Николай Ярыгин
Время волков

Вождь оборотней горестно вздохнул, хлебнул из бокала вина и продолжил:

– Затем стали умирать дети, они рождались хворыми и слабыми, потому что родители не получали всего, что надо для зачатия детей, а те, которых смогли выходить, не могут оборачиваться. Да и те, кто может это делать, из-за недостатка пищи все реже и реже оборачиваются, а обернувшись в звериную сущность, уже не могут вернуться обратно. А тут еще в лесу стали появляться разные гады, нацеленные на причинение нам вреда и даже убийства, их пока немного, но они размножаются. Если не произойдет чуда, то еще через десяток лет и мы просто вымрем, перестав существовать как племя волколаков.

– Почему же богиня бросила вас на произвол судьбы, – удивился я, – вы же ее последователи?

– Ну… на то есть определенные причины, – нехотя проговорил старейшина.

Я видел, что он не хочет отвечать на этот вопрос, и не стал допытываться.

Мы еще долго беседовали с вождем, он рассказал, что на севере тоже хватает народа, оставшегося верным богине, и там почему-то Урху ничего не смог сделать. Лес, в котором находились оборотни, тянулся на десятки километров в обе стороны. Но если идти на восток, то лес плавно поворачивает на север и упирается во внутреннее море, или очень большое озеро, которое называлось Муановое. По названию водоросли, пригодной в пищу, которая в изобилии в нем водилась. Над морем и прибрежными землями не действует сила Урху, но у оборотней не получается подойти к кромке леса, испытывают просто ужасающий страх, на грани помешательства. Если я надумаю идти к морю, то Киреш даст мне провожатого, который доведет меня, а потом вернется. На море властвует племя корабелов, они и рыбаки, и перевозчики, никто кроме них не имеет кораблей. Если кто-либо захочет построить корабль и ходить по морю по своему разумению, то его просто потопят вместе с кораблем. Нет, можно, конечно, вступить в их гильдию, заплатив огромный взнос, но тогда придется выполнять все законы и требования корабелов. Но немногие решаются на это, со стороны лишь некоторые купцы имеют свои корабли.

– Эх, если бы только можно было хоть одному из нас попасть на северные территории и узнать, почему там Урху бессилен! – проговорил Киреш в заключение нашего разговора.

Спать меня положили в одной из комнат этого же комплекса пещер. Заснуть долго не получалось, я перебирал в памяти все услышанное и решал, в какую сторону мне двигаться, к морю или к поселку, увиденному мной ранее. Уходить решено было завтра, я видел, как плохо с продуктами у оборотней, а мне как гостю будут отдавать лучшее, стоит ли объедать хозяев?

Утром я поставил Киреша в известность, что ухожу, и он, кликнув женщину, что подавала вчера на стол, попросил позвать Ивасту.

– Это моя дочь, – представил он мне вбежавшую в комнату волчицу. – Иваста, этого человека надо проводить к морю.

Волчица, наклонив голову, внимательно меня осмотрела и улеглась, ожидая, когда мы отправимся в путь; была она намного больше простого волка, и взгляд у нее был больше человеческий, чем звериный.

– Она не может уже обернуться в другую ипостась, не хватает сил, но в этой все прекрасно понимает, разве что сказать ничего не сможет, – грустно проговорил Киреш. – Пока она могла оборачиваться, ее учили грамоте, как и других детей, и о строении мира, кое-каким законам, но последние несколько лет у нее не хватает сил обернуться. Одно время говорили о том, что простой человек, не попавший под проклятие, может вывести оборотня из леса, но это все лишь разговоры и домыслы. Очень уж давно никто в лес не заходил, – Киреш помялся: – Если вдруг появится у тебя такая возможность, прошу тебя, выведи Ивасту.

На волчицу надели ременную сбрую с кожаными сумками, положили туда мясо ей в дорогу, и мы были готовы отправиться в путь.

