bannerbannerbanner
Папа с прицепом

Николай Леонов
Папа с прицепом

Глава 4

– Ну, Гуров! Ну, сукин сын! Когда Петр Николаевич позвонил и сказал, что вы едете ко мне для выполнения невыполнимого задания, я, признаться, отнесся к идее скептически. Ладно, думаю, пусть прокатятся москвичи, растрясут жирок. Смена обстановки при нашей работе лишней никогда не бывает. Но подумать, что к полудню невыполнимое задание перейдет в противоположный разряд, такого я представить не мог! Да и вы наверняка на это не рассчитывали.

Пышную хвалебную тираду полковник Гуров выслушал, сидя в кабинете полковника Быстрякова после четырех часов кропотливого труда. Строго говоря, стрелки часов уже час как перевалили за полдень, но существа дела это не меняло. Результат действительно превзошел все ожидания. За те часы, что Гуров и Крячко провели в Череповецком управлении, штудируя материалы, по приказу Быстрякова собранные лейтенантом Обыденновым, они успели перелопатить такой объем информации, какой и целому отделу статистики одолеть было не под силу.

В первую очередь обработали материалы по бизнесу Паршина. Надо отдать должное оперативникам Быстрякова, которые умудрились собрать полную базу по интересующему столичных гостей вопросу еще с вечера. Когда получили представление о масштабах связей Паршина, возник вопрос: как мог человек, занимающий настолько стабильное положение в прибыльном бизнесе, взять и добровольно все бросить? Вывод напрашивался сам собой: для этого должна быть веская причина. Так почему не предположить, что версия Никиты Иноземцева работает?

После такого вывода кропотливый труд уже не казался ни пустым, ни безнадежным. Гуров и Крячко с усиленным рвением взялись за бумаги. Запоминали каждую фамилию, которая хоть раз встречалась в отчете. Тщательно сверяли со сводками пропавших без вести, жертв преступлений и случаями суицида. И нашли-таки то, что искали. Совпадение по всем пунктам: индивидуальный предприниматель по приему черного металла Волков Александр сорока двух лет умер при невыясненных обстоятельствах около восьми месяцев назад. Его нашли на складе, заваленным его же ломом.

Гурову он показался идеальным вариантом. Волков крутился в том же бизнесе, что и Паршин. Номер его мобильного телефона был зафиксирован в записной книжке покойного. Дата, когда Волкова настигла смерть, вполне подходила по временным рамкам. Недели не прошло со смерти Волкова, как Паршин, бросив бизнес, переехал в Москву. Оставалось выяснить, насколько неоднозначны обстоятельства смерти Волкова. В сводке указали «Смерть в результате несчастного случая», но любому оперу со стажем было ясно, что под эту статью можно подвести что угодно, лишь бы родственники покойника не особо нажимали.

Стоит следователю закрыть глаза на пару-тройку нестыковок, и готово. Это даже не «при невыясненных обстоятельствах». Несчастный случай он и есть несчастный, чтобы причины не иметь. Поделиться результатом вызвали Быстрякова. Тут он и выдал свою тираду, не согласиться с которой было сложно.

– Нам бы со следователем, который вел дело, пообщаться, – оставив без комментариев заявление Быстрякова, высказался Гуров. – Это возможно?

– Без вопросов. Кто подписывал протокол осмотра места происшествия?

– Капитан Лысов.

– Это Индустриальный район, – подумав, ответил Быстряков. – Сюда вызвать или сами прокатитесь?

– Лучше сами. Как он вообще, толковый парень этот капитан Лысов?

– Парень? Парень толковый. – Быстряков чему-то улыбнулся. – Думаю, вы с ним найдете общий язык.

– Тогда тем более незачем человека с рабочего места дергать. Свои стены всегда приятнее, – сделал вывод Гуров. – Куда ехать, подскажете?

– Даже лучше, я вам провожатого дам. Лейтенант Обыденнов подойдет? – Не дожидаясь ответа, Быстряков набрал дежурного и велел прислать Обыденнова.

