Всадника? Почтенная Мелисса очень сильный Магистр магии, но сейчас ей противостоит не кто-нибудь, а одна из Аллегорий. И потом, после стольких лет, проведённых в беспамятстве, наверняка её сила уменьшилась. Чарли думал о том, что бабушка сейчас не может выбраться: ведь они вместе со Всадником заперты в шапке-выручалке, в той самой, которая у него, у Чарли, сейчас на голове. По старой привычке он все свои тревоги стиснул в кулаке и сжимал кулак очень сильно и долго, пока наконец не почувствовал, что снова владеет собой.

Чарли до сих пор испытывал лёгкое удовлетворение оттого, что ранее солгал судье Денделиону. Когда он заявил, будто Всадник мёртв, а почтенная Мелисса сбежала, лицо академика так вытянулось, что Чарли отдал бы все жемчи мира – лишь бы насладиться этим зрелищем ещё разок. Очевидно, Мангустина могла бы опровергнуть его версию случившегося, но Чарли знал: она будет держать язык за зубами. Всю поездку девочка молчала, плотно сжав губы, словно воды в рот набрала.

Чарли видел: подруге очень плохо, она часто, прерывисто дышит, сгорбилась, пальцы впиваются в колени. Мангустина сохраняла гордый вид, потому что уже давно сделала гордость своим любимым щитом, но её тело говорило вместо неё, выдавая её страхи и боль.

В кармане её платья тихонько возилась, сминая страницы, Книга мага, и Мангустина время от времени прижимала карман ладонью, чтобы её успокоить.

У Мангустины не осталось никого из родных, в последнее время о ней заботился учитель Лин, к которому она в некотором смысле относилась как к отцу. Когда его арестовали за то, что он защищал Чарли, девочка была безутешна. Учителя Лина приговорили к жемчелишению, то есть к стиранию памяти. Чарли считал, что это наказание будет хотя бы отложено: ведь без помощи Всадника Академия не сможет его применить. Всё-таки какое-то облегчение. Вот только подумала ли об этом Мангустина?

Чарли хотелось как-то её утешить. Поскольку он не мог взять её за руку, он попытался встретиться с ней глазами. Мангустина упорно смотрела в пол, и тогда Чарли уставился на неё, надеясь, что она почувствует его взгляд. Наконец девочка подняла голову.

Воспользовавшись этим, Чарли пристально посмотрел ей в лицо. «Я здесь. Ты не одна. Нас двое». Мало-помалу он почувствовал, что Мангустина словно выплывает из глубокого чёрного омута.

Салон залили лучи света, и тыквину слегка затрясло, словно теперь она катилась по вымощенной булыжником мостовой. Судья опустил левую руку, перестав сжимать дорогу, и Чарли догадался, что они наконец въехали в Тэдем.

Внезапно тыквина замедлила ход. Потом вдруг цокот копыт стих, и судья, открыв дверцу, вышел из экипажа. Чарли заметил своего кота Бандита – тот прятался на крыше экипажа: жалкий, промокший до нитки и весь забрызганный грязью.

«Потерпи!» – послал ему мысленный сигнал Чарли.

Дождь наконец прекратился.

– Поздравляю, у вас будет новый ошейник! – вдруг прошипел Тибальд.

Мангустина отвела взгляд от Чарли и с тревогой выглянула наружу. Чарли сделал то же самое. Тыквина стояла на какой-то зловещей площади, – из-за ливня по стенам постройки тут и там стекали струйки воды, и казалось, будто фасад плачет.

– Это Штаб патрульных, – прошептала Мангустина. – Мы находимся на площади Двух Алгосов.

В самом деле, они заметили, что судья остановился перед высокими двойными дверями и перебрасывается шутками с каким-то патрульным, обладателем длинных каштановых волос, одетым в красное. Чарли уже случалось видеть этого типа: капитан Атравис собственной персоной.

Через минуту судья вернулся к экипажу. В руках он держал две цепочки, на каждой висели малюсенькие песочные часы.

