Нинель Нуар
Грани обмана

Глава 1

Яркие огни сверкают вдоль рампы, отвлекая зрителей от происходящего на манеже.

На то и расчет.

Я дергаю за шнурок, в моих руках крошечным фейерверком рассыпаются искры. Подсветка гаснет, а когда снова включается, на растопыренных пальцах сидят шесть белоснежных голубей. Повинуясь беззвучной команде, они дружно взмывают под купол, чтобы вернуться домой, в теплый птичник.

Наверняка при этом про себя поминают дурных людей, вздумавших держать их в темном мешке битых полчаса, не самыми лучшими словами.

Мне копошащаяся пернатая группа в рукавах тоже никакого удовольствия не доставляла, так что тут квиты.

Шаг в сторону, щелкает застежка, и вместо глухого черного костюма я остаюсь в кокетливом алом купальнике с коротюсенькой символической юбчонкой. Папы в зале одобрительно выдыхают, мамы напрягаются. Детям все равно – они следят взглядами за кружащимися между закрепленными трапециями птичками.

– А теперь – сложнейший трюк! Эта милая девушка сейчас будет рисковать жизнью в ледяной воде! Обратите внимание, цепи самые настоящие! Не желаете ли проверить? – Мэтр Сильвестр, в миру Прохоров Иван Федорович, пошел вдоль первого ряда, предлагая детишкам потрогать блестящие металлические звенья.

Цепи-то настоящие, а вот замок на них с секретом. Но этого мы вслух не скажем никогда.

Заученная улыбка стала шире и искреннее. Это последнее выступление в качестве ассистентки. Уже на следующей неделе в программу включат мой личный, уникальный и неповторимый номер! Я буду уже не «милая девушка», а Шарлотта Великолепная!

Впрочем, пока моя задача – делать вид, что я счастлива лезть в заполненный под завязку водой прозрачный контейнер. А перед этим меня еще обмотают тяжеленной цепью и навесят на нее замок.

Просто восторг.

Поскрипывая колесами, на сцену выехал реквизит. Коробка, в которой я буду топиться, проверена уже поколениями циркачей и абсолютно надежна. В случае чего, за кулисами дежурит наш бессменный врач.

Откачает, в этом я уверена.

Как и в том, что участвовать в шоу ему сегодня не придется. Не первый раз ныряю. Каждое движение отработано до мелочей, воздуха мне всегда хватает с запасом. Сама иногда удивляюсь. Не каждому пловцу удается задерживать дыхание на три минуты с лишним, а у меня это выходит как-то само собой, без особых усилий.

На ногах закрепили платформу, по совместительству крышку коробки, навесили на нее внушительные замки – будто мало цепей на теле! – и под бурные аплодисменты подняли меня вверх тормашками над сценой. Оборки, изображающие юбку, упрямо топорщились вопреки законам тяготения, к разочарованию мужской части зрительного зала.

Цепи сдавливали руки, особенно в локтях. Я пошевелила пальцами, убеждаясь, что дотягиваюсь до крепления замка, и едва заметно кивнула начальнику. Мэтр принялся крутить лебедку, нарочито медленно погружая жертву в наполненную водой стеклянную коробку.

Прохладная жидкость коснулась макушки, и я выключила улыбку, набирая полные легкие драгоценного кислорода. Залило лицо, потом шею, купальник неприятно прилип к телу.

– А мы пока будем считать! – радостно объявил мэтр Сильвестр, с несколько садистским удовольствием наблюдая, как я неторопливо погружаюсь в прозрачный куб.

Его голос доносился до меня приглушенно, да и не интересовали меня звуки. Я сконцентрировалась на том, чтобы правильно держать торс, ближе к задней стенке, отмечая про себя секунды.

Как только моя голова касается дна, задергивается шторка – и начинается волшебство.

– Рааааз! Двааа! – хором тянул зал послушно, пытаясь разглядеть сквозь плотную занавесь, как именно я буду вылезать.

Ноги вышли из креплений сами – те автоматически отщелкиваются, как только крышка становится на место. Пальцами ног я ловко и быстро вытащила из петель втулки, небрежно уронив их обратно в воду. Все, огромные висячие замки могут продолжать висеть снаружи в качестве декорации – путь на свободу открыт.