Тот явился в кабинет буквально через полминуты, будто за дверью ждал. Выслушав приказ, козырнул начальству и распахнул дверь, жестом приглашая полковников на выход. Гуров и Крячко послушно двинулись к дверям.

На парковке лейтенант поинтересовался, как они предпочитают ехать: на служебной машине или на своем авто. Посовещавшись, решили ехать на «Рено» Гурова. Обыденнов занял место возле водителя, опять же на правах провожатого, Крячко забрался на заднее сиденье. В двух словах Обыденнов объяснил, каким курсом следовать, после чего Лев завел двигатель, и машина тронулась.

Индустриальный район представлял из себя нечто среднее между промышленной зоной и спальным районом. Застройка части жилых домов подходила чуть ли не вплотную к заводам, которыми район был напичкан под завязку. Лейтенант взял на себя роль гида и рассказал, что исторически Индустриальный район является ядром города, начало свое он берет еще из восемнадцатого века.

В те времена строгих правил относительно санитарно-защитных зон не существовало, вот и строили заводы вперемежку с жилыми домами. С некоторых пор ситуация изменилась, санитарная зона с пятикилометровой отметки перескочила на километровую, и власти города все обещают произвести расселение жилых кварталов, но пока дальше обещаний дело не продвинулось.

Отделение полиции приютилось на границе промышленной и спальной зоны. Не успел Гуров припарковаться, как Обыденнов уже выскочил из машины, живеньким шагом прошагал до крыльца и скрылся внутри, не дожидаясь полковников. Те недоуменно переглянулись, но останавливать лейтенанта ни тот, ни другой не стали. Решили, что он хочет предупредить коллег о приезде столичных гостей. Из вежливости постояли какое-то время возле машины, дождались возвращения Обыденнова и только после того, как тот призывно махнул рукой, прошли внутрь.

Там их уже встречал капитан Лысов. Он представился, пожал руку Гурову, затем Крячко и жестом пригласил войти. Парнем Лысов был лет этак сорок назад, сейчас же это был пожилой, убеленный сединами мужчина. На вид ему можно было дать лет семьдесят, но впечатление это могло оказаться обманчивым, учитывая контраст между изборожденным морщинами лицом и удивительно молодыми, смеющимися глазами.

– Добро пожаловать на череповецкую землю, господа полковники. – Голос у Лысова оказался густым и приятным. – Уж простите лейтенанта, успел раззвонить, кто в наше захолустье пожаловал.

– Добрый день, капитан, – оздоровался Гуров. – Представляться нужды нет?

– В точку. – Губы Лысова растянулись в широкой улыбке. – Ну а я капитан Лысов. Можно просто Иван Степанович.

– По какому вопросу к вам, тоже в курсе?

– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Лысов. – Разведка сбой дала.

– По поводу смерти Александра Волкова, – начал Гуров. – Это бизнесмен из местных, найден на территории…

– Я помню дело Волкова, – жестом остановил его капитан. – Давайте пройдем в кабинет, там и поговорим.

Кабинет Лысова располагался на первом этаже, окна выходили во внутренний двор, в центре которого рос чахлый каштан – единственная достопримечательность местного отдела полиции. Лысов усадил гостей на диван, обитый простой тканью в крупную клетку, сам же предпочел остаться стоять. Гуров вкратце изложил причины интереса к делу восьмимесячной давности, после чего Лысов перешел сразу к делу.

– Если бы не приказ вышестоящего начальства, хрена с два я отдал бы дело в архив, – с ходу заявил он. – Не скажу, что на сто процентов уверен в том, что тот злополучный рычаг, который скинул двадцать тонн металла на Волкова, сработал не без помощи извне, но обратить внимание в этом деле есть на что.

– Даже так? – искренне удивился Лев. Обычно о таких вещах сотрудники полиции не распространяются даже в кругу близких людей, а тут вдруг такая откровенность.

