Нина Стожкова
Чужое лицо
Денис свою «цыганистость» не признавал, говорил, что в роду никого, кроме украинцев да русаков, не водилось. Впрочем, конокрады и барышники, похоже, там и вправду не ночевали, поскольку нрава Денис был тихого и миролюбивого, дружил в основном с женщинами, не желая биться с мужиками за лидерство в стае.
Соня в первый же день поймала себя на мысли, что готова рассказать о себе новому знакомому, как цыганке-гадалке, все. Почти все. Он сочувственно слушал ее, дружелюбно поглядывал в сторону новенькой, с готовностью помогал входить во все тонкости взаимоотношений в коллективе. Вскоре Соне стало казаться, будто они знакомы чуть ли не с детства. Обожали неторопливые французские и скандинавские фильмы, презирали боевики, читали взахлеб «Алхимика» Пауло Коэльо и «Кысь» Татьяны Толстой, посмеивались над карманными книжками Марининой и Дашковой, однако глотали их в электричке. Терпеть не могли отечественные сериалы, зато обожали море и лыжи. Судьба просто обязана была свести эту пару за пределами офиса.
Так и случилось. Морозным воскресным утром они столкнулись носом к носу в парке, который каждый из них считал своим.
Денис тогда почти летел над центральной аллеей коньковым ходом, никого не замечая вокруг. Соня мчалась навстречу "классикой", наслаждаясь морозным воздухом и скоростью. Она первая заметила ярко-рыжие волосы, выбившиеся из-под зеленой шапочки.
– Привет! – радостно закричала Соня и, резко затормозив, развернула лыжи на сто восемьдесят градусов.
Дальше они поехали вместе.
C тех пор Соня с нетерпением ждала выходных, чтобы насладиться свежим воздухом, стремительным скольжением по лыжне, легким и не обременительным общением с Денисом. Постепенно это стало традицией.
Каждый из них знал «свою» часть парка наизусть, но всегда находились полянки и тропинки, о которых другой и не подозревал. Уже в пятницу настроение у Сони начинало улучшаться, раздражение, накопившееся за неделю, таяло, и она принималась мурлыкать под нос серенаду Шуберта, невпопад улыбаясь вечно недовольному начальнику.
Однажды Соня с изумлением заметила, что впервые за свою сорокалетнюю жизнь не ждет весну, что ее больше не злит серая каша под ногами, напротив, она, как Снегурочка, даже думать боится о том, что снег рано или поздно растает…
В тот день она летела к старому дубу без особой радости. Соня вспоминала то субботнее утро, когда Денис не появился на поляне ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в двенадцать. Круг за кругом нарезала она тогда по лыжне, поглядывая на часы, возвращаясь вновь и вновь к условленному месту и наконец разревевшись от обиды, словно ребенок, которому не купили обещанную игрушку. В двенадцать Соня тоскливо поплелась домой с лыжами на плече. Выходные были безнадежно испорчены.
«Похоже, я всерьез «подсела» на наши воскресные прогулки – подумала она и еще больше расстроилась. – Какая же я дура! Жизнь к сорока годам не научила главному: нельзя привязываться к мужчинам вообще, а к мужикам красивым и безнадежно женатым – в частности. Денис слишком эффектен для меня, да и выглядит, если честно, моложе. Может, пора копить деньги на пластическую операцию, чтобы комплексы не мучили? А что? Буду много работать и, в конце концов, закажу себе у пластического хирурга какое-нибудь необыкновенное лицо, например, как у Марлен Дитрих. Почему бы и нет? Литераторы, к примеру, за деньги все, что угодно сейчас пишут, лишь бы платили… Нет, все не так просто. Как потом живется женщине с новым лицом? А что она делает со старыми фотографиями? Сжигает? А старые друзья? А родственники? А фотография в паспорте? И как быть с руками? Нельзя же все тело к старости подтянуть, как съехавший чулок? Нет, наверное, я не смогу жить с чужим лицом, сдохну от тоски. Или от смеха», – наконец решила Соня и запрятала эту идею в дальний угол памяти, как обычно запихивала в шкаф еще вполне приличный, но, увы, немодный наряд.
