Нина Лисова
Один из трёх

Глава 1

Павел

Дождь нещадно заливал город. И продолжалось это так долго, что самые отъявленные любители меланхолии, переслушав все самые депрессивные песни и придумав несколько самых безопасных способов покинуть этот мир, ждали хоть одного солнечного просвета. Две чертовых недели беспрерывного дождя. Они выявили не только ущербность городских ливнёвок, но и меня, приличного и уважаемого человека, как отъявленного оппозиционера. Ибо, после очередного озера, героически преодолённого моей десятилетней Хондой, и нескольких пойманных ям, я нет-нет, да и выдавал сквозь зубы очерняющие местных представителей власти выражения. День был паршивым, а настроение на уровне минусовой отметки по Цельсию. Машина снова грохнулась дном о яму, органично задекорированную лужей, и я устно припомнил местных политиков, добавив им не самые приятные прозвища. В моей голове практически созрел план местной революции, как случилось нечто необычное – дождь перестал. А я, наконец, выехал на главную улицу и расслабился, что было впервые за сегодняшний день. Ехать оставалось немного, от этой дороги сюрпризов не будет, а рабочий день позади. Можно выдохнуть.

Я остановился на парковке и вышел из машины. Улица была безлюдной, наверное, не все жители поверили во временную передышку стихии. И вообще, все нормальные люди уже были дома и пили горячий чай после плотного ужина. Я вдохнул воздух и поморщился: запах озона проникал в легкие, вызывая рвотные позывы и желание заткнуть себе нос. Сырость пыталась залезть под куртку, и я ускорился, направляясь к теплому помещению, наполненному ароматами сладостей и выпечки. Это был последний штрих, в череде сегодняшних дел. Плата, чтобы загладить свою вину перед женой за опоздание. И почему все женщины такие сладкоежки? На входе в пекарню я столкнулся с девушкой, улыбнулся ей и придержал дверь. Она хмуро глянула на меня и вошла внутрь. Я последовал за ней. В магазине было пусто, не считая меня и только что зашедшую девушку, которая принялась изучать прилавок. Я же сразу подошел к кассе.

– Мариночка! – позвал я.

– Ага, пришел. – улыбнулась мне Марина, выходя из подсобки. – А я тебе отложила булочки.

– Вот это красота! – заулыбался я, увидев ее.

– Покрасила волосы. – засмущалась Марина и поправила волосы. – Поздно ты сегодня, опять задержали на работе?

– Что б её, эту любимую работу! – хмыкнул я. – Одна только радость, тебя, красавицу, вечером увидеть.

– Да ну тебя! Подлиза. – рассмеялась Марина, достала припрятанный контейнер с булочками и положила его в пакет. – Хотя, от моего мужа комплимента и не дождешься, когда вчера, после парикмахерской, домой пришла…

– Я вам не мешаю? – съехидничала девушка. – Может, вы в личное время пообщаетесь? Или в личное время муж мешает этим заниматься?

Марина раздраженно посмотрела на девушку, день у нее был нелегкий, а тут еще и жертва сама напрашивается. Хотя и девушка, судя по настрою, не на радужном пони каталась и поддержать срачку-ругачку была не прочь. Я дамские разборки любил примерно так же, как и скрежет по стеклу, поэтому решил прервать конфликт в зародыше.

– Я уже ухожу, а вы, девушка, закажите вот те пирожные, они также прекрасны, как и вы. – я засиял аки солнце на небе. У девушки дрогнули губы, и на секунду показалось, что сейчас она улыбнется, однако…

– Такие же жирные и вредные? – сказала она с издевкой. Но было заметно, что пыл ее поутих и боевой задор порасплескался.

– По-моему, сладкое уж слишком демонизируют. – выдал я, прикладывая карточку к терминалу.

– Ну-ну. – такой реакции на свою лучезарную персону я никак не ожидал и перевел взгляд на Марину. Видно было, что девушка ее изрядно взбесила, и она нервно постукивала пальцами. Пикнул терминал, оповещая об оплате.

– Спасибо большое. – я поблагодарил Марину и забрал пакет.

– Обращайся. – видно, что не у одного меня настроение окончательно спустилось в минуса.

– Вы всё? – спросила раздраженно девушка.

– Да. До свиданья. – в ответ я услышал целое ничего. Очень вежливая девушка.