– Скажу больше, я даже собирался подать рапорт через голову своего начальника прямиком Быстрякову, да ребята отговорили. Зачем, говорят, на рожон лезть? Были бы у тебя факты железные, наш Удод и сам был бы не прочь отличиться. Что, если твои умозаключения туфтой окажутся? Весь отдел Удод месяц дрючить будет. Вот и пожалел я их. Да напрасно, как оказалось.

– Почему напрасно?

– Ну, вы же здесь, – пожал плечами Лысов.

– Резонно, – вступил в разговор Крячко. – Наш приезд увеличивает вероятность правильности ваших умозаключений.

– Вот загнул, полковник, – весело улыбнулся капитан. – Лично я сказал бы куда проще: скорее всего, ты прав, Иван Степанович. Смерть Волкова – не иначе как убийство. Вот как сказал бы я.

– Ладно, капитан, к словам-то не придирайся, – ответил ему такой же веселой улыбкой Крячко. – Нас ведь не для интуристов витиевато изъясняться учили. Любишь попроще – так и скажи.

– Чем проще, тем эффективнее, – заметил Лысов.

– Вы сказали, что в деле Волкова есть на что обратить внимание. Хотелось бы услышать более конкретную информацию, – остановил эту шутливую перепалку Гуров.

Лысов перевел взгляд на него и без предисловий начал выкладывать факты. Оказалось, что накануне смерти у Волкова появились проблемы в бизнесе. Об этом на одной из бесед обмолвился помощник Волкова, Иван Монин. Ничего конкретного тот не сказал, вернее, не захотел сказать. Беседа та была самой первой, Монин на тот момент находился в состоянии шока от свалившейся на голову новости, вот и выпалил то, о чем думал. Но уже на следующей беседе от своих слов отказался. Не было проблем, и все тут. Лысов решил, что Монин боится. Кого он мог бояться? Скорее всего, того, кто разобрался с Волковым.

Фраза Монина, помноженная на его страх, дала Лысову пищу для размышлений. Осмотр места происшествия проводился в спешке, поэтому капитан решил вернуться и проверить все повторно. Но когда он вернулся, склад, где завалило Волкова, кто-то успел тщательно убрать. Можно сказать, с хлоркой каждую железяку отмыли. Даже на бетонном полу ни одной пылинки не осталось. Кому из работяг это могло понадобиться, если хозяин лежит в гробу?

Лысов снова сунулся к Монину, узнать, не его ли распоряжение выполнили уборщики? Но Монин от ответа уклонился. Мол, инициатива сотрудников. Может, хотели таким образом знак уважения к покойному проявить. Кровищи-то на бетон столько налило, что страшно смотреть. Крови, по мнению Лысова, и правда было с излишком. Патологоанатомы объяснили это тем, что металл, которым накрыло Волкова, представлял из себя прокат листового железа. Подвес особый сорвался, вертикально сформированный. Такие тюки для погрузки готовят, но, по правилам техники безопасности, их вроде как заранее не формируют, а только непосредственно перед отгрузкой. А тут на ночь оставили. Правда, всего один тюк, который и спланировал на Волкова. Подозрительно? Еще как.

 

Листы железа острыми краями перерубили тело Волкова практически на стейки, как выразился Лысов. Месиво страшное, и лужа крови о-го-го какая! Кроме этого тюка с металлическими листами весом в двадцать тонн в «подвесе», если выражаться профессиональным сленгом, на складе в подвешенном состоянии больше ничего не обнаружили. Уложенные в аккуратные стопки – были. Наваленные бесформенными кучами – присутствовали. Но чтобы в «подвесе» – ничего. Спрашивается: какого хрена Волков под этот «подвес» полез? Места ведь хоть отбавляй, так чего ради ему приспичило стоять под опасным грузом?