– У вас будет право на два отблеска в месяц, не более, – произнёс он с видимым удовольствием. – Это должно поумерить ваш преступный пыл. – Голос судьи звучал тепло, но твёрдо.

– Что такое «отблески»? – спросил Чарли.

Тибальд прыснул:

– Ты даже этого не знаешь!

Отец сердито зыркнул на него, и тот сразу притих.

– Отблески, – поучительно ответил судья Денделион, – это единицы измерения магии, как метры для расстояния и литры для жидкости. А теперь надевайте свои кулоны.

Чарли и Мангустина повиновались. Цепочка оказалась короткой, и Чарли с трудом просунул в неё голову. Едва ему это удалось, как он почувствовал жжение в том месте, где песочные часы касались его кожи. К счастью, неприятное ощущение быстро прошло.

– Новое поколение, снять невозможно. Я говорю это ради вас, барышня, на случай, если вы во второй раз попытаетесь от нас сбежать. В прошлом ваша непутёвая семейка много чего натворила, но теперь с этим покончено! Вы и в подмётки не годитесь своему брату. Постарайтесь не забывать об этом и ведите себя благоразумно.

– Кстати, отец отправил в Чистилищное твоего изготовителя поддельных кулонов, – добавил Тибальд. Голос его сочился злорадством. – Даже не мечтай раздобыть ещё одну фальшивку! – Он с сияющим взглядом повернулся к отцу – ни дать ни взять петушок, гордо распушивший все свои куцые пёрышки.

Однако судья лишь досадливо поморщился.

– Скоро мы прибудем в Святые Розги, – просто сказал он.

И правда, лошади снова пошли рысью, мерно цокая копытами. Вскоре тыквина разогналась так, что пассажиров буквально бросало друг на друга. Они съехали с шоссе и теперь тряслись по просёлочной дороге.

В окно Чарли видел уличные фонари и разбросанные в полях домики. Скоро остались только деревья и поля, посреди которых Чарли разглядел огородных пугал и вспомнил, что они отпугивают спокойных, дабы ни один немаг случайно не забрёл в Тэдем.

Ощутимо похолодало. Они огибали большое озеро, а потом тыквина остановилась.

– Вылезайте.

Чарли спрыгнул на землю и тут же повернулся и протянул руку Мангустине, чтобы помочь ей выйти из экипажа; и, воспользовавшись этим, он на секунду крепко сжал пальцы девочки. Слабое утешение, но лучше, чем ничего.

– Я пойду с вами, – вяло пробормотал Тибальд.

– Ты ничем не рискуешь, если останешься в карете, трус паршивый, – отрезал судья.

И он захлопнул дверцу перед носом у сына.

В нескольких метрах от них из воды поднималась монументальная крепость: три башни, соединённые друг с другом, массивные и приземистые, как приготовившиеся к прыжку гигантские жабы. Выглядели они настолько довольными собой, что Чарли не смог сдержать дрожь. За башнями расстилалась чёрная гладь озера, а берега скрывались в тумане.

Судья подошёл к воротам, недовольно кашлянул, и подъёмный мост опустился прямо перед посетителями. Тяжёлые цепи яростно скрипели, словно чувствовали себя обязанными внести свой вклад в царящую на берегу озера мрачную атмосферу.

Между тем Бандит слез с крыши тыквины. Краем глаза Чарли наблюдал, как кот спрыгивает с колеса на землю, а потом потихоньку подкрадывается к людям. Бандит вымок до нитки, вид имел довольно жалкий, но, судя по яростному взгляду, прямо сейчас был готов разорвать на клочки кого угодно, даже дракона.

– Вы прибыли как раз к десерту! – раздался вдруг певучий мужской голос.

Пройдя в ворота, путники оказались на широком дворе. Бандит крался вдоль стены, и, окинув двор взглядом, Чарли понял, почему это место производит на него столь гнетущее впечатление: оно было совершенно пустым. Ни скамейки, ни фонаря – только голый камень, аж стыдно становилось.

