Олег Смыслов
Расстрелять перед строем

Кирилл Семенович Москаленко также закончил войну в звании генерал-полковника. Точно также командующим армией и Героем Советского Союза. Но между этими людьми легла целая пропасть…

Даже в наградном листе командующий войсками 1-го Украинского фронта И.С. Конев подчеркивал, что командующий войсками 38-й армии «генерал-полковник Москаленко – волевой и решительный командир. Много работает, не считаясь со временем и своим здоровьем. Тактически грамотен. Лучше умеет наступать, чем обороняться. При осложнении обстановки мало устойчив…»

Об Александре Васильевиче Горбатове в наградных представлениях вы таких слов не найдете!

5

В своих воспоминаниях, широко известных под названием «Время. Люди. Власть», Н.С. Хрущев, видимо, совершенно случайно коснулся и военных мемуаров. Запись была сделана на магнитофонную пленку в 1969 году, а сама книга появится лет через тридцать.

Никита Сергеевич в отличие от других чаще говорил то, что думает. И в этой записи он откровенен, может быть, как никогда:

«Несколько дней назад я совершенно случайно встретился с Иваном Христофоровичем Баграмяном. Мне было очень приятно его повидать. Ведь я уже много лет не видел его. Накоротке мы обменялись с ним различными мнениями. Неожиданно он поднял вопрос о книге мемуаров Жукова, высказал ряд замечаний и заявил, что в ней допущены очень большие искажения и отступление от истины. Тут же он сказал, что написал воспоминания и маршал Москаленко, причем написал просто гадкую книгу. Я не стал его выспрашивать и как-то уточнять, в чем же выражается эта гадость. Но вообще-то Москаленко может такое сделать. Я его знаю и с хорошей, и с плохой стороны. С хорошей знаю в том смысле, что он человек, преданный делу, воевал неплохо, проявлял настойчивость и энергию, не щадил себя. Плохие его стороны – нервозность, неуравновешенность, вспыльчивость, грубость, даже больше, чем грубость. Оскорбления, которые он наносил своим подчиненным, всем известны. Люди, которые находились у него в подчинении, неоднократно жаловались мне на то, что он груб, оскорбляет их. Вот его обычный лексикон: “Враг народа! Предатель! Подлец! Судить надо! Расстрелять надо!” Это человек настроения, который очень поддается влиянию. Он на все способен. Особенно если почувствует, что это выгодно для него, что такая гадость как-то оплачивается, то он пойдет на нее.

Его беспринципность особенно поразила меня во время истории с отставкой Жукова в 1957 году. Я с доверием относился к Жукову во время войны и многое сделал для поднятия его репутации и авторитета в глазах Сталина. Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями в адрес Жукова. Уже не на общем заседании пленума ЦК КПСС, а в более узком кругу лиц, когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой (а я верю Жукову, что он сказал правду) бросил ему: “Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил: чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!”

Когда я услышал это, то был поражен. Такого я никак не ожидал от Москаленко. Жукову не было смысла лгать. Да и Москаленко никак не смог парировать такое серьезное обвинение, фактически в государственной измене. Когда я рассказал об этом Малиновскому, Малиновский по собственной инициативе внес предложение об освобождении Москаленко от занимаемых постов.

Но я сказал: “Родион Яковлевич, вряд ли нужно так поступать. Это же Москаленко! Если будет нормальная обстановка (а я был уверен, что она нормализуется), то Москаленко станет честно выполнять свои обязанности…”

Это я рассказал, чтобы показать, кто есть Москаленко. Существуют несколько Москаленко. Один – это генерал, который честно командовал войсками, попадая во всевозможные переплеты на первом этапе войны. Затем он командовал армией, и его активная роль была заслуженно отмечена. Я лично вносил предложение о присвоении ему, уже после смерти Сталина, звания Маршала Советского Союза. Другой Москаленко – настоящий истерик. Я уже рассказывал анекдотический случай, как при нашем отступлении его выгнала колхозница из своего коровника, где он прятался, переодевшись в крестьянскую свитку, и он, сам украинец, выступил после этого против украинцев, кричал, что все они предатели и всех их надо выслать. Вот неуравновешенность этого человека.