И еще один нюанс привлекал внимание. Лысов оказался мужиком дотошным. Он не поленился, изучил систему сброса-спуска «подвеса» и получил интересный факт. Для того чтобы металл «пошел россыпью», одного нажатия рычага недостаточно. Помимо этого, нужно нажать кнопку на пульте, которая раскрывает стальную сеть. Допустить, что рычаг сорвался, Лысов еще мог, но чтобы одновременно с этим запала кнопка? Это уже из области фантастики, а к этому жанру Лысов с детства уважения не проявлял.

Все это он выложил Гурову и Крячко. Те выслушали не перебивая, а затем крепко задумались. Получалась действительно какая-то чертовщина. Нужды тащиться на склад среди ночи у Волкова не было – это раз. Ни о каких срочных поставках или внеплановых работах, по словам Монина, накануне речи не шло. Но даже если бы такие работы появились, стал бы Волков в одиночку этим заниматься? Нет. Он бы отдал распоряжение, и все сделали бы без его участия. И все же на склад он пришел. Один.

И именно в этот момент вдруг волшебным образом отказала техника, работавшая до того момента без сбоев. Возможно такое? По закону подлости, предположить подобный финт судьбы нетрудно, если бы не одно «но». Если бы не последующая смерть Паршина и заявление его новоиспеченного сына. Проанализировав факты, Гуров решил, что для конкретных выводов их недостаточно. А у кого он мог выяснить подробности? Конечно, у помощника Волкова, Ивана Монина. Вооружившись адресом, полковники попрощались с Лысовым и поехали в другой конец города навестить Монина.

Приезду оперов из Москвы тот не обрадовался. Визит представителей закона воспринял как неизбежность, но и только. Первые двадцать минут разговор никак не клеился. Во двор частного дома он их пустил и даже на скамеечку, пристроенную к фасаду, присесть позволил, но на вопросы отвечал односложно и неохотно. Гуров ходил вокруг него и так, и эдак, а Монин угрюмо смотрел в землю, курил одну сигарету за другой и всем своим видом показывал, что ждет не дождется, когда же незваные гости уберутся восвояси.

В конце концов, Крячко надоело бессмысленное кружение, и он перешел к более решительным действиям.

– Не пойму я тебя, Иван, – переходя на «ты», проговорил он. – Твой друг и напарник убит, а ты вроде как этим доволен. Моя хата с краю? Или боишься, что молодчики, разобравшиеся с Волковым, доберутся и до тебя? Так они и доберутся, если и дальше молчать будешь. Выждут время, чтобы внимания не привлекать, и кокнут где-нибудь в подворотне. В вашем городе таких мест хоть пруд пруди.

Монин прикурил очередную сигарету, затянулся, выпустил дым из ноздрей и решил все-таки ответить на выпад Крячко.

– Вы вот такие все из себя правильные и смелые, сразу видно, собой гордитесь, – неспешно начал он. – Из столицы приехали, все вам нипочем. А где вы столько времени прохлаждались, могу я спросить? Чего же раньше не кинулись правду выяснять? Чуть не год выжидали.

– На это были основания, – начал Крячко, но Монин только рукой махнул.

– Знаю я ваши основания, – с горечью произнес он. – Какое вам дело до провинциальных «жмуриков»? Вам сенсацию подавай, чтобы новые дырочки для звезд в погонах просверлить позволили. А за Волкова какие звездочки? Видать, кого-то из более престижных объектов задело, вот вы и засуетились.

– Тут вы не правы, Иван, – вступил в разговор Гуров. – О смерти Волкова мы узнали совершенно случайно, в ходе расследования другого дела. А что на местах перегибы бывают, так это в любой профессии встречается. Скажете, в вашем бизнесе не так?

– А что мой бизнес? Здесь купил, там продал. Вот и весь бизнес.

– Не думаю, что все так просто, иначе Волков сейчас сидел бы с нами, – заметил Лев. – Не стоит записывать нас в разряд врагов, Иван. Ситуация такова, какова она есть, и тут уж ничего не поделаешь. Хочу сказать, что в Череповец нас привело известие о смерти Волкова, и только его смерть. Сидя в Москве, мы никак не могли узнать о том, что смерть Волкова не просто несчастный случай. Вы ведь об этом не сообщили, верно?