Положив пакет на соседнее сиденье, достал сигареты и закурил. Глянул на часы – уже восемь. И какой черт дернул шефа притащить свою тетушку к нам на работу? Копейкиной Ирине Сергеевне, наверное, под сотню лет, может, лет шестьдесят, и она мышку последний раз видела в подвале своей дачи. Сорок лет Ирина Сергеевна проработала учителем в музыкальной школе, а когда директор школы намекнула, что директорская доченька через пару месяцев закончит консерваторию, и претендует на вакансию заместителя, Ирина Сергеевна скандалить не стала, а тихо ушла на пенсию. Уступив место молодому поколению, Копейкина решила перейти работать под крылышко к любимому племяннику, который, на радость и счастье мне, оказался моим начальником. И теперь, помимо своей основной работы, на которую времени хватало в обрез, мне приходилось устраивать срочные курсы работы на компьютере для чайников. Ирина Сергеевна из учительницы музыки моментально превратилась в гирю на шее, из-за которой мне ни поесть, ни покурить, ни отойти не получалось. Дали, блин, помощника, спасибо большое.

Я сплюнул и посмотрел на двери кондитерской. Из нее, с увесистой коробкой, выходила та самая нетерпеливая девушка. Руки ее были заняты, и она не очень грациозно открывала дверь бедром (довольно крутым, надо сказать), пытаясь не упасть на скользких ступеньках и не уронить разом несколько тысяч калорий. Джентльмен внутри меня, дернулся было ей помочь, но она довольно быстро справилась сама, и резво устремилась по дороге вперед. Я выкинул окурок, и уже собирался закрывать дверь машины, как услышал дикий визг.

– Козел гребаный! – я нашел взглядом нарушителя спокойствия, и не сильно удивился, узнав уже знакомую мне девушку. Она стояла перед дорогой, и только что приобретенная коробка с пирожными, как и сама девушка, были безнадежно перепачканы грязью. Девушка, не сбавляя крик, яростно материла мчащуюся уже где-то далеко впереди машину. Я ухмыльнулся и почувствовал себя очень нехорошим человеком.

А пострадавшая, судя по всему, вошла в раж, устремляя свои кары в багажник того, кто их никогда не услышит. Она ругалась и ругалась, пока наконец не швырнула коробку на землю, села на корточки и разрыдалась. Коробка открылась, пирожные развалились и смешались с грязью. Такую картину я не выдержал. Я вышел из машины и подошел к пострадавшей.

– Давай руку. – я попытался ее поднять, но девушка уперлась.

– Отстаньте от меня! – провыла она.

– Машина едет, видишь? Сейчас еще сильнее тебя перепачкает. – впереди мчался новый Шумахер и девушке грозило по уровню грязи слиться с дорогой. – Пошли уже! – я потянул ее сильнее, она поддалась и встала. При этом рыдала навзрыд и останавливаться не собиралась.

– Иди сюда. – я потянул ее за локоть и отвел в сторону от дороги. Мой взгляд упал на валяющиеся на земле пирожные, перемешанные с грязью и водой, и тошнота от двенадцатичасового голода и омерзительного запаха озона снова подкатила к горлу. Девушка ревела, а я молчал. Женские слезы были для меня кошмаром. Что делать, я не представлял, поэтому вел себя как обычно.

– Чего ты ревешь, у тебя уже тушь потекла, на панду стала похожа. – пошутил я.

Девушка зло посмотрела на меня и спросила:

– Ты совсем придурок?

– Да иди ты. – психанул уже я и пошел к своей машине. Девушка заревела еще громче.

– Пошли. – Я опять схватил ее за руку и повел в сторону магазина. Усадив ее в свою машину, я сразу успел пожалеть об этом широком жесте, ибо грязь с ее одежды тут же оказалась в салоне, который я бережно и регулярно вычищал. Да и я сам теперь не образец чистоты. Что уж делать, раз начал играть роль Д'Артаньяна, тут уже нужно гнуть линию до конца. Мы отъехали от магазина, и я спросил:

– Куда везти?

– На Дятлова, а дальше покажу. – ответила девушка, в салоне воцарилась тишина, прерываемая душераздирающими всхлипываниями. Мы ехали, а я периодически поглядывал на сидящую рядом. Ничего особенного, рога не растут, копыт нет. На вид лет двадцать, русые волосы, светлые глаза. Девушка как девушка. Только вот истерика ее уже порядком утомила, а ехать нам еще минут десять. Можно и потерпеть, а можно влезть куда не надо и поиграть в психотерапевта.

– Что случилось-то? Так не психуют на ровном месте.

– На ровном месте? – мне показалось, что девушка меня сейчас просто пошлет, но так повезти мне не могло. Она тяжко вздохнула и продолжила молчать. Определенно, доброта моя меня погубит.

– Возьми в бардачке салфетки.

– А? – непонимающе посмотрела на меня девушка.

– Ну салфетки возьми, глаза вытрешь. – пояснил я. Девушка взяла салфетки, и опустив зеркало небрежно вытерла глаза и безуспешно попыталась очистить одежду. Дальше было молчание длинной в эру ледникового периода. А по факту полминуты.

– А теперь, расскажешь?

Девушка вздохнула:

– Директриса на работе докопалась, достала меня. Лезет и лезет. Два месяца работаю и оба месяца мозги она мне делает. А сегодня превзошла себя. Дали мне классное руководство в начале сентября, шестой класс, а они неадекватные. По двенадцать лет детям, а уже дегенераты почти все. И эти, как их, вылетело из головы слово… Ну те, кто не по возрасту выглядят?

– Акселераты?

– Ага. Особенно один. Что они только на уроках у меня не творили. А сегодня … – девушка тяжело вздохнула, и продолжила, – я пока на доске писала периодизацию средних веков, тот, что самый акселерат, протянул селфи палку с первой парты мне под юбку и сфотографировал! Так неприятно! Я сразу заметила, потребовала телефон его, чтобы удалить все. Так он просто смеялся мне в лицо и дразнил, как девчонку какую-то со двора, а на мои угрозы родителей вызвать стал дразниться! Повела я его к директору, та, конечно, заставила его все удалить, а потом…

Девушка вздохнула, взяла новую салфетку и снова промокнула глаза.

– Знаешь, что мне директриса сказала? Целую лекцию прочла, о гормонах у подростков. И что думать надо, что в школу носить, что одеваюсь я очень вызывающе. Якобы мальчик перевозбудился. Представляешь?

Я невольно кинул взгляд на ноги девушки. Юбка была что надо. Выше колена, но в меру. А ноги… Я быстро перевел глаза на дорогу. Пацану много не надо, и того обзора, что давала эта юбка, вполне могло хватить, чтобы в нем забурлил нужный гормональный коктейль для совершения такой авантюры.

– Короче, виноватой оказалась я. Не так одеваюсь, не так себя веду, неправильно с детьми общаюсь. Как оказалось, на меня половина школы жалуется. – девушка снова хмыкнула. – А чуть позже, еще и мама моя, другой лекцией добила мои нервы. Я сегодня задержалась в школе, уже хотела на остановку автобусную идти, а мама позвонила и обрадовала, что Лизка, подруга моя, беременна и замуж идет. Лиза – хорошая девчонка, и парень отличный у нее. И вообще, я рада за них, и все такое. Но мама… Мы с Даней уже несколько лет дружим, одногруппниками в пединституте были, вот она его заранее его на мне женила, хотя у нас ничего такого не было. А тут оказывается, он на Лизе женится. Вот маму и понесло, высказала мне, какая я дура, что такого парня отдала. Короче, мать сначала мозг мне вынесла, потом отправила за тортиком и к Лизке, поздравлять.

Что-то тут было нечисто, и я это чувствовал. Слишком уж бурная реакция на свадьбу хорошей подруги и хорошего друга. Но дабы не провоцировать, делиться своими подозрениями я не стал. К тому же, бывает что и мелочь какая-то до истерики довести может. Девушка вздохнула и немного успокоилась.

– Так значит, ты к подруге сейчас едешь? – спросил я.

– Да ну их, домой еду. Плевать. Придумаю отмазку какую-то.

– Далековато ты от дома оказалась.

– Так в какую школу взяли, туда и пошла. Я же после института первый год.

– Историчка? – пошутил я.

– Историк. – обиделась девушка

Мы неловко замолчали. Я не знал, что ей сказать, да и она вроде высказалась и немного успокоилась. Мы уже подъезжали к Восточному микрорайону, как она сказала.

– Поверни сюда.

– Это же на другую улицу проезд? – удивился я.

– Ага, поверни сюда. И потом направо. – я сделал так, как она просила.

– Какой подъезд?

– Четвертый.

– Здесь?

– Угу.

– Решила к подруге поехать?

– Да, она же не виновата, что меня мама и директриса довели. А поздравить действительно нужно..