Судья направился к открытой двери, из которой лился золотистый свет.

– Мой храбрый Лилий Атравис! – воскликнул он слегка надменно.

Чарли вытаращил глаза. Атравис? Как тот одетый в красное капитан патрульных, которого они видели в городе несколько минут назад? Он повнимательнее пригляделся к ожидающему их человеку. Это был очень красивый мужчина с идеально уложенными волосами. Его лицо буквально лучилось улыбкой, вот только в глазах она не отражалась – казалось, они скрыты в тени.

На руках незнакомец держал крупную синюю рептилию с короткими когтистыми лапами, на шее которой красовался красный атласный бант. У его ног стояли два точно таких же существа: одно с зелёным бантом, другое с жёлтым. Рептилии с томным видом тёрлись о ноги хозяина, и Чарли мгновенно почувствовал к ним глубокое отвращение.

– А вот и наша парочка юных преступников! – благодушно заявил любитель пресмыкающихся. Вероятно, это был сам директор. – Добро пожаловать в Святые Розги! – Он обращался к вновь прибывшим по-отечески, как будто всё происходящее вовсе не серьёзно и здесь все свои.

– Эту особу вы уже знаете, – отрывисто проговорил судья. – Мангустина Баттернат, рецидивистка! – Он отвёл белокурый локон от лица Мангустины и, ухватив её за подбородок, заставил поднять голову. Чарли счёл этот поступок отвратительным и неуместным, однако прежде, чем он успел как-то отреагировать, его кот, прятавшийся в тени, злобно зарычал.

 

И тут рептилия, сидящая на руках у директора, с присвистом прошипела:

– Кажетс-с-ся, у этого мальчика ес-с-сть С-с-спутник. Пох-х-хоже, это кот.

У Чарли глаза на лоб полезли, а директор от души расхохотался – он прямо-таки излучал дружелюбие:

– Что, мальчик мой, никогда прежде не видел шептуна? – Элегантным жестом он по очереди указал на трёх рептилий: – Позволь представить: это Бубу, Сиул и Грозмол. Эти крошки-милашки помогают мне поддерживать дисциплину в нашем заведении. – Он почесал голову рептилии, которую держал на руках, и та от удовольствия изогнулась, завертела вытянутой, покрытой складками кожи мордой и защёлкала зубами. Во все стороны полетели ниточки слюны, но директор не обратил на это внимания. – Разумеется, правила не запрещают держать Спутника мага, хотя подобная практика у нас большая редкость. Зато вы будете нести ответственность за поведение своего друга, молодой человек. Если он причинит какой-то ущерб, последуют определённые наказания, и, поверьте, мне будет больнее, чем вам.

Судья тихо фыркнул. Беседа выходила в высшей степени культурная.

– С этой парочкой вам скучать не придётся, мой храбрый Лилий. Очень скоро я пришлю вам свой отчёт, и вы сами увидите, сколько у меня с ними было хлопот!

– Вы их уже осудили?

– Завтра! Вы очень скоро получите повестку. А пока что, дорогой мой, я возвращаюсь в родные пенаты. Поручаю этих юных недомагов вашим заботам! – Судья небрежно отсалютовал директору и повернулся на сто восемьдесят градусов.

– Передавайте мои наилучшие пожелания вашей супруге! – воскликнул Лилий Атравис, глядя в удаляющуюся спину посетителя.

– Вы слишком фамильярны, – не оборачиваясь, бросил судья.

И ушёл.