– Теперь еще я и виноватый? – скривился Монин. Слова Гурова ему не понравились.

– Если уж на то пошло, то да. Хотите, расскажу вам, почему мы на самом деле здесь?

Монин не ответил, но Гуров ответа и не ждал.

– Потому что в Москве произошло еще одно убийство, – выдал он. – Мы предполагаем, что смерть Волкова как-то связана с убийством, которое мы расследуем, но не в том суть. Я хочу рассказать вам, почему мы вообще взялись за расследование. Потому что нашелся человек, который не побоялся рискнуть и явиться на Петровку отстаивать интересы погибшего. Вот почему мы здесь, и вот почему мы не приехали раньше.

– Намекаете на то, что я не настоял? – бросил на него угрюмый взгляд Монин.

– А разве вы настаивали? Вы не настаивали. Более того, вы скрыли некоторые факты, которые могли бы помочь местным правоохранителям провести расследование более тщательно.

– Это кто же вам сказал?

– Капитан Лысов. Жаль, что вы ему не доверились. Думаю, он бы это дело из рук не выпустил, будь у него карты мастью чуть получше.

– На совесть решили надавить? – усмехнулся Монин.

– А почему нет? У кого совесть чиста, тому давление нипочем, – вклинился Крячко. – Хоть обдавись, а результат один.

– Да что я мог сделать? – вдруг вспылил Монин. – У меня из всех доказательств – телефонный разговор, остальное – сплошная интуиция. И куда бы ваш Лысов меня послал с этой самой интуицией?

– Я парнишку, который явился на Петровку, тоже послал, – заметил Лев. – Дважды. А он все равно не ушел. С той же самой интуицией и телефонным разговором. Вот вроде бы вы с ним по фактам равны, а стержень-то у него покрепче будет. Странно.

– Что тут странного? Люди разные.

– То и странно, что вы уже полжизни прожили, а он только-только в игру вступает.

– Потому и усердствует. Наивно полагает, что сможет систему под себя подмять, – заявил Монин. – Нет уж, увольте! Я в такие игры лет десять как не играю.

– И тем не менее только благодаря тому, что он в эти игры играет, мы сейчас сидим здесь, – ответил Гуров.

– Похоже, пришло время говорить правду, Иван, – подытожил Крячко. – Давай выкладывай все, что знаешь про смерть Волкова.

Монин еще с минуту думал, потом махнул рукой и приступил к рассказу. Проблемы у Волкова с бизнесом и правда были. И не только у него, как выяснилось позже. Все шло ровно практически до самой смерти Волкова. Он занимал крепкую нишу в бизнесе, имел обширную клиентуру в области и был доволен жизнью. На городские прихваты лапу не накладывал, сбытчиков металла у конкурентов не переманивал. Одним словом, довольствовался тем, что имел.

Но за пару недель до его смерти ситуация изменилась. Монин интуитивно это почувствовал, так как своими проблемами Волков делиться с ним не посчитал нужным. А что проблемы появились, ему, Монину, и говорить не было нужды. С Волковым он сотрудничал не первый год и все его так называемые настроения знал назубок.

Обычно приветливый, словоохотливый Волков вдруг стал угрюмым, вспыльчивым и вообще каким-то дерганым. Видимых причин для смены настроения Монин не знал. Заказы шли ровно, в соответствии с сезоном. Жены, которая могла бы создать проблемы, у Волкова не было. Детей, соответственно, тоже. С подружкой, насколько знал Монин, у Волкова голяк образовался месяцев шесть назад. Как он с Фаиной расстался, так один и кантовался в своей нехилой квартирке.