Киреш проводил нас на край поселка и пожелал легкой дороги. Волчица трусила чуть впереди, показывая дорогу. К вечеру мы вышли на небольшую поляну с родником, который, появившись, тут же прятался в какую-то промоину. Я освободил волчицу от груза, сняв сбрую; разжег костер, вылил воду, что была у меня в котелке, бросил крупы, кореньев и принялся варить кашу. Волчица куда-то исчезла и вернулась через некоторое время, даже по морде зверя было видно недовольство. Скорей всего, бегала на охоту, но так ничего и не нашла. Достал из ее сумок кусок мяса, дал ей, к этому времени подоспела и моя каша, и мы принялись ужинать. Киреш говорил, что дальше будет встречаться живность, не всю еще истребили, а вот в двух днях пути от поселка даже мышей встретить проблема. Что же, будем надеяться, что нам по дороге что-нибудь попадется, иначе продуктов нам не хватит и придется голодать.

Поужинав, я завалился спать; целый день в пути давал себя знать. Волчица тоже прикорнула недалеко от меня. Утром я немного размялся, помахав мечом, умылся просто ледяной водой из родника, доел вчерашнюю кашу, и снова в путь. Идти нам долго, дней десять, и то если ничего не задержит, да и как идти будем, тоже роль играет. Но пока двигаемся достаточно споро, без остановок в течение дня.

На пятый день темп движения упал, видно было, что устала и волчица, все-таки без мяса долго не протянешь, а оно закончилось вчера. Да и я тоже утомился. Решили отдохнуть. Когда я предложил это вечером, то моя проводница согласно рыкнула и наклонила голову. Поужинал жидкой кашей, крупу надо было экономить, ее тоже осталось немного. Волчица от каши презрительно отказалась, побегала по округе, но, по-видимому, ничего не нашла, поэтому легла спать голодная.

Проснулся я от того, что кто-то дергал меня за рукав камзола. Меня будила волчица, осторожно дергая за рукав, увидев, что я проснулся, кинулась к моим вещам и притащила рюкзак с привязанным к нему арбалетом. Нетерпеливо перебирая лапами, словно что-то хотела сказать, она тихонько, еле слышно повизгивала. Я, отвязав арбалет, натянул тетиву, схватил один болт и зарядил оружие, остальные вместе с сумкой повесил на плечо, перекинув ремень через голову. И пошел за волчицей, которая, как всегда, шла чуть впереди, при этом очень осторожно, периодически оглядываясь, иду ли я следом.

Пройдя каких-то сто метров, я увидел семейство диких свиней, которые ели желуди под большим раскидистым дубом. Осторожно, чтобы не хрустнула ни одна веточка, я стал подбираться на расстояние выстрела, помогало то, что скрывала меня высокая трава. Наконец я решился и выстрелил, выцелив молодую свинку, и, когда стадо стало разбегаться, успел подстрелить еще одну, но эта была совсем уж небольшая.

Волчица кинулась к добыче и ловко перехватила горло бьющейся в агонии свинье, и пока я подошел, она успела стащить наши трофеи в одно место и сидела, довольно скалясь. Взвалив ту тушу, которая была больше, на плечо и приказав волчице сторожить вторую, отнес добычу на стоянку. Да, теперь работы прибавится, надо же будет их разделать и запастись провиантом. Ну да это приятное дело, а то я уже начал переживать, что придется голодать.

Полдня провозился с кабанчиками, волчица вначале ела, не разбирая, что я ей кидаю, потом, утолив первый голод, начала перебирать. Я же, разделав добычу, принялся жарить и варить мясо в дорогу, часть оставив свежим, для волчицы, заполнив ее сумки. Еще день мы отъедались и просто лежали, набираясь сил для дальнейшего путешествие.

Следующие дни шагалось веселей, пропитанием мы были обеспечены, но тащить рюкзак было намного тяжелее, пришлось даже волчицу поболее нагрузить. Но та не возмущалась, понимая, что все я не утащу. За эти несколько дней, прошедших после охоты, было заметно, как округлились ее бока и стала блестеть шерсть.

