Николай Леонов
Запредельное удовольствие (сборник)

Глава 3

Станислав Крячко, пройдя несколько метров от спортивно-развлекательного центра, остановился. Увидев, что его обогнала машина Гурова с сидевшим рядом с ним Плисецким, он постоял несколько секунд, а затем развернулся и направился обратно к входу в центр «Гармония».

Теперь Крячко не спешил. Он прошелся по первому этажу, по-хозяйски заглядывая в каждую комнату и не утруждая себя при этом стуком, и убедился, что первый этаж был отдан под всякого рода процедуры для ухода за внешностью. Тут находились косметические кабинеты, массажные, парикмахерские и прочие, хитрого предназначения которых Крячко, далекий от ухода за собственной внешностью, определить так и не смог.

Зато буквально через пять минут после хождения по кабинетам его самого определили как нуждающегося в таком уходе. Из каждого кабинетика стали выныривать девушки в униформе и, улыбаясь Крячко нереально белыми зубами, вежливо осведомлялись:

– Добрый день, вы хотели бы воспользоваться нашими услугами?

Крячко попытался поначалу отшучиваться, но потом, когда предложения посетить тот или иной кабинет стали зашкаливать, поспешил спастись бегством, ринувшись к эскалатору, ведущему на второй этаж. Там ему понравилось гораздо больше, хотя бы потому, что второй этаж был в основном рассчитан на мужчин. Здесь находились всякие спортивные комнаты, тренажерный зал, боулинг, бильярдная и, что его немало удивило, даже сауна в дальнем конце коридора.

В залах тренировались, играли в бильярд и развлекались мужчины разных возрастов и комплекций. Были и молодые, подтянутые, щеголяющие с обнаженным торсом, демонстрируя идеальные кубики пресса, ставшие притчей во языцех для многих подростков. Были и постарше, с телами откровенно запущенными, с выпирающими животами, являвшими собой, в отличие от кубиков, иную геометрическую фигуру – огромный шар.

Крячко пока что ни с кем не заводил бесед – только присматривался, уже наметив для себя четвертый этаж, где намеревался начать разговоры с персоналом комплекса, а уже потом переместиться на посетителей. Но не абы каких, а тех, кто ходит сюда регулярно и действительно сможет сообщить что-то интересное. Для этого ему следовало определить круг постоянных клиентов, вот зачем ему нужна была беседа с сотрудниками центра, а точнее, сотрудницами, потому что, что ни говори, а женщины, по глубокому убеждению Крячко, гораздо более словоохотливы и склонны к сплетням.

Собирать сплетни Стас умел виртуозно. Не гнушался, подобно Гурову, этим занятием, которое тот считал чуть ли не постыдным и пустой тратой времени, из-за чего между ними периодически разгорались горячие споры. Крячко был убежден, что это очень важный элемент в любом расследовании, и тут нужно недюжинное мастерство. А Гуров таким мастерством не обладает, посему нечего ему и соваться в эту деликатнейшую сферу.

– Лева, уметь отличить сплетни от фактов – это талант! – поднимая вверх указательный палец, рассуждал Крячко. – Я ж не просто так трусь возле этих дамочек, выслушиваю треп о всяких там мужьях-любовниках-тещах-свекровях и прочей на первый взгляд чепухе! Я работаю – нет, я вершу отбор! Я совершаю колоссальный мыслительный процесс, в результате которого мне приходится по крупицам отбирать из всей этой шелухи золотые ядра истины!

– Ничего себе! – удивленно заметил Гуров, с интересом поглядывая на своего друга, которого, как считал, знал как облупленного. – Стас, ты меня, признаться, сразил наповал! Какой слог, а? Это же высокий штиль! Ломоносов обзавидуется! Зато Пушкин может спать спокойно: в твоем лице он нашел достойного преемника, продолжающего лучшие традиции литературного русского языка!

Крячко лишь махнул рукой. Он не был носителем традиций русского литературного языка, более того, имел с этим самым языком отношения трудные, сложные, запутанные и не всегда добросердечные. Да что там греха таить, порой он русский язык просто ненавидел, особенно когда ему нужно было на бумаге воплощать его в жизнь, то есть составлять документы, протоколы, отчеты и заниматься прочей бумажной волокитой.