Фаечка, как за глаза звал ее Монин, Волкова бросать не собиралась. Возможно, она даже искренне любила его. Насколько ей позволяла любовь к самой себе, надо полагать, но все же любила. Она и ухаживать за ним не отказывалась. И завтраки готовила, и одежду стирала, и вообще любую его идею готова была поддержать. Монин полагал, что жил бы Волков со своей Фаечкой долго и почти счастливо, если бы не ее неистребимое желание иметь штамп в паспорте, в котором тот ей неизменно отказывал. Фаечка нашла того, кто во Дворец бракосочетания не побоялся пойти, и Волкова все же бросила.

Истинная причина непривычной нервозности Волкова вскрылась за неделю до его смерти. Нет, вскрылась – неподходящее слово. Скорее обозначилась. По крайней мере, для Монина. В тот день Волков сидел в своем кабинете в цеху по переработке металла. Монин пришел к нему с текущими вопросами и застал за телефонным разговором. Он сразу понял, что в его присутствии продолжать разговор Волков не хочет, но к тому моменту накал его любопытства дошел до такой стадии, когда не особо смотришь на желания окружающих.

Волков взглядом дал понять, что желает остаться один, а Монин сделал вид, что намека не понял. Уселся на стул чуть в стороне, вроде как из вежливости, чтобы впечатление, что он подслушивает, не создавалось. Волков недовольно поморщился, но выгнать Монина из кабинета почему-то не решился. Так Монин узнал, что проблемы у него все же есть.

Из отрывочных фраз он понял, что речь идет о новых поставках металла. Обсуждали рыночные цены на тонну черного металла. Вернее, спорили о ее актуальности. Волков выглядел недовольным, да и оппоненту телефонному открыто заявил, что идея ему не нравится. Даже слово «мошенничество» употребил. Гуров попросил попытаться воспроизвести фразу дословно, но Монин не смог. Вроде что-то типа: план этот – не что иное, как мошенничество. Или нечто подобное.

Сначала Волков пытался отстаивать свою позицию, но оппонент его не слушал. Волков начал злиться, а фразы его звучали так, будто тему эту он обсуждает не в первый раз, причем с этим же собеседником. Спустя пять минут он заявил, что по телефону эту тему не перетереть, и звонивший назначил встречу. Волков дал отбой, велел Монину разбираться с текучкой самостоятельно и выскочил из кабинета.

Вернулся спустя два часа. Злой как черт. Монин его в коридоре перехватил, так как вопрос, по которому он приходил, без одобрения Волкова решить не смог. На этот раз тот его выслушал, но был чересчур рассеян, чтобы дать дельный совет. Свое отсутствие прокомментировал так: конкурентам совсем «башню» снесло, возомнили себя крутыми воротилами от бизнеса, а на самом деле все их планы из разряда Остапа Бендера.

Кого имел в виду Волков, Монин мог только догадываться. Своими догадками поделился и с полковниками. Конкурентов у Волкова было человек восемь-десять, но Монин выделил только четверых. Почему именно четверых? Да потому, что в записной книжке Волкова на день смерти с тремя из них были назначены встречи. Четвертый же просто никогда доверия у Монина не вызывал. Скользкий тип, непредсказуемый.

– Сами видите, пользы от моих догадок немного, – подвел он черту. – Потому и не сунулся к вашему Лысову. А с чем соваться? Волков на конкурентов по телефону орал, что они, мол, зарвались? Сходил на встречу неизвестно с кем, а после места себе неделю не находил? Встречи назначил тем, с кем скандалил накануне? Да ерунда это все. Нечего мне было Лысову предъявить.

– Но ведь сам-то ты считаешь, что смерть Волкова не несчастный случай? – спросил Крячко.

– Думаю, да, – после долгой паузы признался Монин. – Грохнули его конкуренты. Убей, не пойму, за что, но грохнули. Видимо, серьезным людям он дорогу перешел. Волков ведь по сути идеалист, хоть и бизнесмен. Вранья не терпел, жульничества на дух не переносил. Может, замутили что конкуренты и его в эту бадягу втянуть пытались. Другого предположения у меня нет.

– Давай-ка для начала перепишем твоих конкурентов, – предложил Стас. – А там видно будет, есть ли польза от твоих знаний или нет.