Сегодня мы шли уже одиннадцатый день и скоро должны были выйти к опушке леса, как вдруг раздался визг волчицы, в нем слышались испуг и боль. Я немного отстал от нее, поэтому бросился на звук. Выскочив к месту, откуда доносился голос волчицы, который становился тише и тише, был поражен увиденной мой картиной. Корпус волчицы обвивала огромная, толщиной в мою ногу, змея, вторая, поменьше, наблюдала, подняв голову, за происходящим. Увидев меня, она зашипела и поползла в мою сторону. Рюкзак с арбалетом и сумка с болтами сковывали мои движения, и я попытался сбросить его, но одна из лямок зацепилась за рукоять меча, и он повис, путаясь в ногах. А змея уже рядом, очень уж быстро она двигается. Мне все-таки удалось выхватить кинжал и, схватив змею за голову, отсечь ее в несколько ударов. Звук при этом был такой, будто я рубил жесть. Лишившись головы, змея забилась в агонии, при этом очень чувствительно приложила меня хвостом по лицу, разбив нос и губу, из них тут же потекла кровь. Но мне некогда было обращать на это внимание, надо было спасать свою проводницу. Мне наконец удалось избавиться от рюкзака, и я, сжимая в руке кинжал, кинулся к волчице, которую оплела змея. Увидев, что я убил ее товарку, змея стала ослаблять кольца на своей жертве, понимая, что вначале ей надо расправиться со мной. Она сделала резкое движение в мою сторону и ударила меня мордой в грудь. Я покатился по земле, ощущение было такое, словно в меня ударил таран. Увидев, что я упал, змея снова стала сжимать кольца на волчице. Хоть и тяжело мне было, но я встал, некогда было разлеживаться. И, выбрав момент, пригвоздил голову гадине к земле; помня о том, что ее кожа напоминает жесть, я бил изо всей силы. После чего стал рубить ее на куски и отбрасывать их в сторону. Мечом я не мог действовать, так как боялся навредить волчице, поэтому рубил и резал кинжалом. Резал – это громко сказано, скорей пилил, перемазался весь в крови этой твари, а она сопротивлялась даже с пробитой головой. Наконец я освободил волчицу, оттащил ее в сторону и принялся со злости рубить змею мечом на мелкие куски. После чего устало привалился к дереву и присел.

Волчица начала подавать признаки жизни, оборотни вообще крепкие существа. Думаю, отойдет, если не сильно повреждены внутренние органы.

Подняв волчицу на руки, я отнес ее в сторону от места схватки и решил тут остановиться. Надо было привести себя в порядок и немного восстановиться после боя со змеями. Хотя время и так уже близилось к вечеру, и надо где-то искать место для ночевки. Умывшись и разведя костер, я стал жарить мясо, волчица с трудом поднялась и, подойдя, улеглась, прижавшись ко мне. Отказавшись от еды, она так и спала рядом со мной.

Через сутки путешествие наше подошло к концу, мы достигли края леса; еще оставалось метров двести, но уже проглядывалась опушка в просветы между деревьями. Я обратил внимание, что моей провожатой было не по себе, она даже тихонько поскуливала временами. Я же чувствовал себя так же, как и раньше, и изменений, собственно, никаких не замечал.

Отойдя от края леса немного назад, чтобы волчице было более комфортно, остановились на ночевку. После ужина мне вдруг в голову пришла одна мысль.

– Послушай, Иваста, давай я попробую вынести тебя из этого леса, ведь вас сдерживает страх неизвестно перед чем. Мне кажется, что, кроме психологического давления, вам и тебе лично ничего не угрожает. Да и твой отец просил об этом.

Волчица внимательно слушала и не сводила с меня глаз. Ободренный ее молчанием, я решился на эксперимент.

– Давай-ка мы сделаем вот что: я сейчас накрою твою голову кольчугой, и мы с тобой станем приближаться к опушке. Ты же будешь отмечать свое состояние по мере приближения к ней, потом я буду задавать наводящие вопросы, а ты будешь подавать мне знаки.

Достав из рюкзака кольчугу, я накинул ее на голову Ивасте, и мы двинулись к выходу из леса. Даже я заметил, что волноваться она стала намного позже, чем раньше. Когда до выхода из леса оставалось метров сто, я решил вернуться. Затем, задавая вопросы, понял, что ей было легче под кольчугой и страх начал сковывать ее намного позже.