Точно так же я нейтрализовала цепи. На то, чтобы их размотать в замкнутом пространстве, ушло драгоценных полминуты, но если этого не сделать сейчас, я не смогу выбраться. Места не хватит, чтобы согнуться пополам.

В этом фокусе самое важное – гибкость. После умения задерживать дыхание, разумеется.

Я подтолкнула ногами крышку.

Отчего-то в этот раз она не отлетела в сторону, болтаясь на канате как обычно, а неспешно отплыла. Странно. Поменяли канат?

Напрягая пресс, извернулась в коробке и рванула наверх, туда, где ярко светил софит.

Слишком ярко.

И слишком далеко.

Вспоминая и прокручивая раз за разом этот эпизод, я так и не сумела сообразить, в какой момент произошел роковой переход.

Когда разматывала цепи? Еще подумала, что стенки мне почти не мешают.

Когда изогнулась, готовясь хвататься за борта коробки и не находя их?

Не знаю.

Однако факт неумолимая штука.

Нырнула я в родном мире, а вынырнула в чужом.

Дошло это до меня, правда, далеко не сразу…

Вместо стеклянного куба я каким-то невероятным образом оказалась в небольшом озерце. Вокруг вода, внизу ил и коряги, наверху солнце, а никакой не софит. Я чуть не заорала от паники, но вовремя сообразила, что тогда точно наглотаюсь мутноватой жидкости.

Дно было недалеко, прямо под ногами. Никаких следов реквизита, сцены или зрителей.

Меня что, накачали чем-то и бросили в озеро? Если это чья-то шутка, то совершенно не смешно.

Или я не успела вынырнуть вовремя и сейчас ловлю глюки, пока наш док надо мной колдует?

В два гребка я достигла поверхности и забарахталась, с хрипами восстанавливая дыхание. Легкие обжег душный, знойный летний воздух. Чувство, что я на курорте, а не в морозной зимней столице. Это куда же меня занесло-то? Или занесли?

Кроме дурацкого розыгрыша или комы, других объяснений происходящему у меня не было.

Солнце слепило глаза с непривычки, не позволяя толком осмотреться.

– Мейс наван! Мейс ли наван! – заверещал детский голос неподалеку.

Я рефлекторно повернула голову в ту сторону и оторопела.

Кажется, здесь снимают исторический фильм.

На берегу лужи, в которой я бултыхалась – небольшой, размером с цирковую арену, может чуть меньше – собралась группа детей в забавных одинаковых платьицах с аккуратными передничками. У самых младших из-под подола виднелись белоснежные носочки. Лифы застегнуты под горло, а выше – кружевные воротнички, торчащие колом. Ни сантиметра неприкрытого тела, кроме ладоней и лиц. А еще зонтики в руках сопровождавших этот детский сад двух дам. Огромные кружевные полотнища на палках. Как им не тяжело, бедным?

Я огляделась в поисках камер и съемочной группы, но вокруг был лишь ухоженный парк с ровными дорожками и рядами деревьев, как по линеечке. Невдалеке виднелся забор, полускрытый цветущими кустами. Похоже, частная территория.

Делать нечего, не сидеть же в воде. Надеюсь, меня не арестуют за посягательство на чужую водную собственность. Я подплыла к живописной стайке юных барышень и выбралась из озерца. Дети захихикали, отворачиваясь, и украдкой тыча пальцами в мою сторону.

– Ансунэ! – поморщилась одна из взрослых актрис, помогая мне подняться. Девочки снова зашептались, но быстро стихли под укоризненным взглядом воспитательницы.

Пальцами, правда, продолжали на меня украдкой показывать. И было отчего.

На мне все еще красовался мой шикарный купальник для выступлений. Кокетливая юбочка, скорее напоминавшая пышную оборку, топорщилась во все стороны. Окружившие же меня особы в возрасте от пяти до пятидесяти все, как одна, щеголяли в длинных, в пол платьях.

И тут я, красивая такая.

Боюсь представить, что обо мне подумали.

– Кас! – шикнула еще раз на мелочь женщина, со вздохом стянула с себя плотную накидку и обернула вокруг моих плеч.