Монин начал диктовать. На третьем имени Крячко замер с ручкой в руках, а Гуров аж с места приподнялся.

– Кого-кого вы назвали? – едва сдерживаясь, спросил он.

– Сергей Якимушкин, – повторил Монин. – Это один из партнеров фирмы «СтальСплавСбыт». Спорные вопросы всегда он решал. Второй, Паршин Олег, тот по бухгалтерии и по бизнес-планам работал, а все, что касалось внешних сношений, за это у них Якимушкин отвечал. А чего это вы так переполошились?

 

– Имя человека, смерть которого мы сейчас расследуем, Олег Паршин, – с нажимом произнес Гуров.

– Паршин? Умер? – Монин побледнел. – Так вот оно что! Ну дела!

Минут пять он качал головой, повторял фразочки типа: «кто бы мог подумать», «вот это поворот» и им подобные. А потом заявил, что, если потребуется давать показания в суде, он от своих слов откажется. Ничего не слышал, никаких конфликтов у Волкова с конкурентами не было, и вообще он не при делах. И никакие увещевания Крячко на него уже не действовали. Имя последнего конкурента и то пришлось у него чуть ли не силой выбивать. Фамилию назвал, адрес конторы, а потом заявил, что гостям пора и честь знать.

От Монина Гуров вышел в задумчивом состоянии. С одной стороны, помощник Волкова убежден, что смерть его партнера на несчастный случай не тянет, с другой же стороны, от слов своих в любой момент отказаться может. Ситуация не намного лучше, чем с Иноземцевым. У того – одни предположения, у этого – глухой отказ. На что опереться? Не на что.

Свои сомнения Гуров высказал Крячко. Тот вынужден был с ним согласиться. Труп есть, а состава преступления как не было, так и нет. И куда двигаться дальше, непонятно. Ну, обработают они список, составленный у Монина. Получат те же неопределенные намеки и предположения. И это в лучшем случае. Монин высказал мысль, что Волкова конкуренты грохнули. Если это так, то глупо надеяться, что сами они об этом столичным операм расскажут. Прижать бы их, да нечем. На руках у оперов только подтвержденная связь Паршина и Волкова, но это они и раньше знали. То, что с Волковым накануне смерти встречался не Паршин, а Якимушкин, ничем им не поможет. Адрес Якимушкина у них есть, а вот самого его где искать, все еще неизвестно.

– Ладно, Лева, прорвемся. На понт возьмем, может, кто и проговорится.

– Товарищи полковники, куда едем дальше?

Вопрос прозвучал откуда-то из-за спины. Гуров и Крячко одновременно оглянулись. Метрах в пяти от машины стоял лейтенант Обыденнов, про которого опера благополучно забыли. А тот, изнывая от вынужденного безделья, решил прогуляться до местного магазина. В правой руке он держал фирменный пакет, из которого торчал французский багет и горлышко от бутылки с лимонадом. Пакет казался тяжелым и объемным, видимо, одним хлебом Обыденнов не удовольствовался.

– Здорово, лейтенант! А мы про тебя совсем забыли, – честно признался Крячко. – Вот был бы номер, если бы мы без тебя уехали.

– Это вряд ли, товарищ полковник. Я за машиной следил, – заявил Обыденнов. – Так куда едем дальше? А может, хотите перекусить? Я тут харчем разжился.

– Проголодался?

– Есть немного.

– Ладно, прыгай на заднее сиденье, там похарчуешься. Рассиживаться нам некогда. Четыре места нужно посетить.

Обыденнов уселся на заднее сиденье, Крячко пристроился рядом. Гуров сел за руль, назвал три адреса, чтобы Обыденнов мог грамотно выбрать маршрут. Лейтенант сориентировался быстро. Первым в списке оказался некий Дмитрий Шилов, так как его контора располагалась всего в трех кварталах от дома Монина. Лев завел двигатель, свернул на центральную дорогу, и через десять минут они были на месте.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru