Николай Сергеевич Башев
Друг мой – Беркут_1
Мама шустро разбудила нас, вымыла начисто эмалированный таз, обдала кипятком и заставила нас с Сашкой писать в него, сколько есть сил. А сама тут же аккуратненько давай обмывать из таза лицо и руки Федору.
Санитарная машина вскоре увезла дядьку, моего отца и в стельку пьяного хирурга в больницу. У того, оказывается, был день рождения. Как рассказывал отец, два санитара держали доктора с двух сторон, пока он пришивал нос и скальп на место.
Через пару недель дяха завалился к нам в гости, изрядно полечившись своей лечебной настойкой. Нос оказался пришит сикось-накось, да и скальп прихвачен кое-как. Мешки рогожные лучше зашивают в обществе слепых.
Всё прижилось, не загноилось. Рёбра вправили, правую руку подлатали. Мужскую часть медсёстры накрахмалили и натёрли до блеска. Ноги целы. Жить можно! Что ещё надо мужику? Тут не до красоты.
Нам с Сашкой принес Фёдор убитую раму от взрослого велосипеда ПВЗ (Пензенского Велосипедного Завода). Мечта всех пацанов с нашей улицы. За полгода мы нашли и руль, и седло, и два кривых колеса. Всё сами прикрутили-привинтили и гоняли по улицам без устали, счастливые и сопливые. За два писа получить велосипед!
Это намного круче, чем найти золотой клад.
Самокат.
Какой русский пацан не любит быстрой езды? Не найти такого. Если только он не полный «ботаник». Таковых на наших улицах и переулках не водилось. Поэтому каждый из нас мастерил всевозможные устройства для катания с гор. Начинали с простейших саночек. Брали два нешироких брусочка, закругляли их с одного торца, а сверху прибивали две-три поперечные дощечки. Привязывали спереди длинную верёвку. Всё, салазки готовы.
Наш Горный переулок в длину растянулся по прямой линии на два с половиной километра. Начинался он под горой, от улицы Подгорной. А заканчивался почти на вершине сопки Лысухи. Первого ноября приходила зима, и выпадал первый снег. Машины укатывали его на дороге почти до зеркального блеска. Вечерами машины отправлялись в гаражи, а мы выходили кататься до глубокой ночи.
Сначала везли в гору салазки за собой, а потом с визгом и криками летели вниз по обледенелой дороге, набирая скорость. За один раз скатиться с горы на такой технике ни у кого не получалось. Проедешь метров сто или двести и оказываешься в канаве, кувыркаясь в снегу. Потом быстренько выгребаешь пригоршни тающего снега из-за шиворота, разбегаешься, плюхаешься на салазки и снова катишься вниз по переулку до самой «Пожарной охраны».
Рулить приходилось ногами, обутыми в старенькие валенки, притормаживая то левой, то правой ногой. От такой езды валенки быстро приходили в негодность. На них отец ставил кожаные заплатки, и гонки продолжались.
Через две зимы на смену салазкам мы стали мастерить деревянные самокаты на коньках. Сначала целое лето носили вёдра с бурыми помидорами в Заготконтору, где их принимали по 5 копеек за килограмм. Вообще-то деньги отдавали мамкам, но кое-какие копеечки заваливались в наших бездонных карманах.
Накопив таким «Макаром» три раза по полтора рубля, покупали по три конька «Снегурка». Можно было прикрутить коньки верёвкой к валенкам, и так кататься на реке, но там можно было провалиться под лёд. Да и тащиться в такую даль никому не хотелось. А тут на одном самокате катались с горы сразу по трое пацанов мимо своих домов.
Надо было только раздобыть три доски, четыре бруска и гвозди. Среднюю доску отпиливали чуть покороче своего роста. К ней прибивали слева и справа доски в два раза короче. К коротким доскам прибивали снизу по бруску, а к брускам – по коньку " Снегурку".
Самое трудное – это было сделать рулевое устройство. Для этого третий конёк прибивался к бруску, поперёк которого прибивался гвоздями брусок потоньше. Чтобы рукам было удобно держать руль, концы поперечного бруска закруглялись ножом. Медный пятак пробивался толстым гвоздём, а затем этим же гвоздём прибивался рулевой брусок к передней части срединной доски. В передний торец забивали скобу из согнутого гвоздя, к которой привязывали верёвку, за которую тащили самокат в гору.