Значит, кольчуга как-то экранировала влияние страха на оборотня. Обдумав все, спросил у Ивасты:

– Ты согласна со мной покинуть этот лес?

В ответ получил однозначное согласие.

– Тогда сделаем так… Я помимо кольчуги еще свяжу тебя и вынесу из этого леса, надеюсь, что у нас все получится.

Конечно, я был самонадеян, и следующий день это показал. Чем ближе я с волчицей на плечах приближался к опушке леса, тем неспокойней вела себя она. Кроме того, она была очень тяжелой, ведь оборотни были намного больше простых волков. Я тащил ее эти сто метров как робот, еле переставляя ноги. Вначале она просто скулила, потом начала выть и биться, так что я еле удерживал ее, а когда преодолел ряд последних деревьев, она затихла. Я испугался, что Иваста умерла от страха, но, отбежав несколько десятков метров от опушки леса и прислушавшись, почувствовал биение сердца. Свалив ее на землю, упал рядом почти без сил.

Когда я пересек границу леса, цветовая гамма вокруг меня разительно изменилась, она стала ярче, насыщенней, словно в окружающую меня действительность кто-то просто плеснул краски. Но мне сейчас было не до окраски травы, деревьев или неба, отдышавшись, я попытался разобраться с волчицей.

Положив ее на траву, я стал развязывать веревки, которыми связал ее лапы, и разматывать с головы кольчугу. После чего, залив в ее пасть немного воды из фляги и полив на морду, увидел, как открылись глаза, и через некоторое время волчица поднялась на лапы. Она стояла, покачиваясь, с каждой минутой все больше приходя в себя. Окончательно придя в себя, она подошла и лизнула меня в щеку.

Через час, убедившись, что Иваста полностью отошла, я направился в сторону моря, серо-голубая полоска которого еле виднелась на горизонте. К вечеру следующего дня мы, наконец, вышли на берег моря и, расположившись в небольшой роще, перекусив тем, что оставалось, упали спать. Завтра еще целый день тащиться до ближайшего приморского городка, где можно будет найти корабль, следующий на северный берег.

Глава третья

Городок под названием Робрюк был грязный, запущенный, иногда на улице можно было встретить кучи мусора с копошащимися там крысами. Было много нищих и другого опустившегося сброда. На улицах можно было встретить и бедных в потрепанных одеждах, и обезображенных болезнями людей, и разряженных в дорогие одежды аристократов. Встречались мужчины разного возраста, стриженные наголо и одетые в хламиды багряного цвета, наверное, это были жрецы Урху. Но нигде не было храмов ни богине, ни Урху, в городах, расположенных у моря, любой мог молиться кому угодно.

Я с волчицей поселился на постоялом дворе, почти в самом порту. Пока добрались до него, многие встречные с любопытством смотрели на меня и волчицу, кто-то с интересом, кто-то с ненавистью. Уже начало вечереть, когда мы ввалились в зал постоялого двора.

В зале было довольно шумно, за многими столами сидели посетители, кто-то ужинал, другие налегали на пиво и вино, в общем, все занимались тем, что больше всего прельщало их в данный момент. Пройдя по залу к стойке, за которой разместился здоровенный мужик, лишь немногим мельче меня, и протирал кружки, я обратился я к нему:

– Могу ли я снять у вас комнату?

Мужик оглядел меня с ног до головы, потом глянул на волчицу, помолчал и ответил:

– Можешь, три серебряные монеты, но предупреждаю сразу, собака не должна бегать по залу и жилому этажу, если выходит из комнаты, то только с вами.

Волчица на эти слова оскалилась и тихонько зарычала.

– Все вопросы чести решаются на заднем дворе, а не в обеденном зале, – продолжил мужик, глядя на меня, не обратив внимания на недовольство животного.

– Хорошо, а можно у вас постирать одежду и обмыться? – поинтересовался я.

– Еще одна серебряная монета, – проговорил бармен или хозяин, не прерывая свою работу.

Я достал монеты и выложил на стойку, исчезли они с удивительной быстротой.

– Альгина! – заорал мужик. Из неприметной двери выскользнула девица с довольно впечатляющими формами и рябым лицом.

– Покажи постояльцу комнату и приготовь мыльню, и пусть Тамна постирает одежду господину.

– Хорошо, хозяин, прошу вас следовать за мной, – это она проговорила уже мне и пошла впереди, покачивая задом.

Комната была такая же, как и многие другие, в которых мне приходилось ночевать: узкий пенал с кроватью, стулом, маленьким столиком, с тазом для умывания и гвоздями, вбитыми в стену в связи с отсутствием гардероба. Тщательно вымывшись в большой бочке с горячей водой, я надел запасные штаны и рубашку, оставив ту, что снял, в стирку. Ужин заказал в комнату, не дело рисоваться с оборотнем в зале.

Поел и с удовольствием вытянулся на узкой жесткой кровати; я был чистый, сытый, лежал на набитом свежим сеном матрасе и даже простыне, пусть из небеленого полотна, но как все-таки хорошо снова почувствовать себя человеком.

Волчица, съев говяжью печень, тоже, похоже, чувствовала себя хорошо и, свернувшись калачиком у порога двери, принялась дремать. Утром я проснулся от того, что кто-то всхлипывал в комнате; открыв глаза, увидел девушку лет шестнадцати, забившуюся в угол и горько плачущую. Спросонья я даже не понял, кто это.

– Ты кто такая и как сюда попала? – пробормотал я. В ответ услышал лишь усиливающийся плач. Наконец я начал приходить в себя и сообразил, что это моя волчица, или, как там ее, Иваста. Вот же ничего себе! Она сидела, зажавшись в углу, совершенно голая, и уже начинала с горя подвывать.

– А ну тихо! – рявкнул я. – Ты чего тут сырость разводишь, что такого произошло, что надо убиваться, как по покойнику?

– Я очень испугалась, и я совершенно голая, – не переставая всхлипывать, проговорила из угла девчушка.

– Так, я сейчас выйду, а ты ложись в кровать и укройся. Сегодня сходим на рынок и купим тебе соответствующую одежду.

Я быстро оделся и вышел из комнаты. Остановившись у двери, услышал, как по полу прошлепали ступни босых ног, и, выждав какое-то время, открыл дверь.

– Ты как, мне можно войти? – спросил я.

– Да, входите.

Укрывшись до подбородка, на кровати лежала симпатичная девушка с большими заплаканными серыми глазами, пухлыми губами и нежным овалом лица. Не успел я войти в комнату, как в дверь постучали, и вчерашняя служанка вручила мне мою одежду – сухую, чистую и пахнущую травами. Ткнув ей в руку какую-то медную монету, я закрыл дверь и в раздумье уставился на девушку.

Надо ее одеть, лучше, конечно, тащить с собой на рынок и там подбирать одежду по размеру. Но в чем ей туда идти? Вот вопрос. Кинув на кровать вещи из стирки, я предложил ей надеть мою рубашку.

– Пойду, пока закажу завтрак, а потом будем думать, как тебя приодеть, – проговорил я, выскальзывая за дверь.

За стойкой стояла та же служанка, приносившая одежду.

– Что желает господин? – с улыбкой спросила она.

– Что вы можете предложить на завтрак?

– Пироги с печенкой, вареные яйца, холодное мясо, пока все. Из напитков пиво, разное вино и фруктовый взвар.

– Тогда принесите в комнату пироги, мясо и взвар, мяса несите как можно больше.

Вернувшись к себе, я застал волчицу примеряющей мои брюки. Вместиться она могла вся в одну штанину, да и по длине надо было укоротить чуть ли не вдвое. Увидев меня, она покраснела, но штаны не сняла, рубашка ведь не платье, и хоть опускалась до колен, но девушка решила, что не стоит постороннему мужчине видеть даже то, что оставалось. Интересно, в образе волчицы она была намного больше обыкновенного волка, ведь оборотни крупнее, сильнее и выносливее своих простых собратьев, а вот в образе человека – миниатюрная стройная девушка.