– Мне на штили глубоко плевать, я не теоретик, я практик! – бил себя кулаком в грудь Стас. – Я не просто так с ними разговоры разговариваю! Я делаю из болтовни фак-ты! Именно то, чего от нас с тобой требует наш драгоценный Петр Николаевич Орлов, дай ему Бог здоровья и долгих лет!

Пройдясь по всему второму этажу, Крячко уже совершенно освоился в спортивно-развлекательном комплексе и собрался отправиться на третий, дабы убедиться, что там ему делать нечего: его целью был четвертый.

Третий этаж действительно не представлял для него профессионального интереса: он оказался средоточием развлекательных заведений. Именно этот этаж был отдан под кафе, торговые точки и небольшой кинотеатр.

Поднявшись на четвертый этаж, Стас уверенно подошел к приемной, которую покинул несколько минут назад, и, не церемонясь, открыл дверь. Сидевшая за своим столом секретарша Ольга Анатольевна вскинула на него глаза и близоруко прищурилась.

– Простите, а Леонид Максимович еще не вернулся, – поправив свои рудиментарные очки, сообщила она.

– А я знаю! – махнул рукой Крячко, без приглашения проходя в кабинет и усаживаясь рядом с секретаршей. – Леонид Максимович как раз и просил побеседовать с вами, пока он отсутствует!

– Со мной? – Ольга Анатольевна растерялась. – Но почему? Он мне ничего не говорил…

– Так он просто не успел, – успокоил ее Крячко. – У него встреча важная. А время идет. Вот Леонид Максимович и сказал, что вы, как человек компетентный, грамотный сотрудник, сможете предоставить все нужные сведения, – на голубом глазу соврал Крячко.

Ольга Анатольевна зарделась, словно барышня на выданье, и даже сняла очки. Крячко невольно отметил, что без них она выглядит намного лучше, да и лет ей совсем не так много, как кажется на первый взгляд. Если бы еще изменить эту прилизанную прическу и хоть немного подкраситься – была бы вообще ничего.

«Черт его знает, что такое, вроде в центре этом только наведением красоты и занимаются, а бабы-сотрудницы у них ходят, как пугала огородные! – с недоумением подумал Стас, вспомнив мужиковатую бухгалтершу с ее куцей стрижкой, совершенно лишенную даже не красоты, а каких-то признаков ухоженности. – Могли бы сотрудницам какой-нибудь льготный абонемент выписать в свои апартаменты, если уж платят гроши!»

В том, что персоналу платят гроши, он не сомневался. Чем богаче хозяин, тем жаднее, в этом Станислав был убежден.

Ольга Анатольевна тем временем изобразила полную готовность к сотрудничеству: она села прямо, сложила руки на коленях, прикрытых длинной серо-зеленой юбкой, и внимательно уставилась на Крячко, стараясь не щуриться. Очков она так и не надела.

– Итак, начнем с Романа Витальевича, – приступил Стас к своей «деликатнейшей миссии». – Вы ведь, Ольга Анатольевна, наверняка в курсе, что он задержался из своего возвращения из Доминиканы?

– Да-да, конечно, я в курсе, – закивала та маленькой головой. – И это действительно странно, мы все волнуемся, особенно Леонид Максимович…

– Да-да-да, Леонид Максимович просто места себе не находит! – с сочувствием подхватил Крячко и придвинул стул ближе. – Они с Романом Витальевичем очень дружат, правда?

– Правда, – тут же ответила секретарша. – Они давно знакомы, можно сказать, домами дружат.

– Домами, вот как? А я думал, Роман Витальевич не женат…

– Он-то не женат, а Леонид Максимович – да. Двое деток у него, и жена такая милая. Правда, она здесь редко появляется. Я про то, что Роман Витальевич часто у них в гостях бывает, и дни рождения они всегда вместе отмечают, и прочие праздники… Они и дело свое вместе ведут. Кажется, и начинали его вдвоем, но точно не скажу, потому что это давно было, еще до «Гармонии». А я три года назад пришла работать уже сюда.

– И как вам, понравилось здесь? – с искренним участием спросил Крячко. – Начальство не обижает?

– Нет, что вы! И Роман Витальевич, и Леонид Максимович такие вежливые, обходительные! Никогда даже голос не повышают, не кричат, не ругаются… Знаете, бывают начальники такие хамы! Мне, к сожалению, доводилось с такими сталкиваться. Или, знаете, бывают такие, что все соки выжимают, сверхурочно заставляют работать и при этом не оплачивают лишние часы. А Леонид Максимович и Роман Витальевич – никогда. Сами частенько остаются по вечерам, все обсуждают что-то, но меня никогда не просят задержаться. Хотя я бы и согласилась – мне все равно дома скучно, спешить некуда.

Крячко с пониманием кивал. Ольга Анатольевна производила впечатление типичной старой девы, хотя старой, в прямом смысле слова, и не являлась. Слушая ее, он демонстрировал глубочайшее внимание. На самом деле так оно и было: слушал он очень внимательно, схватывая все детали, из которых потом его причудливо устроенный практический мозг вычленял то, что Станислав считал важным. И, к слову, редко ошибался.

– А вот сегодня Леонид Максимович очень разнервничался, кричал даже! – заметил он.

– Ой, это же исключение! – тут же кинулась защищать своего босса секретарша. – Он просто очень переживает. Это же его друг!

– Да, то, что они дружат, я понял. А вот в бизнесе как? Неужели никогда не спорят? Все-таки ваш комплекс такой… – Крячко пошевелил пальцем, подбирая подходящее слово. – Такой разноплановый! Тут столько всяких нюансов: и отделка помещения, и оснащение, и направление… Все это нужно согласовать, правильно? И редко в таких вопросах бывает без разногласий.

Секретарша если и задумалась, то не более чем на пару секунд.

– Может быть, и бывает такое, но они всегда все мирно решают. Я ни разу не видела, чтобы между ними были какие-то разногласия. Ну, в смысле, громкие споры или ссоры. И всегда между собой даже подчеркнуто вежливы! Редко таких руководителей встретишь, редко… – Она тихонько вздохнула. – Раз только на моей памяти поспорили, а так никогда.

– Вот как? – мгновенно ухватился Крячко за оброненную вскользь фразу. – Из-за чего же два таких хороших друга могли поспорить? Небось, пустяки какие-нибудь, типа в какой угол кофеварку ставить, – улыбнулся он.

Ольга Анатольевна невольно улыбнулась в ответ и покачала головой:

– Я, знаете, не вникала глубоко, но, кажется, речь шла о совместной поездке куда-то. Леонид Максимович хотел поехать, а Роман Витальевич, кажется, нет.

– А когда это было?

– Примерно полгода назад.

– Угу, угу, – бормоча себе под нос, кивал Крячко. – А вот скажите, Роман Витальевич перед отъездом вам каким показался? Может быть, что-то было не совсем, как обычно? Может, он ехать не хотел?

Ольга Анатольевна при этих словах вдруг встрепенулась и оживленно заговорила:

– Нет, что вы, он как раз захотел ехать! И настроение у него прямо поднялось!

– Что значит – захотел? А раньше не хотел?

Секретарша замялась, подбирая слова.

– Раньше, мне кажется, ему вообще ничего не хотелось. Это еще осенью началось. Он обычно всегда веселый, Роман Витальевич, улыбается приветливо, а тут ходил грустный, молчаливый. Я подумала тогда – ну, осень, понятное дело. Многим осенью тоскливо, потому что без солнечного света перестают вырабатываться нужные гормоны. Но он и зимой не слишком изменился, не радовался даже Новому году, хотя обычно они с Леонидом Максимовичем устраивают прямо-таки грандиозный праздник!

– Ну, этому Новому году вообще мало кто радовался, – проворчал Стас, вспомнив о том, как всему управлению вдруг резко задержали зарплату перед самыми праздниками, чего не наблюдалось уже много лет, вдобавок еще и урезали премию, а кое-кому вовсе не выплатили… Вспомнил сам Новый год, когда он, злой на весь белый свет, отказался с женой идти в гости и остался дома, ссылаясь на отсутствие настроения, а главное – денег. Жена ушла одна к тестю с тещей, дети разбежались по своим компаниям, и Крячко вознамерился насладиться одиночеством, а потом, вспомнив детство, даже устроить во дворе мини-салют.

Но не суждено было сбыться чаяниям Крячко. Вместо этого он, пропустив сразу несколько рюмок на голодный желудок, быстро раскис и уже в половине первого ночи улегся спать, так и не встретив толком Новый год, которого обычно начинал ждать еще с октября… Так что в этом смысле он Романа Любимова хорошо понимал.

А секретарша тем временем продолжала свой рассказ, неожиданно углубившись в него…

…Роман Любимов стоял у окна в своем кабинете и, нахмурившись, вглядывался в промозглую декабрьскую хмурь, когда в кабинет тихонько вошла Ольга Анатольевна с подносом в руках. На подносе дымились три чашки с травяным чаем – любимым напитком Романа Витальевича, который он потреблял в больших количествах.

Секретарша аккуратно поставила поднос на стол и собралась так же незаметно удалиться, как вдруг Роман Витальевич обернулся и сказал:

– Ольга Анатольевна, а как вы обычно развлекаетесь?

Секретарша впала в ступор от этого вопроса. Поначалу она, грешным делом, решила, будто босс таким образом вздумал оказать ей знаки внимания, что совершенно не входило в ее планы, смущало и даже откровенно страшило. В своей практике ей не доводилось заводить интрижки с шефом, да и было их у нее не так уж много, но Роман Витальевич вроде бы не отличался подобными склонностями.

Ольга Анатольевна замялась и в нерешительности топталась на месте, не зная, как ответить. Роман Витальевич отошел от окна, приблизился к ней и, выдавив приветливую улыбку, пояснил:

– Ну, свободное время как вы проводите?

– Я… Ну… Ну, книжки читаю, – нашлась она наконец, решив, что никакого подвоха в вопросе шефа не скрывается. – По выходным маму навещаю. Иногда к подруге езжу. Вот.

– И все? – На лице Любимова отразилось явное изумление.

– Я, наверное, не умею развлекаться, Роман Витальевич, – вздохнув, призналась Ольга Анатольевна и собралась уходить, но шеф вдруг остановил ее:

– Ольга Анатольевна, составьте мне компанию, пожалуйста! В смысле, давайте вместе попьем чайку.

Секретарша, борясь со смущением, все же присела на краешек дивана и взяла чашку. Роман Витальевич садиться не стал, он взял чашку с подноса и, отпивая чай, сказал:

– Вы ведь, кажется, одиноки?

– Да, – опустив глаза, ответила она.

– У вас масса свободного времени, вы ничем не обременены, могли бы позволить себе что-нибудь интересное… Вы, кстати, в отпуск куда ездили?

– Никуда, – отвела глаза Ольга Анатольевна, словно признавалась в чем-то постыдном. – У меня дома дел хватает.

Роман Витальевич продолжал задумчиво следить за ней, потом спросил:

– Скажите, а вам не бывает скучно?

– Скучно? Нет, не замечала. Я же говорю – не умею я развлекаться. Жизнь моя идет своим чередом, в ней один день похож на другой. И знаете, я, наверное, уже привыкла к этому и не хочу ничего менять. Перемены меня даже пугают.

– Но так ведь можно с ума сойти от скуки! – пораженно воскликнул Любимов.

Ольга Анатольевна вздохнула. Ей не нравился этот разговор, и она уже сожалела, что согласилась остаться. Но и отказать хозяину стеснялась. Роман Витальевич присел все-таки рядом и, задумчиво крутя в руке чашку, проговорил:

– Знаете, я провожу свой досуг гораздо насыщеннее. Я объехал, наверное, весь мир. В Москве нет такого места, которое я бы не посетил. И вот я думаю – что дальше? При мысли о том, что не будет в моей жизни ничего нового, мне становится страшно. Вот это меня все время мучает – что дальше? В чем смысл? Денег у меня хватает, но я просто не могу придумать, что себе такое позволить. Купить очередную машину? Скучно, надоело, да и мелко! Вообще все, что касается покупок, новых приобретений, мне неинтересно, я в это уже наигрался. А вот придумать бы что-нибудь эдакое, что-то по-настоящему интересное, захватывающее, позволяющее глубже заглянуть в себя, открыть доселе неизведанное в самом себе. Понимаете меня?

Он заглянул ей в глаза, словно ожидая ответа на все свои вопросы. Но Ольга Анатольевна не могла их дать. То, чем был озабочен шеф, ей было непонятно. Ее волновали более простые вещи: успеть оплатить коммунальные услуги до конца месяца, купить матери, у которой больные ноги, лекарства и связать пуховые носки, постараться растянуть зарплату так, чтобы можно было отложить небольшую сумму.

А шеф… Ему всего этого не понять, у него другие заботы. Ольге Анатольевне было любопытно – что это с ним такое? Никогда раньше он не разговаривал с ней на эти темы. Вроде и не молчал, любил порой поболтать о всяких пустяках, но не более того. Никогда не раскрывался и в свой внутренний мир не пускал.

«С жиру бесится, – подумала она про себя. – Конечно, ему не надо голову ломать, как до конца месяца концы с концами свести! Небось, и не задумывается, как на мою зарплату прожить! А посадить бы его на мой оклад – сразу прекратил бы дурью маяться! Дух бы у него захватывало, когда еще неделя до зарплаты, а в холодильнике у тебя полпачки масла из растительных жиров да кусок батона в хлебнице, а сапоги порвались окончательно. И голову ломал бы над тем, что выгоднее: новые купить или попытаться эти починить уже в четвертый раз!»

Но вслух произнесла совсем другую фразу:

– Жениться вам надо, Роман Витальевич.

Тот удивленно уставился на нее, будто в его мечты и душевные метания непонятным образом затесалось нечто приземленное, обыденное и настолько неинтересное, что непонятно, как оно вообще прокралось в столь возвышенный монолог, ведь ему никак не место по соседству с его прекрасными порывами.

– Жениться, – засмеялся он невесело. – Нет, Ольга Анатольевна, боюсь, это не выход для меня. Хотя, по моим наблюдениям, это и впрямь экстремальное развлечение!

– Зима сейчас, витаминов не хватает, солнечного света, – принялась перечислять причины неуютного душевного состояния своего шефа секретарша. – Вы бы купили большой флакон витаминов и пили по две сразу! А в чай я вам советую зверобой добавлять – он любую депрессию снимает!

Любимов кивал, но выражение лица у него при этом было как при зубной боли.

– Или отдохнули бы, отпуск взяли! – продолжала давать советы Ольга Анатольевна. – Вон Леонид Максимович вам уже не раз говорил, чтобы вы съездили куда-нибудь!

– Не то, не то… – бормотал Любимов, а Ольга Анатольевна продолжала:

– Неважно, что везде уже бывали! Все равно не может быть, чтобы не осталось на земле такого уголка, где вы еще не были! Вы же все по накатанной ездите, по туристическим местам, а есть ведь и неизведанные уголки! Вам, конечно, и в голову не приходило их посетить, а вдруг это именно то, что вам нужно? Знаете, я недавно читала, что сейчас стало очень модно ездить к Северному полюсу! Да-да, не удивляйтесь! Люди, вполне респектабельные, едут туда, чтобы побыть в одиночестве, отдохнуть от суеты мегаполиса, насладиться первозданной красотой. Им не разрешают даже мобильные телефоны брать с собой, и вообще там никакой цивилизации. Три или четыре дня они там выживают как могут. Правда, за ними следят, конечно, а то мало ли что… Я запомнила, что это стоит дорого, но для вас, кажется, деньги не имеют значения? – усмехнулась она.

Роман Витальевич сидел, наморщив лоб, и внимательно ее слушал.

– Что ж, это интересно, – неожиданно произнес он и даже улыбнулся. – Это вы где прочитали, Ольга Анатольевна?

– Да в газете какой-то, – пожала она плечами. – Не помню, в какой. Но могу поискать.

– Поищите, пожалуйста, – закивал Любимов и поднялся.

Он быстро прошел к своему столу, сел за компьютер и защелкал мышью. Потом, повеселев, посмотрел на секретаршу и сказал:

– Что ж, Ольга Анатольевна, спасибо вам большое! Вы мне прямо настроение подняли!

Секретарша кивнула и с облегчением вышла из кабинета…

– И что же, он поехал на Северный полюс? – спросил Крячко, когда Ольга Анатольевна закончила свой рассказ.

– Нет, не поехал, – улыбнулась та. – В Доминикану поехал – это привычнее, видимо. Я думаю, у него просто блажь такая была. А потом он ею переболел – и все прошло. Сами посудите, на Северный полюс такому изнеженному барчуку! Он в кабинете-то с сентября обогреватель включает. Хотя о теле своем заботится: спорт, массаж – регулярно.

– Да-а-а, – протянул Крячко, что-то прикидывая в голове. – А у вас тут женщин красивых много, верно? Я сам видел! Макияж-маникюр-прически, маски всякие – и выходит королева этакая из кабинета! Наверное, пересекались с Романом Витальевичем, а?

– Знаете, – ответила Ольга Анатольевна, – насколько мне известно, Роман Витальевич романов на работе никогда не заводил. Я думаю, у него принцип такой. Хотя многие женщины его добивались, да что там – откровенно вешались! И это понятно: молодой, богатый, красивый. Есть на что позариться! Но он не обращал внимания. Я думаю, он этими красотками уже так пресытился, что и смотреть на них не хотелось. И я считаю, это правильно. Нельзя работу смешивать с личными отношениями, а то потом хлопот не оберешься! Да и жениться он не собирался, а женщинам ведь это в первую очередь нужно. Помню, одна уж так его атаковала! Прямо проходу не давала! Он старался вежливо с ней держаться, но нейтрально. Так она прямо сюда, в кабинет приходила! Ну, он ее чаем угостит и выпроводит. А однажды она такое устроила… – Ольга Анатольевна понизила голос до заговорщицкого шепота.

– Расскажите, пожалуйста! – тоном заядлого сплетника попросил Крячко и даже заерзал на стуле.

Секретарша бросила осторожный взгляд на дверь и стала рассказывать:

– Пришла она, значит, к нему поздно вечером, когда все занятия и процедуры уже закончились. Мы закрываться собирались, и я не хотела ее впускать, но она такая наглая – все равно прошла! Роман Витальевич один был. Не знаю уж, что она там ему говорила, только вскоре крики послышались. Я перепугалась до смерти! Думаю – идти не идти? Потом все же решила постучать. Кричу – Роман Витальевич, у вас все в порядке? А тут дверь как распахнется, и вижу – он эту девицу за шиворот волочет! Блузка на ней разорвана, волосы растрепаны, помада размазалась! Я прямо оторопела! А он ее разворачивает и громко так заявляет: «Ольга Анатольевна, будьте свидетелем. Только что эта женщина пыталась обвинить меня в попытке изнасилования, сымитировав ее». Та шипит, царапается, как кошка, и все норовит ему в лицо попасть. И кричит, что сейчас, мол, в полицию пойду и заявление напишу, а твоей секретарше никто не поверит! А Роман Витальевич так спокойно ей отвечает – иди, сама себя на посмешище выставишь! У меня, говорит, камера в кабинете установлена, так что все записано, как было. Ну, она прямо аж затряслась от злости! А потом ушла, прошипев на ходу: «Ты у меня еще пожалеешь!»

– Ничего себе! Бывает же такое, а? – осуждающе покачал головой Крячко.

– И не говорите! – подхватила секретарша. – И главное, у нее совести хватило и дальше сюда ходить. У нее, видите ли, абонемент до конца года оплачен! Правильно, не пропадать же деньгам!

– А когда это было? – поинтересовался Стас.

– Да в январе, сразу после праздников. Может, она еще не протрезвела окончательно после Нового года, не знаю.

– А что, в кабинете действительно установлена камера?

– Понятия не имею, – призналась Ольга Анатольевна. – Может быть, он просто так ее припугнуть хотел. Я все голову ломала: зачем камера в кабинете? Там же и не бывает практически никого!

– Да, да… Действительно, вроде незачем, – согласился Крячко. – А фамилию этой женщины вы мне не скажете?

– Сейчас. – Ольга Анатольевна отодвинулась, щелкнула мышью и принялась искать нужный файл. – Мне ведь приходится и весь учет по клиентам вести, – то ли пожаловалась, то ли похвасталась она. – А тут такая прорва работы! Похлеще бухгалтерии!

Пока Ольга Анатольевна возилась со своими файлами в поисках нужного, Крячко раздумывал над тем, стоит ли в отсутствие Плисецкого проникнуть в его кабинет и осмотреть его на наличие камеры? Это можно было сделать двумя способами: легальным и нелегальным. Для легального надо было всего лишь убедить Ольгу Анатольевну отпереть кабинет. Для Крячко это не представлялось сложной задачей. Секретарше нужно лишь внушить, что от этого зависит благоприятный исход поисков Романа Витальевича и что Леонид Максимович за такое только похвалит. Так как она показалась Крячко весьма любопытной особой, то, скорее всего, согласилась бы.

А для нелегального вторжения в кабинет достаточно просто выпроводить куда-нибудь секретаршу под благовидным предлогом, причем постараться сделать так, чтобы она подольше не вернулась. Крячко уже осмотрел навскидку замок, открыть такой для него пара пустяков. И не над этим он ломал сейчас голову: при необходимости он нашел бы еще массу способов проникновения в директорский кабинет.

Волновало его другое: как потом объяснять Плисецкому свое самоуправство? Ведь если допустить, что камера все же существует, то на ней неминуемо отразится появление Крячко. И даже если он потом сотрет с пленки этот момент, все равно будет ясно, что ее трогали. Что там подумает Плисецкий о Крячко в этическом смысле, Станиславу было безразлично – на этику он плевать хотел. Он боялся спугнуть Плисецкого раньше времени, потому что по-прежнему не доверял этому человеку. Знакомство и беседа с ним не сняли в глазах Крячко подозрений с компаньона исчезнувшего Любимова, да это и беседой-то назвать нельзя было. В одном Крячко убедился стопроцентно: Плисецкий нервничал и явно чего-то недоговаривал. И показать ему сейчас, что он на подозрении, было бы тактически неверным ходом. Посему Стас решил все же отказаться до поры до времени от этой затеи. До того времени, пока он хотя бы не встретится с Гуровым и не поделится с ним полученными сведениями, сопоставив с его.

– Вот, нашла! – произнесла Ольга Анатольевна, отрывая Крячко от его крамольных мыслей. – Круглова Любовь Владимировна.

– Адрес, телефон есть? – спросил Крячко.

– Адреса нет, а телефон есть. Вам продиктовать?

– Обязательно, – кивнул Крячко и достал из кармана пухлую записную книжку, которой пользовался в крайних случаях: все, что касалось письма, не вызывало у него положительных эмоций, и он больше надеялся на свою память. Посему записная книжка служила ему уже не один десяток лет и за эти годы существенно поистрепалась. Однако Крячко ее не выбрасывал, поскольку в ней на внутренней стороне тоже существовали кое-какие записи. Они были сделаны давным-давно, Крячко и сам уж не помнил, к каким людям и событиям имели они отношение. Дело в том, что, экономя место, Станислав использовал сокращения, смысл которых благополучно забывал. И когда доходило до нужного контакта, сам не мог понять, что обозначают эти, мягко говоря, странные записи.

Однажды весь отдел ломал голову над тем, что означает таинственное слово «стодор-жабд». Крячко даже обещал выставить пиво тому, кто первым догадается. Версии выдвигались самые разные, одна фантастичнее другой.

Разгадка пришла неожиданно, когда у Крячко разболелся зуб. Причем так, что он начал опрашивать всех коллег на предмет рекомендации хорошего стоматолога. Тут-то он и вспомнил, что, когда этот зуб заболел у него еще полгода назад, жена посоветовала ему знакомого зубного врача и дала его телефон. Крячко позвонил, выяснил стоимость услуг, и она ему не понравилась. К тому же вечером на работе он выпил с сослуживцами граммов триста водки и заглушил, наконец, распоясавшийся нерв. Тогда-то он и записал над номером слово «стодор-жабд», что означало «Стоматолог дорогой – жаба душит».

Под диктовку секретарши Стас нацарапал девятизначный номер, пометив его рядом как «Истшанизн», что на его языке означало: «истеричка – шантаж – изнасилование».

Поблагодарив Ольгу Анатольевну, он уже собирался сворачивать беседу и уходить, как вдруг дверь в приемную открылась, и в нее без стука вошла женщина. Поначалу Крячко принял ее за клиентку комплекса: она выглядела очень ухоженной, со стильной прической, модно одетая. Стас мало разбирался в моде и женских тряпках, но и для него было очевидно, что одежда и украшения женщины стоят очень дорого, а прическу она, вероятно, делала в одном из лучших салонов Москвы.

Женщина была довольно высока, стройна, в изгибе ее рта чувствовалась натура сильная, уверенная в себе и несколько капризная.

– Добрый день, – небрежно бросила она, сразу направляясь к двери в хозяйский кабинет.

– А там заперто! – сообщила ей секретарша. – Леонид Максимович уехал.

Женщина повернулась, и в ее глазах мелькнули недоумение и недовольство.

– Давно? – уточнила она.

– Да с полчаса, наверное.

Посетительница нахмурилась и достала телефон – изящную штучку в золоченом корпусе. Набрав номер, она приготовилась ждать ответа, но, видимо, так и не дождалась, потому что отключила связь, стараясь скрыть досаду, и обратилась к секретарше:

– Он не сообщил, когда вернется?

– Увы, нет, – развела руками Ольга Анатольевна и повернулась к Крячко: – А вы не знаете?

Тут женщина, до этого не замечавшая его, волей-неволей обратила свой удивленный взор на Стаса. Ей и в голову не могло прийти, что этот простоватый мужичок в какой-то старой пухлой куртке с вещевого рынка может быть в курсе насчет возвращения хозяина комплекса. Чуть приподняв искусно нарисованную бровь, она вопросительно смотрела на Крячко, ожидая, что он скажет.

– Он уехал на важную встречу, – произнес наконец Стас. – Возможно, она продлится долго.

– А вы кто? – прямо спросила женщина.

– А вы? – задал Крячко встречный вопрос.

– Это из полиции! – поспешила просветить незнакомку секретарша.

На этот раз у женщины взлетели обе брови. Повернувшись к Крячко и пройдясь по нему оценивающим взглядом, она усмехнулась уголками губ. Крячко, не прерывая возникшего молчания, достал удостоверение и, поднявшись со стула, раскрыл документ перед ее лицом. Та скользнула по нему глазами и чуть прикусила губу.

– Не думала, что у моего мужа могут быть проблемы с полицией, – проговорила она со странной интонацией, которой Крячко так и не понял: то ли скрытое злорадство, то ли неподдельное изумление. – Что ж, я, пожалуй, не стану ждать. Всего доброго, – и повернулась, собираясь уйти.

Крячко с удивительным для его комплекции проворством в один прыжок обогнал женщину и, встав у нее на пути, проговорил, улыбнувшись:

– Ну зачем же? Напротив! Мы как раз могли бы побеседовать с вами.

– О чем? – нахмурилась она. – Я совершенно не в курсе финансовых дел мужа.

– А с чего вы взяли, что я здесь по поводу его финансов? – удивленно спросил Стас.

– А почему еще?

– Да вот по поводу его компаньона, Романа Витальевича Любимова. Точнее, его исчезновения. Хотел вот спросить, что вы думаете об этом? Вы ведь дружите?

– Роман исчез? – неожиданно застыв на месте, спросила она.

– Во всяком случае, это первая версия следствия, – неуклюже выразился Крячко, но жена Плисецкого вряд ли была подкована в следственных формулировках.