– Как же ты без пирожных?

– Обойдутся. Одна беременная, две другие в климаксе, куда им?

– Ты же им так не скажешь? – спросил я. Девушка в ответ хмыкнула.

Я остановился возле подъезда. На улице было совсем темно – фонарей будто и нет. И опять, опять эта из всех щелей протекающая доброта.

– Тебя проводить? – мне сразу стало неловко от своего вопроса. Сейчас еще подумает, что я напрашиваюсь.

– Не надо, – девушка открыла дверь, потом повернулась, – не дай бог мама заметит и тоже в женихи запишет. – девушка вышла и уже почти успела закрыть дверь. Почти. А у меня в заднице видно опять заиграло благородство. Или не знаю, что.

– Эй, – крикнул я ей в след, – возьми мой номер телефона, если что звони, помогу.

– Если что? – ухмыльнулась девушка.

– Мало ли, ты запиши.

– Диктуй.

Я продиктовал ей свой номер, она записала и убрала телефон.

– Я пошла. Меня Катя зовут. Если что. – Катя вдруг нормально так, вполне по-человечески, а не стервозно, улыбнулась мне впервые за время нашего недолгого знакомства. А потом отвернулась и хлопнула дверью машины, словно та ее персонально чем-то обидела. Вот же зараза! Так и помогай людям, а они даже дверь нормально закрыть не могут.

Я подавил в себе желание выйти из машины и дать щелбан входящей в подъезд девушке по имени Катя, а затем, тихо ворча себе под нос поехал домой.

Глава

2

Вика

Дурацкая юбка никак не хотела сходиться на распухшей талии. Конечно, стоило бы уже плюнуть и начать носить более свободную одежду. Но я просто боялась. Боялась заходить в магазин для беременных и вообще, покупать одежду большего размера. Дурацкие предрассудки вперемешку с постоянным страхом никак не хотели вылетать из головы, все время кажется, что стоить купить хоть что-то, связанное с беременностью и будущим ребенком, как это вмиг прекратиться. А мне только и останется смотреть на купленные джинсы для беременных и думать, какая же я дура. Но, как бы я не оттягивала этот момент, с каждым днем всё с большим трудом я натягивала на себя одежду своего размера. К глазам подступили слезы, а в спальню вошел муж.

– Что случилось? – удивленно спросил он.

– Я толстая. Я уже в юбку влезть не могу. – с комом в горле сказала я. Муж с секунду посмотрел на меня и засмеялся. А я от этого конечно разрыдалась. Поверь любимый, расскажи я тебе правду, ты бы опять ходил с виноватым видом и жалобно заглядывал мне в глаза. Не хочу, надоело.

– Эй, ну ты чего? Ты же знаешь, что это бред. Никакая ты не толстая. Потерпи несколько месяцев, потом опять будешь носить свою одежду. – Муж обнимал меня, а я всхлипывала. Я попыталась успокоиться, но поделать с собой ничего не могла, истерика словно накатывала изнутри. И оттуда же, поднимались все страхи и переживания последних месяцев. Муж успокаивал меня, а мне становилось только хуже. Теперь, скрывать свое положение будет уже невозможно. Придется сказать коллегам, родным, друзьям. А потом? Потом опять будут жалеть, как шавку у забора. Ну почему со мной все так?

– Перестань плакать, ты же знаешь, я терпеть не могу слезы. Давай лучше так, ты оденешься, сделаешь нам кофе, – тут опять поток моих рыданий, – чай! Чай, все время забываю, что тебе кофе нельзя. Мы спокойно попьем его вместе, а потом поедем на работу. Хорошо? – я кивнула, а муж поцеловал меня в губы и открыл шкаф, доставая свою одежду. Всхлипы все еще рвались из груди, однако в голове уже немного прояснилось. Как же надоели эти эмоциональные взрывы! Чувствую себя какой-то клушей, которая даже сдерживаться не может! Сев на кровать, я старалась успокоиться, смотря как муж одевается на работу. Рубашка, брюки, джемпер – и вот уже передо мной стоит серьезный деловой человек, которому и подойти боишься. Я смотрела как он одевается, и его спокойствие от этой ежедневной рутины постепенно перешло и мне. Как же сильно я его люблю. К глазам вновь подступили слезы, и я почувствовала нарастающую волну эмоций. Глубоко вздохнув, и пытаясь закинуть подальше в легкие вновь рвущиеся всхлипы, я сняла с себя блузку и подошла к шкафу, пытаясь подобрать ту одежду, которая более ли менее мне подойдет. И может, даже получится протянуть еще немного, прежде чем раскроют мою беременность.

Пока я стояла в одном белье и перебирала вешалки, сзади подошел муж и обнял меня.

– Может, лучше чай на работе попьем? – тихо спросил он и начал меня целовать.

Некоторое время спустя мы вышли в прохладное осеннее утро. Везде были лужи и грязь, но небо было чистое, и появилась слабая надежда, что бабье лето наконец придет к нам в этом году. Мы прошли к машине, и я открыла дверь.

– У тебя тут салфетки валяются, – сказала я, подняла грязные салфетки и отнесла их к ближайшей урне. Выкинув салфетки, я вернулась к машине, – Надо будет съездить машину помыть, а то после этих дождей, даже внутри грязи полно.

– Я на выходных съезжу, а то совсем времени нет. Ты потерпишь?

– Конечно, – согласилась я. Сев в машину, я пристегнулась, и мы поехали. Мне очень нравились эти утренние поездки наедине с мужем. Я положила руку ему на ногу, и мы улыбнулись друг другу. Окно было приоткрыто и ветер дул мне в лицо, а я просто наслаждалась моментом. Это утреннее время, которое мы проводили с мужем по дороге на работу, было для меня одним из любимых моментов в течение дня. Собственно, из-за постоянной занятости мужа, я ценила любое время, проведенное с ним. А иногда, я сама удивлялась, как так получилось, что несмотря на то, что мы с мужем были вместе уже много лет, я до сих пор была влюблена в него по уши. Да и влюбилась в него я практически сразу, как увидела.

Это было летом, и я пришла в институт послушать лекцию в актовом зале для поступивших. Какой-то парень сидел сзади и постоянно пинал мое кресло ногами. Пинал он не сильно, и возможно сам не замечал этого на нервах, но раздражало это ужасно. Я старательно терпела, но наконец, я решилась и повернулась, чтобы попросить его перестать, а он посмотрел на меня с такой смущенной улыбкой и был таким красивым, что я ни слова проронить не смогла. Все оставшееся время, бубнеж человека на сцене превратился для меня в невнятный поток слов. Я тупо смотрела на сцену и думала о смущенном парне, который, к моему сожалению, перестал проявлять ко мне хоть какие-то знаки внимания, пусть это были и еле слышные пинки по стулу… И как, при такой неприятной привычке, можно иметь такую красивую улыбку?

Я перевела взгляд на мужа. У него и сейчас такая же улыбка, какая была много лет назад. Машина остановилась недалеко от салона, и я, поцеловав мужа, поднялась из кресла.

– Ты в курсе, что я люблю тебя? – сказала я, прежде чем закрыть дверь.

– Конечно – улыбнулся он

Я перешла дорогу и пошла по тротуару. Вдоль него вровень стояли липовые деревья, и я вдруг вспомнила июнь двенадцать лет назад. Голову кружил сладкий аромат липы, и моя безответная влюбленность. Мы с Пашей сидели на скамейке в парке и обсуждали какую-то мелочь, вроде музыки. А я вдруг поняла, что не могу больше сидеть рядом и обсуждать всякую чушь, и сделала то, что мудрые женщины называют глупостью. Я первая сказала, что люблю. И он сказал в ответ. И в этот момент, я почувствовала себя настолько счастливой, что мне стало страшно. Но вместе со счастьем, словно в пару ему, для равновесия, пришел страх, который сидит во сне до сих пор: «Так не бывает. Сейчас все закончится. Не бывает так хорошо. Нельзя быть настолько счастливой». И с тех пор я всегда это чувствую.

Я была абсолютно счастлива, в любой момент своей жизни: когда сидела на парах, когда выполняла нудную работу, когда лежала с температурой, когда занималась сексом – но это состояние абсолютного всепоглощающего счастья, всегда было присыпано одним простым чувством. Страхом. Так не бывает. Нельзя быть такой счастливой. Нельзя. И постоянный ужас разоблачения, как будто ты преступник, и украл это счастье. Словно тебе на карточку случайно положили несколько миллионов. И ты ждешь, и думаешь – это когда же кто-то заметит, что ты мошенник? А время идет, ты тратишь деньги, и все время боишься, что рано или поздно за тобой придут и ты возместишь сполна все, что тебе досталось по воле случайности.