После завтрака я решил все-таки сам отправиться на рынок и хоть что-нибудь приобрести из одежды для Ивасты. А потом уже можно будет сходить и вдвоем, чтобы выбрать одежду по ее вкусу и размеру, сам подбирать ей гардероб я не рискнул. Объяснив все это девице и приказав никому не открывать и не отзываться, я отправился на рынок.

Рынок был шумный и многолюдный, даже за пару кварталов было слышно его гул, а уж ароматы накрывали перед самым рынком. Здесь смешалось все: и запах морских даров, которые продавали на рынке, и смрад от каких-то гниющих отходов, и вонь человеческого пота и животных. Небольшой ветерок с моря, налетающий порывами, на некоторое время сдувал эти «ароматы», но затем они снова наваливались на снующий народ, так что у непривыкшего к таким «благоуханиям» человека слезились глаза.

Какое-то время я с трудом дышал, стараясь унять рвотные позывы, но потом привык и уже спокойно разглядывал выставленные на продажу товары. В нескольких местах вещали проповедники Урху, их почти никто не слушал, но это их не останавливало, и они монотонно повторяли раз за разом текст своей проповеди.

Вдруг я почувствовал, как кто-то пытается добраться до моего кошелька на поясе под камзолом. Дав время, чтобы вор подальше запустил руку, я ее резко схватил и сжал.

– Ой, ой, ой, – услышал я и посмотрел на того, кто хотел меня обворовать. Худой парнишка лет семнадцати, в потрепанной рубашке, с непокрытой головой, жалобно ойкал, даже присев немного от боли. Я ослабил хватку, но не отпустил руку вора.

– Ой, дяденька, отпусти, я нечаянно, я даже не думал сделать что-то плохое, – заныл он, при этом нагло усмехаясь. Тут же вмешались несколько зевак немалой комплекции. Видно было, что это одна компания.

– А ну, отпусти мальчишку, чего с пацаном связался, – проговорил один из них, а остальные двинулись ко мне.

– Хорошо, отпускаю, – проговорил я и резко сжал руку воришки, ломая ему кости запястья. Парень охнул и стал заваливаться, потеряв сознание, один из защитников подхватил его, не дав упасть, и удивленно заглянул ему в лицо.

Я же развернулся и попытался уйти, но кто-то из подельников вора схватил меня за плечо.

– А ну, постой! – прорычал тот, кто меня пытался задержать. Я же, ухватив его пальцы, резко взял их на излом и развернулся к говорившему, потом чуть нажал, и мордоворот встал передо мной на цыпочки, пытаясь ослабить давление.

– Ты что-то хотел? – спросил я его.

– Отпусти, – просипел он, бледнея.

– В следующий раз дотронешься до меня, и я просто сломаю тебе руку… Ты понял, – процедил я.

– Понял, понял, отпусти, господин.

Я отпустил его руку, обвел взглядом троицу и, повернувшись, пошел к увиденной мной ранее лавке, торгующей ношеной одеждой. В лавке я долго перебирал тряпки, пытаясь что-то выбрать, наконец, нашел почти не ношенное платье серого цвета. Заплатив за этот секонд-хенд, я не вытерпел и поинтересовался, откуда эта одежда. Продавец замялся, не зная, что ответить.

– Я не знаю, господин, доставляют мне ее жрецы Урху, а где они ее берут – мне неизвестно, – промямлил торговец, пряча глаза. И тут до меня дошло, что это может даже быть одежда тех, кого отправили на жертвенный алтарь. Мурашки пробежали по спине, и меня даже передернуло от брезгливости. Но деваться было некуда, и я только сильней сжал платье в руке.

– Господин, вы не волнуйтесь, все вещи вычищены и постираны, – проговорил продавец, но я уже выходил из лавки.

«Но ведь говорят, что в жертву приносят только животных, людей же, кто не готов принять религию сингов, изгоняют», – думал я по дороге. Нет, надо будет все шить новое, чтобы ничего не напоминало о том, чья это может быть одежда.

На постоялом дворе я проскользнул на второй этаж и, постучав в дверь, окликнул Ивасту. Дверь открылась, и меня впустили.

– Вот примерь, и надо быстро наведаться в мастерские, где шьют одежду, – проговорил я, передавая девушке платье. Когда она вышла, одевшись, видно было, что платье немного широковато для нее, ну да сейчас других вариантов не было.

Пройдя по городу, мы нашли швейную мастерскую, и я предоставил Ивасте полную свободу действий. Она что-то обсуждала с хозяйкой, пока ее обмеряли, а та что-то записывала. После чего хозяйка обратилась ко мне, назвала сумму в десять серебряных монет и сообщила, что все будет готово в течение двух дней. Меня это вполне устраивало, и я выплатил половину денег в качестве задатка. Девушка еще прикупила какие-то женские нижние юбки, и мы отправились с Ивастой обратно на постоялый двор. По дороге пришлось еще зайти в сапожную мастерскую, где удалось даже купить почти готовые мягкие туфли и заказать ей легкие сапожки. Мы подождали час, пока туфли еще немного подогнали, и Иваста их сразу надела. После чего мы направились к себе. Вечерело, и за делами обед мы прозевали, есть уже хотелось основательно, и мы поспешили на постоялый двор.

Неприятности начались, едва мы прошли пару кварталов. Вдруг дорогу нам преградили двое жрецов в багряных одеждах, сзади тоже послышались шаги, и, оглянувшись, я увидел двоих из тех, с кем уже имел возможность столкнуться на рынке. Подтолкнув девушку к ограде какого-то дома и прикрыв ее спиной, я приготовился к драке.

– Смычка религии и воров, как мило… – усмехнулся я, вынимая меч из ножен.

– Ты оскорбил наших адептов, – проговорил один из багряных, – придется очень сильно извиниться.

И тут я заметил, что на груди тех, с кем столкнулся на рынке, тоже был небольшой багряный знак с той рожей, что видел на столбах, ограждающих серый лес. В руках багряных жрецов тоже появились мечи, и было видно, что они не новички в обращении с оружием; у тех, что сзади, были кинжалы, тоже не малой величины.

– Стой смирно и молчи, не пытайся мне помочь, – попросил я Ивасту, потому что видел, как сверкали ее глаза и раздувались ноздри, понял, что может вмешаться и интуитивно была готова к трансформации.

Изобразив, что хочу напасть на адептов с кинжалами, даже сделав шаг в их сторону, я вдруг изменил направление движения и ударил одного из багряных жрецов. Тот был начеку и попытался плоскостью меча отвести удар, только вот он не знал, что его железка, которую он по ошибке считал мечом, для меня не преграда. Звякнуло перерубленное лезвие меча и упало под ноги, а сам багряный, словно запнувшись, сделал несколько неуверенных шагов и упал в пыль. Еще никто ничего не понял, а я атаковал второго, немного вывернул кисть и располосовал ему грудь, а потом обратным движением рассек горло.

Воры, или кто они там были, соображали быстрей жрецов и, увидев, как я расправился с ними, попытались удрать. Но я не собирался оставлять свидетелей, поэтому, выхватив кинжал, бросил его, попав одному в спину, а второго я просто догнал и зарубил. Возвращаясь, вынул из тела упавшего бандита кинжал и немного подправил свою работу. Оглянулся вокруг, вроде бы никто ничего не видел, да и все произошло очень быстро, а мы не сильно шумели. Будем надеяться, что нас никто не видел, а если видел, то не обратил внимания.

– А теперь бежим, только не топай, – сказал я Ивасте, и мы припустили на постоялый двор. В помещение обеденного зала мы вошли спокойно, успев отдышаться после бега. Народ заправлялся спиртным, и на нас почти не обратили внимания. Отправив Ивасту в комнату, я остановился заказать ужин. На постоялом дворе народа прибавилось. Как понял по разговорам окружающих, это был купец, прибывший на одном из кораблей, и его люди. Он искал перевозчиков и охрану для дальнейшего движения в глубь королевства. Я осмотрел народ и, заказав ужин, поднялся в комнату.

Эту ночь на полу пришлось спать мне. Кинув под голову рюкзак и укрывшись камзолом, я попытался заснуть, что мне с трудом, но удалось. Утром встал рано, все-таки спать на ровной гладкой поверхности не очень удобно. Немного размяв мышцы и умывшись, спустился в зал и попросил подать травяного отвара покрепче, чтобы взбодриться. Прихлебывая горячий отвар, стал обдумывать порядок дел, которые надо совершить.

Конечно, превращение волчицы в девушку нарушило мои планы и увеличило время пребывания в городке. Да и вчерашняя схватка со жрецами и ворами тоже в мои планы не входила. Хотел тихо найти корабль и отправиться на нем в сторону северных территорий. Теперь корабль пойду искать только завтра, после того как заберу одежду Ивасты. А там неизвестно, сколько придется еще искать и ждать подходящее судно, хотя в принципе можно и на перекладных добираться, нигде долго не задерживаясь, чтобы не мозолить глаза.

* * *

– Позови мне старшего надзирающего, – приказал слуге Кьюз Барч, главный жрец города. Он был раздражен уже с утра из-за дошедших до него слухов о том, что в городе видели человека с волком-оборотнем. И по всей вероятности, оборотень был из «проклятого» леса; если это так, ему тоже придется отвечать перед инспекторами из столицы. А что он мог сделать, в его распоряжении всего двадцать младших жрецов да десяток адептов, а кроме того, в его обязанности не входит контролировать еще и лес.

«Все это довольно плохо, просто потому, что понаедут проверяющие, и начнется», – почему плохо, додумать он не успел, в дверь постучали.

– Разрешите войти, вашество? – спросил после стука в дверь старший надзирающий, маленького роста неказистый человек с постоянно бегающими глазками, огромным носом, потными руками и неприятным запахом изо рта. Главному жрецу старший надзирающий был очень неприятен, но сделать он ничего не мог, в столице у этого надзирающего были очень большие связи. Приходилось терпеть и ждать случая, когда можно его будет подставить и убрать от себя.

– Входи, Ториль, можешь присесть, – указал Барч на одно из кресел у резного лакированного стола, за которым Барч и сидел. – Что ты знаешь о человеке с волком-оборотнем, пришедшием пару дней назад в город?

– Э-э-э… – промямлил тот растерянно, при этом бледнея.

– Так понимаю, ничего, – усмехнулся главный жрец города Барч, встал, прошелся по комнате и остановился перед Торилем, покачиваясь с пятки на носок. – А чем, интересно, ты занимаешься, что об этом я узнаю совершенно от посторонних людей, а тот, кто обязан мне об этом докладывать, сам ничего не знает?

– Я тут вот болел немного, – еле слышно пробормотал надзирающий.

– А может, ты в очередной раз был у любовницы и забросил все дела по службе? – нависая над подчиненным, все больше распалялся Барч. В это самое время в дверь снова постучали, и заглянувший секретарь сообщил, что принесли записку от начальника стражи города.

– Давай ее сюда, – недовольно сказал жрец, со злостью глядя на секретаря, который прервал выволочку надзирающего. Приняв записку, он развернул ее и, прочитав, еще больше распалился.

– Ты… ты об этом тоже ничего не знаешь? – Барч стал тыкать в лицо надзирающему листом бумаги. Кинув лист перед подчиненным, чтобы тот прочитал, он упал в кресло. Теперь уже точно не избежать проверки из столицы. Давно такого не случалось, чтобы убивали жрецов Урху. Бывало, что умирали с перепою или тонули, будучи пьяными, упав в сточную канаву. Но вот убийств не было лет десять.

Ториль, прочитав записку, покрылся холодным потом, тут и его родственник, служивший секретарем верховного жреца, мог не спасти. Ему запросто могут вменить несоответствие должности и небрежность по службе, и тогда его засунут на самый низ. А потеряв нынешнюю должность, он будет вечно служить младшим жрецом, проповедовать на рынках и возиться с адептами. Подумав об этом, Ториль почувствовал, как волосы на голове у него зашевелились, а по спине потек холодный липкий пот. Непроизвольно он соскользнул с кресла, в котором сидел, на колени и пополз, стеная и моля прощения, к старшему жрецу.