Скоростные свойства такого самодельного самоката очень сильно зависели от того, насколько параллельно друг другу удавалось прибить задние коньки. Если доски были толстые, то самокат получался тяжёлым, зато на нем катались сразу до восьми пацанов!
Рулевой ложился на среднюю доску, друзья по одному слева и справа, сверху остальные. Летит такая счастливая куча-мала по накатанной дороге вниз под гору, постукивают коньки по наледи, ветер свистит в ушах, дух захватывает.
С дороги, «Куриные ноги»!..
И не беда, что мороз под тридцатник шпарит. Смотрит сверху заиндевевшая Луна и улыбается, завидует нам, бесенятам.
Русская катапульта.
Декабрь морозный и снежный – лучшая пора для мальчишек нашей улицы. Прямая и длинная, она поднимается в гору почти от центра города. Грузовики своими широкими колёсами укатали снег на дороге до зеркального блеска.
Достаём из кладовки свои ледовые самокаты на коньках и тащим их за верёвочку на самую вершину сопки Лысухи. Там разгоняемся, плюхаемся на самокат, и, набирая сумасшедшую скорость, летим вниз, разгоняя редких прохожих. Частенько на нас сверху запрыгивают по два-три пацана, чтобы прокатиться на халяву. Бывает, что и взрослые парни катаются разок-другой с нами, вспоминая детство. Это почему-то заканчивается поломкой самоката или рулевого конька. Тогда в забаве наступает перерыв в несколько дней.
Мы с Вовкой разве усидим без дела? Я утащил у отца хорошо наточенную ножовку и пару горстей разных гвоздей. Вовка переворошил почти целую машину дров и насобирал пару охапок обрезков досок, брусков и реек. И стали мастерить машину для метания снежков на дальние расстояния, настоящую русскую всепогодную катапульту.
Несколько противогазов разрезали на полоски, из которых сплели тугие резиновые жгуты. Из старого ковшика сделали метательную корзинку, в которую и закладываются сами снежки. Пришлось набирать промёрзший сыпучий снег в медный таз и заносить домой в тепло, чтобы немного погодя налепить снежки разных размеров.
Первые же испытания обрадовали нас отличной дальностью метания снежков, но разочаровали полным отсутствием какой-нибудь точности стрельбы. Решили брать количеством. Вскоре целая гора разнокалиберных снежков выросла за сеновалом. Дождались тихих лунных ночей. Установили метательную машину в нашем огороде и принялись обстреливать через забор улицу, по которой до поздней ночи катались пацаны.
Жаль, что стреляли мы вслепую, и не видели, как наши снежки попадали в цель. Только громкие обиженные вопли подсказывали нам, что кому-то крепко прилетел кусочек морозного счастья.
Рыбалка.
Стремительно катит свои хрустальные воды река Бикин с таёжных гор в лоно матушки Уссури. Мне 7 лет. Я уже взрослый и самостоятельный пацан. Рано-рано поутру, пока мать выгоняет к пастуху нашу бурёнку Марту, отрезаю большой ломоть хлеба, срываю в огороде парочку здоровенных розовых помидорин, из сарая достаю свои уловистые донки, банку с червями и улепётываю на рыбалку. Дома оставаться никак нельзя, а то заставят полоть морковку или окучивать картошку. По дороге на пару минут забегаю к соседу Вовке Сидорову, трясу его, зову с собой, но безуспешно. Да и ладно, придёт сам к обеду, знает наше заветное место.
До реки километра три, скучновато одному идти. Срываю тонкий длинный прут и вприпрыжку качусь под гору, сшибая противную крапиву по-над заборами. А сам зорко поглядываю, что там зреет на деревьях. Скоро осень – пора наших ночных разбойничьих набегов на фруктовые сады. У всех нас есть свои сады, но чужие недозрелые яблоки прямо с дерева во сто крат слаще яблока с маминой тарелки. А уж про груши я лучше помолчу.
Вот и река. Холодит на рассвете от неё. Не беда, сейчас выйдет солнышко и так пригреет, что придётся небольшой шалашик смастерить из веток. Разматываю донки с дощечек, аккуратно укладывая петлями леску на галечный берег, достаю из банки червей и накалываю на крючки. Теперь их надо хорошенько послюнявить на удачу, и забросить донку аж до середины широченной таёжной реки.
Свистит над головой раскрученная снасть. Разжимаю пальцы, и свинцовое грузило по высокой дуге улетает вдаль, увлекая за собой длинную леску с коротенькими тоненькими поводками и крючками с наживкой. Раздается над притихшей рекой бурный всплеск от удара грузилом по воде – хороший заброс с первого раза. Значит, быть отличной рыбалке.
У самой кромки воды втыкаю в берег упругий прутик высотой около метра, вершинку расщепляю ножичком, леску вставляю в расщеп и слегка натягиваю, на леску подвешиваю колокольчик из обрезанной оружейной гильзы. Готов сторожок, подскажет, когда рыба большая или маленькая пожалует в гости ко мне.
Устраиваюсь поудобнее на охапке сена, прихваченного по пути из чьей-то копны. Мужики вечерами после работы все лето обкашивают ближайшие неудобицы острыми косами, траву подсушивают и вилами складывают в небольшие кучи-копны, чтобы потом на лошади вывезти домой, и в зимнюю стужу охапками раскладывать по яслям душистое сено своим бурёнкам и гнедкам. Взамен получат от рогатой кормилицы молочко парное. А резвый конь, запряжённый в сани, отправится в лес за дровами и ёлками. Но до зимы ещё далеко. Вдоволь накупаться и порыбачить успею.
Тренькнул тоненько колокольчик, леску быстро на палец и замираю, жду поклёвки. Дрожит леска, как струна. Это быстрое течение реки так заставляет её трепетать. А вот и резкий рывок. Тут же подсекаю и начинаю вытягивать донку. Спешат мои ручонки, выбирая леску. Надо бы помедленнее тянуть, да азарт захватил, всполошил каждую мою жилочку, каждую крупиночку и кровиночку моего тела.
Только бы не сорвалась моя добыча, только бы выдержали древние крючки и леска, только бы не зацепились за утопшую корягу! Вот уже на мелководье у самого берега хорошо видно и саму рыбу, так похожую на небольшого сома, но с тремя острыми шипами по бокам за головой и на спине. Это касатка. Очень вкусная рыбка, особенно в ухе. Она без чешуи и мелких противных костей, но очень опасны ее шипы. Даже небольшие порезы больше месяца заживают.
Вытаскиваю касатку на берег, левой рукой хватаю снизу под брюшко, прижимаю крепко пальцами все три шипа и кое-как извлекаю крючок. Под жабры продеваю прочный шнур и забрасываю добычу в воду. Второй конец кукана накидываю на высокий колышек. Вода в реке холодная, поэтому сохранит мою рыбу свеженькой.
Обновляю червей на крючках, но не успеваю сделать заброс. Мощный рывок выдергивает прутик с колокольчиком на второй донке. Еле успеваю подхватить фанерку с леской и тяну на себя. Не тут-то было! Чувствую, что вот-вот лопнет леска. Сбрасываю понемногу петли с фанерки, но держу в натяжку донку.
Тут кто кого обхитрит. Рывки следуют один за другим, но быстро слабеют. Это хорошо. Начинаю потихоньку подтягивать, а сам гадаю, что за рыбина попалась. Крупная, сильная и такая слабохарактерная. Через пару минут увесистый серебристый сиг на берегу у моих ног. Вот это удача! Всё! Конец рыбалке!
Теперь бегом домой! Даже на кукане в холодной воде через два часа сиг превратится в кисель. Зато на кружочках картошки в духовке превратится в несказанное чудо, тающее во рту.
Самопал.
Самое чудесное занятие в жизни семилетнего пацана – убежать на речку с утренней зарёй до самых сумерек. Да вот беда – по дороге нашу дружную небольшую компанию стали встречать толпой пацаны постарше и посильнее. Пару раз поколотили нас изрядно. Жаловаться нашим старшим братьям не хотелось. Надо было самим отстоять своё право гулять там, где захотим.
Три дня я провёл не на золотом песочке, а в полутёмном сарае. Там я пилил, строгал, сверлил, пока не смастерил семиствольный пистолет: семь стальных трубочек, закреплённых одна над другой на ложе, любовно вырезанном из ясеневого бруска. В каждой трубочке сбоку имелась маленькая дырочка, через которую поджигались спрессованные головки от спичек. Порох был нам не по карману. Из свинцовых грузил наделал картечин и снарядил ими свой самопал. Самодельный фитиль я примотал сбоку тонкой медной проволокой. Не пистолет получился, а бомбомёт!