Вовремя. Меня как раз начало познабливать, не столько от холода (жара стояла по-настоящему летняя, градусов тридцать, не меньше!), сколько от нервов. Вымолвить вслух ничего не получалось. Зубы клацали так, что я боялась прикусить язык. Молча пошла, куда повели. Дама, занимавшаяся мной, придерживала сквозь ткань мой локоть, то ли чтобы я не споткнулась, то ли чтобы не сбежала.

У меня зарождались страшные подозрения, что ни о какой скрытой съемке не идет и речи. Вокруг разговаривали на незнакомом языке – а уж я-то, побывавшая с гастролями в половине стран мира, могла определить на слух с дюжину наречий и их диалектов. То, что я сейчас слышала, звучало совершенно непонятно и непривычно. Больше всего меня поразила царящая вокруг тишина. Не было никаких звуков кроме детских голосов, птичьего щебета и шороха мелкого щебня под ногами. Я будто частично оглохла.

Зато поняла, что точно не сплю и не в коме. Камешки под ногами впивались в босые ступни, заставляя нечленораздельно шипеть от боли. Все происходящее – реальнее некуда!

К счастью, идти было недалеко.

Мы свернули на очередную аллею, и перед нами возникло белоснежное здание, похожее на усадьбу начала позапрошлого века. Из приоткрытой парадной двери выбежала девушка в униформе, отличавшейся цветом и качеством в худшую сторону. Темно-серая ткань, черный передник и черная же кружевная наколка на тугой пучок рыжеватых волос. Все явно много раз стираное. Но неизменно – почти в пол!

Наверное, служанка.

Сдав меня с рук на руки прислуге, дама развернулась к детям и повелительно, негромко что-то произнесла.

Девочки моментально разбились на пары, но за ручки не взялись. Держали расстояние в полшага. Такой вот стройной колонной и посеменили обратно в парк. Юные гвардейцы, охраняющие мавзолей, не иначе. Только они не топали, как на параде, а мелко переступали, почти как гейши.

Мы со служанкой уставились друг на друга в одинаковой панике. Она понятия не имела, что со мной делать, я судорожно соображала, как узнать, где я вообще.

Зубы мои продолжали стучать.

Наконец до нее дошло, что я насквозь мокрая и промерзшая. Она всплеснула руками, ухватила меня за укрывавшую до колена ткань плаща и куда-то потащила. Не в дом, а вокруг него.

Я последовала за ней, а что делать?

Как оказалось, направлялись мы к черному ходу. Наконец-то я услышала новые звуки, кроме собственного дыхания и наших шагов. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее звенела посуда, стучал по доске нож и похрустывали нарезаемые овощи. Двери стояли распахнутыми, из них тянуло раскалённым воздухом – даже по сравнению с жарким летним днем внутри была настоящая душегубка.

Вместо того чтобы идти на кухню, меня провели в небольшую подсобку, абсолютно пустую, с гладким бетонным полом. Лишь у стены стояло несколько больших металлических тазов, а рядом с ними две колченогие, рассохшиеся табуретки. Похоже на помывочную или комнату для стирки. Над головой натянуты веревки, параллельно друг другу, штук пять. Наверное, для сушки белья в дождливую погоду. Сейчас они все пустовали.

А еще в углу обнаружилась большая, покрытая налетом и ржавчиной металлическая раковина с длинным краном и ручной помпой, как в деревне, чем очень меня порадовала. Раз тут есть зачатки водопровода, то и все остальное появится. Дело времени.

Девушка, сопровождавшая меня, жестами показала ждать тут, и убежала куда-то.

Я осталась в одиночестве. Обошла небольшую комнату по периметру, трогая шершавую поверхность местами облупившейся штукатурки.

Точно ведь не глюк. А значит, я попала. Куда, в какие времена, и что здесь за нравы, мне еще предстоит выяснить. Как и вопрос, смогу ли я вернуться домой. Не хотелось бы застрять в этом непонятном мире навсегда. Пожалуй, стоит попробовать потом снова нырнуть в то озерцо и поискать на дне. Вдруг там где-то портал обратно? Как-то же я сюда попала…

Нерешительно стянула чужой короткий плащ, удивительно плотный для такого теплого денька, повесила на крючок у косяка. Помедлив, прикрыла дверь, снабженную защелкой, и обнаружила на обратной ее стороне зеркало. Без рамы, просто отражающая мою неземную красу полоса стекла размером с раскрытую книгу.