А есть и третий Москаленко – приспособленец, алогичный и беспринципный человек. Таким он показал себя в деле с Жуковым. Но в чем конкретно выражалась та гадость, о которой говорил Баграмян, я не знаю».

6

Находясь в одном кабинете и сидя напротив друг друга, два полковника не только занимались каждый своей работой, но и, конечно же, беседовали. Александр Захарович прекрасно знал, что Иван Дмитриевич готовит рукопись второй книги мемуаров маршала Москаленко. Для этого он работал с архивными материалами из ЦАМО по 38-й, 27-й и 40-й армиям и Воронежского, а после 1-го Украинского фронта. И вполне естественно, что даже, несмотря на их секретность, в порядке исключения некоторые оперативные документы фронта и армий хранились в его сейфе.

Бывало, Иван Дмитриевич отвлечется от своей кропотливой работы и поинтересуется у Александра Захаровича:

– Саша, а ты, случаем, не помнишь погоду и проходимость дорог в те дни?

А речь шла как раз о тех днях, когда стрелковая дивизия Александра Захаровича, в одном из полков которой он был помощником начальника штаба, участвовала в зимнем наступлении 1944 года, которое оказалось для нее катастрофическим.

Отвечая на некоторые специфические вопросы Ивана Дмитриевича, Александр Захарович, кроме погоды и проходимости дорог, рассказывал летописцу маршала и многие другие вещи, о которых не мог забыть до самой своей смерти.

Надо сказать, отличался полковник не только прекрасной памятью, но и прекрасными способностями рассказчика.

– Наша 38-я стрелковая дивизия в первый бой после переформирования пошла под Сумами в 1943 году. Требовалось прорвать немецкую позиционную оборону на второстепенном направлении. Наступали без артиллерии РГК, без танков и авиации. После 15-минутного артналета. За два дня безуспешных действий двух полков (третий был в резерве комкора) мы потеряли убитыми 431 человека и ранеными 1516, из них 285 офицеров…

…В ночь с 23 на 24 сентября 1943 года дивизия успешно форсировала Днепр и захватила плацдарм в районе большой излучины, который стал именоваться Букринским. Сначала всех офицеров наградили орденами, а солдат и сержантов орденами и медалями. Потом приказ: представить 50 человек к званию Героя Советского Союза. Представляем, конечно, тех, кто отличился и уже был награжден. Но командарм дает геройство только 16, а остальных снова награждает орденами Красного Знамени или Отечественной войны 2-й степени (теперь уже вторично). Таков был «размах». Всех отметили, кроме… командира дивизии и начальника штаба. Хотя оба они переправлялись с полками на плацдарм. У нас там за 40 суток боев только погибших было свыше 300 человек…

…4 ноября нашу дивизию вывели из боя, дали пополнение, переодели в зимнее обмундирование… и тут же приказали всю пехоту передать в другие дивизии, а нас вернули на левый берег на доукомплектование. Но взят Киев, и нас снова переправляют на западный берег и сажают в оборону без стрелков и пулеметчиков. Офицеры подстелили на снег соломки, установили пулеметы и «обозначили» оборону.

9 ноября – приказ: мобилизовать всех военнообязанных в прилегающих селах, вооружить и в своей одежде отправить в окопы… Кто и о чем думал, когда приказывал передать личный состав 38-й сд в другие дивизии, а затем так ее пополнять? Загадка до сегодняшнего дня.

– И что же дальше? – заслушавшись собеседника, спросил Иван Дмитриевич.

– А дальше было следующее. 28 декабря 38-я сд участвует в наступлении. Только в одном нашем полку были убиты 75 и ранены 265 человек. Жены и родственники тут же собрали тех и других на саночки и увезли по домам, многих даже в своих жупанах. Погибших хоронили на родных погостах, раненых лечили местные врачи. Справа танковые части пробиваются с боями на Белую Церковь, а мы слева обеспечиваем их фланг. День лежит наша пехота на снегу, а немцы ведут огонь по ней из окон и с крыш хат. Ночью они отходят на новый рубеж, а мы за ними. Так и догоняли, более ста километров…

На этом рассказчик на мгновение замолк, посмотрел на свои часы и улыбнулся.

– Пора, Иван, собираться по домам, а то что-то мы засиделись.

7

В первой книге мемуаров Маршала Советского Союза К.С. Москаленко «На Юго-Западном направлении. Воспоминания командарма», вышедшей в издательстве «Наука» в 1969 году, есть введение. А в нем, словно в ларце, перечислены все те, кто принимал участие как в ее написании, так и в ее подготовке к выходу в свет:

«Считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность за помощь в подготовке этой книги полковнику И.Д. Фосту, генералам и офицерам Военно-научного управления Генерального штаба, Отдела печати Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, Архива Министерства обороны СССР, а также за техническую работу – полковнику П.В. Капитанову, М.М. Афанасьевой и Т.В. Каретниковой».

Неоднократно перечитывая весь список, лично я не нахожу всего одной фамилии…

8

Письмо Маршалу Советского Союза К.С. Москаленко:

«Дорогой Кирилл Семенович, прошу великодушно извинить меня за то, что я так задержал обещанное. Единственная причина – то, что я никак не мог кончить свою книгу из-за огромного объема работы. Каждую неделю казалось, что вот-вот кончу, а практически кончил только три дня назад и лишь после этого сумел сделать обещанное.

Хочу сказать о том, что я сделал и чего не сделал.

В данном случае речь в Вашей работе идет о событиях, которых я самостоятельно не изучал и о ходе которых собственного представления у меня не сложилось. Поэтому я видел свою задачу единственно в том, чтобы в меру своих сил помочь Вам в качестве, если так можно выразиться, литературного редактора. Я с пером в руке прошелся по Вашей рукописи с точки зрения стилистической, имея в виду, что она адресована не только военным специалистам, но и более широкому кругу читателей.

Собственно говоря, Ваша работа распадается на три части. Первая часть. – введение и заключение – связана с общими концепциями предвоенной и военной обстановки и роли Сталина. Вторая часть – история первых боев Вашей бригады – тяготеет к мемуарному жанру. Третья часть – история киевского окружения – представляет собой скорее оперативный очерк событий с использованием целого ряда необыкновенно интересных и значительных документов.

[…]

Работу я Вашу читал с большим интересом. Конечно, многое, связанное с киевским окружением, читать тяжело. Но тут без правды не обойдешься. Да и вообще в конечном итоге нигде и ни в чем не обойдешься без правды. И этой правдой мне и дорога прежде всего Ваша работа. Поэтому я и рад был оказаться Вам хоть в какой-то мере полезным как литератор. Считаю товарищеским долгом высказать Вам некоторые возникшие у меня сомнения и вопросы.

Первое. Документы, связанные с Шапошниковым, конечно, говорят об очень большой мере его ответственности за все случившееся под Киевом. Но для меня лично остается открытым вопрос – состоит ли его ответственность в том, что он сам был от начала и до конца яростным противником отвода войск из киевского мешка, или его ответственность состоит в том, что он целиком подчинил свою волю и свои взгляды на эту проблему воле и взглядам Верховного Главнокомандующего и как начальник Генерального Штаба не сумел убедить Верховного Главнокомандующего в неправильности принимаемых решений.

У Вас получается, что вроде бы Сталин в этом вопросе поддался Шапошникову. Не располагаю возможностью доказать обратное, в то же время психологически чувствую, что тут что-то не так. Сталин поддался Шапошникову – мало вероятно. Шапошников поддался Сталину – это более психологически вероятно.

Второе. Почему Тимошенко столь ответственное решение, как решение на отвод войск Юго-Западного фронта, передал Кирпоносу в устной форме через Баграмяна? Вы этого не объясняете. Думая над этим, я пришел к предположению, что, может быть, имея абсолютно жестокую директиву Сталина, запрещавшую еще и тогда, 16 сентября, отход войскам Юго-Западного фронта, а в то же время понимая, что каждый час промедления гибелен, Тимошенко, не решившись дать письменную директиву, прямо противоположную директиве Ставки, дал устный приказ Кирпоносу делать то, что все равно придется делать, но не стал закреплять этот приказ в документе.

Может быть, это и не так, но у меня рождается именно такое предположение. В этих условиях, когда командующий направлением, имея полную возможность отдать письменный приказ на отход, отдает вместо него устный, Кирпоносу, конечно, требовалось огромное гражданское мужество для того, чтобы выполнить этот устный приказ, учитывая все предыдущие запреты отхода, шедшие от Ставки.

На фоне всех тех документов, которые Вы приводите, на фоне всего того страшного нажима Ставки на Кирпоноса, который был до этого, запрос Кирпоноса в Ставку после получения устного приказа от Тимошенко кажется мне, в общем-то, естественным. Кирпонос всеми предыдущими приказами Ставки был буквально загнан в такое положение, когда ему пришлось запрашивать. Я решил поделиться с Вами этими моими читательскими недоумениями и размышлениями потому, что они, видимо, могут возникнуть и у других читателей.

Буду очень рад, если моя скромная литературная помощь в какой-то мере окажется полезной для Вас.

Жму Вашу руку.

14 июня 1966 год

Ваш Константин Симонов».

9

Теперь, я думаю, понятно, почему маршал И.Х. Баграмян назвал книгу маршала К.С. Москаленко «гадкой».

Во-первых, это касается тех самых вопросов, о которых в письме к Москаленко высказал свои сомнения К. Симонов.

Во-вторых, кому, как не Ивану Христофоровичу было знать всю правду случившегося под Киевом. Выпускник Военной академии им. М. Фрунзе и Академии Генштаба, с июня по декабрь 1941 года полковник (затем генерал-майор) Баграмян был заместителем начальника штаба и начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта.

А Москаленко – всего лишь командиром 1-й артиллерийской моторизованной противотанковой бригады РГК (апрель—август 1941 г.) и командиром стрелкового корпуса (август—сентябрь 1941 г.). Да, собственно, и книгу писал другой человек, далекий от тех трагических событий.

Глава 2
Ставка и штаб 1-го украинского фронта зимой 1943—1944 гг.

1

Чтобы более или менее понять ту ситуацию, о которой мы будем говорить несколько позднее, необходимо остановиться на той обстановке, которая складывалась зимой 1943—1944 гг. на южном крыле советско-германского фронта. И, конечно же, о планах сторон.

С этой целью для начала откроем воспоминания Маршала Советского Союза А.М. Василевского:

«Освобождение Правобережной Украины осуществлялось в ходе восьми операций, первые шесть из которых были связаны единым стратегическим замыслом и с военными действиями на других фронтах: Житомирско-Бердичевская (с 24 декабря 1943 года по 15 января 1944 года), Кировоградская (с 5 по 16 января), Корсунь-Шевченковская (с 24 января по 17 февраля 1944 года), Ровно-Луцкая (с 27 января по 11 февраля), Никопольско-Криворожская (30 января—29 февраля), Проскуровско-Черновицкая (с 4 марта по 17 апреля), Уманско-Ботошанская (с 5 марта по 17 апреля) и Березнеговато-Снегиревская (с 6 по 18 марта). Так слагалась в целом стратегическая операция при разгроме вражеских войск на всем южном крыле советско-германского фронта, при создании условий для полного изгнания оккупантов с Украины. Дополняла их Одесская наступательная операция (с 26 марта по 14 апреля), практически совпадавшая с ними по времени, но достаточно самостоятельная по своей организации и проведению в жизнь. Наконец, когда все они уже были завершены либо близились к этому, началась Крымская операция (с 8 апреля по 12 мая). Крупнейшими из указанных операций зимой и весной 1944 года были Корсунь-Шевченковская и Крымская; превосходить их могла лишь только Ленинградско-Новгородская операция, вошедшая в историю под названием “Первый удар”.

Сделаю оговорку. В свое время было принято называть главные наши операции 1944 года на советско-германском фронте “десятью ударами”. Соответственно, освобождение Правобережной Украины в феврале—марте 1944 года именовалось “Вторым ударом”, Крымская – “Третьим”. И хотя позже эти названия вышли из употребления и помнит их лишь старшее поколение советских граждан, я считаю возможным напомнить о старой терминологии. (…)

Директивами Ставки предусматривалось вначале разгромить противника в восточных районах украинского Правобережья, окончательно отбросить его от Днепра и выйти на рубеж Южного Буга (до Первомайска) и реки Ингулец (от Кривого Рога до устья).

В дальнейшем, развивая наступление, выйти на линию Луцк, Могилев-Подольский, Днестр; одновременно ликвидировать крымскую группировку врага и освободить Крым.

Конкретно фронтам приказывалось: 1-му Украинскому (Н.Ф. Ватутин) – нанести главный удар на Винницу и Могилев-Подольский, частью сил на правом крыле фронта – на Луцк, а на левом – на Христиновку, чтобы совместно с войсками 2-го Украинского фронта окружить и уничтожить сильную корсунь-шевченковскую фашистскую группировку, удерживавшую каневский выступ; 2-му Украинскому (И.С. Конев) главный удар намечалось нанести на Кировоград, Первомайск и частью сил на Христиновку. Ближайшая задача – совместно с войсками левого крыла 1-го Украинского фронта разгромить врага, оборонявшего каневский выступ. Не снималась с него и поставленная ранее Ставкой задача – содействовать 3-му Украинскому фронту в разгроме противника у Кривого Рога. Решению этой задачи Верховный Главнокомандующий придавал важное значение в связи с огромной экономической ролью Криворожского промышленного района. 3-й (Р.Я. Малиновский) и 4-й (Ф.И. Толбухин) Украинские фронты должны были, действуя по сходящимся направлениям, ликвидировать никопольско-криворожскую группировку врага, в дальнейшем, развивая наступление на Первомайск, Николаев и Одессу, освободить все наше Черноморское побережье. Одновременно 4-му Украинскому фронту предстояло освободить Крым. С этой целью привлекались также Отдельная Приморская армия, сформированная 15 ноября 1943 года из соединений Северо-Кавказского фронта, Черноморский флот, Азовская военная флотилия и партизанские отряды Крыма.

Эти планы опирались на прочную реальную основу. Крупные победы, одержанные осенью 1943 года, ярко демонстрировали возросшую мощь Советских Вооруженных Сил. Повысилась маневренность войск, улучшилось управление ими, выросла ударная и огневая сила. То, чем мы располагали в третью военную зиму, стояло качественно несравнимо выше того, что мы имели в начале войны. Огромный боевой опыт накопил Генеральный штаб. В начале 1944 года отдел по использованию опыта войны был преобразован в управление. Непрестанно разрабатывались пособия для офицеров, памятки воину, выпускались сборники теоретических статей по отдельным проблемам, в которых анализировалось все лучшее, достигнутое советскими войсками, становясь затем общим достоянием. 4,2 млн человек – такова цифра пополнения, пришедшего в действующую армию в 1944 году».

2

В «Воспоминаниях и размышлениях» Маршал Советского Союза Г.К. Жуков пишет:

«Для более детального ознакомления с положением на фронтах, рассмотрения и уточнения плана дальнейших наступательных операций в середине декабря я был вызван в Ставку. Прибыл и А.М. Василевский, с которым мы встретились в Генштабе и сразу же обменялись мнениями об итогах 1943 года и перспективах на ближайший период.

Александр Михайлович выглядел усталым. Ему, как и мне, пришлось, начиная с апреля, почти непрерывно находиться в движении – то в полетах, то в поездках по фронтовым дорогам. Обстановка в это время была довольно сложная, напряженная и изобиловала чрезвычайно острыми сменами больших успехов и досадных неудач. Все это, вместе взятое, плюс систематическое недосыпание, физическое и умственное перенапряжение особенно сказывались тогда, когда мы оказывались в Москве, в тиши кабинетов, где не слышно было ни налетов авиации, ни артиллерийских обстрелов, ни тревожных докладов с опасных участков фронтов.

На декабрьском совещании в Ставке присутствовали большинство членов Государственного Комитета Обороны. Скорее, это было расширенное заседание Государственного Комитета Обороны с участием некоторых членов Ставки Верховного Главнокомандования.

Совещание было довольно длительным. В обсуждении итогов и опыта борьбы на фронтах, а также оценки обстановки и перспектив войны приняли участие А.М. Василевский и А.А. Антонов. По вопросам экономики и военной промышленности докладывал Н.А. Вознесенский. О проблемах международного характера и возможности открытия второго фронта говорил И.В. Сталин. (…)

В результате глубокого и всестороннего анализа обстановки Ставка решила в зимнюю кампанию 1944 года развернуть наступление от Ленинграда до Крыма включительно.

При этом главные наступательные операции имелось в виду провести на юго-западном театре военных действий, с тем чтобы прежде всего освободить Правобережную Украину и Крым. Было решено полностью освободить Ленинград от блокады и отбросить врага за пределы Ленинградской области. На северо-западном направлении войска должны были выйти к границам прибалтийских республик. Западному направлению ставилась задача возможно большего освобождения территории Белоруссии.

Планируя действия советских войск на зиму 1944 года, имелось в виду главные средства и силы сосредоточить на 1, 2, 3-м и 4-м Украинских фронтах, чтобы создать там более значительное превосходство над противником и в короткие сроки разгромить войска групп армий “Юг” и “А”».

3

Сегодня существуют совершенно противоположные мнения о роли Г.К. Жукова в Великой Отечественной войне. Однако, заглядывая в хронику деятельности Маршала Советского Союза в эти годы, невозможно отрицать его важную роль в планировании и осуществлении стратегических замыслов в период 1941—1945 гг. Об этом говорят следующие факты.

С 24 сентября по 29 сентября 1943 года работал в Ставке ВГК в Москве.

С 27 сентября по 3 декабря координировал действия Центрального (с 20 октября – Белорусского) и Воронежского (1-й Украинского) фронтов по разгрому киевской группировки противника и овладению городом Киев.

1 октября – в штабе Воронежского фронта.

2 октября – утром выехал на Центральный фронт в 60-ю и 13-ю армии.

2—3 октября – на Центральном фронте.

5 октября – на Воронежском фронте в 27-й армии.

7—8 октября – в штабе Воронежского фронта.

8 октября – на Воронежском фронте в 27-й армии, в 3-й гвардейской танковой армии.

10 октября – в 40-й и 27-й армиях, в 4-й и 3-й гвардейских танковых армиях.

11 октября – в 38-й армии.

17 октября – в штабе Воронежского фронта.

23 октября – на 1-м Украинском фронте и в 38-й армии.

25 октября – переезд к Коневу (2-й Украинский фронт).

27 октября – в армиях 2-го Украинского фронта.

28 октября – 2 ноября – на 1-м Украинском фронте.

2 ноября – переезд на 2-й Украинский фронт, в 7-й и 37-й армиях и 5-й гвардейской танковой армии.

3 ноября – в 37-й и 7-й гвардейской армиях.

5 ноября – на 1-м Украинском фронте в 38-й армии.

6 ноября – был в Киеве.

12—13 ноября – на 1-м Украинском фронте в 3-й гвардейской танковой армии.

С 4 по 12 декабря работал в Ставке ВГК в Москве.

С 12 по 31 декабря работал на 1-м и 2-м Украинских фронтах.

16 декабря – на 1-м Украинском фронте.

17 декабря – в 18-й Воздушной армии, 38-й армии, в 3-й гвардейской и 1-й танковых армиях на 1-м Украинском фронте.

22 декабря – на 1-м Украинском фронте в 38-й армии.

С 1 января по 18 февраля 1944 года координировал действия 1-го и 2-го Украинских фронтов.

2 января – в 17.45 на 2-й Украинском фронте.

3 января – в 5-й гвардейской армии.

7 января – в 17.00 на 1-м Украинском фронте.

Вот как описывает свое прибытие на подопечный фронт сам Георгий Константинович:

«Сначала я решил поехать на 1-й Украинский фронт, чтобы передать решение Ставки и помочь спланировать предстоящие действия войск.

Н.Ф. Ватутин, как я уже говорил, был прекрасный штабист. Он обладал завидной способностью коротко и ясно излагать свои мысли и к тому же имел на редкость красивый и четкий почерк. Большинство важных приказов, директив и донесений Верховному Главнокомандованию он писал сам. Я как раз застал его за составлением директивы о переходе в наступление главной группировки войск фронта в общем направлении на Винницу.

Николай Федорович работал в жарко натопленной хате, накинув на себя теплую бекешу. Посмотрев на него, я понял, что ему явно нездоровилось.

Коротко познакомив Н.Ф. Ватутина с решением Ставки о развертывании действий на ближайший период и заслушав его последние коррективы к плану действий войск фронта, я посоветовал ему принять что-нибудь и сейчас же лечь, чтобы быть вполне работоспособным к началу наступления. Он согласился.

Выпив стакан крепкого чая с сушеной малиной и приняв пару таблеток аспирина, Николай Федорович ушел к себе в комнату. Мы с начальником штаба А.Н. Боголюбовым направились в оперативный отдел штаба, чтобы еще раз как следует разобраться в обстановке и проверить готовность войск к действиям.

Не прошло и десяти минут, как раздался телефонный звонок. А.Н. Боголюбов взял трубку. Звонил Н.Ф. Ватутин, приглашая его зайти. Я решил пойти вместе с А.Н. Боголюбовым. И мы вновь увидели Н.Ф. Ватутина за рабочей картой предстоящего наступления.

– Мы же договорились, что вы пойдете отдохнуть, а вы опять за работой?

– Хочу написать донесение в Ставку о ходе подготовки к наступлению, – ответил Николай Федорович.

Насильно выпроводив его из рабочей комнаты, я предложил все необходимое выполнить начальнику штаба, тем более что это была его прямая обязанность. (…)

1-му Украинскому фронту в то время противостояла группировка противника в составе 30 дивизий, в том числе 8 танковых и одной моторизованной. Командовал войсками генерал танковых войск Э. Раус. Вражеское командование все еще мечтало ликвидировать советские войска, овладев большим плацдармом западнее Днепра и Киевом.

Во второй половине ноября противник, как я уже говорил, захватил Житомир и неоднократно пытался опрокинуть соединения 1-го Украинского фронта и прорваться к Киеву. Но эти настойчивые попытки не увенчались успехом. Больше того, в результате своих безрассудных действий немецкие войска понесли колоссальные потери, которые в отдельных дивизиях доходили до 60—70 процентов личного состава и материальной части. В результате истощения сил и средств гитлеровское командование прекратило наступление, но все еще не отказывалось от намерения вновь захватить Киев и выйти на Днепр. Ставка Верховного Главнокомандования потребовала от 1-го Украинского фронта подготовить и провести Житомирско-Бердичевскую операцию по разгрому противостоящей 4-й танковой армии противника и отбросить ее к Южному Бугу. На усиление 1-го Украинского фронта Ставкой были переданы 18-я, 1-я танковая армия, 4-й гвардейский и 25-й танковые корпуса.

К началу решающих операций 1-й Украинский фронт имел 1-ю гвардейскую, 13, 18, 27, 38, 40 и 60-ю общевойсковые армии, 1-ю и 3-ю гвардейские танковые армии. Всего 63 стрелковые дивизии, 6 танковых, 2 механизированных корпуса, 3 кавалерийские дивизии.

Замысел наступательной операции войск фронта был таков: разгромить противника в районе Брусилова и выйти на рубеж Любар – Винница – Липовая.

60-я армия генерала И.Д. Черняховского, усиленная 4-м гвардейским танковым корпусом, имела задачу наступать из района Малина и выйти на реку Случь на участке Рогачев – Любар. 13-я армия генерала Н.П. Пухова получила задачу наступать в направлении Коростень—Новоград-Волынский. 40-я и 27-я армии наносили удар на Белую Церковь и далее на Христиновку, где и должны были соединиться с войсками 2-го Украинского фронта.

Поддержку войск фронта с воздуха осуществляла 2-я воздушная армия генерала С.А. Красовского.

Утром 24 декабря после 50-минутной артиллерийской и авиационной подготовки войска главной группировки фронта перешли в наступление. Оборона противника не выдержала удара наших войск, и немецкие войска начали отход. В связи с создавшимися благоприятными условиями во второй половине дня были введены в дело 1-я и 3-я гвардейские танковые армии. К исходу 30 декабря фронт прорыва расширился до 300 километров, а глубина его достигла 100 километров. Были освобождены Коростень, Брусилов, Казатин, Сквира и много других городов и населенных пунктов.

Наступавшие войска завязали бой на подступах к Житомиру, Бердичеву, Белой Церкви. Немецкому командованию пришлось принимать экстренные меры, чтобы закрыть образовавшуюся брешь, для чего сюда было переброшено 12 дивизий из других групп армий (“Север”, “Центр” и групп армий “А”).

31 декабря был вновь освобожден Житомир. Развернулись тяжелые бои за Бердичев – крупный узел железнодорожных и шоссейных коммуникаций. Здесь действовали войска 1-й танковой армии генерала М.Е. Катукова и 18-я армия генерала К.Н. Леселидзе. Ввиду слабой организации боя 1-я танковая армия понесла потери, успеха не добилась, и лишь 5 января, после вмешательства Н.Ф. Ватутина, Бердичев был освобожден».

4

Но вернемся к мемуарам Маршала Советского Союза А.М. Василевского:

«На южном крыле советско-германского фронта гитлеровцы имели в начале 1944 года одну из своих наиболее крупных стратегических группировок. Против четырех советских Украинских фронтов на участке от реки Припять до берегов Черного моря действовали: группа армий “Юг” генерал-фельдмаршала Манштейна (4-я и 1-я танковые, 8-я и 6-я полевые армии) и группа армий “А” генерал-фельдмаршала Клейста (3-я румынская и 17-я немецкая армии, 44-й немецкий отдельный армейский корпус. Эти войска поддерживались авиацией 4-го воздушного флота. Всего в обеих группах было 1,76 млн солдат и офицеров, 16 800 орудий и минометов, 2200 танков и штурмовых орудий, 1460 самолетов. По строжайшему приказу Гитлера они любой ценой должны были удержать за собой богатейшие хлебные районы Правобережной и западных областей Украины, Никополь с его предприятиями по добыче и переработке марганца, Криворожский бассейн, богатый железной рудой, и Крым, прочно прикрывая коммуникации южного крыла германо-советского фронта. Гитлеровское командование еще надеялось на восстановление своей обороны и по Днепру. Вот почему оно с таким упорством стремилось удержать за собой корсунь-шевченковский плацдарм, выгодный для нанесения флангового удара как по левому крылу 1-го Украинского, так и по правому крылу 2-го Украинского фронтов, а также плацдарм южнее Никополя, который прикрывал Криворожский бассейн и позволял нанести удар на Мелитополь по тылу 4-го Украинского фронта и пробиться к крымской немецко-румынской группировке».