Чарли и Мангустина остались наедине с Лилием Атрависом. Чарли чувствовал, что вежливое презрение, с которым судья обращался к директору, немного раздражало последнего. Однако лицо директора очень быстро приобрело нейтральное выражение:

– Сюда, молодые люди. Ваши маленькие товарищи сейчас в столовой. – Лилий Атравис повернулся и зашагал к двери; Чарли увидел, что волосы директора заплетены в сложную косу, украшенную тремя атласными бантами: красным, зелёным и жёлтым. Шептун спрыгнул с рук хозяина на землю и, проворно перебирая короткими лапами, затрусил рядом с двумя своими сородичами – все три рептилии быстро куда-то исчезли. – Основная часть организации размещается в трёх башнях этого замка, – пустился в объяснения директор. – Башня Золотой ноги вмещает в себя спальни девочек и мальчиков, а также комнаты надзирателей – всё как в те времена, когда ты ещё жила с нами, девочка. Вам не составит труда запомнить – в этой башне золотые доспехи. Столовая, библиотека и класс малышей расположены в башне Прачек, отмеченной зелёными доспехами. Ваш класс находится в башне Знамений. Наверху мои кабинет и комната – это башня с красными доспехами. Легко запомнить, правда?

Пока они шли за директором, Чарли поглядывал по сторонам. Потолки, очень высокие, терялись во мраке. Освещение обеспечивали масляные лампы, в которых горело алое пламя. Надо сказать, эффективность их применения вызывала большие вопросы: они давали больше дыма, чем света.

– Я считаю себя весьма лояльным директором. Мои маленькие подопечные пользуются здесь определённой свободой. Тем не менее советую вам не переходить границы. В конечном счёте я узнаю о любых нарушениях. Я наиболее информированный человек во всём Тэдеме, и это неизменно вот уже двадцать лет! Мне не всегда воздаётся по заслугам, но в один прекрасный день признание придёт.

По обеим сторонам коридора стояли рыцарские доспехи, и Чарли показалось, что они внимательно за ним наблюдают. Все доспехи, до последней детали, были зелёные, а это, несомненно, означало, что директор вёл своих новых подопечных по башне Прачек. На стенах висели картины. Приглядевшись к одной из них, Чарли заметил, что на полотне нарисован висящий вниз головой мальчуган, которому устраивают обстоятельную порку. Вообще-то, на каждой картине изображалось какое-то телесное наказание. Куда ни глянь – повсюду покрасневшие от пощёчин щёки, исполосованные розгами спины и покрытые синяками ноги. Подобная живопись не только наводила ужас на зрителей, но ещё и являлась образчиком вопиющего дурновкусия.

– Прогулки разрешены и даже поощряются – в разумных пределах. Я люблю получать сообщения о секретах из разных уголков города. Не стесняйтесь рассказывать новости моим маленьким милашкам, ибо особенно важные секретики могут даже заслужить мою благодарность! Каждый вечер за ужином я проверяю, все ли на месте. Затем надзиратели проверяют, все ли находятся в своих постелях в момент отбоя – я неукоснительно придерживаюсь этих двух правил. Обо всём остальном я не желаю ничего знать, но, если с вами что-то случится, моей вины в том не будет.

Директор по-прежнему шёл впереди. Чарли вдруг нахмурился: что-то его встревожило. Наконец он понял, что слышит шаги только двух человек: свои собственные и Мангустины. Он уставился на ноги директора: Лилий Атравис был в сапогах ярко-красного цвета, и, казалось, будто они не касаются…

– Это семимиллиметровые сапоги, – прошептала Мангустина, проследив за взглядом Чарли. – Они всегда зависают в семи миллиметрах над землёй, поэтому обладатель такой обуви передвигается абсолютно бесшумно.

Директор обернулся к ним и улыбнулся от уха до уха. Хоть Мангустина и говорила тихим шёпотом, он прекрасно расслышал её слова.

– Это чтобы лучше наблюдать за тобой, дитя моё, – произнёс он.

Когда они вошли в столовую, Чарли едва не вздрогнул от внезапно обрушившейся на него тишины. В зале было полно детей и подростков, человек шестьдесят, не меньше. Все они сидели за длинными столами, напоминая клавиши пианино, только звуков не издавали. Нормальные дети обычно болтают, кричат и хохочут во весь голос. А здесь молодые люди сидели, вытянувшись в струнку, чинно положив руки по обеим сторонам от жестяных мисок. На миг Чарли даже засомневался, живые ли это люди или же перед ним вереница восковых фигур. Но нет. Глаза двигались, торсы слегка шевелились при дыхании. Просто все дети вели себя примерно.