Автоматически подняв руки, проверила шевелюру. Блондинистый парик держался намертво. Отличная фирма, молодцы китайцы. Даже не растрепался после всех передряг, кудри все еще лежали безупречно и почти просохли.

Всемогущая синтетика.

Зато мои собственные волосы, стянутые сеточкой, неприятно хлюпали.

Снимать парик прямо сейчас я не решилась. Непонятно, куда меня занесло, и что они подумают о человеке, зачем-то изменяющем свою внешность.

Сама не знаю, с чего во мне проснулась подобная осторожность. Интуиция вопила благим матом и не очень благим тоже, подсказывая, что ни о каких съемках и костюмированных вечеринках, как, впрочем, и о розыгрышах, речи не идет. Я действительно попала то ли в другой мир, то ли в прошлое, и лучше мне не отсвечивать, если не хочу оказаться на костре. Кто их тут знает, как они к пришельцам относятся.

Пока что меня не обижали, хотелось бы в таком же духе и продолжать.

Жаль, что я в свое время мало читала про попаданок. Предпочитала всегда литературу по специальности или чему-то смежному, вроде химии и физики. «Фокусник должен быть немножко мошенником, немножко алхимиком и отличным актером», – говорил мой преподаватель по иллюзии, Евгений Палыч. Вот, настала пора применить мое самое развитое качество – умение притворяться и сливаться с окружающей средой.

Главное, чтобы меня не заподозрили в том, что я не местная. А потому я решила молчать. Совсем. Пусть думают, что я немая, раз я все равно с ними объясниться не могу. Лучше посчитают дурочкой, туповатой, не понимающей простейших вещей, чем сдадут на опыты в какие-нибудь секретные структуры.

Глава 2

С трудом волоча ведра, от которых поднимался теплый парок, в помывочную ввалилась служанка и развила бурную деятельность. Водрузила на полку целую стопку тканей самых разных фактур, отложила в сторону светло-серый отрез полотна. Целая простыня – скорее всего, вместо полотенца.

Затем поставила один из тазов в середине комнаты. Понятно, мне в нем мыться придется – вместо душевой.

Достала с полки черпак, накачала в него ледяной воды из-под крана, добавила в ведро – в общем, провела тот набор действий, который всегда совершала моя бабушка, когда у нее в доме отключали горячую воду. Несмотря на все настояния отца, она так и не согласилась поставить бойлер и мучилась подобным образом на даче каждое лето.

И я, пока была маленькая – вместе с ней.

Тогда мне казалось это забавным приключением, а сейчас все эти приготовления лишь еще раз напомнили, что я больше не дома.

Девушка обернулась на меня, ее глаза забавно вытаращились. Она протараторила что-то, старательно отворачиваясь, и протянула длинную белую сорочку. Это что, после мытья надеть? Я благодарно улыбнулась, стянула купальник, положила его на одну из полок, рядом пристроила предложенную одежду, и забралась в тазик.

Девица снова взглянула на меня, ахнула, отчего-то заалела еще пуще, будто голых женщин никогда не видела, сунула мне в руки черпак и выбежала, захлопнув за собой дверь.

Кажется, мы друг друга не поняли, задумчиво констатировала я. Мне казалось, она хочет помочь мне помыться…

Я вылезла из тазика, на всякий случай закрыла дверь на щеколду, стянула почти сухой парик, ополоснула его и разложила на полке – пусть проветрится как следует, а то тиной попахивает. С чувством, насколько позволял черпак и быстро остывающая вода, ополоснулась, особое внимание уделив настоящим волосам. Шампуня я не нашла, а резко пахнущим рыбой бруском мыла пользоваться не рискнула. Для тела еще куда ни шло, а родную шевелюру убивать чем-то вроде просроченного хозяйственного – дурочек нет.

Список того, что мне нужно выяснить, рос с каждой минутой.

Как я здесь буду выживать? Я же не знаю элементарных вещей!

Как выглядит шампунь?

Чего так напугалась служанка?

Что я делаю не так?

Хотя, лучше наверно спросить, что я делаю так. Не успела попасть, как уже напортачила, где могла.

Хотелось сесть прямо на пол и заплакать, но я сдерживалась из последних сил. Стоит начать себя жалеть, уже не остановишься, а мне нужно как-то устраиваться в этом непонятном новом мире, если я хочу вернуться домой, а не сгинуть в ближайшей подворотне. Может, мне позволят остаться в этой усадьбе? Место кажется приличным, похоже на школу для девочек. Заодно можно будет поучиться вместе с ними.

Что-то мне подсказывало, что на открытие портала в озере можно сильно не рассчитывать. Хотя от идеи нырнуть и изучить дно я отказываться не собиралась. Вдруг не заметила чего с перепугу…

Я быстро вытерлась, натянула оказавшуюся довольно короткой сорочку и принялась перебирать стопку одежды, пытаясь понять, что именно мне нужно дальше надевать. Получалось многовато, учитывая жару, но выбирать не приходилось. Я же хочу не выделяться, а если выйду отсюда в одной нижней рубашке, меня точно в дурку отправят. Или что здесь за нее?

А то и куда похуже.

Трусов мне вовсе не предложили, зато поверх рубашки пришлось застегнуть пояс для чулок. Ностальгия по бабушке всколыхнулась с новой силой: по строению крепления точь-в-точь походили на те, что остались со времен ее молодости и до сих пор хранились в дальнем ящике вместе с поясом и полупрозрачными нейлоновыми чулками, щедро пересыпанные лавандой. Мне иногда позволяли их доставать и разглядывать.

Только те уже успели пожелтеть от старости, а эти выглядели сравнительно новыми. Так что я довольно ловко раскатала по ноге оба хлопковых чулка и закрепила их на бедрах.

Обувь не принесли, и следующим я надела корсет. Он оказался удивительно мягким и удобным, застегивался впереди и походил бы на жилетку, только форма подкачала – он заканчивался прямо под грудью. Бюст теперь заманчиво выпирал из натянувшейся рубашки. Выглядело даже миленько и призывно, если бы не глухой ворот аж до ключичной ямки.

И не полагающееся сверху платье.

Лично мне оно показалась совершенно лишним, мне уже было жарко, но хочешь жить – умей подстраиваться. Так что облачилась и в него. Мелкие пуговички под самый подбородок скрыли все прелести, подчёркнутые корсетом, смягчив силуэт. Подол закрывал щиколотки и с непривычки путался в ногах.

Теперь я похожа на местную работницу, передника только не хватает.

Стараясь осторожно ступать по влажному полу в чулках и избегать крупных луж, я подошла к двери, открыла ее и выглянула в поисках служанки.

Барышня уже выглядит прилично.

Теперь бы кто подсказал, что дальше делать?

Девушка, к моему облегчению, далеко и правда не убежала. Мялась прямо под дверью, то и дело поводя носом в сторону кухни. Проголодалась, поди.

Заметив меня, она снова покраснела и, стараясь держаться на почтительном расстоянии, махнула рукой, мол, следуй за мной.

Я послушно последовала, медленно и аккуратно, чтобы не поскользнуться. Пол был покрыт линолеумом и доверия не внушал*. Мыли его явно кое-как и изредка.

Служанка провела меня по первому этажу и направилась к лестнице. Я глазела по сторонам, стараясь делать это незаметно. Ни одного электрического прибора или провода. Ни одной розетки. Мебель выглядела достаточно просто, и в то же время добротно, обивка была перелатана несколько раз, однако содержимое нигде не торчало. Бедно, но аккуратно.

А вот с уборкой у них проблемы: вековую пыль на подоконниках было видно невооружённым глазом.

На втором этаже оказалось почище и побогаче. Сразу ясно, где обитают господа. Точнее, дамы – ни одного мужчины я не заметила.

Подойдя к одной из дверей, девушка бегло постучала, дождавшись недовольного возгласа, приоткрыла дверь и бесцеремонно подтолкнула меня в спину. Я не стала сопротивляться и зашла.

Здесь по сравнению с остальными виденными мною помещениями было просто роскошно. Окна украшали тяжелые шторы, собранные причудливыми складками и бантами, пол закрывал ворсистый ковер, а массивный стол сверкал, будто только что отполированный.

За ним восседала дама, та самая, что помогла мне выбраться из водоема.

Она недовольно обозрела меня, потом нацепила монокль и еще раз пробежалась взглядом по моей фигуре, сверху вниз.

Я занервничала.

Вдруг я что-то не так надела? А служанка застеснялась – в очередной раз – и не поправила?

– Мейс а ли та? – с ударением на последнее слово поинтересовалась она.

Я чуть было не позабыла о собственном решении молчать и открыла рот, но тут же его поспешно захлопнула и развела руками, не забыв глупо улыбнуться.

Блаженная, что с меня взять. Говорят, в древности таких почитали.

Почитать меня не надо, главное на улицу чтобы не выбросили. Что я буду тут делать? Куда пойду? Не говоря уже о том, что у меня озеро не обследовано. Мне еще дорогу домой искать!

– Мейс а чи ринни? – нахмурившись еще внушительнее, вопросила дама.

Я улыбнулась шире.

Владелица кабинета перевела суровый взгляд с меня на служанку и принялась ее негромко, но с чувством отчитывать. Девушка вяло пыталась оправдаться, а потом и вовсе замолкла, то и дело неприязненно поглядывая на меня.

Прости, милая, но я честное слово не знаю, чем тебе помочь. Кто бы мне помог. Например, вложил в голову знание местного языка! В тех немногих книгах, что я читала о попаданках, они всегда сразу магическим образом разбирались в лексике, обычаях и традициях нового мира, и ни разу не ошибались, как величать принца или графа.

А тут еще неизвестно, есть ли принцы и графы.

Или магия.

Пока что ни одного признака ее существования я не заметила. На столе стоял самый обычный подсвечник с тремя желтоватыми свечами – никаких сияющих шаров или висящих в воздухе огоньков.

Дама повысила голос, поглядывая на меня, и я поняла, что пора вмешаться. Быстро-быстро заморгала, преданно уставившись в одну точку сразу за ее плечом, и на глаза навернулись слезы. Доигрывая до конца, я скривила рот, будто с трудом сдерживаю рыдания, и шумно втянула носом воздух.

Хозяйка кабинета оборвала тираду на полуслове и уставилась на меня. Я – на нее, распахнув покрасневшие от недавнего плавания глаза и прерывисто дыша.

– Мейс а сирим? – сомневаясь, протянула дама.

Я обернулась на служанку, та едва заметно кивнула.

Истово надеясь, что мне сейчас не предложили выметаться немедленно, я поспешно закивала. Кажется, все сделала правильно, потому что дама немного расслабилась и откинулась на спинку кресла.

– Тэ! – она взмахнула рукой, отсылая нас. Это я и без перевода поняла.

Служанка дернула меня за рукав и вытащила в коридор. Начала было что-то тараторить, но покосилась на мое непонимающее лицо, замолкла, снова ухватила за рукав и повела за собой.

Я постепенно привыкала ходить за ней, как баран на веревочке.

Какая разница, куда. Главное, не на улицу!

Уже через неделю я выучила основные глаголы: есть, спать, убирать, пошла вон.

А еще, что я – ансунэ, то есть падшая женщина.

Но получившая за грехи наказание в виде немоты и вроде бы раскаявшаяся, а потому допущенная в святая святых – пансион для юных девиц на выданье.

Ну, как допущенная… Мне выделили комнатушку в самом дальнем углу флигеля для прислуги, у чёрного хода и наказали не отсвечивать. Жестами. Я не жаловалась – поближе к выходу, поближе к кухне, у самой помывочной, то есть зимой будет тепло и за водой недалеко бегать.

Языка я не понимала вообще. Мне пришлось учить его с нуля, медленно и тяжело, причем на слух, потому что садиться за парту вместе с детьми мне никто не позволил, а заниматься отдельно тем более не спешили.

Ведь кроме «ансунэ» я была еще и «дунда» – то есть дурочка. Сколько Верити, служанка, помогавшая мне в первый день моего появления, ни пыталась со мной объясниться, как ни бились кухарка и ее помощницы – я лишь разводила руками и глупо улыбалась. Не понимаю простейших вещей, тупа как пробка.

То, что я просто не знаю языка, им в голову не пришло. Городок располагался в такой глуши, что иностранцы сюда никогда не доезжали. Нечего им здесь делать – ни производств, ни секретных объектов, ни маломальского культурного центра. Да и любой турист обычно сносно объяснялся на сандарском.

Сандар – так называлась страна, в которой я оказалась. Больше всего она напоминала викторианскую Англию, в самом ее пуританском проявлении. Нескоро я поняла, что рубашку мне предложили во время мытья не для того, чтобы одеться после – нет, я должна была в ней и купаться, дабы не смотреть на греховную плоть.

Мне безумно повезло, что пруд, в котором я вынырнула, располагался на территории пансиона. Окажись я в центральном парке, меня тут же сдали бы в полицию. Что там делают с продажными женщинами, тем более проклятыми высшими силами, не хочу даже думать. Воображение у меня богатое.

А так – приютили, кормят два раза в день, зарплату назначили. Прямо скажем, невеликую, но почти как у остальных. Мне вполне хватило на запасное платье и набор нижних рубашек. И обувь! Как оказалось, ее здесь делали исключительно индивидуально, по ноге, так что пришлось разориться на две пары – домашнюю и уличную. А еще скоро придется зимнюю заказывать!

Парик я спрятала как могла – под кровать. Обработав, просушив, и заплетя на нем несколько плотных кос, чтобы лучше хранился. Чтобы не демонстрировать натуральный цвет волос, каждое утро тщательно заматывала голову длинной полосой ткани. Изнашивать ценный маскировочный элемент я не собиралась, а если буду натягивать его каждое утро, надолго его не хватит. Тут никаких средств по уходу нет! Тем мылом, что лежало в общем доступе, я стирала по мелочи, но мыться брезговала. От одного раза мне всю кожу высушило так, что я еще неделю чесалась.

Другие служанки мелочами не заморачивались, стирали исподнее раз в неделю, и то не всегда, а на меня, регулярно таскающую в комнату тазик с мочалкой, посматривали косо, но молчали.

Нижнее белье я прикупила в лавке в городе, как только научилась понимать, когда со мной здороваются, а когда посылают подальше. Владелица лавки посмотрела на меня косо, но вещички продала. Лишь потом, много позже, я поняла причину ее странного взгляда. Оказывается, здесь считали, что приличным дамам ничего под юбкой носить не полагается, а прикрываются там только женщины не слишком тяжелого поведения.

Собственно, ансунэ.

Городок Тормот представлял собой классический образец глухой провинции Сандара. Да, наверное, любой провинции. Мое внезапное появление в пруду обсуждали около месяца, пока кумушки не постановили, что я верно намеревалась утопиться, устав от жизни во грехе. Но Высший милостив, и меня спасли. Местрис Осборн, управляющая пансионом, грелась в лучах славы и скромно отвечала, что не могла поступить иначе, ведь долг любой уважающей себя леди – помогать страждущим.

О долге и приличиях местные обитательницы могли рассуждать часами. Больше им, по-хорошему, и обсуждать-то было нечего. Погоду, урожай, неудачное платье местрис Тинд, в котором она имела несчастье появиться на дне рождении мэра, ну и вот их – приличия.

Самым главным для женщины была, разумеется, добродетель. После нее – самоконтроль и сдержанность. Истинная леди никогда не поднимет голоса, не засмеется громко, не будет верещать от ужаса. Ее должно быть видно, но не слышно.

Но и внимания слишком много привлекать ей тоже не положено!

Все это я могла наблюдать и не выходя в город – на так называемых уроках.

Меня пристроили в пансионе к уборке. Поначалу я не слишком этому обрадовалась – с детства ненавидела возиться с тряпкой. Но быстро смекнула, что таким образом у меня появился доступ практически во все помещения. Что я тут делаю? Убираюсь, разумеется. Вот ведро, вот веник, вот и тряпка.

А если я очень часто намываю одно и то же место по полчаса под дверью комнаты, в которой идут занятия для младшей группы, так там сильно пятно въелось. Еле оттерла.

*Как ни странно, линолеум был изобретен в середине 19 века, то есть довольно давно. А резиной пол выстилали еще раньше. Автор сама удивилась.