По проходам между столами ползали три шептуна, непрестанно вертя складчатыми, слюнявыми мордами из стороны в сторону, будто надеясь разнюхать чужие секреты.

– Присаживайтесь, – прошелестел Лилий Атравис. – На основное блюдо вы, увы, опоздали, но скоро будут сладости.

Позволив Чарли и Мангустине сесть на скамью с краю одного из столов, директор направился к возвышению, где располагались взрослые, на лицах которых читалась присущая всем учителям властность. Одна из преподавательниц, тучная дама с ёжиком седых волос, строго поглядела на вновь прибывших, однако, несмотря на насупленные брови, было видно, что лицо у неё доброе.

– Это Кипунья, – прошептала Мангустина на ухо Чарли. – Наша надзирательница. Она уже здесь работала, когда я сбежала.

– Она добрая?

– Нормальная, но следует правилам.

Тут на столы поставили миски с яблоками. Чарли скорчил гримасу: яблоки были с бочка`ми.

Кипунья встала и объявила:

– По четвертинке на человека, не больше. Если что-то останется, сложите обратно в миски.

Нарезка яблок вызвала небольшой ажиотаж. Чарли с облегчением понял, что встретившая их гнетущая тишина была вызвана отсутствием директора и его приказом вести себя тихо, пока он не приведёт новеньких. Улучив момент, Чарли прошептал на ухо Мангустине:

– Этот директор… его зовут Атравис, как того капитана патрульных. Они из одной семьи?

– Родные братья. Лилий руководит Святыми Розгами, а Сухостой занимается поддержанием порядка в городе. Ещё у них есть сестра Мина, она заправляет Чистилищным, куда заперли учителя Лина. – Тут девочка осеклась и с опаской покосилась на проход между столами. Мимо них прополз шептун с большим жёлтым бантом, насторожённо вертя головой. Наконец рептилия утопала к другому концу стола, и, воспользовавшись этим, какой-то мальчик, сидящий чуть в стороне от Чарли и Мангустины спросил:

– Ну что, Мангуст, скучала по нам?

Это был увалень с копной рыжих волос, вздёрнутым носом и наглой кривоватой ухмылкой – казалось, всё его лицо говорит «А что такого?». Вообще-то, кривоватыми были все черты его лица, даже зубы. Эта деталь придавала ему какое-то необъяснимое злодейское очарование. Ещё в его физиономии было что-то диковатое. Впрочем, Мангустина ничего не ответила и уставилась в свою тарелку.

– Ты ещё и приятеля с собой привела? Какой милый малыш!

Чарли не привык, чтобы его называли малышом, и приподнял бровь. Несмотря ни на что, ему не хотелось в первый же день ссориться со здешними обитателями.

– Меня зовут Чарли. Приятно познакомиться.

Обескураженный дружелюбием Чарли, парень некоторое время молчал, похоже, раздумывая, какой тон выбрать для дальнейшего общения, потом всё-таки решил сразу на рожон не лезть:

– Я Панус. – Он поочерёдно кивнул на двух сидящих рядом с ним мальчиков – видимо, это были близнецы, с одинаковыми тёмными кудрями. – А это Кариб и Силас.

Чарли подумалось, что братья похожи на двух больших сторожевых собак, которых держат на коротком поводке. Вдруг ему в физиономию прилетело несколько капель. Какая-то девочка с длинными золотисто-каштановыми волосами и раскосыми глазами только что обмакнула пальцы в свой стакан с водой и брызнула ему в лицо.

– Я – Клафиди, – сообщила она Чарли, потом повернулась к Мангустине: – Итак, маленькая принцесса посчитала, что слишком хороша для нас? Видимо, патрульные иного мнения. Жду не дождусь поглядеть, какое же наказание ты получишь.

1Высшее право – высшая несправедливость (лат.).
2«De officiis» – «Об обязанностях» (лат.).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru